ние на кого-либо.
   Она открыла дверь, ее лицо сияло от  счастья.  Подходя  к  ней,  Луис
улыбнулся, и его темные глаза засветились. Воспоминания о прошедшей ночи
ярко вспыхнули, и у Оливии перехватило дыхание.
   - Я готова, - сказала она, указывая на два чемодана, стоявшие  позади
нее.
   Когда Луис нагнулся, чтобы поднять их,  Вилсон  открыл  дверь  своего
кабинета и произнес:
   - Я бы хотел поговорить с вами, если вы не против.
   Онора спустилась по лестнице и сжала  руки  при  виде  чемоданов.  Ее
глаза были красными.
   Луис выпрямился. Его темное лицо оставалось спокойным.
   - Конечно, - ответил он.
   Вилсон отступил в сторону и указал на дверь кабинета.
   - Наедине.
   - Папа, - встревоженно сказала Оливия.
   - Тихо. Это между нами.
   - Нет! - крикнула она, приближаясь. - Это связано и со мной.
   Луис прикоснулся к ее руке и улыбнулся.
   - Все будет хорошо, - мягко заверил он ее.
   Они прошли в кабинет, и Вилсон закрыл за ними дверь. Возможно, Оливия
рассчитывала уехать без объяснений  между  отцом  и  Луисом.  Но  банкир
беспокоился о своей дочери, и,  черт  возьми,  Луис  был  бы  невысокого
мнения о нем, если бы это было не так. Ради спокойствия  Оливии  он  был
готов попытаться развеять тревоги ее родителей.
   - Я дам вам пять тысяч долларов, чтобы вы уехали отсюда и никогда  не
встречались с моей дочерью, - начал Вилсон.
   Глаза Луиса сузились, и в них вспыхнул опасный огонек.  "Нет"  -  это
было все, что он ответил.
   - Если вы думаете, что женитьба на моей дочери сделает вас богатым...
   - Остановитесь. Даже не  продолжайте.  -  Темные  глаза  Луиса  стали
холодными от злости. - Я женюсь на Оливия, потому что люблю ее. Если  вы
беспокоитесь о своих деньгах, берегите их. Я в них не нуждаюсь.
   Не произнеся больше ни слова, Луис  прошел  мимо  банкира  и  покинул
комнату. Когда он появился  на  пороге,  выражение  его  лица  заставило
сердце Оливии забиться и она кинулась к нему и так  крепко  схватила  за
руку, что ее ногти впились в его кожу.
   - Луис? - испуганно прошептала она.
   Его лицо смягчилось, когда он посмотрел на нее.
   - Не волнуйся, - сказал он. - Мы можем отправляться.
   Они услышали, как позади снова открылась дверь. Онора поспешно вышла,
как если бы намеревалась удержать их. Потом она остановилась,  не  сводя
полного страдания взгляда с человека,  который  отбирал  у  нее  любимую
дочь. Луис посмотрел на нее, и его  взгляд  потеплел.  Он  понимал  горе
Оноры и был готов на все, чтобы облегчить его, но  он  не  мог  оставить
Оливию, как того хотели ее родители. Поднявшись по ступенькам,  он  взял
Онору за руку и сказал:
   - Я обещаю, что буду хорошо заботиться о вашей дочери.
   Несмотря на свои  страдания,  Онора  ответила  на  его  пожатие.  Она
цеплялась за него, как бы ища утешения.
   - Но где вы будете жить? - простонала она. Луис пожал плечами.
   - Где захочет Оливия, - просто ответил он. - Но где бы мы ни жили,  я
обещаю, что каждый год, без исключения,  вы  будете  видеться  с  вашими
внуками.
   Внуки!
   Онора открыла и закрыла рот, не произнеся ни звука.
   У нее стеснило грудь от нахлынувших чувств. Внуки!  Дети  ее  любимой
Оливии.
   Этот человек любил Оливию,  действительно  любил  ее.  Вопреки  своей
тревоге, Онора  видела  это  в  его  глубоких  глазах.  "Ну  конечно,  -
неожиданно подумала она. - Как можно было не любить Оливию? Фронтерас не
является столпом общества, но  он  сильный  и  мужественный  человек,  а
иногда эти качества обеспечивают большую безопасность, чем  материальное
благополучие". Больше всего на свете Онора  хотела,  чтобы  Оливия  была
счастлива, и, глядя на этого человека, она неожиданно поверила,  что  он
составит счастье ее дочери.
   - Вы не могли бы подождать, чтобы я смогла  организовать  свадьбу?  -
спросила она.
   - Онора! - потрясенно произнес Вилсон.
   Луис  одарил  ее  демонической  улыбкой,  заставившей  сердце   Оноры
забиться немного быстрее.
   - Я сочту за честь, если вы будете присутствовать на свадьбе сегодня.
   - Я... почему же, конечно, -  взволнованно  произнесла  она,  умоляющ
посмотрев на Вилсона. - Конечно, мы придем.  Я  ни  за  что  не  пропущу
свадьбу Оливии.
   - Онора! -  повторил  Вилсон.  Она  повернулась  к  мужу.  Она  редко
возражала ему в чем-либо, но что знают  мужчины  о  других  мужчинах?  -
требовалась женщина, чтобы понять, что нужно другой женщине.
   - Я знаю, что я Онора. Неужели ты не видишь, он любит ее?
   - Конечно, любит, - уверенно сказала Оливия, улыбнувшись родителям, а
ее глаза блестели от слез. - Чего еще вы могли пожелать для меня?
   Только луну, подумал Вилсон,  и  его  грудь  болезненно  сжалась.  Но
больше всего он не хотел потерять свою любимую дочь, не хотел, чтобы она
чувствовала  себя  нежеланной   в   его   доме.   Оливия   всегда   была
рассудительной. Так почему же он не мог довериться  ее  выбору?  Похоже,
это было единственное, что  ему  оставалось  сделать.  Его  глаза  стали
подозрительно влажными, и он откашлялся.
   - Ты права. У тебя есть самое важное.  Мы  будем  на  твоей  свадьбе,
дорогая! Как сказала твоя мать, мы ни за что не пропустим ее.
   Вилсон обменялся рукопожатием с Фронтерасом, и хотя взгляд, брошенный
им на Луиса, был суровым, они поняли друг друга. Онора снова  заплакала,
но на этот раз скорее  от  счастья.  Боясь  расстаться  с  дочерью,  она
предвидела этот день. И она, конечно, всегда плакала на свадьбах.

Глава 19

   Ди осторожно встала с постели и подошла к окну. Иногда она испытывала
пугающее чувство нереальности происходящего с ней и ей  было  необходимо
заставить свое сознание пробудиться. Она не могла вспомнить значительный
промежуток времени. Последнее, что она отчетливо помнила, было  то,  как
она сидела на корточках на полу своего дома, прижав к плечу винтовку.  А
дальше  -  только  обрывки   воспоминаний   до   момента,   наступившего
приблизительно неделю назад, когда, проснувшись утром, она почувствовала
себя действительно пробудившейся от долгого тяжелого сна, хотя и  ужасно
слабой. Контраст между ее последним воспоминанием и настоящим положением
был настолько резким, что она терялась.
   Она не задавала вопросов и поэтому до сих пор  не  знала  точно,  что
произошло. Ей нужно было выяснить правду, но это не  было  срочным.  Она
могла  бы  узнать  все  позднее,  почувствовав  себя  лучше,   поскольку
чудовищная слабость ее тела отобрала у нее и умственную энергию. Она  не
хотела разговаривать, не хотела общества, она хотела  только  спать.  На
короткое время она выныривала из окутавшего ее  сна,  когда  потребности
тела вынуждали ее к этому, а после их удовлетворения -  будь  то  жажда,
голод или необходимость сходить на горшок, -  она  снова  погружалась  в
сон.
   Однако периоды сна становились все короче, и уже несколько  дней  она
могла передвигаться по комнате с помощью Бетси Акрэй. На  этот  раз  она
впервые  выбралась  из  постели   самостоятельно,   и   хотя   ее   ноги
пошатывались, она была рада, что они  держали  ее.  Это  было  небольшой
победой. Если бы ей потребовалось спуститься по ступенькам,  она  бы  не
смогла справиться с  этим.  Но  пока  ее  не  беспокоила  эта  проблема,
поскольку она не испытывала ни малейшего желания спускаться по лестнице.
   Она находилась в доме Лукаса и не знала, как попала сюда. Он  навещал
ее дважды в день, утром и вечером.  Когда  он  задавал  ей  вопрос,  она
пыталась ответить, но ей, очевидно, было  трудно,  и  ответы  получались
односложными, поэтому она  не  старалась  поддерживать  беседу.  Иногда,
когда он смотрел на нее, она видела в его глазах кипящую ярость, но  эта
ярость, по-видимому, не была направлена на  нее,  и  она  не  испытывала
желания выяснять ее причины.
   Ди в первый раз увидела Дабл Си, и разница между тем, как жили  Лукас
и  она,  была  огромной.   Она   видела   только   одну   эту   комнату,
предназначенную для гостей. Другие помещения в доме были, вероятно,  еще
более роскошными. Гигантская кровать с пологом на четырех столбиках была
застелена  такими  мягкими  льняными  простынями,   что   они   казались
шелковыми. Доски пола, отшлифованные  и  натертые  до  блеска,  покрывал
толстый ковер,  чтобы  ногам  было  мягко  ступать.  Там  же  находились
огромный шкаф, шезлонг с  шелковыми  подушками,  изящный  стол  красного
дерева, кресло, туалетный столик с зеркалом и маленькой скамеечкой.  Для
Бетси было принесено большое, удобное кресло.
   Никогда раньше она столь остро  не  ощущала  свою  бедность,  но  дом
Кохранов заставил ее почувствовать это. Лукас мог  запросто  общаться  с
женщинами, носившими шелковые платья и драгоценности  и  пользовавшимися
духами, пока она, Ди Сван, доила коров  и  обрабатывала  землю,  забивая
грязь под ногти. Должно быть, ему был очень нужен Ручей Ангелов, если он
был готов жениться на ней. Но что бы Лукас сделал после  свадьбы?  Купил
бы ей дом в каком-нибудь городе и отослал ее, чтобы она не мешала ему?
   Ей стало стыдно за эту мысль. Лукас проявил  доброту,  приютив  ее  в
своем доме, пока она поправлялась. Он ничего не сказал и не сделал,  что
бы могло оскорбить ее. А такие мрачные мысли возникали у нее от слабости
и подавленного состояния. Но вид Дабл Си - то, что она  могла  наблюдать
из окна, - и эта комната позволили ей понять, какая  пропасть  разделяла
их.
   - Ах! - воскликнула Бетси, появляясь в дверях. - Мисс Ди,  вы  встали
без моей помощи!
   Ди повернулась. Бетси внесла поднос с обедом. Ди  проспала  несколько
часов после того, как съела несколько кусочков рано утром за завтраком.
   - Я растолстею, - пошутила она. - Я только сплю и ем.
   Это были первые необязательные слова, которые она  произнесла  с  тех
пор, как Бетси начала ухаживать за ней, и девушка, удивленно взглянув на
нее, торопливо поставила поднос на стол и подала ей руку для опоры.
   - Мисс Ди, вы должны есть как можно больше. Вы худы, как щепка.
   Бетси повела ее к кровати, но она запротестовала.  Кровать  прекрасно
подходила для сна, но ей надоели и сон и кровать.
   - Я хочу есть сидя, - сказала она. - Меня вполне устроит стол.
   Бетси встревоженно посмотрела на нее,  но  Ди  отвергла  все  попытки
уговорить ее. Когда они пересекли комнату  и  добрались  до  стола,  она
чувствовала себя так,  как  если  бы  пробежала  десять  миль.  Ее  ноги
дрожали, и она упала в кресло.
   Несмотря на обилие еды на подносе,  Ди  смогла  выпить  только  чашку
бульона и съесть сухарик. "Почему  считается,  -  подумала  она,  -  что
голодание помогает выздороветь больным людям?" Ее разозлило то, что  она
не смогла все это съесть.
   - Кто здесь готовит? - спросила Ди.
   Бетси все еще не привыкла к больной, которая  заговорила  после  двух
недель почти полного молчания. Ее глаза расширились, когда она ответила:
   - Его зовут Оррис, мэм.
   - Скажи Оррису, что я благодарна ему за заботу и что  на  ужин  я  бы
хотела немного мяса и картофеля в бульоне. Я не смогу съесть  много,  но
пора начинать.
   - Хорошо, мэм, - ответила Бетси.
   - Есть в доме какие-нибудь книги?
   - Не знаю, мэм. Я не осматривала его.
   Бетси слишком боялась мистера Кохрана,  чтобы  рискнуть  вызвать  его
гнев, который он мог  обрушить  на  нее,  если  бы  обнаружил,  что  она
болталась по дому.
   - Ладно, спроси у Орриса или  у  кого-нибудь  другого.  Я  бы  хотела
что-нибудь почитать. Меня не интересует, что именно.
   - Хорошо, мэм.
   - Потом скажи Лукасу, чтобы он принес мою одежду. Мне надоели  ночные
рубашки.
   Глаза Бетси округлились от ужаса при мысли о необходимости обращаться
к мистеру Кохрану. Ди заметила это и сказала:
   - Не волнуйся. Вероятно, я увижу его не позднее тебя и  сама  попрошу
его.
   - Хорошо, мэм, - облегченно вздохнув, ответила Бетси. Ей было гораздо
легче, когда мисс Ди постоянно спала.
   Недолгая активность утомила Ди, но она, по крайней  мере,  не  хотела
спать. Она бы предпочла остаться в кресле, но здравый смысл  подсказывал
ей, что лучше вернуться в постель, пока она не свалилась. Устроившись на
кровати, она взглянула в окно.  Солнце  было  ярким  и  горячим,  и  она
нуждалась в этой яркости. После недель затмения, солнце говорило ей, что
она поправлялась, и ее дела действительно шли на лад.
   Когда Лукас пришел в этот вечер проведать  ее,  его  глаза  сияли  от
удовольствия.
   - Я слышал, что ты сегодня сидела в кресле.
   Ди отложила в сторону  книгу,  которая  была  скучной,  но  читать  -
все-таки лучше, чем смотреть на стены, и сразу же перешла к просьбам:
   - Мне нужна какая-нибудь одежда. Ты не мог бы  забрать  ее  из  моего
дома или послать кого-нибудь за ней?
   Он сел в кресло и вытянул свои длинные ноги, скрестив их.
   - У нас достаточно времени для этого.
   Ди предостерегающе взглянула на него.
   - Я буду просто сидеть в этой комнате. Я устала от ночных рубашек.  Я
могу так же сидеть в обычной одежде, как я сижу в этой, -  сказала  она,
дернув длинный рукав своей ночной рубашки.
   - Зачем так стремиться сменить одежду,  если  ты  все  еще  проводишь
много времени в постели.
   - Ты собираешься доставить мне одежду или нет?
   - Нет.
   - Тогда убирайся и оставь меня в покое, - отрезала она
   Лукас откинул голову  и  расхохотался.  Он  почувствовал  облегчение,
такое же сладостное, как в тот момент, когда у нее спал жар. Две  недели
ее замкнутого молчания были для него настоящей  мукой,  потому  что  эта
хрупкая женщина, так тихо лежавшая в постели, не была той Ди, которую он
знал. Теперь же это была его  Ди,  колкая  и  упрямая,  и  он  собирался
насладиться каждой минутой следующих нескольких недель,  каждой  минутой
их общения.
   Он встал и наклонился над ней, охватив руками ее ягодицы.
   - Ты не можешь заставить меня, - сказал он, и его глаза  блестели  от
радости.
   Ее зеленые глаза угрожающе сузились.
   - Не сейчас. Нет.
   - Конечно. Когда я боролся с тобой, я всегда побеждал. Нравится  тебе
это или нет, я сильнее тебя. А это моя земля. Здесь происходит то, что я
хочу. Ты получишь свою одежду, только когда я решу,  что  ты  достаточно
сильна, чтобы нуждаться в ней.
   - Я никогда не стану достаточно сильной, - ласково произнесла она.  -
Если не буду есть.
   Он напрягся и сердито посмотрел на нее. Она  снова  была  собой,  это
точно. Она была достаточно  упрямой,  чтобы  отказаться  от  еды,  а  ее
здоровье было еще слишком слабым.
   - Ладно, - проворчал он. - Я раздобуду твою проклятую одежду. Но  дай
мне слово, что  ты  не  будешь  пытаться  самостоятельно  спуститься  по
лестнице.
   Она нетерпеливо посмотрела на него.
   - Я уже сказала, что не намерена  покидать  эту  комнату.  Я  не  так
глупа. Единственный для меня способ спуститься по лестнице - это  упасть
с нее.
   - Именно это беспокоит меня.
   - Тогда тебе не о чем беспокоиться.
   Он яростно посмотрел на нее, понимая, что она на самом деле ничего не
пообещала, но также зная, что, если бы он нажал на нее, она бы стала еще
более  упрямой,  и  это  бы  кончилось  ссорой.  Если  бы  она  проявила
благоразумие в том, что собиралась делать, он бы позволил  ей  поступать
по своему усмотрению, а единственным способом узнать это, было  дать  ей
то, что она хотела.
   - В каком состоянии моя хижина? - спросила она.
   Он бы не хотел, чтобы она спрашивала об  этом,  ее  здоровье  еще  не
окрепло, но не было смысла увиливать от ответа.
   - Все окна выбиты, задняя дверь взломана,  многие  вещи  разбиты  или
продырявлены.
   Ее губы сжались.
   - Ублюдки. Ты точно знаешь, что Беллами не провел свой скот?
   - Да, скот повернул в Бар Би, - уверенно заявил Лукас.
   Это уже  не  имело  никакого  значения,  поскольку  он  осушил  Ручей
Ангелов, но пока не собирался сообщать Ди о своем поступке и  тем  самым
наносить  ей  удар  в  самое  сердце.  Он  намеревался   воспользоваться
ближайшими неделями, чтобы привязать ее к себе.
   - Ты съездишь туда?
   Беспокойство  в  ее  голосе  заставило  его  почувствовать  вину.  Он
нагнулся и поцеловал ее в лоб.
   - Конечно.
   Ему не хотелось уходить от нее, так рад он был тому,  что  она  снова
заговорила. Он сидел на кровати, говорил  и  поддразнивал  Ди,  стараясь
снова вызвать сердитый  блеск  в  ее  глазах.  Наконец  пришла  Бетси  и
испуганно посмотрела на него.  Он  вздохнул,  страдая  от  необходимости
соблюдать хотя бы внешнее приличие. "Когда Ди достаточно  поправится,  -
подумал Лукас, - можно будет отправить Бетси обратно домой".
   Ди решила восстанавливать свои силы, стараясь  больше  двигаться.  На
следующий день Лукас принес ей кое-что  из  ее  вещей,  и  хотя  они  не
гармонировали с роскошью  спальни,  она  почувствовала  себя  свободнее,
надев  что-то  помимо  ночной  рубашки.  Ей  казалось,  что  она  теперь
действительно на пути к выздоровлению. Она не солгала Лукасу,  говоря  о
своих намерениях: она  оставалась  в  комнате,  медленно  шагая  взад  и
вперед, с каждым разом заставляя себя не садиться все дольше.  Поскольку
она стала более активной, ее  аппетит  вернулся,  а  лицо  не  выглядело
больше таким бледным и истощенным.
   Лукас начал уделять ей больше времени, стараясь развлекать ее,  зная,
что скука скорее, чем что-либо другое, заставила  бы  Ди  испытать  свои
предельные возможности. Он принес ей книги и учил по  вечерам  играть  в
покер. С радостью узнав, что мать Ди, школьная учительница,  научила  ее
играть в шахматы, он с удовольствием стал проводить время  за  шахматной
доской.  Игра  с  ней  поддерживала  бодрость  его  духа.   Стиль   игры
соответствовал жизненной позиции Ди: она была агрессивной и решительной.
Проблема состояла в том, что Лукас никогда  не  мог  предсказать,  какой
способ нападения  она  собиралась  использовать  или  когда  она  просто
предпочитала защищаться. Они имели настолько равные силы, что  результат
поединка почти всегда был случайным.
   После трех недель своего пребывания в Дабл Си она впервые  спустилась
по лестнице, чтобы пообедать в столовой. Лукас крепко обнимал Ди,  когда
они преодолевали ступеньки, и все его внимание было приковано к  каждому
ее шагу, чтобы он мог поймать ее, если бы она оступилась. В комнате  она
холодно посмотрела на него, как будто давая понять, что не может  больше
позволять себе быть такой слабой, и  уверенно  подошла  к  столу,  гордо
держа голову.
   Этот случай показал, что услуги Бетси больше не требовались, и  Лукас
не жалел об этом. Он подозревал, что от нее почти  не  было  пользы  всю
последнюю неделю и Ди тиранила  ее.  Маленькая  Бетси  была  беспомощной
перед железной волей Ди и  испытывала  к  ней  необыкновенное  уважение.
Всякий раз, когда она открывала рот, она говорила "да, мэм", и  в  конце
концов эти  два  слова  слились  у  нее  в  одно.  Если  бы  она  решила
имитировать поведение своей  новой  героини,  вернувшись  домой,  бедный
старина Сид Акрэй хлебнул бы горя, пытаясь управиться с дочерью, ставшей
неожиданно упрямой.
   На следующее утро после обеда в столовой Бетси была отправлена  домой
с  сердечной  благодарностью  Лукаса  за  помощь  и  щедрой  наградой  в
кошельке. Она расплакалась, обнимая Ди, и отбыла  со  слезными  мольбами
"быть осторожной", доносившимися  до  них  и  тогда,  когда  фургон  уже
отъехал от дома.
   Лукас рассмеялся, наблюдая за повозкой, исчезавшей  вместе  с  Бетси,
продолжавшей махать им. Потом он повернулся к Ди, чтобы взять ее за руку
и отвести в дом.
   - Что  ж,  милая,  теперь  ты  предоставлена  самой  себе  и  поэтому
постарайся не попасть в беду. Если тебе  понадобится  помощь,  то  Оррис
находится на кухне, а я вернусь вечером.
   - По правде говоря, я соскучилась по уединению. Я не привыкла к тому,
чтобы кто-нибудь болтался около меня двадцать четыре  часа  в  сутки,  -
заметила Ди.
   Он посмотрел на нее и улыбнулся, почувствовав прилив желания. Сегодня
вечером  он  собирался  кое-что  предпринять  в  этом  направлении.  Ди,
по-преж