- произнес он.
   Его губы блестели после поцелуя, а оскал был жестоким. Она находилась
полностью в его власти и знала это. И она готова была сдаться.
   - Я не лгу, - настаивала она, прежде чем он мог снова поцеловать  ее.
- Я не хочу сказать, что не желаю тебя.  Мне  не  нравится  то,  как  ты
обращаешься со мной.
   - Даже в этом ты лжешь, - ответил он, все же отпустив ее.
   Ди казалось, что вся ее одежда растерзана. Было странно смотреть вниз
и видеть, что все в порядке. Вся буря происходила внутри.
   - Ты не поступил бы так, если бы на моем  месте  была  другая,  -  ее
голос стал низким, когда она перешла в наступление. - Ты бы не обращался
так с Оливией.
   Она вспомнила тот  день,  когда  впервые  увидела  Лукаса  после  его
возвращения, вспомнила, каким вежливым и галантным он был с Оливией и ее
смешливыми подругами. Он никогда бы не повел себя так ни с одной из них.
   Взгляд Лукаса стал острым.
   - Ты имеешь в виду, как с женщиной? Может быть, ты и права. Но,  черт
побери,  не  обвиняй  меня  в  том,  что  я  обращаюсь  с  тобой  как  с
проституткой, потому что мы оба знаем, что это не так.
   - Именно проституткой назовут меня люди.
   - Откуда они узнают? Это останется между нами.
   Похоже, что говорить больше было не о  чем.  Она  повернулась,  чтобы
вернуться в дом, а он шел  позади  нее.  Его  сильные  руки  помогли  ей
подняться по ступенькам. Он опять поцеловал ее и  ушел,  чтобы  заняться
повседневной работой.
   Вечером, оставшись одна,  Ди  раскрыла  сверток  с  ночной  рубашкой.
Обнаруженный там предмет не имел ничего общего с  ее  практичной  ночной
одеждой даже по назначению, поскольку эту рубашку полагалось надевать не
на ночь, а для того, чтобы нетерпеливые руки любовника  сорвали  ее.  Ди
провела кончиками пальцев по прозрачному шелку. Конечно, она восхищалась
этой тонкой работой и отметила, как подойдет ей блестящий бледно-розовый
цвет. Но в то же время она была рассержена на Лукаса, который, лишив  ее
необходимого, принес в качестве замены эту  роскошную  и  совершенно  не
нужную вещь. В его намерениях нельзя было ошибиться: он хотел, чтобы она
надевала эту рубашку для него.
   Он бы в меньшей степени раздосадовал ее, думала Ди, если бы купил две
рубашки: одну в качестве замены испорченной им, а эту вздорную вещь  для
своего собственного удовольствия. Он мог думать все, что угодно, но  она
действительно нуждалась еще в одной теплой ночной рубашке.
   Она высказала ему это на следующий день, едко заметив, что она  могла
бы продолжать пользоваться его рубашками,  у  которых  по  крайней  мере
имелись рукава. С дьявольским блеском в голубых глазах, он улыбнулся.
   - Ты мне нравишься в любом виде, - сказал он.
   Прошло еще два дня, прежде чем Ди поправилась, в достаточной степени,
чтобы одеться самостоятельно и начать  выполнять  домашнюю  работу.  Она
доила одну из коров, когда прибыл Лукас. Он ничего не сказал,  а  только
помог  закончить  дойку  и  перенес  молоко  в  дом.  Обе  его  рубашки,
выстиранные и аккуратно выглаженные, были сложены на столе. Он  вышел  и
вернулся еще с одним свертком.
   - Чтобы тебе было тепло, когда я не смогу согревать тебя, -  произнес
он, усмехнувшись и бросив ей сверток.
   Она развернула упаковку, слегка опасаясь, что этот его выбор окажется
еще более неподходящим, чем  предыдущий.  Но  мягкая  белая  рубашка  из
хлопка оказалась как раз тем, что ей было нужно. Длинные рукава, высокий
вырез, мелкие складочки на груди, застежка, доходившая почти до пояса, -
все это очень понравилось Ди,  и  она  признательно  улыбнулась  Лукасу,
благодарная за его заботу.
   - Интересно, что думает миссис Ворли  по  поводу,  твоих  покупок?  -
задумчиво произнесла она, пытаясь представить  себе  суровое  лицо  этой
дамы в момент, когда Лукас покупал у нее шелковое женское белье. Но  где
на самом деле он купил шелковую ночную рубашку? Она не знала  ни  одного
торговца в Проспере,  который  держал  подобный  товар.  Он  должен  был
специально заказать ее на Востоке или в Сан-Франциско, на  что  у  него,
конечно, не хватило бы времени.
   - Миссис Ворли ничего не думает об этом, - раздраженно сказал  Лукас.
- Эта ночная рубашка принадлежала моей матери.
   Ди отметила, что он не объяснил, откуда взял шелковую.
   Лукас забросил свои собственные дела из-за того, что  навещал  ее,  и
теперь, когда она снова на ногах, он должен был несколько дней посвятить
своему хозяйству.
   - Некоторое время я не смогу посещать тебя, - предупредил он. -  Ради
Бога, будь осторожнее.
   - Я осторожна. В конце концов, это первый несчастный случай со мной.
   - Но он мог стать последним, если бы ты сломала шею.
   - И лишила бы тебя  повода  для  выражения  недовольства?  -  любезно
поинтересовалась она. - Я бы так никогда не поступила.
   - На следующей неделе будет весенний пикник с танцами, -  сказал  он,
думая о будущем и игнорируя ее колкость. - Если я  не  выберусь  к  тебе
раньше, то увидимся там.
   - Сомневаюсь в этом. - ответила она. - Я не посещаю весенние танцы.
   Он бросил на нее мрачный взгляд:
   - Почему?
   - А зачем?
   - За тем, чтобы поддерживать отношения со своими соседями.
   - Если бы я сделала это, то кто-то -  я  имею  в  виду,  какой-нибудь
мужчина - решил бы, что я захотела стать более дружелюбной, чем  прежде.
Мне кажется, проще никому не давать повода.
   - Ты могла бы общаться с женщинами.
   Она громко рассмеялась:
   - Какая несчастная женщина захочет, чтобы я  отнимала  у  нее  время?
Люди ходят туда, чтобы развлекаться или флиртовать, а я не гожусь ни для
того, ни для другого. Кроме того, я теперь буду занята  и  действительно
не смогу потратить день впустую, поскольку потеряла так много времени на
этой неделе.
   Лукас хмурился, рассерженный тем, что она так мало позволяла  себе  в
жизни. Он рассчитывал потанцевать с ней, почувствовать, как ее  длинные,
сильные ноги прикасаются к его ногам. В суматохе никто бы не обратил  на
них внимания.
   - Я хочу, чтобы ты пошла, - упрямо настаивал он. - Надень свое лучшее
платье и хоть раз забудь об этой проклятой ферме.
   - Нет,  -  произнесла  она.  -  Больше  никаких  оправданий,  никаких
объяснений, просто - нет.
   Лукасу не понравился ее отказ.
   - Если тебя не будет на пикнике, - сказал он, - я приеду за тобой.

Глава 7

   Утро  в  день  пикника  выдалось  превосходное.  Солнце  вставало   в
торжественном золотом сиянии над увенчанными снежными шапками  вершинами
далеких гор. Оливия видела восход  солнца,  потому  что  встала  уже  на
рассвете. Ей нужно было проследить  за  сотней  мелочей.  Раньше  Оливии
всегда нравились праздничные суета и волнение, но в этом году у нее было
совсем иное настроение. Она страшилась дня, когда состоится  пикник,  не
имея никаких серьезных причин для  этого.  Возможно,  эта  подавленность
была  вызвана  тем,  что  Оливия  потеряла   надежду.   Будущее   всегда
представлялось ей счастливым,  радостным  и  светлым.  Но  за  последние
месяцы она потеряла веру в свое счастье.
   Не то, чтобы предложение Лукаса казалось ей неизбежным. На самом деле
в последнее время она предполагала, что  его  намерения  не  были  столь
серьезными, а она вообразила себе Бог знает что.  Оливия  понимала,  что
могучая воля Лукаса больше не направлена на нее. Однако и прежде,  когда
они встречались, это происходило нечасто, он вел себя всегда  одинаково:
вежливо, покровительственно, иногда даже немного  флиртовал,  но  всегда
был сдержан. Но хотя Лукас Кохран никогда,  не  нравился  ей,  Оливия  с
невыносимой силой ощутила реальную возможность того, что у  нее  никогда
не будет семьи. Она представляла себе десять, даже двадцать лет  сидения
над вышивкой рядом с Опорой. Ее склоненная голова поседела, под  глазами
и  на  шее  появились  морщины,  а  тело   потеряло   упругость...   Она
представляла грусть родителей, которые так хотели  иметь  внуков.  Жизнь
проходила бы мимо.
   Но  благодаря  своей  выдержке  Оливия,   несмотря   на   подавленное
состояние,  сохраняла  на  лице  улыбку.  А  вскоре  экипаж   Милликенов
присоединился к потоку колясок, фургонов,  тележек,  верховых  и  пеших,
которые направлялись к большому лугу неподалеку от  города,  где  всегда
проводился пикник.
   Это было действительно замечательное место, со  множеством  деревьев,
обеспечивающих тень тем, кто искал ее,  и  в  то  же  время  с  обширным
открытым пространством, на котором могла развлекаться молодежь.  Большое
количество людей уже находилось здесь и к  ленчу  почти  все,  жившие  в
радиусе пятидесяти миль,  уже  бродили  по  лугу,  не  думая  ни  о  чем
серьезном, встречаясь с друзьями и наслаждаясь пикником и отдыхом.
   Однако у женщин, как всегда, была масса забот.  Нужно  было  готовить
еду, присматривать за детьми,  организовывать  игры.  Мужчины,  конечно,
разбились на  группы  и  разговаривали,  смеялись  или  устраивали  свои
собственные состязания в силе и ловкости. Импровизированные скачки  тоже
не были забыты. Женщины утешали детей и мужчин,  получивших  стандартный
набор ранений и обид, и Оливия думала, что иногда не существует  большой
разницы между ребенком и мужчиной.
   Невозможно было не заметить  высокую,  мощную  фигуру  Лукаса,  легко
выделявшуюся из толпы. На нем были коричневые  брюки  и  белая  шелковая
рубашка. Большая коричневая шляпа защищала  глаза  от  яркого  утреннего
солнца, и он привлекал к себе внимание в  значительно  большей  степени,
чем  другие  мужчины,  одетые  в  свои  лучшие  костюмы.   Когда   Лукас
приблизился к ней, Оливия  заметила,  что  его  темные  вьющиеся  волосы
спадали на воротник. Он  подошел,  пробормотал  приветствие  и  принялся
помогать разгружать провизию, которую Милликены привезли в экипаже.
   Наблюдая за ним, Оливия гадала, ошибалась  ли  она  в  отношении  его
намерений. От этих размышлений можно было сойти с ума. Интересовался  он
ею или нет? Если да, то хотела ли она быть с ним или  нет?  Если  бы  он
сделал предложение, что было бы худшим - согласиться или отказаться?
   Когда вся еда была аккуратно расставлена на  покрывале,  расстеленном
под одним из деревьев, Лукас взял ее под руку.
   - Не желаете пройтись и с кем-нибудь повидаться? - спросил он.
   Под пронзительным взглядом матери Оливия не могла отказать ему, и они
начали медленно прогуливаться неподалеку. Когда через час они  вернулись
на то же место под деревом, между ними не было сказано  ничего  личного.
Он обращался с ней как добрый знакомый, но не более того.
   Лукасу действительно нравилась Оливия. Но во время их долгой прогулки
его взгляд скользил по группам людей, мимо которых они проходили,  и  он
знал, что  ищет  маленькую  царственную  головку  с  роскошными  черными
волосами, высокую женщину, двигающуюся широким, свободным шагом, который
заставлял разлетаться ее юбку.  Он  был  уверен,  что  все  те  причины,
которые она изложила ему, чтобы не приходить были только отговорками. Он
не сомневался: она будет здесь. Какая женщина откажется  от  возможности
пофлиртовать и повеселиться?
   - Вы не видели Ди Сван? -  рассеянно  спросил  он  Оливию,  продолжая
наблюдать за гуляющей публикой.
   При упоминании этого имени Оливия слегка подняла брови и в ее  глазах
сверкнул интерес, который она попыталась скрыть.
   - Нет, не видела. Сомневаюсь, что она здесь. Она никогда не бывает на
пикниках.
   - Я просил ее прийти. Думаю, ей нужно  отдохнуть  от  этой  фермы.  Я
слышал, что на позапрошлой неделе она упала с чердака и ушиблась.
   - Не может быть! - воскликнула Оливия. - И сильно она ушиблась?
   Лукас отметил, что Оливия неподдельно встревожена.
   - Я слышал, что она ударилась довольно сильно. Но теперь она снова  в
своей прежней боевой форме.
   Интерес Оливии усилился. Хотя  она  была  действительно  встревожена,
волнение не помешало ей заметить, какое смущение испытывал Лукас, говоря
о  Ди,  как  если  бы  он  случайно  сказал   больше,   чем   следовало.
Действительно, от кого он мог слышать, что Ди ушиблась? Оливия прекрасно
знала, как уединенно живет ее подруга.  Для  нее  было  очевидным:  если
Лукас знал, что ее подруга упала, значит, он видел ее, посещал ее, может
быть, даже ухаживал за ней. Она вспомнила свою мимолетную мысль  о  том,
как подошли бы друг другу Лукас и Ди.
   - Она должна быть здесь, - повторил он нахмурившись.
   До самого ленча Лукас не верил, что Ди  действительно  не  собиралась
приходить. Он надеялся заметить ее в толпе, пока наконец не  понял,  что
она не находилась бы в толпе людей, даже если бы пришла на  пикник.  Она
бы  наблюдала  за  происходящим   со   стороны   своими   темно-зелеными
загадочными, как у кошки,  глазами.  Он  не  мог  себе  представить  ее,
участвующей в дружеской болтовне, или хихикающей с группой  девушек.  Но
Лукас нисколько не удивился бы, если бы она, зная, что он  становится  с
каждой секундой все злее, не спеша подошла к  нему  с  крайне  надменным
видом, чтобы посмотреть, осмелится ли он что-нибудь сказать ей.
   Но в конце концов он понял, что она не придет. За  едой  он  старался
подавить в себе разочарование и злость и вести себя так, как если бы  он
наслаждался угощением, хотя на самом деле он вряд ли замечал, что кладет
себе в рот. Черт бы ее побрал, почему она не пришла? Теперь он знал, что
она не придет на танцы.  Но  Лукас  не  мог  позволить  ей  не  обращать
внимания на его просьбы.

***

   В то время Ди Сван была неподалеку от  того  места,  где  вся  округа
наслаждалась пикником. Она сломала  рукоятку  мотыги  и  отправилась  за
новой в город. Но там ее ждало разочарование. Универсальный магазин  был
закрыт на весь день. Ди разозлилась на себя за свою  глупость.  Конечно,
семья Винчеса, как и все, отправилась на пикник. Да и весь  город  тоже.
Улицы были пустынны. Пикники пользовались большой популярностью.
   Не  позволив  себе  терять   драгоценное   время   на   бессмысленные
переживания, Ди развернула повозку и отправилась  домой.  Сорняки  можно
было полоть руками не хуже, чем подрубать мотыгой. Единственными  людьми
в городе, встреченными ею, были две  девушки  из  салуна.  Конечно,  они
нежеланные гости на городских  общественных  мероприятиях.  Обе  женщины
сидели на улице, на тротуаре, чего бы они никогда не  сделали,  если  бы
город временно не опустел. Одна из них, рыжеволосая Тилли,  помахала  ей
рукой, и Ди помахала в ответ.
   "На что похожа их жизнь... - думала Ди. - Они, должно  быть,  страшно
одиноки, хотя почти никогда не остаются в одиночестве".
   - Разрешите мне пройтись с вами? - вдруг обратилась к ней Тилли.

***

   Вкусная еда и полуденная жара  возымели  свое  действие.  Многие  уже
дремали  на  стеганых  одеялах,  привезенных  из  своих  домов.   Оливия
бесцельно бродила, улыбаясь знакомым, но не вступая с ними в  разговоры.
Лукас уехал, а  мисс  Милликен,  куда  бы  она  ни  направлялась,  всюду
сталкивалась с Кайлом Беллами. Он был очень  вежлив,  но  она  не  могла
испытывать симпатию к этому человеку. Его глаза были слишком дерзкими, и
он был слишком настойчивым. В конце концов ей пришлось прогуливаться  не
останавливаясь, потому что стоило ей только  остановиться,  как  Беллами
оказывался рядом.
   Она вздрогнула, когда мягкий, низкий голос неожиданно раздался позади
нее. Обернувшись, Оливия увидела мексиканца Фронтераса,  смотревшего  на
нее с улыбкой в своих черных глазах. Он предложил ей прогуляться с  ним.
Она заколебалась, поскольку он работал на Беллами и она не  была  с  ним
знакома.
   - Разумеется, если вы откажетесь, я пойму это, - сказал он.
   Оливия поняла: он ожидал ее отказа из-за того, что  был  мексиканцем.
Ее сострадательное сердце слегка защемило, и она невольно произнесла:
   - Конечно, я пройдусь с вами.
   Ее безупречные манеры, казалось, тут же покинули ее, и она не  знала,
о чем говорить. Они гуляли уже, вероятно, минуту, когда он представился:
   - Меня зовут Луис Фронтерас.
   - Я - Оливия Милликен, - и снова замолчала. Наконец  она  в  отчаянии
выпалила:
   - Вы мексиканец?
   Ее лицо сейчас же залилось краской. Почему из всех вещей, которые она
могла произнести, она сказала именно это? Ей захотелось укусить себя  за
язык.
   - Я родился в Мексике, - объяснил он со спокойной улыбкой, совершенно
не раздраженный ее вопросом. - Думаю, что  это  позволяет  считать  меня
мексиканцем, хотя я не бывал там с детства.
   Он действительно разговаривал без малейшего акцента.
   - Вы давно живете в этих краях?
   Даже если он жил здесь давно,  она  никогда  не  видела  его  раньше,
поскольку дочь банкира вращалась в иных кругах, чем ковбой.
   - Вы имеете в виду Колорадо или окрестности Проспера?
   - И то и другое, - заинтересованно сказала она. Было похоже,  что  он
много путешествовал, а ее всегда интересовала кочевая жизнь.
   - В прошлые годы я пару раз путешествовал по Колорадо. Несколько  лет
я провел на территории Нью-Мексико, некоторое время прожил в  Монтане  и
еще дольше на западе в районе реки Снейк. - Он задумался. - Раз или  два
я побывал в Калифорнии. Можно сказать, что повидал все части этой страны
к западу от Миссури.
   - Вы наверняка не задерживались долго в одном из этих мест.
   Она заметила, что он был высоким, таким же высоким, как Лукас Кохран.
Когда  Оливия  шла  рядом  с  ним,  она  чувствовала  себя  маленькой  и
защищенной. Она бросила взгляд на большой  револьвер  в  кобуре  на  его
правом бедре. Он носил оружие, не обращая на него внимания, как если  бы
никогда не расставался с ним. Был ли он на самом  деле  бандитом,  а  не
ковбоем?
   - Да, я много путешествовал.
   Какое-то время он считал, что штат Нью-Мексико мог стать  его  домом,
но эта мечта умерла под убийственными копытами  жеребца.  Он  чувствовал
опустошение, похоронив Селию, как если бы часть его самого ушла с ней  в
могилу. Прошло много времени, прежде чем он осознал, что все еще жив. Но
теперь все было по-другому.  Он  не  знал,  когда  скорбь  прошла,  знал
только, что это случилось.  Луис  помнил  лучезарную  улыбку  Селии,  ее
пронзительную красоту, но черты  лица  стерлись  в  его  памяти.  Прошло
десять лет, и за эти годы он побывал во многих краях и  держал  в  своих
объятиях много женщин.
   - Я всегда думала, что мне бы понравилось путешествовать,  -  сказала
Оливия, поглядывая на солнце сквозь шевелящуюся от легкого ветерка массу
листьев над головой. - Чтобы не встречать закат на одном месте  два  дня
подряд.
   Вряд ли она могла сказать что-либо более неожиданное. Луис  посмотрел
на нежный овал ее лица, попытался представить ее, идущую целый день,  не
мывшуюся неделями, с толстым слоем грязи и пыли, покрывавшим  эту  белую
кожу, и решил, что это совершенно нелепо. И кто бы мог ожидать, что  она
сможет спать на земле, завернувшись в одеяло?
   - Вам бы это не понравилось,  -  уверенно  заявил  он.  -  Насекомые,
грязь, скверная пища, нехватка воды, невозможность  крепко  выспаться  -
вот что такое жизнь в пути.
   Ее губы раздвинулись в улыбке:
   - Ах, но существуют другие способы путешествовать.  Представьте  себе
езду из города в город на поезде, когда качка  вагона  усыпляет  вас  по
ночам. Возможно,  я  не  захотела  бы  заниматься  этим  всегда,  но  не
отказалась бы попробовать.
   "В этой женской душе есть тяга к приключениям", - с уважением подумал
он. Он бы хотел путешествовать с ней по стране на поезде. У них было  бы
спальное купе, и по ночам он бы входил в нее, и поезд раскачивал  бы  их
для наслаждения, а не для сна.
   Группа подростков, толкаясь и пронзительно смеясь, гонялась за мячом.
Луис остановился, взял ее за локоть и подождал, пока дети не удалятся на
безопасное расстояние, после чего они продолжили прогулку.
   Оливия чувствовала себя легко и непринужденно,  общаясь  с  ним.  Это
было странно, поскольку они только что встретились и почти ни о  чем  не
говорили. Оливия заметила, как он приспособил  свой  широкий  шаг  к  ее