учку по жаре.
   Джоди, старшая дочь Девлинов,  уже  законченная  потаскушка,  которая
только тем и занята, что  ищет  по  всей  округе  доступные  ей  мужские
прелести.  Когда  речь  заходила  о  сексе,  она  становилась  такой  же
целеустремленной, как и Рини, и Грей сильно сомневался в  том,  что  она
еще каким-то чудом могла сохранить девственность, несмотря на свой  юный
возраст.  Она  неустанно  предлагала  себя  и  ему,  но  Грея   подобное
предложение не могло соблазнить. Уж лучше он  трахнет  змею,  чем  Джоди
Девлин.
   Самый  младший  в  семье  Девлинов  ребенок  отставал  в   умственном
развитии. Грей видел его мельком всего раз или два, малыш  прижимался  к
ногам своей сестренки, младшей  дочери  Рини.  Как  же  ее  зовут,  черт
возьми? Минуту назад что-то напомнило ему об  ее  имени...  Фея?  Фея  с
обреченными  глазами?  Ага,  Фэйт!  Точно.  Странное  имечко  для  семьи
Девлинов. Ни Эмос, ни Рини никогда не обнаруживали в себе  даже  намеков
на какое-нибудь религиозное чувство .  В
такой семейке эта девочка была обречена. Пройдет еще  несколько  лет,  и
она неизбежно встанет на жизненный путь своей мамаши и  старшей  сестры,
ибо даже не подозревает о том, что можно жить как-то  иначе.  А  если  и
узнает, это ее все равно не спасет. Скоро местные пацаны  начнут  ходить
вокруг нее кругами, хищно раздувая ноздри. Только потому, что ее фамилия
Девлин. И продержится она недолго.
   Всему округу было известно, что  его  отец  вот  уже  не  первый  год
трахает Рини. Грей любил свою мать, но не винил отца. Удивительно, но не
винила его и сама мама. Ноэль вообще была  словно  какое-то  бестелесное
создание. В свои тридцать девять  она  выглядела  неизменно  холодной  и
прекрасной,  как  мадонна.  Ей  не  нравилось,  когда  до   нее   просто
дотрагивались. Даже собственные дети! Грей удивлялся, как она еще сумела
произвести на свет его и сестру Монику. Разумеется, при такой жене Ги не
мог оставаться верным супругом. Да он им и не был никогда. Странно,  но,
зная об этом, Ноэль, похоже, испытывала только облегчение. Ги Руярд  был
невероятно горячим и страстным и  перебрал  немало  женщин,  прежде  чем
более или менее остановиться на Рини Девлин. При этом он  неизменно  был
нежен и учтив с женой, и Грей знал, что отец никогда не бросит  ее.  Тем
более ради такой сучки, как Рини.
   Единственным  человеком  в  семье,  которого   страшно   расстраивало
подобное состояние дел, была сестра Грея Моника. Ее любовь была не нужна
холодной и равнодушной матери, поэтому  девушка  обратила  свои  горячие
чувства на отца. Она безумно ревновала его к Рини, и от своего имени,  и
от имени матери. Сейчас, когда Моника уехала в частную гимназию, в  доме
стало намного тише и спокойнее.
   - Грей, ну быстрее же! - отчаянно взмолилась Линдси. Он  надел  через
голову безрукавку, но пуговицы на воротнике застегивать не стал.
   - Я готов. - Он поцеловал ее  и  хлопнул  по  заду.  -  Не  волнуйся,
cherie. Тебе всего-то и нужно, что переодеться. В остальном ты  все  так
же очаровательна.
   Она улыбнулась, польщенная его комплиментом, и несколько успокоилась.
   - Когда мы встретимся снова? - спросила она уже на улице.
   Грей не смог удержаться от смеха. Целое лето ему пришлось уговаривать
ее лечь с ним в постель, а теперь она вдруг  сразу  демонстрирует  такую
пылкость... Странно,  но  теперь,  когда  он  овладел  ею,  страсть  его
несколько поугасла.
   - Не знаю, - лениво произнес он. - Скоро уже придется уезжать. У  нас
начинаются тренировки.
   Линдси, к ее чести, не стала  недовольно  надувать  губки.  Она  лишь
встряхнула головой, отчего ветер разогнал по плечам ее светлые волосы, и
улыбнулась ему. "Корвет" в это  время  выезжал  по  тропинке  в  сторону
шоссе.
   - Как хочешь.
   Она была старше Грея на год и знала себе цену.
   Они  выехали  на  шоссе,  под  колесами  зашуршал   асфальт.   Линдси
рассмеялась. У нее  было  хорошее  настроение,  и  она  с  удовольствием
наблюдала за тем, с какой легкостью Грей управляет мощной машиной.
   - Оглянуться не успеешь, как будешь дома, - пообещал он.
   Он тоже не хотел, чтобы из-за чего-нибудь расстроилась ее помолвка  с
Дивейном.
   Грей думал о худенькой Фэйт Девлин. Нормально  ли  она  добралась  до
дому? Вообще-то ей не следует вот так одной разгуливать по лесу. Мало ли
что? Поранится обо что-нибудь или заблудится... Или того хуже!  Несмотря
на то, что озеро находилось в частных владениях, местных пацанов  тянуло
к нему как магнитом. А что такое шайка подростков и на что она способна,
Грей хорошо знал. Если они вдруг наткнутся на Фэйт, девчонку  не  спасет
даже ее юный возраст, ведь перед ними будет одна  из  Девлинов.  Красной
Шапочке не уберечься от волков.
   Хорошо бы кому-то присмотреть за девчонкой.

Глава 2

   Три года спустя
   - Фэйт, - недовольным голосом позвала мать. - Уйми же Скотти! Он меня
скоро с ума сведет своим нытьем!
   Фэйт отложила картофелину, которую чистила, вытерла руки и подошла  к
двери-сетке. Скотти сидел там,  стучал  ладошкой  по  сетке  и  усиленно
сопел, выражая тем самым желание выйти наружу. Ему никогда не  разрешали
выходить из дома одному, ибо он не мог понять, что означает  наказ:  "Не
уходи со двора". Все знали, что  он  обязательно  убежит  куда-нибудь  и
потеряется. Поэтому защелка на двери всегда была закрыта и располагалась
так высоко, что он не мог до нее достать. Сейчас Фэйт была  занята  тем,
что готовила ужин, который, похоже, кроме нее и  Скотти,  больше  некому
было бы есть, и поэтому не могла погулять с ним.
   Она оторвала его ручки от сетки и сказала:
   - А хочешь поиграть с мячиком, Скотти? Где твой мячик?
   Мгновенно забыв о прежней цели, Скотти убежал  искать  свой  красный,
изгрызенный собакой мяч, но Фэйт  знала,  что  ей  удалось  отвлечь  его
внимание ненадолго. Со вздохом она вернулась к кастрюле с картошкой.
   Из  спальни  показалась  Рини.  Она  была  одета  просто  неотразимо:
короткое и узкое красное платье не  скрывало  длинных,  красивых  ног  и
удивительно подходило по тону к томно-рыжим волосам. У Рини  были  очень
красивые ноги. В ней все было очень красивое. Густые волосы были  взбиты
и напоминали облако: она источала роскошный темно-красный аромат духов.
   - Ну, как я выгляжу? - спросила она, повернувшись на высоких  красных
каблуках и нацепив дешевые сережки из фальшивых бриллиантов.
   - Очаровательно, - ответила Фэйт, зная, что именно этого ответа  ждет
от нее Рини. Впрочем, Фэйт лукавить не пришлось.  Рини  была  аморальна,
как похотливая кошка, но вместе  с  тем  потрясающе  красивой.  Особенно
выделялись безупречно правильные черты лица.
   - Ну, я ушла, - проговорила она, небрежно чмокнув дочь в макушку.
   - Желаю тебе хорошо провести вечер, мам.
   - О, я проведу его прекрасно, можешь не волноваться! - ответила Рини,
хохотнув, и повторила:
   - Можешь не волноваться!
   Она распахнула внешнюю дверь-сетку и вышла из убогой лачуги,  сверкая
на солнце стройными икрами.
   Фэйт подошла к двери, чтобы вновь запереть ее. Она видела,  как  мать
села в свое кричаще яркое спортивное авто и уехала.  Рини  очень  любила
эту машину. Однажды утром она просто приехала на ней, не дав себе  труда
объяснить семье, откуда она ее взяла. Впрочем,  все  и  так  было  ясно:
подарок Ги Руярда.
   Заметив старшую сестренку, стоявшую перед дверью, Скотти вернулся  на
порог и снова стал шуметь, просясь наружу.
   - Я не могу сейчас погулять с  тобой,  -  стала  терпеливо  объяснять
Фэйт. Со Скотти иначе было нельзя: он плохо понимал, что ему говорили. -
Мне нужно приготовить ужин. Что ты будешь, жареную  картошку  или  пюре?
Это был чисто риторический вопрос, так как она знала,  что  съесть  пюре
ему будет легче. Потрепав Скотти  по  темноволосой  головке,  она  вновь
вернулась к кастрюле.
   В последнее время Скотти был уже не такой неугомонный, и все чаще  во
время игр у него синели губы. Больное детское сердечко  быстро  сдавало,
как и предсказывали врачи. Чуда не будет! Пересадку сердца Скотти  никто
делать не станет, даже если бы у Девлинов хватило на это денег. Здоровых
детских сердец было мало, и они ценились слишком высоко, чтобы  одно  из
них можно было бы пересадить мальчику,  который  все  равно  никогда  не
будет в состоянии самостоятельно одеться, читать и до конца жизни сможет
выучить в лучшем случае лишь несколько слов, да и те будет произносить с
трудом. "Тяжелый случай отставания в умственном развитии"  -  таков  был
диагноз. И хотя при мысли о том, что Скотти неизбежно умрет,  у  Фэйт  к
горлу подкатывал комок, она не  убивалась  по  тому,  что  никак  нельзя
поправить его слабое здоровье. Новое сердце, так или иначе,  не  помогло
бы ему, не сделало бы его нормальным, полноценным  человеком.  А  так...
Скотти и так прожил уже больше, чем ему отпустили врачи, и  Фэйт  видела
свой долг в том,  чтобы  заботиться  о  нем  столько,  сколько  ему  еще
осталось.
   Одно время она думала, что Скотти - ребенок Ги Рурда,  и  возмущалась
тем, что настоящий отец не забрал малыша в свой большой белый  дом,  где
ему жилось бы гораздо лучше, чем здесь,  и  где  он  смог  бы  счастливо
прожить свою недолгую жизнь.  Но  Ги  не  хотел  его  даже  видеть.  Как
полагала Фэйт, из-за его отставания в умственном развитии.
   Но потом она поняла, что просто невозможно определить, чьим сыном  он
на самом деле является. Папиным или Ги Руярда. Скотти не походил  ни  на
того, ни на другого. Он походил только на самого себя. Сейчас  ему  было
уже шесть лет, и это было  безмятежное  дитя,  способное  радоваться  по
пустякам,  благополучие  которого  целиком  зависело  от  его   старшей,
четырнадцатилетней сестренки.
   Фэйт стала заботиться о нем с того самого дня,  когда  Рини  принесла
его из роддома. Защищала от бесчинств вечно пьяного отца и  безжалостных
насмешек старших братьев. Рини и Джоди, как правило, не обращали на него
внимания, что Скотти вполне устраивало.
   В тот вечер Джоди пригласила сестру  на  "двойное  свидание"  и  лишь
недоуменно пожала плечами, когда Фэйт отказалась на том  основании,  что
дом останется пустой и некому будет присмотреть за Скотти. Фэйт в  любом
случае не пошла бы вместе  с  Джоди:  их  представления  о  развлечениях
сильно разнились. Джоди достаточно было раздобыть где-нибудь выпивку,  а
добывала она ее незаконно, ибо несовершеннолетним спиртное не отпускали,
напиться и лечь под  какого-нибудь  парня  или  группу  парней,  которых
всегда вокруг нее было много.
   Сама мысль о том, что так можно  проводить  время  и  "развлекаться",
вызывала в Фэйт резкое отвращение.
   Сколько раз она видела,  как  Джоди  возвращалась  домой  с  подобных
гулянок, вся рваная и грязная, разнося по  дому  вонючий  запах  пивного
перегара и спермы. И еще хвалилась, как "здорово" провела время.  Ее  не
волновало, что те же самые ребята на людях никогда даже не поздороваются
с ней.
   Фэйт не  могла  так.  Болезненным  унижением  отзывалось  в  ее  душе
презрение, которое она замечала в глазах людей, когда  они  смотрели  на
нее или на кого-нибудь другого из их семьи. "Дрянные Девлины" - вот  как
их называли. Пьяницы и шлюхи, вся семейка.
   "Но я не такая!"
   Фэйт часто хотелось крикнуть им  это,  но  она  всегда  сдерживалась.
Почему люди судят о ней только  по  фамилии,  неужели  они  не  способны
заглянуть чуть глубже? Ведь  она  не  красилась  до  неузнаваемости,  не
носила узкое мини, как Рини и Джоди.  Она  не  пила  и  не  шаталась  по
вечерам возле сомнительных  притонов,  пытаясь  подцепить  себе  мужика.
Одета она  всегда  была  дешево  и  плохо,  но  зато  опрятно.  Фэйт  по
возможности не пропускала занятия в школе, и у нее были хорошие  оценки.
Ей  отчаянно  хотелось  хоть  на  мгновение,  ощутить  себя   нормальным
человеком, которого можно уважать. Чтобы она могла зайти в магазин и  не
ловить на себе настороженные взгляды продавцов, которые думали, что вот,
мол,  это  одна  из  дрянной  семейки  Девлинов  и  поэтому   непременно
попытается что-нибудь стащить. Фэйт не хотелось, чтобы люди шептались  у
нее за спиной, когда она проходила мимо.
   Внешне она походила на Рини гораздо  больше,  чем  Джоди,  но  ничего
хорошего это не сулило. У нее  были  такие  же  густые  темно-каштановые
волосы, такая  же  нежная,  будто  фарфоровая,  кожа,  высокие  скулы  и
удивительные зеленые глаза. Черты ее лица были не такие правильные,  как
у Рини: у Фэйт было более узкое  лицо,  более  тяжелый  подбородок,  рот
большой, как у матери, но губы не такие полные. Рини олицетворяла  собой
чувственность. Фэйт была выше и тоньше, у нее была более хрупкая фигура.
Груди наконец выросли, крепкие, изящно поднимавшиеся под блузкой, но  та
же Джоди в ее возрасте носила лифчик на два размера больше.
   Поскольку Фэйт сильно напоминала  мать,  окружающие  считали,  что  и
поступать она будет так же, поэтому никогда  не  смотрели  на  нее,  как
хотелось Фэйт. Ее мазали той же краской, что и остальных членов семьи.
   - Но ничего, Скотти,  мы  прорвемся,  -  тихо  говорила  она.  -  Вот
увидишь.
   Он не обращал внимания на сестру и продолжал дергать сетку.
   Как всегда, когда Фэйт хотелось поднять себе  настроение,  она  стала
думать о Грее. Чувства к нему с того далекого дня, когда она застала его
в постели вместе с  Линдси  Партейн,  не  только  не  исчезли,  но  даже
усилились. Детское благоговение, с которым она смотрела на него,  будучи
ребенком, уступило место другим переживаниям, ибо Фэйт за три года  сама
выросла  и  изменилась.  Теперь  платонические  грезы  все  чаще   стали
перемежаться с физическими.  И  последние  были  настолько  отчетливы  и
подробны, что этого трудно было ожидать от четырнадцатилетней девушки.
   В тот день, когда она застала его в летнем  домике  вместе  с  Линдси
Партейн, которая с тех пор успела выйти замуж и стать Линдси Мутон,  она
увидела его обнаженным и получила весьма явственное представление о том,
как выглядит его тело.  Половых  органов  Фэйт  не  видела,  потому  что
сначала он лежал, повернувшись к ней спиной, а потом их ноги сплелись  и
закрывали ей обзор. Но это было не важно, потому что Фэйт и  так  знала,
как у мужчин выглядит это.  И  дело  было  не  только  в  том,  что  она
ухаживала за Скотти с самого начала его жизни. Папа, Расс и Ники,  когда
напивались, как правило, никого не стесняясь,  мочились  по  вечерам  на
крыльце, забывая после этого застегивать ширинки.
   Так что Фэйт имела  достаточное  представление  о  теле  Грея,  чтобы
подпитывать свои грезы страстными подробностями. Она помнила его длинные
мускулистые ноги, поросшие черными волосами; маленькие круглые ягодицы и
две восхитительные ямочки над ними. Помнила его широкие и мощные  плечи,
длинную  спину  с   ложбинкой   позвоночника,   окруженного   по   бокам
бугрившимися  натренированными   мускулами,   поросшую   легкой   темной
растительностью грудь.
   Фэйт помнила,  как  он  говорил  по-французски,  занимаясь  с  Линдси
любовью. Помнила его тихий и нежный голос...
   Она втайне следила за его карьерой  и  втайне  же  гордилась  ею.  Он
только что окончил университет сразу по двум профилирующим  дисциплинам:
финансы и деловое управление. Грей учился явно в надежде однажды взять в
свои руки дела Руярдов. Он прекрасно играл  в  футбол  и  мог  бы  стать
профессионалом, но  предпочел  вернуться  домой,  чтобы  помогать  отцу.
Теперь Фэйт  могла  видеть  его  круглый  год,  а  не  только  в  редкие
праздничные дни и на летних каникулах.
   К сожалению, Моника также вернулась домой. И вместе с  ней  вернулась
ее злоба. Если люди смотрели на Девлинов с презрением, то Моника их люто
ненавидела. Фэйт не винила ее и порой даже сочувствовала. Про Ги  Руярда
нельзя было сказать, что он плохой отец. Он  любил  своих  детей,  и  те
отвечали ему тем же. Так что  Фэйт  могла  понять  те  чувства,  которые
испытывала Моника, слыша людские пересуды насчет затянувшейся  связи  ее
отца с Рини. Каково ей было наблюдать за  открытой  неверностью  отца  к
матери?!
   В детстве Фэйт порой мечтала о том, что Ги мог быть и  ее  отцом.  Во
всяком случае, образ Эмоса никогда не являлся к ней в радужном свете.  А
Ги  был  высокий,  смуглый,  волнующий...  У  него  было   узкое   лицо,
передавшееся по наследству Грею, и, что бы  там  ни  говорили,  Фэйт  не
могла ненавидеть его. Он всегда был добрым с ней,  как,  впрочем,  и  со
всеми детьми Рини, пару раз даже заговаривал с Фэйт и  покупал  какое-то
угощение. Наверное, оттого, что она  внешне  так  походила  на  мать.  И
вот... если бы Ги был ее отцом, значит, Грей был  бы  ее  братом  и  она
имела бы возможность поклоняться ему с близкого расстояния, жить  с  ним
под одной крышей.
   После таких мечтаний ей все время становилось стыдно перед папой, и в
такие дни она изо всех сил старалась угодить ему.
   Впрочем, в последнее время она благодарила судьбу за то,  что  Ги  не
стал ее отцом. Фэйт не хотела теперь, чтобы Грей был ее братом.
   Теперь она хотела выйти за него замуж.
   Эти самые сокровенные мысли шокировали ее саму. Фэйт поражалась тому,
как она смеет возноситься так высоко. Пусть даже мысленно.  Чтобы  Руярд
женился на одной из Девлинов?! Чтобы  одна  из  Девлинов  ступила  своей
ногой на порог дома, которому больше ста лет?! Фэйт казалось, что в этом
случае все  предки  Руярдов  поднялись  бы  из  своих  могил,  чтобы  не
допустить этого святотатства.
   Уж не говоря о том, что весь округ был бы в ужасе.
   Но она продолжала мечтать об этом. Вот она,  вся  в  белом,  идет  по
широкому  проходу  в  церкви,  а  Грей  ждет  ее  у   алтаря.   Вот   он
поворачивается и смотрит на нее из-под своих тяжелых век; в глазах его -
желание, и взгляд этот предназначен только для  нее  одной...  Потом  он
поднимает ее на руки и вносит в дом... Не в особняк Руярдов, конечно,  -
такое даже Фэйт не могла себе представить, а в какой-нибудь другой  дом.
Скажем, в один из тех коттеджей, где молодожены  проводят  свой  медовый
месяц. Их ждет большая кровать. И вот она уже лежит  под  ним,  обхватив
ногами его ноги, как это  делала  Линдси,  а  он  медленно  двигается  и
нашептывает ей на ухо нежные французские слова  любви.  Она  знала,  чем
мужчины и женщины занимаются вместе в  постели,  знала,  как  именно  он
войдет в нее, хотя и  не  могла  еще  представить  себе,  что  при  этом
почувствует. Джоди уверяла, что это восхитительно, бесподобно, что лучше
ощущений на свете не бывает...
   Скотти неожиданно вскрикнул, вернув Фэйт на землю.  Она  выронила  из
рук картофелину и вскочила с табуретки. Фэйт взволновалась,  потому  что
знала, что Скотти кричит только тогда, когда  ему  больно.  Он  все  еще
топтался перед сеткой и держался левой ручкой за палец на  правой.  Фэйт
подхватила его, отнесла к столу, опустилась на табуретку, посадила его к
себе на колени и стала осматривать его руку.  На  кончике  указательного
пальца была маленькая, но довольно глубокая царапина.  Должно  быть,  он
сумел просунуть руку  в  дырку  в  сетке  и  укололся  об  острый  конец
проволоки. На поверхности маленькой ранки выступила капелька крови.
   - Ну, все, все, не больно, - принялась она  утешать  брата,  прижимая
его к себе и вытирая ему слезы. - Сейчас я наложу пластырь, и все  сразу
заживет. Ты же любишь, когда тебе наклеивают пластырь.
   Он действительно любил. Стоило ему порезаться в  одном  месте,  а  ей
наложить  на  ранку  пластырь,  как  он   начинал   требовать   еще,   и
заканчивалось все тем, что она облепляла его всего с головы до ног, пока
коробочка не пустела. Со временем она стала прятать  от  него  пластырь,
оставляя в коробке лишь две-три штуки.
   Фэйт промыла ему палец и достала коробку с самой верхней полки,  куда
Скотти не мог дотянуться. Он вытянул перед ней больной палец, и все  его
круглое маленькое личико расплылось в  широкой  улыбке  от  предвкушения
приятной процедуры. Фэйт аккур