ерь.
   Сев на табурет у огня,  она  расплела  толстую  косу  и  взяла  щетку  из
кабаньей щетины. Но тут муж сжал ее руку.
   - Позволь мне, - прошептал он.
   - Я думала, ты спишь, - тихо сказала она.
   - Грел постель в ожидании тебя, - пояснил он, принимаясь водить щеткой по
ее длинным волосам, пока волосы  не  заблестели,  как  дорогой  византийский
шелк.
   Девушка успокоилась, расслабилась и едва не задремала,  но  тут  он  тихо
заметил:
   - Твои волосы так прекрасны. Ты настоящая красавица, малышка!
   Слегка повернувшись, Эльф попыталась взять у него  щетку.  Их  губы  были
близко,  так  близко,  что  Эльф  едва  не  лишилась  сознания.   Глаза   их
встретились, и ей показалось, что  она  вот-вот  растает  под  его  огненным
взором. Немного придя в себя, она отобрала у него щетку с  ручкой  грушевого
дерева и опустила голову.
   - Мне нужно заплести косу.
   - Конечно, -  кивнул  он,  вставая.  За  дверью  слышались  голоса  слуг,
выносивших чан.
   - Я подумал, - начал Ранульф, - что,  если  мы  пробьем  сток  в  полу  и
отверстие в чане, которое можно будет заткнуть  затычкой?  Тогда  чан  будет
легко осушить и выкатить в кладовую.
   - Чудесная идея! - воскликнула Эльф, приведя волосы в порядок. -  Ты  так
умен, Ранульф!
   Она встала у постели на колени, и, к радости девушки, муж последовал  ее"
примеру. Они помолились и легли. Он сразу же взял ее руку, но  сегодня  Эльф
уже не боялась его. Кажется, настоятельница была права,  сказав,  что  планы
Господни относительно Элинор де Монфор изменились. Очевидно,  Он  послал  ей
хорошего человека, и она должна  сделать  все,  чтобы  стать  ему  достойной
женой.
   - Ты все знаешь обо мне, Ранульф, а я о тебе - ничего, - посетовала  она.
- Расскажешь о себе?
   - Тут и рассказывать почти нечего. Мой отец, Симон  де  Гланвиль,  владел
землями в Нормандии. Он погиб в  Святой  Земле,  и  мать  отослала  меня  на
воспитание к королю Генриху, а потом снова  вышла  замуж.  Отчим  прибрал  к
рукам мои владения. Когда я достаточно повзрослел, чтобы  понять,  как  меня
ограбили,  сразу  же  направился  в  Нормандию,  намереваясь  получить  свое
наследство. В то время мне было шестнадцать. Но отчим заявил, что брак между
отцом и матерью не был законным и, поскольку  у  Гланвилей  не  было  других
наследников, земли перешли к ней, а от нее - к нему. Тогда у меня не было ни
богатства, ни влияния, чтобы опровергнуть ложь.
   - Но что  сказала  твоя  мать?  -  допытывалась  Эльф.  -  Ведь  этим  он
обесчестил и ее, и ее родных!
   - Мать была единственным ребенком престарелых родителей, к  тому  времени
скончавшихся.  Ее  некому  было  защитить,  и  она  умоляла  меня   молчать,
утверждая, что муж поклялся сохранить в тайне ее позор и незаконность  моего
рождения, если я  смирюсь  со  случившимся.  Но,  даю  слово,  во  всех  его
утверждениях не было ни капли правды. Бабка со стороны матери была еще жива,
когда меня в семь лет отсылали ко двору короля Генриха. Материнский род  был
хотя и бедным, но древним, и для отца было огромной честью получить жену  из
такой семьи. "Он взял ее без приданого, только ради  славного  имени",  -  с
гордостью твердила бабка. Вряд ли она стала бы так радоваться, будь моя мать
всего лишь наложницей,  а  я  -  бастардом.  Отец  всегда  представлял  меня
крестьянам как их маленького господина, а они приветствовали меня поклонами.
Тогда мне было только пять лет,  но  я  все  прекрасно  помню.  Вскоре  отец
отправился в Святую Землю.
   В шестнадцать  король  посвятил  меня  в  рыцари,  но  я  ничего  не  мог
предпринять против мужа матери. Если бы я позволил ему очернить  мое  доброе
имя, у меня не осталось бы ничего. Отобрали бы последние крохи.  Я  пообещал
матери  оставить  ее  в  покое,  прибавив,  что  буду  молиться  за  отчима.
Поблагодарил его за великодушие и  благородную  защиту  материнской  и  моей
репутации. Он обозлился и долго расписывал, как  обожает  жену,  давшую  ему
наследников и заслужившую его хорошее отношение. Отчим  даже  имел  наглость
напыщенно заявить, что, поскольку меня растили При дворе короля Генриха,  он
с гордостью назовет меня своим  пасынком  перед  посторонними.  Я  с  трудом
сдержался, чтобы не прикончить его на месте.
   Пришлось уехать из Нормандии. Я вернулся в Англию и  поступил  на  службу
королю. Только ему я рассказал правду о своей неудаче. Он похвалил  меня  за
мудрость не по годам и посоветовал остаться навсегда  в  Англии.  После  его
смерти, когда началась распря между  королем  Стефаном  и  претенденткой  на
престол Матильдой, я поступил так, как сделал бы любой рыцарь на моем месте,
- выбрал одну из сторон и остался ей верным, в отличие от многих  знатных  и
влиятельных людей. Они переходят от одного господина к другому так же часто,
как меняет направление ветер, но рыцарь вроде меня не может  позволить  себе
такого, разве что положение становится слишком отчаянным.
   - Думаю, что ты умен и предусмотрителен, Ранульф, - заметила Эльф.  -  Ты
правильно поступил, защитив мать от мужа, способного обокрасть  ее  дитя,  а
потом пригрозить всяческими пакостями, чтобы сохранить награбленное.  Должно
быть, он очень плохой человек и великий грешник, ведь твоя  мать  приходится
еще и матерью его детям, и ее стыд падет и на них.
   - Алчность, моя невинная женушка, не знает стыда, - пояснил Ранульф, -  и
жена твоего брата является веским тому доказательством. Вспомни, что говорят
о ней наши люди. Фулк утверждает, что до приезда кузена она часто флиртовала
с охранниками. Король был прав, когда повелел запереть ее в  монастыре,  где
она никому не сможет причинить зла.
   - Не поверю, чтобы Айлин покорно отправилась в добровольное заключение на
всю оставшуюся жизнь, - возразила Эльф.  -  Но  не  стоит  говорить  о  ней,
Ранульф. Мне больно вспоминать, что она стала причиной смерти моего  бедного
брата. Он был добрым и хорошим человеком.
   - Доверчивые мужчины часто становятся добычей злобных  ведьм,  -  ответил
Ранульф. - Есть вещи, которых ты просто не могла знать, но извлеченные уроки
следует запомнить. И если король снова призовет меня на службу, я без всяких
возражений отправлюсь на войну, а тебе придется править Эшлином. Поэтому  ты
должна сознавать, что в этом мире немало подлости  и  пороков,  и  стараться
оградить от всего этого себя и  своих  близких.  Запомни,  часто  преступник
скрывается за красивой внешностью.
   Он  повернулся  к  ней,  и  Эльф  снова   задохнулась.   Какое   сильное,
мужественное лицо.., и она почти влюбилась в его глаза...
   - Ты станешь моим наставником в мирских делах, господин  мой  Ранульф,  -
прошептала она, - верно?
   - Да, малышка, - кивнул он и притронулся губами к ее лбу, прежде чем лечь
на спину. - Спокойной ночи, Элинор, - пожелал он и замолк.
   Несмотря на то что прикосновение его уст было  почти  невесомым,  поцелуй
горел на коже огненным клеймом. Кажется, она немного разочарована  тем,  что
он не поцеловал се в губы. Она инстинктивно чувствовала,  что  поцелуи  мужа
будут сладостны, а не отвратительны, как приставания Саэра де Бада.  Неужели
Эльф действительно готова стать женой  в  полном  смысле  этого  слова?  Она
совсем не была в этом уверена.
   Уже засыпая, Эльф решила, что будет молиться о том, чтобы  стать  хорошей
женой Ранульфу.

Глава 8

   Погода  оставалась  холодной,  но  относительно  сухой.  Из   каменоломни
привезли камень для ограды.
   -  Ранульф  сам  руководил  работами  и  учил  молодых  людей   воинскому
искусству.  Эльф  все  дни  прилежно  старалась  стать  настоящей   хозяйкой
поместья. К ее удивлению, оказалось, что она уже многое знала.  В  монастыре
ей показали, как убирать жилище, и теперь она со знанием дела  наблюдала  за
служанками. Там же ее научили варить разные сорта мыла. Летом повар покажет,
как делать запасы на зиму, засахаренные фрукты,  солонину  и  вяленую  рыбу.
Даже сейчас она проводила на кухне целые часы, хотя в Эшлине был  прекрасный
повар. Все же не мешает знать, что он делает, хотя бы для того, чтобы  самой
заказывать припасы, которые нельзя получить из их садов и полей.
   Раз в неделю Эльф приносили записи эконома и  управителя.  Она  тщательно
просматривала списки и не стеснялась спрашивать, если чего-то не понимала.
   Так прошел январь, за ним февраль. Март  почти  кончился,  когда  в  один
прекрасный день Эльф вышла во двор и неожиданно поняла,  что  счастлива.  Ей
нравилось жить в Эшлине. А ее муж хороший человек и  справедливый  господин,
но.., но.., до сих пор так и не вступил в  супружеские  права,  а  ведь  это
только от него зависит! Неужели Ранульф находит ее столь  непривлекательной?
Но ведь сам поддразнивает ее и все твердит, что монахини из  нее  не  вышло.
Тогда в чем же дело?
   Она брела сама не зная куда, пока не очутилась у  церкви.  Верный  своему
слову, Ранульф привез камень для  починки,  но  сейчас  самым  главным  было
нарастить ограду. Эльф ступила внутрь. Крышу нужно  перекрывать.  Это  можно
сделать летом. Собственно говоря, она мечтала о крепкой черепице, хотя  пока
на это нет денег. Но в один прекрасный  день  она  вставит  в  окна  стекло!
Конечно, никаких дорогих витражей, как в епископском соборе, просто стекло.
   Эльф медленно направилась  по  проходу.  Каменный  алтарь  совсем  голый.
Интересно, куда девались подсвечники и распятие, да и были ли  они?  Церковь
была разорена еще до ее рождения, хотя священник продолжал служить до  самой
смерти.
   Эльф тяжело вздохнула. Здесь предстоит немало работы, прежде чем появится
новый пастырь, но она сумеет этого добиться.
   Она пошла обратно и немного постояла  на  пороге,  обозревая  дом.  Какое
все-таки красивое место  ее  родина!  Тут  она  заметила  небольшую  семейку
ярко-желтых нарциссов у самых ступенек  крыльца  и  улыбнулась.  Словно  сам
Господь заговорил с ней, сказав, что там, где сохранилась жизнь, всегда есть
надежда на лучшее.
   Эльф так задумалась, что испуганно вздрогнула при звуках голоса мужа.
   - Мы сделаем все необходимое, - заверил он,  словно  прочитав  ее  мысли,
обнял жену и слегка прижал к себе.
   - Я знаю, что ограда важнее, - кивнула она. - Посмотри,  господин,  весна
идет! Родилось уже немало ягнят, и пока волки в  лесах  не  появлялись.  Нам
повезло.
   Она показала надветы и улыбнулась. Ее губы будто притягивали Ранульфа,  и
он на мгновение закрыл глаза,  а  когда  открыл,  пухлый  ротик  оказался  в
опасной близости. Не в  силах  усмирить  страсть,  зажегшую  кровь,  Ранульф
опалил Эльф яростным и одновременно нежным поцелуем, но тут же отпрянул.
   - Элинор, прости меня!
   - Как ты часто напоминал, Ранульф, я больше  не  монахиня,  -  прошептала
она, плавясь под его взглядом, подняла голову и привстала на носочки.  Более
ясного намека и ожидать было невозможно.
   - Элинор! - Он с отчаянной силой схватил ее в объятия,  нашел  сладостные
уста.
   Голова Эльф кружилась. Сердце  выскакивало  из  груди.  В  животе  словно
пульсировал тугой ком. Она обвила руками его шею и  впервые  прижалась  всем
телом к тому,  кто  подхватил  ее  на  руки.  Его  губы  посылали  ей  сотни
красноречивых сигналов. Она впервые  ощутила,  как  старательно  он  пытался
сдержать владевшие им желания, поняла, что он не хочет ее пугать, но на этот
раз вовсе не боялась. Чувства, до сих пор скрытые в  глубинах  души,  сейчас
вдруг вырвались наружу и росли с каждым его прикосновением,  грозя  затопить
ее, а вместе с ними - и неожиданное, непонятное, но властное желание.
   Наконец Ранульф отстранился и поставил ее на каменные ступеньки.
   - Крепостные начнут сплетничать, - тихо пояснил  он,  на  самом  же  деле
просто опасаясь, что если не отпустит ее,  то  направится  прямо  в  дом,  в
спальню, бросит жену на  постель  и  без  лишних  слов  овладеет  прелестной
добычей. Он в  жизни  не  думал,  что  эта  невинная  девочка  способна  так
возбудить его. Ранульфа постоянно терзал  свирепый  голод,  утолить  который
могло лишь ее прекрасное тело. Но готова ли она? Больше всего он боялся, что
причинит Эльф боль и она его возненавидит за это. Он любил ее! Любил едва ли
не с первого взгляда, хотя понял это лишь сейчас. Любил!
   - Они так или иначе станут  сплетничать,  -  лукаво  пропела  Эльф.  -  Я
обнаружила, Ранульф, что люблю целоваться. А ты? Или за столько лет тебе это
надоело?
   - С тобой - никогда, малышка, - заверил он.
   - Я рада, потому что хотела бы целоваться  еще  и  еще.  Может,  сегодня,
Ранульф, в постели?
   Ранульф на мгновение закрыл глаза, но тут же вновь взглянул на жену.
   - Элинор, говорят, что женщины слабы, но я в это  не  верю.  Это  мужчины
бессильны, поскольку не могут управлять  своими  страстями.  Пока  мы  всего
только лежали вдвоем, держась за руки, в ожидании сна, я умел держать себя в
руках. Но клянусь, если сегодня тебе захочется затеять игры с поцелуями, мне
не выдержать. Ты  милая  девочка,  воплощенная  невинность  и  думаешь,  что
поцелуи - всего лишь веселая забава. Но я мужчина! И  потребую  большего,  -
измученным голосом признался Ранульф, судорожно стискивая кулаки.
   - Прикоснуться ко мне, -  едва  слышно  выдохнула  она,  гладя  его  лицо
тонкими пальчиками.
   - Да! - воскликнул он и, поймав ее руку, поцеловал сначала ладонь,  потом
запястье и положил себе на грудь.
   - Нам давно пора стать истинными мужем и  женой,  Ранульф.  Ты  хотел  бы
этого? - бесхитростно допрашивала она и, ощутив, как рванулось под  пальцами
его сердце, без слов поняла ответ.
   - Да, - вымолвил он, - но я хотел, чтобы ты первая это сказала,  малышка.
Не желаю, чтобы мы возненавидели друг друга.
   - Отпусти мою руку, господин, - тихо попросила она. Ранульф, улыбнувшись,
подчинился, но сначала снова поцеловал ее ладонь.
   - Ты уверена?
   - Говорят, что в первый раз  очень  больно,  но  даже  если  выждать  еще
полгода, боль никуда, не денется.
   - Я постараюсь быть как можно более осторожным, - пообещал он.
   - Знаю, - шепнула она и исчезла, оставив его сгорать от нетерпения.

***

   Этим вечером на  столе  стоял  небольшой  серебряный  кувшинчик  с  двумя
нарциссами, тайный сигнал между  супругами,  напоминание  о  грядущей  ночи.
Элинор улыбнулась мужу, и он нашел  ее  улыбку  неотразимо  соблазнительной.
Такой он раньше жену не видел. Ранульф ощутил,  как  натянулась  материя  на
шоссах, и понял, что вновь охвачен огнем  похоти.  Кровь  Христова,  как  он
хотел ее! Какими сладкими  были  ее  губы  сегодня!  Она  свежа,  невинна  и
неотразимо привлекательна!
   "Что я наделала?" - спрашивала себя Элинор. Какое  безумие  овладело  ею,
когда он ее поцеловал? Она сама предложила себя ему!  Неужели  действительно
готова скрепить их союз? И будет ли готова когда-нибудь? Только  по  прихоти
судьбы она стала наследницей и  женой  во  всех  смыслах,  кроме  одного.  А
завтра? Завтра будет настоящей женщиной.
   Она украдкой взглянула на человека, с кем отныне связана навеки. Хотя  он
в два раза старше, совсем не кажется  стариком.  Такой,  как  он,  наверняка
способен стать отцом не одного ребенка.
   О чем она думает? - дивился Ранульф, чувствуя, что его изучают. И полюбит
ли его когда-нибудь? Может, сказать ей о своей  любви?  Нет,  слишком  рано.
Что, если Элинор ему не поверит? В конце концов,  они  женаты  всего  четыре
месяца, а кроме того, для брака столь  пылкое  чувство  не  обязательно.  Ей
следует уважать мужа, а  как  это  возможно,  если  он  признается  в  такой
слабости, как любовь? Ранульф был добр и терпелив с супругой, а за  это  она
отблагодарила его, не заставив ждать слишком долго. Это доказывает, что  она
почитает мужа. Лучше не портить уже сложившихся отношений.
   Он взял ножку кролика и принялся жевать.
   Эльф лихорадочно старалась вспомнить все,  что  говорила  жена  портного.
Ранульф станет целовать ее и  ласкать  груди  и  другие  части  тела.  Какие
именно? Ему, похоже, нравится целовать ее руки. Но что еще ждет ее? Что  же,
она скоро узнает. А прикосновения, по словам  мистрис  Марты,  возбудят  его
мужское достоинство, а потом...
   Нет, поверить невозможно, что сегодня утром  она  была  столь  дерзкой  и
откровенной! Что это на нее нашло?
   Ранульф наклонил голову и прошептал ей на ухо:
   - Если ты передумала, Элинор, я пойму.
   - Нет!
   Господи  Боже!  Она  только  что  отказалась  от  последней   возможности
отступить! Почему?!
   В эту ночь бродячий менестрель, попросивший убежища под их  кровом,  взял
лютню и заиграл жалобную мелодию. Пламя  очага  весело  играло  на  каменных
стенах. Огоньки свечей колебались и мигали. Все зачарованно слушали  балладу
о неразделенной любви и роковой страсти. Когда песня закончилась и слушатели
принялись дружно хвалить певца, Эльф поднялась и выскользнула из зала.
   У очага уже стоял чан с водой, и она  наскоро  вымылась,  боясь,  что  не
успеет выйти до появления Ранульфа.
   - Оставьте чан здесь для господина, - велела она Вилле. -  Иди  в  зал  и
спроси его.
   - Господин передал, что сегодня искупается сам, госпожа. Он  сказал,  что
скоро придет.
   Эльф направилась в спальню, где старая Аида взбивала подушки.
   - Иди ложись, Аида, - попросила она. - Солнце давно село, а ты уже далеко
не так молода.
   - Я положила под перину кинжал, чтобы обрезать боль, - заявила Айда.
   - Что? - удивилась девушка.
   - Леди, я не настолько выжила из ума, чтобы не знать,  что  творится.  Ты
все еще девственна, но сего дня решила исправить столь печальную ошибку. Нож
перережет боль, когда муж войдет в тебя в первый раз. Это всем известно.
   - Правда? - Эльф покраснела.
   - Откуда тебе знать, дочь моя? Ты выла совсем ребенком, когда отправилась
в монастырь. Надеюсь, ты не боишься? Ничего здесь нет такого.
   - Не боюсь, - спокойно откликнулась  Эльф,  понимая,  что  струсит,  если
старая нянька немедленно не покинет спальню. Ей совсем не хотелось обсуждать
с Айдой подобны? вопросы.
   - Вот и хорошо, - кивнула старушка. - Тогда я тебя оставлю. Мы  с  Виллой
проведем эту ночь да и все последующие в зале. Нужно же дать  вам  покой,  а
эта дверь слишком тонка.
   Она поковыляла прочь. Эльф ошеломленно смотрела ей вслед.
   Неужели все в Эшлине знают, как обстоят дела на самом деле?
   Эльф принялась  машинально  расчесывать  волосы.  Кажется,  здесь  ничего
нельзя утаить. Но ведь в столь тесной общине просто не может быть секретов!
   Она медленно переплела косу и забралась в постель. Где Ранульф?
   Но она тут же сообразила, что Ранульфу вряд ли известно, что все в Эшлине
знают об их истинных отношениях, и, вероятно,  он,  по  обычаю,  беседует  с
Фулком и его людьми.
   Эльф с улыбкой потянулась. В комнате  царил  полумрак,  и  ночь  была  не
слишком холодная.
   Глаза Эльф закрылись. Глядя  на  нее,  Ранульф  думал,  что  в  жизни  не
встречал женщины прекраснее. Темные полукружия  ресниц  мирно  покоились  на
щеках. Чувственные губы плотно сжаты.
   Стараясь не шуметь, он вымылся  и  вошел  в  спальню.  Немного  подождав,
приподнял одеяло и лег. Разбудить ее или пусть все идет своим чередом?
   Но не в силах сдержаться, он нагнулся над ней и припал к губам Поцелуем.
   Серо-голубые глаза открылись и взглянули в его, зеленовато-карие.
   - Не стоило так долго сидеть в зале, господин. Похоже,  весь  дом  знает,
что мы не настоящие муж и жена, - призналась она. - Разве  не  заметил,  что
Аида и Вилла улеглись сегодня в  зале?  Аида  считает,  что  за  дверью  все
слышно.
   Ранульф тихо рассмеялся:
   - Значит, мы притча во языцех во  всем  поместье,  малышка.  Как  же  это
случилось?
   Подложив за спину подушки, он сел и притянул ее к себе на колени.  Сердце
Эльф так и подпрыгнуло, но она постаралась взять себя в руки.
   - Аида положила под перину нож, чтобы обрезать боль, когда ты лишишь меня
невинности, - сообщила она.
   - Меня поражает, что женщины, которые терпят эту боль, верят  в  подобные
сказки, - хмыкнул он. - Кровь Христо