южину крепких сыновей? - Он крепко обхватил рукой талию Мэйрин.
   - Что?! - Мэйрин с испугом уставилась на него. Она услышала, что  Жосслен
обращается к ней, но не поняла вопроса, погрузившись в свои раздумья.
   Молодой епископ снисходительно улыбнулся.
   - Вы похожи на невинную девушку, не знающую, что такое  брак,  -  заметил
он. - Ваш новый муж спросил, поможете ли вы ему создать большую семью. У вас
нет детей от первого брака?
   - Мой первый брак продлился всего восемь месяцев, милорд епископ.
   - Вполне достаточно времени, чтобы мужчина успел дать  жизнь  ребенку,  -
уклончиво проговорил епископ.
   - Моя дочь была еще слишком юна для брачного ложа, - вмешалась Ида, придя
на помощь Мэйрин. - Принц обожал ее! Он настоял  на  этом  браке,  поскольку
боялся, что ее похитит кто-нибудь другой.
   - А-а-а, - понимающе протянул епископ.  -  Известно,  что  чересчур  юные
девушки не сразу зачинают детей. Сколько же вам лет, миледи?
   - В октябре исполнилось шестнадцать, милорд.
   - Ну, теперь вы уже в подходящем возрасте! Будь внимателен к своей  жене,
Жосслен де Комбур! И я обещаю, что к осени она подарит тебе чудесного сына!
   - Сыновья для новой Англии, - произнес король.  -  Да,  милорды  и  леди,
именно это нам сейчас необходимо  в  первую  очередь.  Сильные  сыновья  для
сильной Англии!
   Подняли еще один тост -  на  сей  раз  за  будущих  сыновей  Жосслена  де
Комбура. Когда холодное вино обожгло горло Мэйрин, она подумала: "Интересно,
смогу ли я удержаться на ногах, если Жосслен уберет руку с моей талии?"
   - Не отпускайте меня, милорд, - прошептала она ему. - Боюсь,  я  чересчур
много выпила. Жосслен усмехнулся.
   - Король не держит плохого вина. Те, кто состоит у него на службе, быстро
привыкают к доброй выпивке.
   - Возможно, если бы мы пообедали, было бы лучше. Но ведь  после  утренней
мессы у нас во рту не было ни крошки! - ответила Мэйрин. - Не  уверена,  что
смогу удержаться на ногах.
   - Давай проверим, - предложил Жосслен. Обернувшись к королю, он произнес:
   - Милорд, вы позволите нам покинуть вас?  Мы  проделали  долгий  путь  из
Эльфлиа. Миледи Мэйрин утомлена, и Я тоже. А  ведь  завтра  после  коронации
пора отправляться в обратную дорогу. Нам необходимо немного отдохнуть.
   - Отдохнуть? В первую брачную ночь? А как же насчет сильных  сыновей  для
Англии, де Комбур? - поддразнил его Хью де Монфор. - Как не стыдно, господа,
- с упреком проговорила Ида. Но король  и  его  друзья  не  сдержали  смеха.
Мэйрин покраснела, как маков цвет, прекрасно поняв намек.
   - Ваше величество, милорды! - добродушно рассмеялся Жосслен. - Мы с женой
должны покинуть вас. - Продолжая поддерживать Мэйрин за талию, он  вывел  ее
из комнаты. Оказавшись единственной дамой в  окружении  мужчин,  кое-кто  из
которых с восхищением поглядывал на  нее,  Ида  присела  в  реверансе  перед
королем и поспешила следом за новобрачными.
   - Какая красивая женщина! - заметил граф Эсский. - Как жаль, что  она  не
смогла остаться.
   - Возможно, весной мы посетим Эльфлиа,  -  сказал  Хью  де  Монфор,  -  и
посмотрим, как управляется с делами наш друг Жосслен.
   - Надеешься, что вдова окажет тебе теплый прием? - поддразнил его  Роберт
де Бомон.
   - Вдова - такая же женщина, как и все, друг мой, -  рассмеялся  Монфор  и
подошел к окну, чтобы взглянуть, как новобрачные садятся на коней.
   - Садись на Громовика, - велел Жосслен, приподнимая Мэйрин и усаживая  ее
в седло, - Я поведу его.
   - Тебе нехорошо, дитя мое? - встревоженно спросила Ида.
   - Это все вино, - слабым голосом отозвалась Мэйрин, чувствуя,  что  в  ее
желудке поднимается настоящая буря.
   Ида покачала головой и повернулась к своему новоиспеченному зятю.
   - Она никогда не могла пить  крепкое  вино.  Обычно  она  разбавляла  его
водой. Королевское вино было превосходным. Мне оно понравилось, но я  боюсь,
что Мэйрин от него заболеет.
   Жосслена  неудержимо  тянуло  рассмеяться.  Он  только  что  женился   на
прекраснейшей в мире женщине. Но его невесту, казалось, вот-вот стошнит. "Не
слишком-то романтичное начало первой брачной ночи,  -  подумал  Жосслен.  Он
взглянул на Мэйрин и увидел, что она действительно очень бледна. На  лбу  ее
выступила испарина, глаза прикрыты. - Неужели ей действительно так плохо?" -
испугался Жосслен.
   И он не ошибся. Мэйрин прежде никогда не подозревала, что конь может быть
так похож на корабль. У нее отчаянно  заболела  голова,  и  с  каждым  шагом
Громовика  ей  казалось,   что   вот-вот   случится   непоправимое.   Мэйрин
сомневалась, успеют ли  они  добраться  до  дома,  учитывая  раскачивающуюся
поступь коня и вонь на узких  улочках.  Ветер  с  реки  не  помогал.  Однако
морозный воздух конца декабря все-таки  совершил  чудо  и  помог  Мэйрин  не
потерять над собой контроль. Когда Громовик наконец остановился перед домом,
она с облегчением открыла глаза. Жосслен снял ее с седла.
   В его золотисто-зеленых глазах мелькнуло сострадание.
   - Боюсь, придется отложить брачные торжества, - произнес он. - Завтра  на
коронации я похвастаюсь тобой, жена моя! Но сейчас  тебе  необходим  хороший
отдых.
   - Милорд,  мне  очень  жаль...  -  пробормотала  Мэйрин.  Жосслен  озорно
рассмеялся.
   - Ах, колдунья! - воскликнул он. - Я действительно люблю тебя! Думаю,  ни
тебе, ни мне не хотелось бы, чтобы наши страстные  объятия  довели  тебя  до
болезни. Сильные сыновья для Англии могут подождать другой ночи.
   Мэйрин слабо улыбнулась.
   - Моя мать говорила, что ты - добрый человек, Жосслен. Но, боюсь, она  не
оценила твою доброту и вполовину. Думаю, мне будет очень приятно узнать тебя
получше.
   Жосслен улыбнулся в ответ. Подхватив жену на руки, он отнес ее в  спальню
и усадил на кровать.
   - Сегодня я буду спать внизу, Мэйрин, - сказал он, нежно поцеловав  ее  в
лоб. Уходя, добавил:
   - Я пришлю к тебе леди Иду.
   - Пойдите к вашей дочери, - сказал он Иде, спустившись в зал. - Сегодня я
буду спать здесь.
   Ида поднялась по лестнице и исчезла за дверью спальни.  Дагда  подошел  к
камину и разжег огонь. Он осторожно раздувал крошечный огонек, пока  тот  не
разгорелся и не превратился в жаркое пламя. Затем  он  подбросил  два  сухих
полена. Древесина громко затрещала, языки огня взметнулись вверх, на  стенах
комнаты заплясали причудливые тени. Передвинув в зал длинный  дубовый  стол,
Дагда наполнил два кубка вином из графина. Один кубок он вручил Жосслену.
   - Итак, милорд, - проговорил он, - за вашу свадьбу с леди Мэйрин!  Долгих
лет жизни вам обоим! И много детей! Совет  да  любовь!  -  С  этими  словами
ирландец залпом осушил свой кубок и поставил его на пыльную крышку стола.  -
Мне пятьдесят восемь лет, - начал он издалека. - Отца своего я не помню. Моя
мать отличалась одной особой способностью: рожать чуть ли не каждый  год,  и
всякий раз - от нового мужчины. За нами никто не  присматривал.  В  возрасте
двенадцати лет я дорос уже до шести футов и продолжал расти. В двенадцать  с
половиной я завоевал свою первую девушку. Мне пришлось убить двоих мужчин, и
впервые в жизни я удостоился похвал и одобрения. К семнадцати годам, милорд,
я прослыл самым свирепым  воином  в  Ирландии.  Моим  именем  мамаши  пугали
непослушных детей.
   Когда мне исполнилось двадцать шесть, меня поймали монахи.  Они  заманили
меня россказнями о тайном сокровище. О эти монахи! Они хорошо знали, на  что
я  падок.  И  вознамерились  спасти  мою  бессмертную  душу.  -   При   этом
воспоминании Дагда ухмыльнулся. - Итак, они сняли с меня  оружие  и  раздели
догола. Потом посадили в чем мать родила  в  тесный  подвал  без  окон.  "Ты
должен родиться заново, Дагда,  -  сказали  они  мне.  -  А  этот  подвал  -
материнское лоно".
   Как же я сперва ненавидел этих монахов! Мне тогда  были  неведомы  другие
чувства, кроме ненависти. Я проклинал этих  добродушных  старичков,  которые
дважды в день приносили мне пищу и оставляли  наедине  с  моими  мыслями.  Я
поклялся, что, если мне удастся вырваться на свободу, я сровняю с землей  их
монастырь.
   Прошло много недель, и наконец гнев и ненависть иссякли.  Однажды  утром,
когда старый монах принес мне поесть,  я  заплакал  и  стал  умолять  его  о
помощи. Лишившись оружия и ненависти,  я  снова  превратился  в  ребенка.  И
добрые монахи начали заново учить всему этого ребенка.  Они  объяснили,  что
хотя физическая сила иногда полезна, но далеко  не  всегда  для  преодоления
препятствий нужно насилие. Они приучили мой мозг  рассуждать  и  разгадывать
загадки, а не бездумно сражаться против них.
   Они поручили мне заботиться о беспомощных существах, о домашних животных,
которые нуждались в защите сильного человека.  Через  некоторое  время  меня
направили в монастырский госпиталь ухаживать за больными и умирающими.
   Это помогло мне понять, что жизнь ценнее смерти, милорд. И  мне  хотелось
остаться в атом монастыре до конца своих дней.
   Но через два года монахи сказали, что я должен  исполнить  новую  задачу.
Они послали меня ко двору  короля  Рорн  Тир  Коннелла,  который  правил  на
северо-западе Ирландии. У короля и его пожилой супруги были  взрослые  дети:
пять сыновей и четыре дочери. Никто не ожидал, что королева родит еще одного
ребенка: ей было уже под пятьдесят. Но она снова зачала и умерла при  родах,
успев произвести на свет Мэйр Тир Коннелл, мать вашей супруги,  милорд.  Мне
поручили заботиться о ней, ибо Рори Тир Коннелл, опечаленный  смертью  своей
жены, отказался даже взглянуть на новорожденную.
   Глаза Дагды наполнились слезами от этих воспоминаний, и на  мгновение  он
умолк. Затем, взяв себя в руки, ирландец продолжил рассказ:
   - За всю мою жизнь, милорд, никто не любил меня так, как моя принцесса, и
никто не доверял мне столь простодушно. Мое сердце истосковалось по теплу  и
любви, и я с радостью посвятил свою жизнь заботам о малышке.  Я  сам  выбрал
для нее кормилицу, проследив, чтобы она была здоровой  и  крепкой.  Я  помог
моей принцессе сделать первые шаги. Мне она подарила стою первую улыбку. Мое
имя было первым словом, которое она произнесла. На моих глазах она выросла и
превратилась из ребенка в женщину.  Я  замечал  тоскующие  взгляды,  которые
бросали на нее молодые люди, приезжавшие ко двору и уезжавшие ни  с  чем.  Я
догадался раньше принцессы, что она влюблена в Сирена Сен-Ронана, и день  их
свадьбы стал самым счастливым днем в моей жизни. Разве  я  мог  представить,
что их любовь друг к другу оборвется так скоро и так печально?
   Моя принцесса умерла, родив миледи Мэйрин. И мне хотелось умереть  вместе
с нею. Но она прекрасно знала меня, понимала мое  сердце.  И  перед  смертью
поручила заботиться о новорожденной малютке, точь-в-точь как когда-то монахи
поручили мне заботиться о ней самой. Она знала, что я не предам ее!
   Когда Сирен Сен-Ронан умер, я спас миледи Мэйрин от этой дрянной женщины,
се мачехи. Когда Олдвин Этсльсберн взял миледи  к  себе  и  удочерил  ее,  я
принес ему присягу на верность. А теперь я предлагаю такую же  присягу  вам,
милорд. Однако знайте, что, если ваши интересы разойдутся с интересами  леди
Мэйрин, я встану на ее сторону. Думаю, вы должны это знать.
   Жосслена восхитила эта речь. Он уже давно  пытался  понять,  какое  место
занимает Дагда в жизни Мэйрин. Ирландец нравился  ему:  Жосслен  чувствовал,
что тот честен, верен и не способен на предательство.
   - Я могу лишь надеяться, Дагда, что мои интересы всегда будут совпадать с
желаниями моей жены.  Не  сомневаюсь,  что  ты  -  опасный  противник,  -  с
дружеской улыбкой ответил Жосслен.
   - Я уже много лет не поднимал меч для убийства, милорд. Я был с  Олдвином
Этельсберном и его сыном  под  Йорком,  однако  тан,  понимая  мои  чувства,
оставил меня в тылу заботиться о раненых. Зрелище  битвы  пробудило  во  мне
много воспоминаний, милорд, но мне не захотелось снова взять в  руки  меч  и
убивать. Жажда крови давно покинула мою душу.  Теперь  я  куда  больше  ценю
жизнь.
   Жосслен кивнул. Он тоже понимал чувства Дагды и восхищался его прямотой.
   - Король поручил мне возвести крепость в Эльфлиа, - произнес он. - Ты  не
откажешься руководить строителями, которых мастер Жилье привезет весной? Ему
и без того предстоит слишком много хлопот. Мне нужен человек, которому я мог
бы доверить руководство строительными работами. В Эльфлиа тебя все уважают и
любят.
   Дагда кивнул, лицо его смягчилось, уголки губ приподнялись в улыбке.
   - Да, - согласился он, - я бы очень хотел  принять  участие  в  постройке
крепости, милорд. Часть моей жизни я был разрушителем. Потом долгие  годы  -
воспитателем. Но еще никогда не был творцом.
   - Значит, у тебя нет своих детей, Дагда?
   Ирландец усмехнулся.
   - Заботы о моей госпоже не дали мне возможность подыскать жену. Несколько
женщин в Ирландии и в Эльфлиа порой милостиво делили со мной ложе.  Говорят,
что за годы жизни в Англии у меня родилось восемь сыновей и  шесть  дочерей.
Поскольку все они завели привычку удивительно походить на меня,  отказаться,
от них было бы просто невозможно. С вашего разрешения, милорд, выполняя ваше
поручение, я возьму в помощники моего старшего сына, Эдвина.
   - Бери кого хочешь, Дагда. Я предоставляю тебе  в  этом  полную  свободу.
Ведь ты лучше знаешь жителей Эльфлиа, чем я.
   Дагда, довольный этим соглашением, внезапно почувствовал голод. Он  успел
заранее заглянуть к соседнему повару  и  купить  жареного  каплуна,  буханку
хлеба и небольшую головку сыра, а для Мэйрин и ее матери - немного  яблок  и
груш. Разделав птицу, Дагда нарезал ломтиками хлеб и сыр и разложил угощение
по тарелкам. Передав одну своему новому господину, вторую он  отнес  наверх,
Иде.
   - Леди Мэйрин уже уснула, - с улыбкой сказал он, вернувшись в зал.
   - Леди Ида говорит, что моя жена плохо переносит вино, - заметил Жосслен.
   Дагда улыбнулся.
   - Среди кельтов, - произнес он, - не так уж много  трезвенников,  но  моя
госпожа действительно не может пить вино. От неразбавленного вина ей  всегда
становится плохо. Иногда ее начинает тошнить, иногда  она  просто  чувствует
дурноту, а потом засыпает. В этом у нее ничего общего с ее родителями.
   - Расскажи о ее родителях, - попросил Жосслен.
   - Ее мать была красавицей, - ответил Дагда. - А голос, как  у  жаворонка.
Она часто смеялась и редко гневалась, всегда старалась найти во всем хорошее
и не замечать дурного. Думаю, именно поэтому Господь забрал ее  к  себе  так
быстро. Она наверняка была одной из его  любимых  дочерей.  Он  не  выдержал
долгой разлуки с ней.
   Что же до отца миледи Мэйрин, то он был добрым  человеком  и  обожал  мою
принцессу. Он очень сильно переживал, когда она умерла,  и  не  хотел  брать
другую жену. Думаю, он бы и не женился,  если  бы  не  понимал,  что  должен
родить сына. Он не рассчитывал умереть таким молодым.
   - Как же он умер, Дагда?
   - Несчастный случай. Он упал с лошади в ров,  простудился  и  заболел,  а
через несколько недель скончался.
   Его вторая жена  коварством  добилась  того,  что  леди  Мэйрин  объявили
незаконнорожденной, и выгнала падчерицу из дому. Она была жестокой женщиной,
милорд. С ангельским личиком, но с душой черной, как дьявол. Если бы я знал,
до чего она дойдет, то позаботился бы заранее о "несчастном случае" для нее.
Леди Бланш так хотела прибрать к рукам земли Ландерно, что не сжалилась  над
невинной девочкой.
   - Леди Бланш?!
   - Бланш де Сен-Бриек, да проклянет ее Господь, - мачеха миледи Мэйрин. Но
все это осталось в прошлом.  Господь  н  Его  Пресвятая  Мать  защитили  мою
госпожу. - Дагда взял с тарелки ножку каплуна и впился в нее зубами.
   Бланш де Сен-Бриек! Жосслен почувствовал,  как  кровь  отхлынула  от  его
лица. Он опустил голову,  чтобы  Дагда  не  заметил,  как  он  побледнел,  и
принялся медленно жевать кусок хлеба с сыром.  Неужели  та  самая  Бланш  де
Сен-Бриек? Наверняка да! Насколько известно Жосслену,  в  этой  семье  всего
одна женщина с таким именем, и описание Дагды прекрасно подходит  к  ней.  У
женщины, которую знал Жосслен, действительно ангельское личико.  Поверить  в
то, что она - жестокое чудовище, было тяжело, но сомневаться в свидетельстве
ирландца не приходилось.
   "Моя Бланш". При этой мысли Жосслен подавился хлебом и закашлялся.  Дагда
похлопал его по спине н вручил кубок с  вином.  Жосслен  благодарно  кивнул;
глаза его слезились. Та Бланш, которую он знал, жила в доме своего  старшего
брата. Оме была вдовой и растила дочь,  но  Жосслен  никогда  не  видел  эту
девочку, поскольку она жила в семье своего нареченного  жениха.  Бланш  была
очень довольна партией, которую подыскала для своей  дочки:  богатые  земли,
которые малышка получила в приданое, привлекли  внимание  младшего  сына  из
могущественного семейства Монтгомери.
   Бланш мало рассказывала о своем браке, деликатно намекнув  лишь,  что  ее
принудили  к  этому  замужеству  родные.  Она  сказала,  что  ее   муж   был
отвратительным стариком и  что  лишь  его  внезапная  смерть  спасла  ее  от
невыносимой жизни в его обществе. Она никогда не  называла  ни  имени  этого
человека, ни его поместья.
   Жосслен думал, что эти воспоминания причиняют ей слишком сильную боль, но
теперь понял, что причина ее сдержанности другая.  Бланш  не  хотела,  чтобы
Жосслен обсуждал ее со своим отцом, который был близким другом ее  покойного
мужа.
   Бланш вскружила ему  голову  своими  влажными  голубыми  глазами,  нежным
голоском и еще более нежным прикосновением  руки,  которая  лежала  на  руке
Жосслена, когда они прогуливались по саду ее брата. Бланш дала  ему  понять,
как им может быть хорошо вдвоем.
   Жосслену польстило ее внимание: ведь он - всего  лишь  незаконнорожденный
сын, простой рыцарь, хотя и благородного происхождения. Он даже подумал, что
когда-нибудь, когда  король  наградит  его  землей  за  верную  службу,  он,
возможно, посватается к этой женщине и возьмет ее  в  жены.  Правда,  он  не
любил ее, но и не собирался жениться по любви. Разве люди женятся по  любви?
Женятся ради земель, ради положения, ради  богатого  приданого.  Ради  того,
чтобы укрепить семейные связи.
   Таковы были мысли Жосслена до того дня, как он  пересек  реку  Олдфорд  и
попал в Эльфлиа, где Мэйрин в этот момент выходила  с  девушками  на  опушку
леса. С первого взгляда он полюбил ее. Она стала его  прекрасной  колдуньей,
поселилась в его мечтах. Господь спас Жосслена из когтей жестокой и коварной
Бланш де Сен-Бриек, подарив ему Мэйрин из Эльфлиа.
   Дожевав хлеб, он запил ужин очередным  кубком  вина,  решив,  что  Мэйрин
вовсе не нужно знать о его кратком знакомстве с  ее  мачехой:  едва  ли  они
когда-либо поедут в Бретань, а Бланш едва  ли  появится  в  Англии.  Жосслен
вовремя спасся, и нет смысла напрасно огорчать молодую жену.
   Когда с ужином было покончено, Дагда вымыл тарелки, достал из комода  два
соломенных тюфяка и положил их перед камином.  Оба  завернулись  в  плащи  и
спокойно проспали всю ночь. Жосслен проснулся, услыхав,  как  Дагда  ворошит
угли в камине, и не сразу понял, где находится. Дрожа от холода декабрьского
утра, он услышал, как звонят рождественские колокола.
   - Который час? - пробормотал он из-под тяжелого плаща.
   - Уже рассвело, милорд. Я разбудил миледи и ее мать. Жосслен сел.
   - Как себя чувствует моя жена, Дагда?
   - Она еще слаба, но говорит, что с желудком все в  порядке.  Я  отнес  ей
немного поджаренного хлеба с сыром, фруктов н  разбавленного  вина.  Жосслен
поднялся с тюфяка.
   - Похоже, если остался еще каплун, можно неплохо позавтракать.
   Дагда без лишних слов поставил перед  рыцарем  тарелку  с  едой.  Жосслен
удивленно поднял брови.
   - Ты, наверное, колдун, как и твоя  госпожа,  Дагда!  Ты  угадываешь  мои
желания прежде, чем я сам успеваю их понять. Дагда польщенно хмыкнул.
   - Какое там колдовство, милорд! Наши запасы скудны. Я принес вам все, что
осталось. Поешьте. Я должен набрать воды в колодце и подог