ые и маневренные, с
белоснежными парусами, на которых был нанесен простой рисунок  -  крест  св.
Георгия, - спокойно дрейфовали. Их корпуса были , выкрашены в цвета королевы
- зеленый и белый, левые борта ощетинились пушками.
   Битва  была  жестокой  и  горячей,  но  к  часу  пополудни,   когда   она
завершилась, ни одна из сторон не могла бы  объявить  себя  победительницей.
Испанцы готовились к близкому бою. Их новые пятидесятифунтовые железные ядра
предназначались для разрушения такелажа противника.  Англичане,  однако,  со
своими  более  узкими  кораблями  имели  большую  маневренность,  а  отлично
стрелявшие  английские  артиллеристы  оказались  более  меткими  на  дальней
дистанции. Английские корабли молниями носились взад и вперед перед Армадой,
нападая, как маленькие собачонки, хватающие за пятки толстых  неповоротливых
овец. После нескольких  часов  сражения,  поняв,  что  одержать  решительную
победу не удастся, обе стороны сочли за лучшее разойтись.  Однако  англичане
не потеряли ни одного судна.
   Армада продолжила свой тяжеловесный путь, величественно пересекая залитый
летним солнцем залив Лим-Бей. С прибрежных холмов  сквозь  легкую  дымку  за
продвижением могучего испанского флота наблюдали сотни зрителей.  Между  тем
из маленьких прибрежных городков Дорсета отплыла  целая  флотилия  маленьких
суденышек,  доставлявших  на  английские  корабли  свежее  продовольствие  и
боеприпасы.  К  субботе  двадцать  седьмого  июля  Армада  встала  на  якоря
неподалеку от французского порта  Кале.  Отсюда  испанский  адмирал,  герцог
Медина-Седона, мог  сноситься  с  герцогом  Пармским,  испанским  генералом,
командовавшим силами высадки. Тень  Армады  -  английский  флот  -  к  этому
времени соединилась со вновь  подошедшими  судами  под  командованием  лорда
Сеймура и ветерана многих кампаний сэра Уильяма Винтера.
   А Лондон жил ожиданием. Слухи ходили во множестве, и самые  дикие.  Дрейк
захвачен  в  плен,  говорили  одни.  Другие  рассказывали,  что  у  Ньюкасла
состоялось  генеральное  сражение,  в  котором   был   потоплен   английский
флагманский корабль.  Английский  народ  ждал  предстоящее  сражение.  Среда
седьмого  августа  была  днем  самого  высокого  прилива  в  Дюнкерке.   Все
предполагали, что войска Пармы в этот день пересекут пролив и  высадятся  на
землю Англии, возможно, в Эссексе.
   Граф Лестерский, Роберт Дадли, был поставлен  во  главе  армии,  ему  был
присвоен чин генерал-лейтенанта. Королева хотела отправиться  на  побережье,
чтобы проследить за ходом битвы, но граф запретил ей. Он писал:
   "Теперь, что касается Вашей персоны, являющей собой наиболее утонченный и
священный предмет, которым мы обладаем в целом мире и о  котором  бесконечно
заботимся... Человек должен  содрогнуться,  только  подумав  об  этом,  а  в
особенности обнаружив, что Ваше Величество нашло в себе  достойную  истинной
королевы  храбрость  отъехать  к  самым  пределам  Вашего   царства,   чтобы
встретиться с  Вашими  врагами  и  защитить  своих  подданных.  Я  не  могу,
дражайшая королева, дать на это свое согласие, ибо от Вашего  здравствования
зависит все и вся во всем Вашем королевстве,  и,  таким  образом,  да  будем
охранять его превыше всего!"
   Королева нервничала, кидалась на придворных, то раздраженная, то угрюмая.
Ей претило сидеть взаперти в Лондоне. Самой сообразительной оказалась добрая
Бесс Трокмортон, которая в конце концов предложила:
   - Возможно, ваше величество  могли  бы  съездить  хотя  бы  в  Тилбури  и
проинспектировать войска. Один ваш вид значительно ободрит их.
   - Господи, Бесс! Ты абсолютно права! Мы  поедем  в  Тилбури,  благо  граф
Лестерский, превратившийся в старую бабу,  против  этого-то  вряд  ли  будет
возражать.
   Лестер изящно уступил, лучше всех  понимая  ее  беспокойство.  Он  писал:
"Милая, дорогая королева, да не изменится Ваше предназначение, если Бог даст
Вам здоровья!"
   Королева отплыла вниз по Темзе к  Тилбури  шестого  августа.  Ее  большая
барка, украшенная бело-зелеными флагами, была до отказа  забита  придворными
дамами, тщательно отобранными кавалерами и менестрелями, весело игравшими  и
певшими  в  попытке  отвлечь  мысли  королевы  от  неотложных  дел.   Позади
королевского судна следовали еще несколько, со слугами, конюхами и лошадьми.
   В то время как Рэлей ушел на флот, Эссекс оставался при королеве. Она  не
перенесла бы разлуки с ним, но Роберт Деверекс, не будучи трусом,  воспринял
ее решение с болью и стыдом. Велвет, самая младшая  в  придворном  синклите,
предложила плыть на барке своего брата, чтобы на королевском судне  было  бы
хоть чуть-чуть просторнее. Она пригласила  с  собой  Бесс  и  Эйнджел.  Бесс
надела розовое платье, но все последнее время  ходила  бледная  и  выглядела
измученной. Теперь Велвет  еще  больше  уверилась  в  том,  что  ее  подруга
влюблена в Уолтера Рэлея, находившегося сейчас в большой  опасности.  Велвет
не осмеливалась, однако, высказать ей свои предположения. Если Бесс  молчит,
значит,  не  хочет  посвящать  ее  в  свои  тайны.   Любопытство   же   было
непростительным, особенно если принять во  внимание,  что  именно  дружеское
участие Бесс облегчило Велвет вхождение во дворцовый круг.
   Плавание  к  Тилбури  носило  почти  праздничный  характер,  несмотря  на
серьезность  положения.  Все  были  празднично  одеты,  трюмы  судов  забиты
корзинами  для  пикника,  наполненными  холодными  цыплятами,   пирогами   с
зайчатиной, свежеиспеченным хлебом, сырами, персиками, вишнями и пирожками с
фруктами. К корме барки Саутвуда  была  привязана  покачивающаяся  в  волнах
большая плетеная корзина.  Через  ее  прутья  можно  было  видеть  несколько
глиняных бутылок с вином, охлаждавшихся в реке.
   - Вы правда думаете,  что  испанцы  завтра  нападут  на  нас,  милорд?  -
спросила прелестная Эйнджел у Робина. На ней было платье из небесно-голубого
шелка, которое несколько  полиняло  и  стало  чуть  узковато  в  груди,  ибо
воспитанницы королевы, особенно из бедных семей,  не  часто  обновляли  свой
гардероб. Потерявший голову граф Линмутский  ничего  этого  не  замечал.  Он
видел перед собой  самую  чудесную  девушку  из  всех,  кого  он  когда-либо
встречал.
   - Господь не допустит этого, - ответил он. - Но вам не  следует  бояться,
госпожа Кристман. Я защищу вас.
   Эйнджел вспыхнула как роза, и Велвет  с  удивлением  обнаружила,  что  ее
всегда такая острая на язычок подруга вдруг стала по-девичьи скромной  и  не
знала, что ответить.
   Интересно, что это с ней случилось?
   Велвет встретилась взглядом с Бесс, и та улыбнулась, поняв ее мысли.
   - Вы тоже боитесь, Велвет? - спросил у нее Алекс.
   - Ничуть, - быстро ответила она. -  Я  сама  возьму  в  руки  меч,  чтобы
защищать Англию,  но  не  дам  проклятым  испанцам  захватить  ее  -  Браво,
сестричка! - одобрил Робин. - Ты - верноподданная англичанка. Твой отец  был
бы горд тобой.
   Сразу после полудня королевская яхта прибыла в Тилбури,  где  пристала  к
берегу рядом с блокгаузом, у которого ее уже ждали Лестер и его офицеры. Как
только ножка Елизаветы ступила на землю, ударили  пушки,  заиграли  дудки  и
барабаны. Ее ожидал сэр Роберт Уильяме с двумя тысячами конных рыцарей.
   Одна тысяча была выслана вперед к Ардерн-Холлу, вотчине мистера Рича, где
Елизавета собиралась  остановиться.  Другая  тысяча  всадников  должна  была
сопровождать карету королевы.  У  королевы,  оказавшейся  среди  любимых  ею
людей, заметно поднялось настроение. Хотя  она  и  опасалась  вторжения,  но
искренне верила, что высокий дух и храбрость  ее  народа  одержат  верх  над
численно превосходившими испанцами.
   Ни на один момент, даже в мыслях, она не допускала возможности поражения,
хотя с флота пока еще не поступило никаких донесений.
   Рядом с ней в экипаже уселся граф Лестерский. Как и королева, он не очень
хорошо чувствовал себя весь последний год, но собрался с силами и принял  на
себя командование армией. Время наложило отпечаток на Роберта  Дадли,  но  в
его искренней привязанности к королеве сомневаться не мог никто.
   После смерти жены он много лет ждал, что королева выйдет за  него  замуж,
но когда стало очевидно, что она не имеет такого намерения,  он  в  припадке
раздражения женился на ее двоюродной сестре,  вдовствующей  Леттис  Кноллиз.
Это был тайный брак, так как ни невеста, ни жених не хотели отказываться  от
своего положения при дворе. Королева, однако, раскрыла их  тайну  и  страшно
рассердилась. Граф и графиня были на время отлучены от двора,  но  Елизавете
не хватало Дадли, и он вскоре был призван назад. Леттис же не повезло, и она
была вынуждена дожидаться прощения несколько лет.
   В начале супружество было удачным, но  потом,  как  это  часто  бывает  с
поспешными браками, наступило охлаждение.  Дадли  искренне  любил  королеву,
настолько, насколько он вообще был способен любить кого-либо. Кроме того, он
любил власть и почести, которые  могла  даровать  ему  только  она.  В  этом
отношении Леттис ничуть не уступала своему супругу, но  Елизавета  не  могла
простить своей кузине, что та вышла замуж за  человека,  которого  она  сама
любила больше, чем кого-либо, хотя и не вышла за него замуж.  У  всех  Дадли
был препаршивый характер, но оба,  без  всякого  сомнения,  были  преданными
людьми.
   Бесс  уехала   с   королевой   в   Ардерн-Холл,   но   королева,   всегда
потворствовавшая своей крестнице, сказала Велвет, что этим вечером та  будет
ей не нужна. Велвет  и  Эйнджел  предстояло  остановиться  вместе  с  графом
Линмутским  и  лордом  Гордоном  в  одной  из  лучших  гостиниц  Тилбури,  в
"Мермейде". Робин оказался достаточно предусмотрительным и за несколько дней
до их предполагаемого отъезда из  Лондона  послал  вперед  одного  из  своих
людей, чтобы заказать две лучшие спальни и отдельную гостиную, где они могли
бы питаться.
   Гостиница "Мермейд" располагалась посередине зеленой  лужайки  на  берегу
реки и выглядела очень мило, сияя окнами с  промытыми  до  блеска  стеклами,
окруженная кустами алых и белых роз.  С  одной  стороны  дома  располагалась
конюшня, с другой - прекрасный сад с клумбами ароматных ноготков и  левкоев,
благоухающей голубой лаванды и душистого розмарина. Разбросанные там  и  сям
по саду небольшие зеленые деревца были подстрижены в форме ваз и птиц.
   Позади  гостиницы  тянулись  грядки  небольшого   огорода,   на   котором
произрастали бобы, морковь, горох, пастернак, лук-порей и салат. Было  здесь
и несколько фруктовых деревьев: яблони, сливы и груши. Местный сад совсем не
походил на сад в Королевском  Молверне  с  его  двумя  лабиринтами,  сотнями
розовых кустов и редкостными лилиями, вывезенными из Америки. И тем не менее
это было приятное место,  где  постояльцы  прогуливались  после  прекрасного
обеда.
   На  улицу  опустились  сумерки,  и  всегда  деятельная  река   наконец-то
успокоилась. Опустился легкий туман, замершие воды отражали розовато-лиловое
небо. Ласточки стрелой проносились над рекой, освещенной  розоватым  светом.
Несмотря на свое привилегированное положение на яхте брата, у Велвет не было
никакой возможности привезти много перемен нарядов. На ней было  все  то  же
шелковое зеленое платье, которое она надевала утром. Но  для  Алекса  она  в
любом виде была очаровательна.
   Велвет удивилась, обнаружив,  что  осталась  одна  в  обществе  красивого
шотландца. Ее брат, видимо, перешел  в  другую  часть  сада  с  Эйнджел.  Не
собираясь показывать, что она нервничает, она повернулась к лорду Гордону со
словами:
   - Вы никогда ничего не рассказываете мне о  себе,  милорд.  Расскажите  о
своем доме.
   - Мы ведь договорились, Велвет, что вы будете звать меня Алекс, -  сказал
он своим глубоким, теплым голосом.
   Она покраснела и рассердилась на себя за такое проявление эмоций.
   - Расскажите мне о Шотландии, Алекс. Пока я не попала ко двору,  я  нигде
не бывала, кроме как дома, в Англии и во Франции.  Расскажите  мне  о  вашей
родине. Мой нареченный супруг тоже шотландец, и, если я выйду за него замуж,
мне придется жить там.
   - Моя семья владеет небольшим замком на  севере  Шотландии,  недалеко  от
Абердина. Есть у нас и городской дом в самом Абердине.
   - А в Эдинбурге у вас нет дома? Вы же, конечно, состоите при дворе?
   - Нет, дорогая. У меня нет ни времени, ни  желания  проводить  время  при
дворе Стюартов. Королевский  дом  Стюартов  постоянно  одалживает  деньги  у
своего  дворянства,  никогда  не  возвращая  долгов,  и  к  тому  же   очень
неблагодарен Правда, король доводится мне двоюродным братом. У нас был общий
дед, Джеймс V.
   Зеленые глаза Велвет расширились от удивления при этом признании.
   - Ваш дедушка был королем Шотландии?
   - Да, а моя бабушка Александра владела... -  Он  на  мгновение  смешался,
поняв, что едва не сказал "Брок-Кэрном", затем продолжил:
   - Нашим фамильным поместьем. Она собиралась выйти  за  короля  замуж,  но
умерла при родах моего отца Ангуса Так что с браком, естественно, ничего  не
получилось. Король признал свое отцовство, но отец  все-таки  носил  фамилию
Гордон. Говорят, моя бабка очень любила своего Джемми Стюарта.
   Велвет восторженно вздохнула:
   - Как романтично! Если бы только я смогла кого-нибудь полюбить!
   Только чистое безумие могло его  подтолкнуть  выговорить  эти  слова,  но
Алекс не смог сдержаться.
   - Зато мне кажется, что я влюбляюсь в вас, Велвет, - сказал он негромко.
   Она споткнулась и, обернувшись, взглянула на него.
   - Вы не должны, Алекс, - сказала она очень серьезно. - Я же обручена,  вы
знаете.
   - Но вы говорили, что сбежали  от  своего  нареченного  супруга,  что  не
хотите его знать.
   - Я не говорила, что не хочу его знать. Я просто не пойду за него  замуж,
пока не узнаю его как следует и пока мои мать и отец не вернутся  из  Индии.
Но я не стану компрометировать доброе имя своей семьи, Алекс. Надеюсь, вы не
думаете, что я пойду на это?
   - Нет, дорогая, я понимаю, что ваше достоинство не позволит  сделать  вам
ничего такого, за что пришлось бы краснеть вашим родным. Но, Велвет, неужели
вы разобьете мое сердце? Сердце, которое я столь охотно подарил бы вам?
   Она выглядела очень смущенной, и его сердце чуть не выскочило от  радости
из груди. Потом она с неподражаемой прямотой сказала:
   - За мной никогда не ухаживал ни один мужчина.  Вы  ухаживаете  за  мной,
Алекс?
   - А вам бы это понравилось, Велвет? Ее прелестное  лицо  посерьезнело,  и
несколько долгих мгновений она размышляла. Наконец она ответила:
   - Я уже говорила, что выйду замуж только по любви, но как я  могу  знать,
что такое любовь, если слепо подчиняюсь решениям, принятым моими родителями?
Единственная свобода, которую они мне предоставляли, была свобода выбора, и,
хотя сейчас они далеко, я знаю, что они предоставили бы мне эту свободу и  в
этом деле. Да, Алекс, возможно, это мне и понравилось бы при условии, что  с
самого начала мы договорились бы, что между нами, кроме невинного флирта, не
может быть других отношений. Я не могу обманывать вас. Честь  и  достоинство
моей семьи обязывают меня быть верной этому незнакомому мне графу, хотя  мое
сердце может потянуться к любому другому.
   Заключив ее в объятия, он поцеловал ее, заставив покраснеть от смущения и
почти   задохнуться.   Она   обвила   его   шею,   а   он,   лаская    рукой
золотисто-каштановые волосы, поднял ее лицо кверху, покрывая его поцелуями.
   - О, дорогая, - с трудом прошептал он, - вы делаете меня счастливым!
   Велвет,  внезапно  переполненная  неизъяснимой  радостью,  рассмеялась  и
сказала с сияющими глазами:
   - Вы тоже делаете меня счастливой, дорогой  друг!  Затем  они  продолжили
прогулку по берегу реки. В это время более драматическая сцена разыгралась в
затененной части гостиничного сада.  С  того  момента,  как  Роберт  Саутвуд
впервые увидел Эйнджел Кристман, он мечтал остаться с  ней  наедине.  И  вот
такая возможность  представилась.  Он,  как  и  его  отец  когда-то,  всегда
напролом шел к желанной цели и всегда добивался того, чего хотел.
   - Я люблю вас, - заявил он напряженным голосом. - Люблю с  того  момента,
когда впервые увидел.
   Эйнджел остановилась как вкопанная, пораженная его словами. Она не  могла
поверить, что  брат  Велвет  станет  издеваться  над  бедной  девушкой.  Она
смутилась и в первый момент не  знала,  что  ответить.  Потом,  поняв,  что,
разыгрывая из себя простушку, только поощрит  его  на  дальнейшие  грубости,
быстро сказала:
   - Вы смеетесь надо мной, милорд, это нечестно. Ваша сестра сердечно любит
вас, а она моя лучшая подруга из всех, каких я когда-нибудь  имела.  Неужели
вы хотите поставить под угрозу единственную вещь, которую я ценю,  -  дружбу
Велвет? Вам должно быть стыдно, милорд граф!
   - Но я не смеюсь над вами! - вскричал он. - Я люблю вас, Эйнджел!
   - Тогда вы глупец, милорд, ведь вы даже не знаете меня  толком,  -  резко
ответила она, потеряв терпение. "Да, я бедная, не имеющая никакого веса  при
дворе, связей, - подумала она, - но как он смеет обращаться со мной подобным
образом!"
   - Вашим отцом был Витт Кристман, сын  сэра  Рэндора,  -  стал  горячиться
Робин. - Вашей матерью, которую вы очень любили, была  Джоанн  Уэллис.  Ваше
фамильное поместье находится около Лонгриджа в Ланкастере.  Ваши  дедушки  и
бабушки с обеих сторон  хотели  взять  вас  к  себе,  но  ваш  отец  поручил
опекунство над вами короне. Пятого декабря вам исполнится восемнадцать лет.
   - Откуда вы все это знаете? - требовательно спросила Эйнджел, разъяренная
тем, что кто-то суется в ее личные дела.
   - Я спросил лорда Хандстона, - честно признался он.
   - Зачем?
   - Я сказал вам зачем! Я люблю вас, Эйнджел! - "Святые небеса, как же  она
хороша!" - подумал Робин.
   - Мой отец убил мою мать, которая была неверна ему, а затем убил и  себя,
- заявила она звонким от волнения голосом.
   - К сожалению, - ответил он, - такие вещи случаются даже в лучших семьях.
Моя мать однажды оказалась в марокканском гареме.
   - Такого не случается в хороших семьях, - ответила Эйнджел. Быстрая, едва
заметная улыбка тронула уголки ее губ. - Вы пытаетесь поддразнить меня,  так
ведь? Чтобы я не чувствовала неловкости?
   - Нет, - сказал он. - Это правда.
   - Чего же вы хотите от меня, милорд? - спросила она у него,  все  еще  не
понимая,  что  им  движет.  Сердце  девушки  говорило,  что  он   собирается
предложить нечто такое, с чем она не сможет согласиться, и что своим отказом
она оскорбит его. Сколь сильно он рассердится? Запретит ли он ей  дружить  с
его сестрой? О Господи! Он так  красив.  Она  никогда  не  встречала  такого
красавца.
   - Я хочу, чтобы вы стали моей женой, - спокойно сказал Робин.
   - Милорд, это жестоко! - вскричала она, и ее глаза  наполнились  слезами.
"Черт его побери,  -  подумала  она.  -  Черт  его  побери!"  И  в  смущении
отвернулась от него.
   Саутвуд, однако, никаких подобных чувств не испытывал. Он нежно  повернул
ее к себе, так, чтобы они оказались лицом друг к другу.
   - Взгляните на меня, моя дорогая Эйнджел, -  мягко  проговорил  он.  -  Я
люблю вас, сердце мое!
   Она смотрела на него, как на ненормального.
   - Это невозможно, - убеждала она. - Собрать сведения обо  мне  -  еще  не
значит знать меня. Кроме того, вы - лорд Линмутский, один  из  богатейших  и
могущественнейших людей Англии Я - ничто по сравнению с вами. Что такое дочь
разорившегося второго сына мелкопоместного барона для семьи Саутвудов?
   - Я и есть Саутвуд, Эйнджел. Нет никого,  кто  мог  бы  мне  приказывать,
когда говорить "да", а когда "нет". Я сам себе хозяин.
   - Вы должны жениться на женщине из семьи, равной  вашей  по  богатству  и
влиянию, милорд, - с горечью проговорила она. - Даже я знаю это.
   - Я должен жениться на девушке, которую полюблю, - ответил он  ей.  -  И,
моя прелестная Эйнджел, я люблю вас больше жизни! Выходите  за  меня  замуж,
моя дорог