относится  к  тем,  кто  выставляет  свои  чувства
напоказ. Но почему же тогда он обращает на тебя такое внимание?
   - Потому что я дочь банкира, -  ответила  Оливия.  -  Я  воспитана  и
получила образование на Востоке.
   Онора отложила  иглу  и  нахмурилась.  Она  уже  не  могла  вышивать,
встревоженная словами дочери.
   -  Это  исключительно  циничная  точка  зрения,  дорогая.  Почему  ты
думаешь, что мистера Кохрана не интересуешь ты сама? Хотя я и твоя  мать
и могу быть пристрастной, но ты - прекрасная молодая женщина.
   Оливия  прикусила  губу,  зная,  что  у  нее  нет   никаких   весомых
доказательств,   чтобы   подкрепить   ими    свое    утверждение.    Она
руководствовалась только интуицией, и  ей  не  хотелось  огорчать  мать.
Онора имела обыкновение страшно волноваться,  когда  люди,  которых  она
любила,  начинали  противоречить   ей.   Поэтому   Оливия   одновременно
испытывала уверенность, зная, как сильно ее любят, и ответственность  за
спокойствие матери. Она заставила себя улыбнуться и сказала:
   - Однако я уверена, мистеру Кохрану будет полезна мысль о том, что  я
могу встретить в Сан-Франциско множество симпатичных мужчин.
   Лицо Оноры просветлело, и она рассмеялась:
   - Понимаю. Ты хочешь наказать его за самоуверенность.  Прекрасно!  Но
все же я думаю, что нам не следует уезжать на все лето  в  самом  начале
ваших отношений.
   Оливия подавила вздох. Она надеялась, что Оноре понравится ее решение
и она откажется от своего намерения не ехать в Сан-Франциско. Теперь  же
Оливия поняла: переубедить мать можно,  только  рассказав  ей  обо  всех
своих страхах и сомнениях, но она не собиралась делать этого,  чтобы  не
волновать Онору. Оливия Милликен вовсе не считала глупостью свои мечты о
настоящем чувстве. Но  ни  одна  другая  молодая  женщина  в  городе  не
колебалась бы ни минуты, если  бы  ей  представилась  возможность  выйти
замуж за Лукаса Кохрана. Кроме Ди, но Ди была не такой, как все.  Другая
причина, по которой Оливия не желала рассказать Оноре о своих сомнениях,
заключалась в том, что Оливия была по природе своей очень замкнута. Даже
матери она не могла поведать о своих опасениях, поскольку Онора сочла бы
тогда необходимым побеседовать с отцом Оливии и  даже  с  некоторыми  из
своих знакомых в городе. Короче говоря, мисс Милликен знала, что  вскоре
ее проблемы стали бы известны всем. Оливия знала также, насколько сильно
огорчило бы ее родителей известие о том, что их дочь несчастна. Она была
их единственным ребенком, родившимся после того, как у  Оноры  было  два
выкидыша,  и  родители  отдали   ей   одной   всю   любовь   и   заботу,
предназначавшуюся многим детям. Они хотели, чтобы у нее было  все  самое
лучшее, ничто, с их точки зрения, не было достаточно хорошим для нее.  А
Оливия, в свою очередь, старалась не огорчать их.
   Склонив голову над вышивкой и больше не продолжая разговора о поездке
в Сан-Франциско, Оливия слушала безмятежную болтовню Оноры о предстоящем
приеме. Несмотря на небольшие размеры Проспера, в  нем  велась  довольно
активная светская жизнь  с  вечеринками  и  прочими  развлечениями.  Эти
развлечения продолжались круглый год. В конце каждой весны дамы Проспера
устраивали большой пикнике танцами и приглашали всех, живших  в  округе.
Женщины по очереди организовывали этот  прием,  а  нынешней  весной  его
устраивала Онора. Матери Оливии очень нравились ее хлопоты. По многу раз
обдумывая каждую деталь, Онора целыми днями рассказывала, как хорошо или
как плохо  идут  дела.  Сегодняшний  день  не  был  исключением.  Оливия
терпеливо слушала и давала советы, когда  ее  просили  об  этом,  но  по
большей части играла роль молчаливого слушателя, что  на  самом  деле  и
требовалось Оноре.
   Когда Онора начинала делать  обзор  своих  планов  и  свершений,  она
всегда неожиданно вспоминала о какой-нибудь  важной  детали,  о  которой
необходимо было немедленно позаботиться. И на этот раз случилось то  же.
Неожиданно уронив на колени пяльцы, она воскликнула:
   - О Боже!
   Этот  патетический  момент  был  настолько  предсказуем,  что  Оливия
улыбнулась и со сдерживаемой веселостью спросила:
   - Что-нибудь случилось?
   - Я совершенно забыла попросить у Беатрис Паджет набор для пунша. Как
это могло вылететь у меня из головы!
   - Не сомневаюсь, миссис Паджет и так знает, что ее  набор  для  пунша
понадобится, - успокоила мать Оливия. - В конце концов, она единственный
человек в городе, владеющий тремя сотнями чаш для пунша.
   - Однако было бы страшно невежливо не  спросить  ее,  чтобы  получить
подтверждение, что мы сможем воспользоваться ее собственностью. Я напишу
ей  записку  прямо  сейчас,  -  сообщила  Онора,  откладывая  пяльцы   и
направляясь к  письменному  столу.  -  Ты  найдешь  минутку  и  отнесешь
записку, дорогая? Я очень занята  сегодня.  И  хотя  я  с  удовольствием
повидалась бы с Беатрис, но ты ведь знаешь ее манеру разговаривать. Если
она начинает что-то рассказывать, ее невозможно остановить.
   - Конечно, - ответила Оливия, с готовностью откладывая  свои  пяльцы.
Она очень хорошо вышивала, но вышивание не доставляло ей удовольствия. -
И я бы хотела покататься на лошади  после  визита  к  миссис  Паджет,  -
сообщила она матери.
   Оливии хотелось некоторое время  побыть  одной.  Она  надеялась,  что
быстрая верховая  езда  развеет  ее  меланхолию.  И  потом,  она  решила
навестить свою подругу Ди. Оливии, казалось, что визит к Ди Сван  -  это
как раз то, в  чем  она  нуждалась.  Безукоризненная  логика  Ди  всегда
раскрывала самую суть проблемы. Ясность мысли  и  откровенность  подруги
сейчас были особенно необходимы Оливии.
   Она поднялась наверх, чтобы переодеться в костюм для  верховой  езды,
пока Онора писала записку Беатрис Паджет. Когда  она,  спустилась  вниз,
мать уже складывала лист.
   - Вот, - сказала она, засовывая бумагу в карман  Оливии.  -  Объясни,
пожалуйста, Беатрис, как мне жаль, что я не смогла  прийти  сама,  но  я
обещаю вскоре навестить ее, чтобы обсудить все детали приема.
   Милликены держали своих двух лошадей в  платной  конюшне,  и  поэтому
Оливия направилась сначала к дому Паджетов.  Дорога  заняла  всего  пять
минут. Но то, что Беатрис Паджет  любила  поговорить,  было  правдой,  и
Оливия смогла уйти из ее дома только через час. Беатрис  так  настойчиво
приглашала ее выпить чаю, что отказаться было бы неприличным.  И  Оливии
снова пришлось сидеть и слушать,  время  от  времени  кивая  и  вставляя
замечания.
   Однако этот час прошел  довольно  приятно,  поскольку  Беатрис  была,
несомненно, милой женщиной, дружелюбной и не питавшей ни к  кому  злобы.
Оливия считала, что Беатрис и ее муж, Изикьел Паджет, представляют собой
довольно странную пару. Беатрис, несмотря на  свой  возраст  -  ей  было
далеко  за  сорок,  -  сохранила  исключительную  красоту.  И  она  была
темпераментной  женщиной,  предназначенной  природой   для   объятий   и
поцелуев, легко влюблявшейся и создававшей вокруг себя атмосферу  нежной
чувственности.  Изикьел  же,  напротив,  был  угрюмым  человеком,  редко
улыбавшимся, а лицо его имело слишком грубые черты, которые нельзя  было
назвать привлекательными. Оливия не  понимала,  как  такие  разные  люди
могли жить хоть в какой-то гармонии. Правда, однажды она заметила взгляд
Изикьела, обращенный на свою жену, когда  ему  казалось,  что  никто  не
наблюдал  за  ним.  Глаза  мистера  Паджета  выражали  мягкость,   почти
нежность. Значит, любовь присутствовала и в  таких,  на  первый  взгляд,
необычных браках. Возможно, думала Оливия,  и  Беатрис  любила  Изикьела
Паджета. Иначе почему бы такая очаровательная  женщина  вышла  замуж  за
такого мрачного человека?
   Возможно, Оливия и совершала глупость, сомневаясь в чувствах Лукаса и
волнуясь из-за своего предстоящего замужества. Может быть,  со  временем
их привязанность друг к другу стала бы такой же сильной, как у Беатрис с
Изикьелом или как у ее собственных  родителей.  Но  она  не  могла  даже
представить себе такого же взгляда у Лукаса, смотрящего  на  нее,  каким
мистер Паджет смотрел на Беатрис.

***

   Услышав, что кто-то  подъезжает  к  дому,  Ди  выглянула  из  окна  и
улыбнулась, увидев Оливию. Прошло много времени с тех  пор,  как  у  них
была возможность поговорить, но теперь, когда погода улучшилась,  Оливия
могла навещать ее чаще. Ди налила две чашки кофе  и  вышла  на  крыльцо,
чтобы приветствовать свою подругу.
   Оливия спешилась и, с благодарной улыбкой взяв  чашку,  расположилась
на крыльце.
   - Мне казалось, что зима никогда не кончится, - вздохнула  она.  -  Я
несколько раз собиралась  приехать  к  тебе,  но  погода  все  время  не
благоприятствовала моему намерению.
   - Из  разговора  в  магазине  Винчеса  я  поняла,  что  Лукас  Кохран
ухаживает за тобой, - сказала хозяйка фермы.
   И в этом была вся  Ди:  она  сразу  переходила  к  делу.  Разговор  с
подругой был необходим Оливии. С Ди не нужно было придерживаться  глупых
условностей, можно было снять светскую маску и не бояться, что
   Ди будет шокирована ее словами. Не та, чтобы  в  обычае  Оливин  было
говорить что-нибудь шокирующее, но было приятно  знать,  что  она  могла
сделать это.
   - Похоже на то, - подтвердила Оливия наблюдение подруги.
   - Похоже? Или он делает это, или нет.
   - На самом деле Кохран не говорил мне о своих чувствах и  намерениях,
но он уделяет мне много внимания.
   - Достаточно внимания, чтобы люди начали говорить о свадьбе?
   - Да, - признала Оливия, не способная скрыть тоску в своих глазах.
   - Ты любишь его?
   - Нет.
   - Тогда не выходи за него замуж, - убежденно произнесла Ди.
   - Но что, если это мой последний шанс? - тихо спросила Оливия.
   - Последний шанс?
   - Выйти замуж.
   - Ты действительно думаешь,  что  никогда  не  встретишь  кого-нибудь
другого? - удивленно заметила Ди.
   - Дело не в этом. Просто никто никогда не влюблялся в меня  и,  может
быть, никогда не влюбится. Если я не могу надеяться на любовь, то все же
хотела бы завести семью. А Кохран, как мне кажется,  действительно,  мои
последний шанс.
   - Что ж, я, наверное, не слишком подходящая советчица в этом деле,  -
сказала Ди  усмехнувшись.  -  В  конце  концов,  я  уже  отказала  троим
мужчинам. Между прочим, он был здесь вчера, этот Кохран. Он хотел купить
Ручей Ангелов.
   Это  сообщение  заинтересовало  Оливию.  Лукас  привык   делать   все
по-своему, и она могла представить себе его впечатления от встречи с Ди,
которая умела быть непоколебимой, как скала.
   - И что ты думаешь о нем?
   - Он может быть опасным противником, - ответила Ди. -  Постарайся  не
говорить ему "нет" слишком часто. Он этого не любит.
   - И тебе доставило удовольствие отказать ему?
   - Конечно. - В зеленых глазах Ди Сван блеснуло  озорство,  когда  она
посмотрела на Оливию. - Приятно было сбить с него спесь.
   - Не думаю, что он сдастся, - предупредила Оливия.
   - Нет. Я уверена, он не отступится.
   Было похоже, что Ди действительно нравилось расстраивать планы Лукаса
Кохрана, и Оливии в очередной раз захотелось быть похожей на подругу. Ди
не боялась  ни  Лукаса,  ни  кого-либо  другого.  В  ней  была  какая-то
внутренняя  сила,  уверенность,  которая  отсутствовала  у   большинства
известных Оливии людей. Оливия же  была  не  уверена  в  себе.  Стремясь
обзавестись семьей, она боялась выйти замуж за нелюбимого человека  и  в
то же время могла и совершить  это.  Невозможно  представить,  чтобы  Ди
пребывала в такой нерешительности.
   - Мне кажется, что Лукас будет тиранить меня, если я  выйду  за  него
замуж, - сказала Оливия и прикусила губу.
   - Возможно, - кивнула в ответ Ди.
   - Ты сразу согласилась со мной! - рассмеялась Оливия.
   - Дорогая, ты вовсе не так уж безвольна, - объяснила Ди. - Просто  ты
не сможешь возразить ему, когда это потребуется.  Но  не  грусти.  Может
быть, в Сан-Франциско ты встретишь человека, за  которого  действительно
захочешь выйти замуж.
   - Мать отменила поездку. Она считает, что глупо покидать  Проспер  на
длительное время, когда Лукас Кохран  проявляет  ко  мне  такой  большой
интерес. Возможно, у Лукаса и нет никаких планов в отношении женитьбы.
   Неожиданно Оливия подумала, что Ди была бы более подходящей женой для
Лукаса, чем она. И ей стоило больших усилий сразу же не сообщить  Ди  об
этом  своем  предположении.  Ведь  та  посмотрела  бы  на  нее,  как  на
сумасшедшую, если бы она сказала подобную вещь. Но это предположение так
похоже на правду. И по темпераменту, и по характеру Ди Сван  значительно
больше подходила Лукасу, чем Оливия Милликен.  Единственное  препятствие
заключалось в том, что молодую  хозяйку  Ручья  Ангелов  ни  в  малейшей
степени не интересовало замужество. Тем не менее эта мысль не  оставляла
Оливию.

***

   По дороге домой Оливия заехала в банк повидать отца. Как  только  она
ступила на тротуар,  дверь  банка  распахнулась  и  из  нее  вышел  Кайл
Беллами, сопровождаемый двумя своими людьми. Увидев Оливию,  он  тут  же
снял шляпу:
   - Как поживаете, мисс Милликен?
   - Спасибо, хорошо, мистер Беллами. А вы?
   - Не может быть лучше. - Он смотрел на нее с высоты  своего  роста  и
широко улыбался.
   Кайл  Беллами,  несомненно,  был   красивым   мужчиной,   высоким   и
мускулистым. Его темные, густые и вьющиеся волосы обрамляли мужественное
лицо со светло-карими глазами,  черными  бровями  я  белозубой  открытой
улыбкой. Кроме того, дела Беллами действительно  шли  прекрасно,  и  его
ранчо, которое, конечно, нельзя было сравнить с Дабл  Си,  процветало  и
росло. Но что-то  в  этом  человеке  смущало  Оливию.  Поскольку  он  не
двигался с места, она спросила:
   - Надеюсь, вы посетите весенний прием?
   - Я не пропущу его, - ответил Беллами. - Особенно если вы будете там.
   - Почти весь город будет присутствовать, - сообщила Оливия, осторожно
обходя его замечание.
   - Рассчитываю на танец с вами. - Он прикоснулся к шляпе и откланялся.
   Когда один из сопровождавших Беллами людей проходил мимо  Оливии,  он
тоже коснулся шляпы. Этот вежливый жест  удивил  мисс  Милликен,  и  она
бросила быстрый взгляд на лицо этого человека, но успела заметить только
черные волосы, темный загар и полные  восхищения  черные  глаза.  Однако
впечатление оказалось настолько сильным, что она, ошеломленная,  застыла
на месте.  Нет,  конечно,  этот  человек  не  смотрел  на  нее  с  такой
нежностью, как смотрел Изикьел на Беатрис. Но этот  взгляд  -  искренний
или нет, она не могла знать - заставил сердце Оливии биться чаще, а  всю
ее охватил жар.
   Она вошла в банк, вежливо улыбаясь и отвечая на приветствия тех,  кто
встречался ей по пути  в  кабинет  отца.  При  появлении  дочери  Вилсон
Милликен встал, лучезарно улыбаясь.
   - Наверняка, твоя мать дала тебе очередное поручение, -  произнес  он
лукаво. - Она увлечена этим приемом так,  как  если  бы  ей  было  снова
шестнадцать и это  была  ее  первая  вечеринка.  Онора  поклянется,  что
никогда  больше  не  захочет  устраивать  приемы,  но   с   наступлением
следующего февраля будет стремиться начать все сначала.
   Несколько минут отец и дочь оживленно беседовали, и Оливия рассказала
Милликену о своем визите к  Беатрис.  Она  не  хотела  отнимать  у  отца
слишком много времени,  и  поэтому  постаралась  не  задерживаться.  Уже
уходя, она все же спросила его:
   - На улице я остановилась на минутку, чтобы поздороваться с  мистером
Беллами. Что за люди сопровождали его?
   - Это два ковбоя, Пирс и Фронтерас. Хотя, глядя на  них,  я  подумал,
что они лучше управляются с револьвером, чем с лассо.
   - Бандиты? - спросила она, потрясенная. - Зачем ему бандиты?
   - Послушай, я  не  говорил,  что  они  бандиты.  Я  сказал,  что  они
выглядели, как люди, умеющие хорошо владеть оружием, и, может быть,  так
оно и есть. Но большинство мужчин здесь умеют пользоваться огнестрельным
оружием. Насколько мне известно, ковбои Беллами не являются бандитами.
   Банкир Милликен успокаивающе похлопал дочь по плечу, хотя  сам  и  не
был уверен в своих словах, в особенности когда они относились к тем двум
людям, сопровождавшим Беллами. Однако ему было ясно: он не хотел,  чтобы
кто-нибудь из этих двоих мужчин оказался поблизости  от  Оливии.  У  нее
была слишком тонкая натура, чтобы иметь дело с такими типами.  Ковбои  с
ранчо, как правило, никогда не устраивали  неприятностей  в  городе,  за
исключением обычного пьянства и редких драк, но он, как отец, не мог  не
беспокоиться о благополучии дочери.
   - Кого из них зовут Пирс, а кого Фронтерас? -  спросила  Оливия,  все
еще подстегиваемая любопытством.
   - Пирс работает у Беллами уже пару лет. Он тихий, молчаливый человек.
Темный, похожий на мексиканца,  -  Фронтерас.  Может  быть,  он  и  есть
мексиканец, только он слишком высок. Скорее, он похож на испанца.
   Человек, так заинтересовавший ее, мексиканец? Она удивилась,  что  не
поняла  этого  с  первого  взгляда.  Но,  как  отметил   ее   отец,   он
действительно был слишком высоким. Еще больше удивил Оливию ее интерес к
мужчине, которого она никогда раньше не видела и  мимолетную  встречу  с
которым никак не могла считать знакомством. Это не было свойственно  ей,
и потому ее огорчало растущее ощущение, как будто она попала в  ловушку.
Не зная, что нужно сделать, чтобы избавиться от этого ощущения, Оливия к
тому же не понимала, хотела ли она освободиться от него.

***

   - Человек может совершить и более скверный поступок, чем женитьба  на
дочери банкира, - задумчиво произнес Кайл Беллами.
   Пирс что-то проворчал в ответ. Луис Фронтерас промолчал.
   - Оливия - его единственная дочь, - продолжал Беллами, - и, когда  он
умрет, она получит все. Или, точнее, получит ее муж.
   - Я слышал, что за ней ухаживает Кохран, - пробормотал Фронтерас.
   - Это не означает, что я  не  могу  тоже  обращать  внимание  на  эту
девушку, - пожал плечами Кайл.
   Он потягивал виски, раздумывая об Оливии Милликен. Почему бы и нет? У
него имелись такие же шансы в отношении ее, как и  в  отношении  других,
если не больше. Он, кажется, всегда нравился женщинам.
   Правда, ему были по вкусу более темпераментные женщины,  чем  Оливия,
но она красива и богата,  а  Кайл  по  своему  опыту  знал,  что  деньги
компенсируют  многие  недостатки.  Сейчас  у  него  все  благополучно  с
деньгами. Но он на жестоких примерах убедился: благополучие  -  вещь  не
вечная. И потом, обладая деньгами Вилсона Милликена, он мог бы  устроить
себе гораздо более приятную жизнь. Так Кайл Беллами решил поухаживать за
Оливией и дать Кохрану кое-какую пищу для размышлений.
   Он допивал второй бокал виски, наслаждаясь острым,  отдающим  дымком,
вкусом напитка и воображаемой  картиной  женитьбы  на  Оливии  Милликен,
когда Тилли неторопливо подошла к нему. Прислонившись  спиной  к  стойке
бара, Кайл наслаждался зрелищем, поскольку у Тилли была  такая  походка,
которая могла возбудить  мужчину,  выпившего  гораздо  больше,  чем  два
бокала виски. Он встретил ее десять лет назад в Новом  Орлеане.  Значит,
тогда ей было около пятнадцати, сообразил он, вспоминая, какой свежей  и
пылкой выглядела она в те времена. Усмехнувшись, Беллами подумал о  том,
что он был, вероятно, единственным человеком в городе, который  знал  ее
полное имя - Матильда. Когда-то он звал  ее  так,  когда  они  проводили
время в постели, и всегда получал в ответ долгий предупреждающий  взгляд
ее глаз с тяжелыми веками. Он был не  против  того,  что  она  предпочла
стать Тилли, девушкой из салуна. Но он не хотел, чтобы она забывала, как
попала сюда.
   Конечно, она тоже знала о нем больше, чем кто-либо другой, но  он  не
волновался из-за этого.  Тилли  никогда  не  пыталась  использовать  эту
информацию, чтобы получить  с  него  деньги.  Она  с  каким-то  странным
безразличием относилась к своей  жизни  в  захудалом  салуне  небольшого
городка. Ее глубокие карие глаза выр