сам взял кувшинчик и принялся растирать розовую мазь  по
ее нежной груди. - У тебя дивные груди, Зейнаб.  Увидев  их,  невозможно  не
коснуться! - Пальцы его нежно оттягивали и пощипывали соски.
   - Почему ты  не  носишь  бороды?  -  невинно  вопросила  Зейнаб.  -  Ведь
большинство мавров бородаты, а вот ты, мой господин... Это ведь неспроста? -
Она ощутила, как он мало-помалу возбуждается вновь. Да,  средство  оказалось
весьма мощным...
   - Я ведь светловолос, - объяснил калиф. - Когда мои предки два века  тому
назад пришли в Аль-Андалус, они были типичными арабами из Багдада и  Дамаска
- черноволосыми, темноглазыми и очень смуглыми. Но слабостью их были  нежные
светловолосые женщины... Мои прадеды и  деды  женились  только  на  таких  -
невольницах с севера.
   Мать моя и бабка - обе галатианки. Цветом глаз и волос  я  пошел  в  них.
Борода моя была бы светло-рыжей и сделала бы меня  похожим  на  чужестранца.
Поэтому я всегда бреюсь, черты-то у  меня  типично  арабские...  Ладошка  ее
скользнула по его лицу.
   - Ты нравишься мне, господин мой...  -  мурлыкнула  она  и  не  покривила
душой. Благородная голова, высокие скулы, тонкий и  решительный  нос,  узкие
чувственные губы...
   - Ты маленькая ведьма, Зейнаб, - он поигрывал ее сосками. И вдруг быстрым
движением опрокинул ее на ложе м оказался сверху:
   - Да к тому же и своевольна, красавица моя! Придется  дать  тебе  понять,
кто тут господин. Ты заслуживаешь наказания... - Губы  его  прильнули  к  ее
губам. Он целовал ее медленно, плавно переходя от губ к лицу и шее. Губы его
обжигали шелковистую кожу. Он нежно прикусил ее мочку, шепча:
   - Кажется, тобою я никогда не смогу насытиться, Зейнаб...
   Он овладел ею медленно и очень нежно.
   -  Ты  создана  для  любви,  и  я  буду  любить  тебя.  Ты  подаришь  мне
наслаждение, какого ни одна женщина еще не дарила... А я дам тебе то, что не
под силу ни одному юнцу...
   Она не ожидала, что калиф так могуч. И, к собственному удивлению, поняла,
что он и вправду дивный  любовник...Может  быть,  это  и  не  так  ужасно  -
принадлежать ему. Ведь он не жесток, не суров...  Даже  пообещал  больше  не
делать с нею того, что ей неприятно. Нежные мускулы ее влагалища  сжали  его
член, и калиф сладко застонал.
   - Тебе это приятно, господин мой? - спросила она, заранее зная ответ.  Он
же просто ускорил ритм движений, н она прерывисто вздохнула.
   - А тебе это приятно? - спросил он.
   Так долгое время они соревновались на любовном ристалище,  испытывая  все
новые и новые способы, пока наконец не рухнули в  изнеможении  на  ложе.  Но
Абд-аль-Рахман так и не выпустил Зейнаб из объятий,  счастливо  смеясь.  Как
она великолепна! Нынче утром он всем сердцем приветствовал весну и мечтал  о
новом увлечении, даже о новой любви... И вот Небо подарило ему Зейнаб.
   - Чему ты смеешься, господин мой?
   - Просто я счастлив, моя прекрасная, - отвечал он.  Счастлив  впервые  за
долгие-долгие годы. И не позволяй никому даже заикнуться, что ты не снискала
моей милости, Зейнаб! Завтра же ты переберешься отсюда  в  более  просторные
покои, как тебе и приличествует по положению.
   - О нет, мой господин! Разреши мне оставаться здесь! - взмолилась она.  -
Эти уютные комнатки вполне устраивают меня! Вот  если  бы  ты  позволил  мне
воспользоваться услугами хорошего садовника, то вскоре тут был бы прелестный
садик!
   - Как? Тебе здесь и впрямь хорошо? - владыка был потрясен.
   - Госпожа Валлада поселила меня здесь потому, что  я  попросила  выделить
мне отдельные покои, мой господин, но она выбрала этот укромный уголок, это,
по ее мнению, захолустье, чтобы наказать меня за высокомерие. И тем не менее
мне здесь нравится. Тут тихо, и нелегко  шпионить  за  мною...  Если  же  ты
повелишь мне переселиться в какие-нибудь  роскошные  покои  в  самом  сердце
гарема, ни у меня, ни у тебя не будет покоя, мой господин. Всякий раз, когда
из твоей груди вырвется  крик  наслаждения,  любопытные  ушки  услышат  это,
начнутся нескончаемые сплетни...  Если  же  однажды  ночью  из  покоев  моих
донесется хотя бы на один сладостный крик меньше, тотчас же заговорят о том,
что я впадаю в немилость владыки. Нет, мой господин. Я предпочту эти  уютные
комнатки любым самым роскошным апартаментам.
   Рассудительность девушки удивила калифа.  Она  стала  его  собственностью
всего несколько часов  тому  назад,  но  успела  уже  тщательно  взвесить  и
проанализировать все!
   - Ты очень умна, - сказал он. - Что ж, оставайся  здесь.  Вскоре  у  тебя
будет личный садовник.
   Склонившись, она благодарно поцеловала его:
   - У меня не будет времени налаживать отношения с обитательницами  гарема,
мой господин. Я здесь, чтобы ублаготворять  тебя.  И  должна  всецело  этому
отдаваться, а не отвлекаться на завистливых глупышек и их козни!
   Абд-аль-Рахман оглушительно расхохотался, смех  его  разнесся  далеко  за
пределы апартаментов Зейнаб. Те из женщин, кто еще не уснул в  этот  поздний
час, многозначительно переглянулись и закивали с умным видом.  Они  были  бы
оскорблены до глубины души, если бы узнали причину веселья владыки...
   Утром весь гарем уже знал, что калиф провел всю ночь с новенькой.  Ранние
пташки успели увидеть, как он покидал ее покои, и  быстренько  растрезвонили
об этом. При этом калиф выглядел таким,  каким  его  многие  годы  никто  не
видел. Впрочем, не  многие  годы,  а  никогда!  Калиф  выглядел  счастливым.
Упругая молодая походка, улыбка на губах... Он посвистывал!
   Когда же Зейнаб и Ома появились  поздним  утром  в  бане,  сопровождаемые
принаряженным Наджой, наложницы разом перешли на шепот. На Зейнаб устремлены
были тысячи жадных глаз. Она же с гордостью прошла меж оцепеневших  кумушек,
улыбаясь Обане, подобострастно кинувшейся навстречу  новой  фаворитке.  Всем
уже было известно, что калиф  преподнес  новой  наложнице  отборные  меха  и
драгоценности - из тех, что прислал Донал Рай. О таком щедром подарке  после
первой же ночи в гареме не слыхивали... Женщины были потрясены.
   - Доброе утро, госпожа Захра. - смело приветствовала Зейнаб любимую  жену
калифа.
   - Доброго утра и тебе, госпожа Зейнаб, - отвечала женщина. - Насколько  я
понимаю, калиф весьма к тебе благосклонен?
   - Мне на редкость посчастливилось, - скромно ответствовала Зейнаб. -  Это
словно улыбка Аллаха... Я благодарна, госпожа, но жажду большего.
   - Жаждешь большего! - Захра вскинула соболиную бровь.  -  И  чего  же  ты
жаждешь?
   - Я не буду довольна вполне, пока  не  заслужу  и  твою  благосклонность,
госпожа, - отвечала Зейнаб, глядя прямо в серебристые глаза Захры.
   - Возможно, со временем... - Захра, не удержавшись, рассмеялась.  Что  же
это, в самом деле, за дьяволица - красива и обольстительна настолько,  чтобы
завлечь в свои покои пресыщенного и немолодого калифа до утра! Пожалуй,  она
опасна... И пока Захра не уверится в обратном,  не  видать  этой  Зейнаб  ее
благосклонности, как своих ушей! -  Если  калиф  будет  и  впредь  столь  же
доволен тобою, если ты не посеешь семена раздора в цветнике владыки - тогда,
и только тогда заслужишь ты мое благоволение! Время покажет, дорогая моя...
   Захра вдруг поняла, что девушка по возрасту годится ей  в  дочери.  Мысль
эта больно обожгла ее...
   Ах, если бы только Абд-аль-Рахман не был так околдован... Захра подумала,
что тогда, возможно, ей удалось бы убедить мужа отдать прекрасную  наложницу
Хакаму. Для сына она вполне годилась, смогла бы  родить  ему  много  крепких
сыновей. Самое время Хакаму  оторваться  от  книг  и  обратить  внимание  на
женщин! Но теперь поздно.  Абд-аль-Рахман  переспал  с  Рабыней  Страсти  и,
несомненно, остался более чем доволен... И непохоже, чтобы  что-либо  смогло
принудить его расстаться с нею. Какой позор...
   -  Пусть  она   говорит,   что   тебе   лишь   предстоит   заслужить   ее
благосклонность! - тихонько шепнула ей Обана, когда никто не мог их слышать.
- Пусть! Она удостоила тебя беседы, и многие решат, что она благоволит тебе.
Все-таки ты поразительная женщина, госпожа моя Зейнаб! За один  только  день
ты столь многого добилась! Большинство здешних женщин и мечтать о  таком  не
смеют, хоть и провели здесь  годы!  Поручусь,  сегодня  ты  приобрела  массу
недоброжелательниц!
   Зейнаб звонко рассмеялась:
   - Я не желала этого, поверь! Уверяю тебя, госпожа Обана! Я Рабыня Страсти
и собственность калифа. Мое предназначение лишь в том, чтобы дарить  владыке
минуты наслаждения. Все остальное для меня ровным счетом ничего  не  значит.
Тем паче женская глупость, цветущая здесь, как я уже успела  понять,  буйным
цветом. Не хочу отвлекаться от того, что составляет мой долг.
   - Ты права, конечно,  -  кивнула  Обана,  -  и  тем  не  менее  не  теряй
бдительности, дитя мое. Среди здешних женщин есть и  такие,  которые  годами
лезли из кожи вон, чтобы привлечь внимание калифа - и нимало не преуспели!
   - И не преуспеют, даже если исчезну я, - резонно заметила Зейнаб.
   - Это правда, - кивнула Обана. - Но осторожность все же не помешает.
   - Я буду осторожной, обещаю. - Зейнаб ласково погладила  пожилую  женщину
по руке. Она уже знала, что Обана добра и что эта доброта всецело зависит от
благосклонности калифа к ней, Зейнаб...
   "...У меня уже не осталось иллюзий, - печально подумала Зейнаб. - Неужели
вот так я и проживу до самой смерти своей? Постоянно на нервах,  настороже?"
Она вздохнула. В глубине ее сердца всегда  жила  мечта:  быть  просто  женой
любимого человека, и чтоб полный дом ребятишек... Но этого никогда не будет.
   - Тебе надо как следует искупаться, - голос Обаны заставил ее вернуться к
действительности. - Сегодня я сама займусь тобой.
   Расставшись с Зейнаб, Абд-аль-Рахман прямиком направился  в  свою  личную
баню и теперь сидел в парной, отдыхая. Ночь выдалась утомительная... Уже лет
двадцать не проводил он подобных ночей. И все же как это сладко... Зейнаб не
просто искушенная в любовном искусстве женщина, она еще  и  великая  умница!
Как,  должно   быть,   интересна   история   ее   жизни.   Непременно   надо
порасспросить...
   Предвкушая захватывающий рассказ, он покинул баню и пошел одеваться.
   - Не забудьте, мой господин, что вы обещали побеседовать нынче  поутру  с
Каримом-аль-Маликой, - напомнил ему Али, постельничий.
   - Ну так пошли кого-нибудь за ним. Мне нужно передать кое-что через  него
Доналу Раю.
   - Госпожа Зейнаб понравилась вам? - осмелился спросить Али.
   Абд-аль-Рахман от души расхохотался:
   - Никогда, Али, ни разу за всю мою жизнь так не наслаждался  я  женщиной,
как сегодня ночью моей новой Рабыней  Страсти!  И  если  Донал  Рай  вправду
считал, что обязан мне - то стократ со мной расплатился!
   Тотчас же послали за Каримом-аль-Маликой - молодой  человек  не  замедлил
явиться. Он спал отвратительно, И даже очаровательная невольница, призванная
поразвлечь гостя, не сумела рассеять его печали, хотя потом объявила, что  в
жизни не знала более потрясающего любовника... Зейнаб была  для  него  навек
потеряна, и единственное, чего он желал всем сердцем, это как  можно  скорее
покинуть Мадинат-аль-Захра, этот проклятый город...
   Калиф оторвался от завтрака  и  приветствовал  почтительно  склонившегося
Карима. Тот пожелал владыке доброго утра.
   - Утро воистину доброе, Карим-аль-Малика. Я провел такую дивную  ночь,  о
какой не  смел  и  мечтать!  Ты  хорошо  поработал  с  Зейнаб.  Она  -  само
совершенство. Можешь передать Доналу Раю, что теперь я у него в долгу.
   - Я передам ему все, мой господин, - голос Карима звучал безжизненно,  но
калиф был чересчур возбужден, чтобы обратить внимание на такую мелочь.
   - Ну, в искусстве любви она весьма искушена, - сказал Абд-аль-Рахман. - А
еще чему-нибудь ее обучали? Она кажется умной и образованной.
   - Такова она и есть на самом деле, - отвечал Карим. - Все  ее  наставники
остались удовлетворены ее успехами. Помимо всего прочего она поет как ангел.
Моя мать говорила, что более дивного голоса она не слыхивала.  Зейнаб  также
владеет игрою на трех музыкальных инструментах. Она безупречна во всем,  мой
господин.
   - Ты можешь гордиться ею, Карим-аль-Малика. Ты возьмешь себе еще ученицу?
- с любопытством поинтересовался калиф.
   - Нет, мой господин. У меня никогда больше не будет  учениц.  Эта  полоса
моей жизни кончилась. Теперь я отплываю  в  Эйре,  дабы  засвидетельствовать
Доналу Раю почтение и передать твои слова, а потом вернусь домой в Алькасабу
Малику и  женюсь,  тем  самым  осуществив  давнюю  мечту  моих  домашних.  Я
сочетаюсь браком последним из всех в семье. Ведь моя сестренка уже несколько
месяцев замужем...
   - Да, для любого мужчины важно жениться,  родить  детей...  -  согласился
калиф. - И чем их будет больше, тем лучше. Скажи, а сколько лет Зейнаб?
   - Ей пятнадцать, мой господин. - "И она слишком  юна  для  мужчины  твоих
лет", - подумал про себя Карим. Он сглотнул. Нельзя, никак нельзя обнаружить
ревности. Ведь Зейнаб никогда ему не принадлежала. И не будет  принадлежать.
- Насколько я понял, день рождения у нее в самом начале зимы.
   - Я буду хорошо заботиться  о  ней,  Карим-аль-Малика,  -  сказал  калиф,
вставая и протягивая капитану руку.
   Карим почтительно  преклонил  колени  и  поцеловал  перстень  с  огромным
бриллиантом:
   - Аллах да пребудет с тобою, повелитель! Выходя из покоев. Карим изо всех
сил старался шагать размеренно - на  самом  же  деле  ему  хотелось  бежать,
бежать без оглядки и отряхнуть самый прах этого города со  своих  одежд!  Во
дворе он вскочил на лошадь и пустил ее в галоп.  Они  отплывают  немедленно.
"Прощай, моя любовь.
   Прощай... - беззвучно шептали его губы. - Аллах да пребудет с тобою..."

***

   С трюмами,  переполненными  товаром,  "И-Тимад"  и  "Инига"  отчалили  от
берегов Кордовы. По пути они  посетили  несколько  портов  на  бретонском  и
норманнском побережье, распродав там часть груза, а  затем  пересекли  море,
отделяющее  Европу  от  Англии,  где  изысканные  восточные  товары  вызвали
всеобщий восторг. Ну а потом оба судна направились в  Эйре,  вошли  в  устье
Лиффи и причалили к берегу. Была ранняя весна. Моросил дождь...
   Донал Рай самолично взошел на борт  "И-Тимад",  дабы  засвидетельствовать
почтение капитану:
   - Приветствую тебя, славный Карим-аль-Малика! Не томи меня ожиданием, мой
молодой друг! Мое старое сердце  этого  не  вынесет...  Ну,  как  калиф?  Он
доволен?
   - У тебя нет сердца, Донал Рай, -  отвечал  Карим.  -  Лишь  бессердечный
истукан мог бросить этот нежный юный цветок в ледяные объятия калифа! Что же
до того, что так томит тебя и волнует, скажу: Абд-аль-Рахман весьма  доволен
твоими дарами, особенно же Рабыней Страсти по имени  Зейнаб.  За  одну  ночь
девушка сумела завоевать его сердце - в этом он лично  меня  уверил.  Сказал
также, что теперь он в долгу у тебя,  Донал  Рай.  Ты  удовлетворен?  Можешь
торжествовать! Я сделал из Зейнаб совершенное орудие для  утоления  страсти.
Абд-аль-Рахман будет вне себя от восторга!
   - Если все, что ты говоришь, правда, то  я  обязан  тебе  много  большим,
нежели предполагал, Карим-аль-Малика! - Донал Рай был восхищен.
   От слуха Донала Рая  не  ускользнули  горькие  нотки  в  голосе  молодого
человека,  но  он  сделал  вид,  что  ничего   не   заметил.   "...Наверняка
Карим-аль-Малика влюбился в Зейнаб. Да и могло ли быть иначе? Будь я моложе,
я сам не избежал бы чар этой красавицы. Может, даже я и  влюбился  в  нее..,
немного. Ведь дева была обворожительна..."
   - Так куда же ты теперь  направляешься,  юный  мой  друг?  -  невозмутимо
спросил Донал Рай.
   - Вот только загрузим трюмы тем, что ты приготовил для нас, - и тотчас же
домой, в Алькасабу Малику. Вскоре я должен жениться. Конец плаваниям  -  ну,
может, лишь изредка, для развлечения, стану я выходить в море... -  И  Карим
принялся подробнейшим образом рассказывать о слонах, которых он взял на себя
смелость  купить  вместо  ездовых  верблюдов,   потом   в   красках   описал
торжественное шествие огромных животных через парадный Зал Калифата.
   - Потрясающее это  было  зрелище,  Донал  Рай!  Идея  принадлежала  моему
старшему брату Айюбу, он надоумил меня купить этих толстокожих гигантов, сам
выбирал...
   - Превосходно! Восхитительно!  -  восклицал  ирландский  торговец.  -  Ты
сделал мне честь, Карим! Мне  вовек  не  рассчитаться  с  тобою!  -  Немного
помешкав, спросил:
   - Так ты женишься? И кто невеста?
   - Ее имя Хатиба. Больше я ничего о ней не знаю. Таковы наши обычаи, Донал
Рай. Я не увижу ее лица до самой  свадьбы  -  покрывало  я  подниму  лишь  в
спальне моего дома. Мать, правда, говорит,  что  она  хороша  собою,  -  мне
остается лишь полагаться на нее..,. Отец мой вне  себя  от  радости,  что  я
наконец-то решил остепениться и подарить ему новый выводок  внучат.  Девушка
вполне для этого годится. Мне же все равно. Я исполню долг  по  отношению  к
семье. К Хатибе же буду относиться с уважением, как к матери моих сыновей...
- Лицо его было непроницаемо-равнодушным, словно маска.
   В Эйре они пробыли недолго. Карим наотрез отказался посетить  дом  Донала
Рая. Лишнее напоминание о Зейнаб было бы для него невыносимо. Образ ее и так
навсегда запечатлен в его сердце. С Аллаэддином-бен-Омаром  творилось  нечто
похожее, ведь он мечтал жениться на маленькой Оме. Зейнаб даже дала  девушке
разрешение на  брак  с  избранником,  ведь  она  вправе  была  распорядиться
служанкой, как ей заблагорассудится. Ома сама отказала ему...
   - Дело не в том, что я.., не люблю тебя, - говорила она Аллаэддину. -  Но
не могу же я оставить госпожу одну в незнакомой стране! Ведь она спасла меня
от ужасной доли и скорой смерти! Я слишком многим ей обязана...
   Зейнаб же, со своей стороны, убеждала подружку, что  та  имеет  право  на
брак, но Ома была непоколебима. Расставаться с Зейнаб она не желала нипочем.
И Аллаэддину-бен-Омару пришлось  смириться:  по  законам  ислама  для  брака
требуется обоюдное согласие и жениха, и невесты. Кто бы ни был против - делу
конец...
   "И-Тимад" и "Инига" отчалили от туманных берегов Эйре и угодили  в  самую
непогоду. Карим с  горечью  вспоминал  прошлогоднее  плавание  по  спокойной
водной глади под лазурными небесами... Когда  же  они  наконец  причалили  к
родному берегу, Карим прежде всего тщательно осмотрел трюмы - не  подмок  ли
груз? -  и  лишь  потом  направился  в  отчий  дом.  И  отец  и  мать  тепло
приветствовали его, радуясь, что сын цел и невредим.
   - Твоя свадьба назначена в новолуние месяца  Рабия,  -  объявил  отец.  -
Поскольку Гуссейн-ибн-Гуссейн - житель гор,  церемония  состоится  здесь,  в
Алькасабе Малике, в нашем доме. Отсюда ты и повезешь жену домой.
   - И, разумеется, мы во всем будем держаться традиций, отец?  Я  не  увижу
лица невесты до тех пор, пока она не войдет в спальню,  чтобы  там  отдаться
мне? Бедняжка! Ведь девушку выдают замуж за незнакомца, да еще и за  чужака,
увозят из родного дома! Должно ли непременно так  быть?  Почему  бы  мне  не
встретиться с девушкой хотя бы разок - под присмотром обеих наших матерей? -
спросил Карим.
   - Поезд Гуссейна-ибн-Гуссейна прибудет в город лишь накануне церемонии, -
отвечал сыну Хабиб. - Ты можешь  насмехаться  над  обычаями,  Карим,  но  мы
подчиняемся им всю жизнь. Так уж заведено, таков порядок!  И  теперь,  когда
тебе предстоит стать почтенным женатым мужчиной, не  худо  бы  подумать  над
жизнью, сынок. Как ты будешь воспитывать детей, если  сам  станешь  попирать
вековые традиции? Беззаботная юность  миновала.  Карим,  пришла  пора  стать
мужем  и  отцом  семейства.  А  отнестись  к  этому   нужно   с   превеликой
серьезностью, - закончил Хабиб.
   А позже, оставшись наедине с матерью. Карим сказал:
   - Понимаю, почему я пространствовал все эти годы... Боюсь, я пошел  не  в
отца. В моих жилах кипит кровь беспокойных моих предков-северян, мама! -  Он
с любовью поцеловал ее в щеку.
   - Тво