ымотаны почти до предела.
   - Думаю, что справлюсь сама, - произнесла она.  Вместо  ответа  Лукас
стащил с нее одеяло и отбросил его в сторону.
   - Черт бы вас побрал, - процедила она сквозь сжатые  зубы,  когда  он
поднял ее.
   - Вы хотя бы один раз можете помолчать и позволить мне позаботиться о
вас?
   Ее упорное нежелание принимать его помощь снова и снова злило его, но
он осторожно опустился на  колено  и  погрузил  ее  в  воду.  Вода  была
горячей, и Ди шумно втянула в себя воздух, но больше не протестовала.
   Затем он разыскал два полотенца и одно  сложил  и  поместил  на  край
корыта за ее головой.
   - Лягте так, чтобы голова оказалась на нем,  -  велел  он.  -  Нужно,
чтобы ваши плечи были под водой.
   Она осторожно вытянулась, морщась при  каждом  движении.  Он  положил
второе полотенце на противоположный край корыта и  опустил  на  него  ее
ноги. Потом принес еще горячей воды и медленно выливал ее  до  тех  пор,
пока уровень почти не достиг краев. Ди закрыла глаза,  представив  себе,
как она выглядит,  лежа  абсолютно  голой  в  прозрачной  воде,  подобно
распутнице.
   И хотя Лукас не мог видеть выражения  ее  глаз,  поскольку  они  были
закрыты, он знал, что ее щеки были  красными  не  только  из-за  горячей
воды. Он провел рукой по ее волосам, свисавшим с края корыта и  падавшим
на пол.
   - Не  смущайтесь,  -  прошептал  он.  -  Вы  слишком  красивы,  чтобы
стыдиться своей наготы.
   Ди судорожно вздохнула, но не открыла глаза.
   - Вы не должны были видеть меня в таком положении.
   - Несмотря на то, что вы получили травму? Не будьте глупой.  Если  бы
меня ранили в ногу, разве вы не сняли бы с  меня  брюки,  чтобы  оказать
помощь? - Он продолжал нежно гладить ее  по  волосам.  -  Вам  чертовски
повезло, что я приехал сегодня. Что бы вы сделали одна? Что  было  бы  с
животными?
   - Не знаю, - ответила она, но потом призналась:
   - Я действительно благодарна вам, но это - это позорно.
   - Если бы кто-нибудь узнал  об  этом,  -  согласился  он.  -  Но  это
останется между нами и никому не станет известным. Я мог бы  съездить  в
город и попробовать найти какую-нибудь женщину для ухода за вами,  но  я
достаточно силен для  того,  чтобы  обслуживать  вас,  не  причиняя  вам
страданий. И мне нравится смотреть на вас, - спокойно признался он. - Вы
не боитесь, что я могу воспользоваться вашей беспомощностью?
   Она все же открыла глаза, и ее взгляд был безрадостным и беспокойным.
   - Нет, вы не совершите надо мной насилие. Вы не относитесь к подобным
мужчинам.
   Его губы искривились.
   - Дорогая, только не проверяйте это, когда снова будете здоровы.
   Удивительно, но его прямота успокоила ее.
   Он продержал ее в  корыте  почти  час,  вычерпывая  холодную  воду  и
заменяя разогретой на плите. Ее кожа была красной  и  сморщенной,  когда
Лукас  наконец  вынул  девушку  из  корыта  и  поставил  на  коврик.  Ди
обнаружила, что боль несколько утихла  и  она  могла  немного  свободнее
двигать руками.  Он  вытер  ее  одним  из  полотенец,  причем  его  руки
прикасались к ее обнаженному телу с мучительной заботливостью. Потом  он
перенес ее на постель и положил лицом вниз.
   Ди кусала губы и сдерживала крик, когда он  решительно  втирал  резко
пахнувшую мазь в ее ноющие мускулы. Возникшее жжение  было  чуть  ли  не
хуже первоначальной боли, но она  снова  удержалась  от  протестов.  Пот
покрывал лоб Лукаса, когда он закончил и  спросил,  остались  ли  у  нее
какие-нибудь рубашки отца. Ее нагота была для него невыносима.  Если  бы
он не прикрыл Ди, то мог бы оказаться, в конце концов,  с  ней  на  этой
постели, несмотря на свои самые лучшие намерения.
   - Нет, я избавилась от всех его вещей, - ответила она на его вопрос.
   Проклятие. Он встал и вытянул свою собственную рубашку из брюк, потом
расстегнул ее. Как и большинство рубашек, она  застегивалась  только  до
половины, и он стянул ее через голову.
   - Вам подойдет эта, - сказал он, расправляя ткань и кладя рубашку  на
постель, прежде чем помочь Ди снова подняться. Потом он встал на колени,
приподнял рубашку, чтобы она вошла в нее, и натянул ей на бедра. В  этом
положении лицо Лукаса оказалось возле ее  нежного  тела  и  его  дыхание
участилось.
   Она утонула в рубашке, которая почти достигала  ее  колен,  а  рукава
свисали с кистей рук. Он застегнул пуговицы и закатал рукава так,  чтобы
показались руки.
   - Ну вот, теперь вы  снова  выглядите  пристойно,  -  произнес  он  с
напряженным выражением лица.
   Рубашка была теплой после его тела,  хранила  его  запах  и  вызывала
ощущение близости, приятно волновавшее ее. Ди поймала себя на  том,  что
разглядывает Лукаса. Его грудь  была  широкой,  мускулистой  и  покрытой
волосами, темные завитки которых четко выделялись на его загорелой коже.
Очевидно, он много времени работал без рубашки.
   - Как вы объясните возвращение домой без рубашки? - прошептала она.
   - Не думаю, что мне придется что-то объяснять,  -  медленно  произнес
он.
   Он был хозяин. Он мог носить рубашку или не носить ее, как  ему  было
угодно. Она продолжала смотреть на его  обнаженный  торс  в  беспомощном
восхищении.
   Лукас приподнял пальцем ее подбородок. Веки Ди широко  раскрылись,  и
темно-зеленые глаза уставились  на  него.  Он  приблизился,  нагнулся  и
поцеловал ее в губы. Но, не доверяя себе, он скоро отпустил ее, отступив
от искушения перед ее стройным  телом  под  тонкой  рубашкой.  Однако  и
такого  мимолетного  поцелуя  оказалось  достаточно,  чтобы   ее   глаза
потемнели от потрясения.
   - Сейчас ты в безопасности, - сказал он. - Но когда ты  выздоровеешь,
положение изменится. Я буду охотиться за тобой,  и  мне  не  потребуется
много времени, чтобы заполучить тебя.
   Так Лукас Кохран открыл Ди свои намерения.

Глава 6

   На следующий день Ди почувствовала себя намного лучше,  боль  утихла,
хотя движения по-прежнему давались ей с трудом.  Вскоре  после  рассвета
появился Лукас, и так же,  как  накануне,  он  готовил  для  нее  еду  и
занимался домашними делами. Потом он настоял на  том,  чтобы  она  снова
легла в горячую воду. На этот раз Ди испытывала  еще  большее  смущение,
чем раньше, поскольку чувствовала себя лучше и отчетливее  ощущала  свою
наготу. По его сжатым челюстям и поту, блестевшему на лбу,  она  поняла,
что ощущения Лукаса тоже очень сильны.
   Большую часть ночи она провела без сна, снова и снова  вспоминая  его
слова. Привыкнув защищать свою честь с помощью дробовика,  она  боялась,
что у Лукаса были те же намерения, как и у тех, кто  болтался  возле  ее
дома. Но понимание этого не вызывало  у  нее  презрительной  злобы.  Она
боялась признаться себе, что влюбилась в Лукаса  Кохрана,  но  это  было
правдой. Что же ей делать? Позволить мужчине  войти  в  ее  жизнь  после
того, как  она  так  отчаянно  боролась,  чтобы  обрести  независимость?
Завести с ним роман, который стал бы  ее  позором,  если  бы  кто-нибудь
узнал о нем? Предать Оливию?
   Она не могла не учитывать также того, что ему на самом деле был нужен
Ручей Ангелов. Возможно, он намерен воспользоваться  ее  незащищенностью
перед ним и заставить продать ему землю. В конце концов, именно  покупка
земли была целью его первого визита.
   О сексе она имела представления, которые получила на  скотном  дворе.
Ди не представляла себе той неистовой физической тяги, которая возникает
между мужчиной и женщиной, до тех  пор,  пока  не  появился  Лукас.  Она
легкомысленно думала, что может запретить ему целовать  ее,  но  она  не
только разрешила ему это, но  и  хотела  еще.  Впервые  Ди  ощутила  жар
физического влечения, и это открытие мучило ее, поскольку она  понимала,
как трудно ей будет контролировать себя.
   После ванны он одел ее в новую рубашку, привезенную им  из  дома,  и,
молча  уложив  Ди  в  постель,  вышел  из  хижины.  Каблуки  его  сапоги
простучали по крыльцу. Когда через полчаса Лукас вернулся, он уже владел
собой, но его голубые глаза были по-прежнему тоскливы.
   - Не думаю, что тебе нужно приходить завтра, - сказала Ди,  натягивая
простыню до подбородка. - Сегодня мне  намного  лучше,  а  боль  пройдет
быстрее, если я буду двигаться.
   - Пытаешься от меня избавиться? - спросил он. - Не выйдет.
   - А как же Оливия? - тихо  спросила  Ди  и  отвернулась.  -  Она  моя
подруга.
   Она не видела лица Лукаса, но чувствовала на себе его взгляд. Его  не
удивили ее слова. Он просто произнес:
   - А что с ней?
   - Ходят слухи, что ты собираешься жениться на ней.
   - Я думал об этом, - признался он  слегка  расстроенно.  Неужели  она
считала, что он мог находиться здесь, посвятив себя другой женщине? - Но
не долго. У нас с ней нет абсолютно ничего общего. Я свободный человек.
   Ди теребила простыню, по-прежнему не глядя на него.
   - И все же будет, наверное, лучше, если ты завтра не придешь.
   - Если бы ты не была такой идиоткой, то тебе было бы не нужно,  чтобы
я приходил сюда,  -  прорычал  он,  довольный  появившейся  возможностью
разрядить свое раздражение.
   - Я знаю, - ответила она, с  готовностью  соглашаясь  с  ним.  И  эта
неожиданная кротость еще больше разозлила его. - Я всегда стараюсь  быть
осторожной, но в этот раз я допустила ошибку.
   - Тебе с самого начала не нужно было сбрасывать сено! - закричал  он.
- Тебе не нужно было содержать эту ферму в одиночку! Почему ты не можешь
переехать в  город  и  стать  нормальной  женщиной,  вместо  того  чтобы
пытаться доказать, что ты можешь справиться со всем самостоятельно, в то
время как чистым безумием является даже стремление к этому?
   Ди смотрела на него, ее глаза угрожающе, по-кошачьи, сузились.  Не  в
ее характере было молча выслушивать нападки.
   - Хотела бы я знать, почему ты решил, что это твое дело, - произнесла
она ровным тоном. - Я благодарна тебе за помощь, но  это  не  дает  тебе
право указывать, как мне жить.
   - Ты знаешь, - что дает мне это право, - он приблизился к  кровати  и
яростно уставился на нее сверху вниз. - Ты знаешь: это  может  кончиться
только одним.
   - Полагаю, решение остается за мной.
   - Придет время, и ты отдашься  мне,  -  свирепо  произнес  он.  -  Не
пытайся обмануть себя.
   Она попыталась приподняться, опершись на локоть, но ее плечи  и  руки
все еще сильно  болели.  Она  откинулась  назад  с  подавленным  стоном.
Несмотря на свою беспомощность,  Ди  продолжала  сопротивляться  натиску
Лукаса.
   - В таком случае, я вижу только одно решение:  не  возвращайся  сюда,
поскольку ты являешься нежеланным гостем.
   - Ты  собираешься  наставить  на  меня  дробовик?  -  усмехнулся  он,
наклонившись так низко, что она  могла  видеть  сверкающую  глубину  его
глаз. - Тогда попробуй рискнуть, дорогая, потому что я вернусь.
   -  Ты  переоцениваешь  свою  способность  очаровывать.  Меня   всегда
интересовало, чего ты в действительности хочешь: меня или Ручей Ангелов?
- сделала она ответный выпад.
   - И того и другого, дорогая, - ответил он и впился в нее губами.
   Поцелуй был грубым, и она попыталась  укусить  его,  но  он  отдернул
голову и потом принялся целовать ее снова. Ди схватила его за руки,  но,
поскольку ее движения были ограничены, это было пустой  тратой  сил.  Он
держал ее и продолжал целовать, пока она  не  почувствовала  солоноватый
привкус крови во рту. Он расстегнул на ней рубашку, обнажив грудь. У нее
перехватило дыхание, когда его твердая, горячая  рука  накрыла  один  из
мягких холмиков.
   - Вот так это будет происходить между нами, - пробормотал он. - Жарко
и дико. Подумай об этом, черт бы тебя побрал.
   Все ее тело сжалось  от  наслаждения  и  боли.  Его  горячее  дыхание
щекотало ее.  Нестерпимый  жар  охватил  Ди,  и  она  застонала,  слегка
раздвинув бедра. Как если бы это послужило ему сигналом, он отпустил  ее
и поднялся с потемневшим лицом.
   - Я могу довести тебя  до  неистовства.  Не  забудь  об  этом,  когда
захочешь использовать против меня дробовик.
   Лукас вышел, оставив ее лежать в расстегнутой, распахнутой рубашке, с
обнаженной грудью, ощущая неистовую страсть, которую он разбудил в ней.
   - Черт бы тебя побрал, - прошептала Ди, и она бы выкрикнула это, если
бы знала, что он услышит ее.
   Ее знобило от злости и от опустошающей муки, которую он пробудил в ее
теле. Никогда раньше Ди не ощущала себя беззащитной  перед  мужчиной.  И
это была самая пугающая вещь из  всех,  с  которыми  она  столкнулась  в
жизни,  гораздо  более  пугающая,  чем   одиночество   и   необходимость
заботиться о себе.
   Потеря  обоих  родителей  потрясла  Ди  до  глубины  души.  Она  была
напугана,  страшно  напугана,  но  ей  нужно   было   продолжать   жить.
Неспособная поведать кому-либо свои  чувства,  она  замкнулась,  ушла  в
себя. Ди не могла позволить себе пойти на риск и потерять  еще  кого-то,
кого бы она любила. Она бы не выдержала  новую  боль.  Работа  на  земле
сохранила ей разум, вернула ощущение жизни. Ведь земля так щедра, и она,
по крайней мере, была вечной. Ди могла  верить  в  теплую  почву,  смену
сезонов, возрождение жизни каждой весной. За исключением Оливии, хозяйка
Ручья Ангелов не намеревалась подпускать к себе близко  кого  бы  то  ни
было.
   А теперь Лукас пытался сломить ее отчужденность.  Он  мог  не  только
разрушить ее жизнь,  но  и  уничтожить  ее  самоуважение.  Если  бы  она
позволила ему всецело завладеть собой, он превратил бы ее в  презираемое
ею самой существо, лишенное воли  и  индивидуальности,  готовое  сделать
все, чтобы угодить ему. Тяга к нему не  мешала  Ди  видеть  его  натуру:
Лукас был сильным, самоуверенным и безжалостным, когда  добивался  того,
чего хотел. Он желал ее и не собирался отступать. Ди  боялась  не  того,
что он возьмет ее силой, поскольку самолюбие Лукаса не позволило бы  ему
сделать это, а, скорее, того, что она не сможет сказать ему "нет".
   Она осознавала свою слабость перед ним. И хотя он только целовал  ее,
она была готова перейти с ним к большему.  И  ее  пугало  то,  насколько
легко ему было управлять ею. Она,  в  порыве  гнева,  не  разрешила  ему
возвращаться к ней,  и  теперь,  когда  гнев  прошел,  поняла,  что  это
разумное решение и наилучший выход для нее.  Но  она  также  знала,  что
Лукас не подчинится.
   На следующее утро, услышав приближающийся стук копыт,  Ди  посмотрела
на дробовик, но призналась себе, что это была пустая угроза, по  крайней
мере, сейчас. Хотя ей и удалось кое-как одеться, она все  еще  не  могла
поднять тяжелое оружие.
   Лукас без стука открыл переднюю дверь, которая оставалась  незапертой
в течение последних двух дней. Ди повернулась к нему от плиты, и  резкий
упрек был готов сорваться с ее губ, но она сдержалась. Его черные  брови
нахмурились, когда он увидел, что она стоит  у  плиты  и  переворачивает
вилкой бекон.
   - Тебе не следовало вставать с постели, - с порога заявил он.
   - Я уже говорила тебе, что мне лучше. Я могу справиться с этим.
   - Но не с туфлями, - заметил он, разглядывая ее босые ноги.
   Она пыталась,  но  не  смогла  наклониться  достаточно  низко,  чтобы
натянуть чулки и надеть туфли. Ди все еще  носила  его  рубашку,  и  она
заменяла ей блузку. С большим трудом ей удалось надеть  нижнее  белье  и
юбку. После двух дней пребывания в обнаженном  или  полуобнаженном  виде
одежда создавала ощущение комфорта. Лукас бросил  небольшой  сверток  на
стол. Она посмотрела на него и вопросительно подняла брови.
   - Ночная рубашка. Вместо той, которую я разрезал.
   Ди была рада, что он позаботился об этом, поскольку  ее  гардероб  не
отличался богатством и разнообразием.
   - Я постираю твои рубашки и возвращу их.
   - Это не к спеху.
   Он  смотрел  на  нее  так  внимательно,  что  она  начала  испытывать
неудобство и должна была бороться с желанием проверить, застегнуты ли  у
нее все пуговицы. Но он только взял у нее вилку и сказал:
   - Сядь. Я закончу сам.
   Лукас заметил ее нерешительность и продолжал настаивать, пока она  не
села в кресло у очага.
   Когда он подъезжал к ее хижине, каждый его нерв был напряжен,  потому
что в любую секунду он ожидал выстрела из дробовика. Накануне он слишком
далеко зашел, и понимал это.  От  любой  другой  женщины  он  ожидал  бы
вспышки раздражения, а скорее всего слез обиды. Но Ди  обычно  выполняла
свои обещания и могла встретить его зарядом дроби, который, мрачно думал
Лукас, он вполне заслуживал за свою глупость. Вчера он  потерял  голову,
был  разгорячен,  возбужден  и  разочарован,  и  поэтому  показал   свой
необузданный нрав.
   После завтрака Лукас встал на колени и  помог  Ди  надеть  чулки.  Он
укрепил подвязки над ее  коленями,  но  на  этот  раз  его  действия  не
заставили ее даже  покраснеть.  Потом  он  обул  ее  в  жесткие  рабочие
башмаки, и его лицо снова стало мрачным. Он подумал об  изящных  туфлях,
которые она могла бы  носить,  если  бы  не  настаивала  на  том,  чтобы
работать как лошадь. Однако на этот раз Лукас не стал упрекать ее.
   Они вышли прогуляться, и это был ее первый  выход  за  порог  с  того
злополучного утра. Ди настояла на осмотре участка огорода,  который  она
вскопала, и рассказала ему о том, что собирается посадить.
   - Маис, конечно, и горох. В  прошлом  году  я  очень  удачно  продала
тыквы, и поэтому посажу еще один ряд. Здесь я устрою  грядки  для  лука,
моркови и нескольких кустов перца. И думаю, что  попробую  в  этом  году
посадить  картофель.  Он  всегда  имеется  у  мистера  Винчеса,   но   я
представляю, сколько он платит за доставку.
   Ее глаза сверкали, когда она смотрела на  клочок  незасеянной  земли:
она представляла себе зеленые побеги, растения, которые кормили ее зимой
и давали ей средства к существованию. Лукас глядел на  эту  же  землю  и
думал о работе, которую ей предстояло сделать:  сначала  посадка,  потом
ежедневная борьба с  сорняками  и  насекомыми  и  наконец  сбор  урожая,
наиболее трудный период, когда  ей  нужно  будет  не  только  заниматься
повседневной работой,  но  и  трудиться  на  кухне,  консервируя  овощи.
Женщине на ферме всегда приходилось трудно.  Женщина,  управлявшаяся  на
ферме в одиночку, должна была преждевременно свести себя в могилу,  если
только она не обладала достаточным количеством  здравого  смысла,  чтобы
продать ферму.
   Ди обладала силой, ее стройное тело было гибким и мускулистым,  но  в
конце концов эта работа должна была стать и для нее  непосильной.  Лукас
посмотрел на ее спадавшие по спине длинные волосы и необыкновенное лицо,
поднятое навстречу утреннему солнцу, и поклялся себе, что он заберет  ее
с этой фермы, прежде чем та убьет Ди  или  состарит  раньше  времени.  И
никакое сопротивление гордой хозяйки Ручья Ангелов его не остановит.
   Даже не успев  до  конца  осознать  свое  намерение,  он  нагнулся  и
поцеловал Ди, положив ей руки на талию и притянув  к  себе.  Ее  зеленые
глаза удивленно расширились, потом  медленно  закрылись,  когда  ее  рот
нежно раскрылся навстречу ему. Ее губы были мягкими  и  полными,  причем
нижняя все еще оставалась слегка распухшей из-за его вчерашней грубости.
Сейчас он обращался с ней с большей осторожностью. На этот  раз  и  она,
откинув голову, ответила на его действия. Его руки мгновенно сжались  на
ее талии, потом одна скользнула вниз, а другая оказалась вверху и плотно
охватила грудь. Ди сразу же попыталась отстраниться, и  у  нее  вырвался
протестующий крик. Лукас не отпускал ее, его длинные пальцы мяли  мягкую
плоть и щекотали чувствительный сосок.
   - Я не собираюсь делать ничего больше, - пробормотал  он,  когда  его
губы резко скользнули вниз по ее шее.
   Один поцелуй, одно прикосновение, и она захотела, чтобы он сделал все
остальное, хотя и понимала, что было бы  страшной  ошибкой  дать  Лукасу
подобную власть над собой. Она не могла оттолкнуть его, но нашла в  себе
достаточно сил и благоразумия, чтобы отвернуться и сказать:
   - Нет, Лукас. Нет. Я не хочу, чтобы ты сделал это.
   - Лгунья,