щины, - хрипло и страстно говорила
она. Затем, скользнув выше, она прижала свою промежность к самому его рту, а
рукой взялась за его член.
   Али Хассан просто оцепенел. О, это ни с чем не сравнимое ощущение  нежной
плоти у самых губ - и одновременно прикосновение ее пальчиков к его мужскому
естеству!.. А ведь она ничего такого не делает - просто держит его.., и  все
же кровь ударила ему в голову и мучительно застучала в  висках...  Когда  же
она прошептала: "Поцелуй же меня!" - он не мог более сдерживаться. Губы  его
страстно прильнули к влажной плоти, а наградой ему  был  прерывистый  вздох,
который он истолковал однозначно. Воодушевленный,  он  попытался  заработать
языком - в ответ она вся раскрылась перед ним, одновременно лаская его член.
   ...Да, она пробуждала в нем  доселе  неизведанные  чувства!  Всякий  раз,
когда  ему  казалось,  что  вот-вот   сок   любви   вырвется   наружу,   она
притормаживала, нежно сжимая головку. Язык его бешено  работал  -  он  всеми
силами старался заставить ее потерять голову, но, невзирая на  страстные  ее
вздохи, красноречиво свидетельствующие об испытываемом ею  наслаждении,  она
ни на секунду не теряла ясности  рассудка.  Он  преисполнен  был  восхищения
перед этой женщиной - даже обуреваемый безумной страстью! Она довела его  до
исступления - и точно угадала момент: губки ее  обхватили  трепещущий  член.
Али Хассан застонал. Одновременно она накрыла его губы  своей  ладошкой.  Он
принялся бешено лизать ее, страстно желая вновь ощутить ее вкус...
   Теперь она нашла нужный ритм и  заработала  всерьез.  Несколько  раз  она
успешно сдерживала его жеребца, искусно сжимая головку губами и  языком,  не
давая ему разрядиться. Потом она вновь сжала член рукой -  и  стала  ласкать
его  поочередно  то  быстрыми,  то  томными  и  медленными  движениями.  Она
чувствовала, что мужское тело под нею все выгибается  в  судорогах  страсти.
Зейнаб знала, что должна позволить ему разрядиться, покуда он не истомился и
не утратил желания. Если бы это случилось,  он  был  бы  в  ярости,  а  ведь
гордость Али Хассана нельзя попирать до бесконечности. Убрав ладошку  с  его
губ, она повернулась к нему лицом и увидела, что лицо его бледно  и  покрыто
бисеринками пота.
   Сладко улыбаясь, Зейнаб стала грациозно  и  медленно  опускаться  на  его
каменный член - он оказался поистине огромен и заполнил ее всю... Она тут же
сжала внутренние мышцы и стиснула член нежно и страстно... Черные глаза  Али
Хассана просто-напросто вылезли из орбит.  Рот  его  раскрылся,  и  из  него
вырвался стон страсти... Наверняка его слышал весь лагерь!
   И тут вдруг глаза его закатились, в груди захрипело и  забулькало  -  Али
Хассан безжизненно распростерся на ложе. Зейнаб не вполне  еще  поняла,  что
происходит, но в  это  самое  мгновение  раздались  крики:  "Пожар!  Пожар!"
Снаружи раздался гул голосов. Зейнаб спрыгнула со своей жертвы, сорвала путы
с его запястий и щиколоток, но тотчас же оседлала его вновь.
   В шатер ворвался один из воинов Али  Хассана  -  и,  увидев  господина  в
предельно откровенной позе, залился краской.
   - Убирайся! - прикрикнула на него Зейнаб. - Мой господин Али Хассан велит
тебе быть за старшего - сам он слишком занят! - И она прильнула к губам  Али
Хассана  страстным  поцелуем,  содрогаясь  и  постанывая,  а  тем   временем
прислушиваясь, не убрался ли солдат восвояси? Когда она убедилась, что шатер
опустел, она вновь приподнялась, всматриваясь в Али Хассана.  Он  не  дышал.
Тогда она приложила ухо к его сердцу, но ничего не услышала. Он был мертв...
Осторожно  она  уложила  руки  трупа  так,  чтобы  он  выглядел  как   можно
естественнее, затем  накрыла  тело  покрывалом.  Вероятнее  всего,  вся  эта
суматоха не позволит сообщникам до утра обнаружить, что господин их почил...
А уж к этому-то времени Нази и Карим наверняка будут уже здесь!  Теперь  она
уже не могла осмелиться поджечь шатер - иначе бандиты прибежали  бы  спасать
господина.
   Зейнаб торопливо натянула кафтан, задула лампы и выскользнула из шатра.
   Она увидела то, что и  предполагала,  -  половина  лагеря  была  охвачена
пламенем. Люди Али Хассана метались от  лагеря  к  ручью  с  ведрами,  всеми
силами пытаясь затушить огонь. Никто не обратил на нее ни малейшего внимания
- и она беспрепятственно, не замеченная никем, проскользнула в свой шатер.
   - У меня получилось! - глаза Иниги сияли торжеством.
   - Ты справилась прекрасно! - Зейнаб крепко обняла подругу. -  Али  Хассан
мертв, Инига. Думаю, лучше нам накинуть плащи и скрыться в темноту, пока это
еще возможно. Воины калифа скоро будут здесь, но если придется  прождать  их
до рассвета, то лучше скрыться  где-нибудь  неподалеку  в  горах.  Труп  Дли
Хассана могут вскоре обнаружить - и тогда меня призовут к ответу...
   - Ты убила его?!! Но как? - глаза Иниги расширились от изумления.
   - Не я его убила, а его безумная похоть. Я сыграла с  ним  в  невиннейшую
любовную игру, всеми силами отвлекая его и давая тебе возможность  исполнить
твою миссию, но ты долго медлила, Инига...  И  в  конце  концов  у  меня  не
оставалось выбора - я позволила ему войти в меня.  Возбуждение  его  к  тому
моменту было столь велико, что черное сердце негодяя остановилось... О,  это
слишком легкая кончина для такого злодея! - Зейнаб схватила свой плащ:
   - Пошли, Инига! Нам надо бежать!
   Инига потянулась было к своему плащу - но тут снаружи  послышались  звуки
совсем иного рода, нежели прежде.
   Зацокали конские подковы,  раздались  воинственные  кличи  солдат,  вопли
женщин,  топот  бегущих  ног,  бряцанье  оружия...   Две   молодые   женщины
переглянулись, и Инига боязливо шепнула:
   - А что, если огни привлекли других  разбойников,  а  вовсе  не  брата  с
отрядом?
   На какой-то краткий миг сердечко Зейнаб похолодело,  но  тут  же  здравый
смысл возобладал над страхом:
   - Сомневаюсь, что сейчас в этих  горах  есть  другие  разбойники,  Инига.
Вспомни: ведь солдаты калифа прочесывали местность почти две недели!  -  Она
взяла подругу за руку. - Давай-ка выйдем  и  поглядим.  Надо  приветствовать
избавителей!
   Карим увидел ее тотчас же. Заметил подле нее сестру... Зейнаб жива! С нею
ничего не случилось! Он тотчас же послал двоих солдат, дабы защитить  женщин
на случай непредвиденных действий противника.
   Очень скоро все  было  кончено:  сакалибы  сломили  слабое  сопротивление
воинов Али Хассана. Женщины и дети согнаны были в кучу - им теперь была одна
дорога: на невольничий рынок в Алькасабу Малику. А оставшиеся в живых злодеи
будут публично подвергнуты жесточайшим пыткам и казнены на площади,  и  души
Хабиба-ибн-Малика и его родных смогут, наконец, успокоиться...
   Князь и Нази направились прямиком в шатер Али Хассана.  Туда  же  привели
Зейнаб и Инигу.
   - А где же Али Хассан? - спросил Хасдай-ибн-Шапрут, глаза которого еще не
привыкли к темноте.
   - Он мертв, - отвечала Зейнаб.
   - Как он умер? - спросил Нази. - И когда?
   - Совсем недавно, мой господин. Сожалею, но он умер  на  ложе  страсти...
Похоть убила его. Это был слишком легкий конец...
   Карим подошел к ложу и, стянув с тела расшитое покрывало, долгим взглядом
посмотрел на убийцу своей жены и всей семьи. И Хатиба открыто заявляла,  что
любит этого человека! Он заметил и ванну, и полотенца,  и  благовония...  От
глаз его не укрылись и брошенные поодаль шелковые шнуры, и то, как подогнута
одна нога трупа... Заметил он и жемчужную струйку, изливающуюся из  дряблого
теперь члена... Он понял, как умер этот человек  -  и  хотя  смерть  негодяя
радовала его, но он всецело согласен был с  Зейнаб:  это  слишком  легкая  и
слишком приятная кончина...
   - В мои планы не входило убивать его так... - тихо молвила Зейнаб,  когда
они вышли из шатра и присоединились к остальным. - Я просто  хотела  отвлечь
его и дать возможность Иниге подпалить лагерь. Когда до нас дошло,  что  Али
Хассан запрещает жечь по ночам костры, мы поняли, что другого выхода  у  нас
просто нет..., - Моя сестра подожгла лагерь? - Глаза Карима  устремились  на
Инигу. Она стояла безмолвная, потупив глаза.
   - Инига была очень храброй! - сказала Зейнаб. Хасдай-ибн-Шапрут ничего не
сказал - он внимательно слушал и наблюдал за  тем,  как  общаются  Зейнаб  и
Карим. Да, они беседовали, как старые добрые друзья, она защитила  и  спасла
его сестру... Что было между этими двоими? А  ведь  именно  это  она  всегда
отказывалась обсуждать с ним!
   - Ты ни секунды не сомневалась, что я разыщу тебя, - сказал он наконец  -
и Зейнаб ответила ему улыбкой.
   - Я Рабыня Страсти, мой господин.. Я знала, что ты  не  отдашь  меня  так
просто Али Хассану. Как  бы  тогда  ты  объяснил  мое  исчезновение  калифу,
который отдал меня тебе? - Она рассмеялась и коснулась его руки.  -  Мы  уже
можем возвращаться в город, мой господин? Я так стосковалась по еде, которую
подают  не  в  деревянных,  дурно  вымытых  тарелках,   и   мне   необходимо
переодеться. И Иниге тоже...
   При упоминании своего имени Инига  словно  очнулась.  Взгляд  ее  вначале
остановился на Зейнаб, а затем она с глубокой нежностью взглянула на  брата.
Вдруг она стремительно выхватила  из-под  одежды  кинжал  и,  не  колеблясь,
вонзила его себе в грудь. Все стояли словно громом пораженные.  Ножки  Иниги
подкосились, и она рухнула на землю.  Карим  склонился  над  нею,  обвил  ее
руками, слезы струились по его лицу.
   - Инига, не покидай меня! - молил он. -  Если  ты  уйдешь,  сестренка,  я
останусь один...
   - Я навеки запятнана. Карим. Зейнаб тебе расскажет...  -  слабым  голосом
вымолвила Инига.
   Хасдай тотчас же наклонился и осмотрел рану, лелея надежду,  что  она  не
смертельна - но, увы, Инига нанесла себе смертоносный удар. Златокарие глаза
Нази, полные искреннего сожаления, встретились с сапфировыми глазами князя -
и врач отрицательно покачал головой. Поднявшись, Нази нежно обнял дрожащую и
рыдающую Зейнаб.
   - Н-н-не г-грустите... - прошептала Инига, прерывисто вздохнула - и глаза
ее застыли.
   - Она мертва, - без выражения произнес Карим. - Моя  маленькая  сестренка
мертва. - Он поднялся, держа легкое тельце на руках. - Она будет  похоронена
рядом со всеми...
   В лагере отыскался белый саван, припасенный кем-то из людей Али  Хассана.
Этим саваном и укутали тело юной женщины. К тому времени восток уже озарился
первыми солнечными лучами. Карим, Хасдай и  сакалибы  сожгли  дотла  остатки
лагеря Али Хассана и, гоня перед собою пленных,  поехали  по  направлению  к
городу.
   В ярком свете дня они достигли Алькасабы Малики, и, лишь  заслышав  весть
об их приближении, все бросали привычные свои дела. Люди высыпали  из  своих
жилищ и лавок, дабы  узреть  воочию  торжество  князя  над  ненавистным  Али
Хассаном, чья отсеченная голова плыла в воздухе на длинной пике...

***

   ...Как странно, думала Зейнаб: они с Каримом впервые  за  годы  взглянули
друг на друга, впервые заговорили, но так, словно и не расставались вовсе...
Она любит его. А он? Мустафа говорил, что он не испытывал любви к Хатибе. Но
любит ли он все еще ее, Зейнаб? И что, если все еще любит?  Она  принадлежит
Нази. Кариму подыщут другую жену - это она знала  наверное.  Калиф  захочет,
чтобы князь Малики вступил в новый  брак,  чтобы  зачал  множество  детей  и
продолжил род правителей умайядов... Надежды  нет,  думала  она,  втихомолку
рыдая в крытых носилках.
   Она вновь не смогла сдержать слез, когда тело Иниги предавали земле между
могилами ее матери и супруга. Одна из родственниц покойного  Ахмеда  привела
на похороны малыша. Зейнаб дикой кошкой  кинулась  на  защиту  Иниги,  когда
свекор покойной с оттенком презрения в голосе бросил:
   - Удивительно, что она была еще  жива,  когда  ты  попала  в  лагерь  Али
Хассана, госпожа Зейнаб!
   - Она была жива, - отвечала Зейнаб, -  но  только  потому,  что  считала,
будто маленький Малик в руках этого подонка  Али  Хассана.  Каждый  день  ей
издалека показывали какого-то мальчика, который махал ей  ручкой.  Говорили,
что это ее сын. Терзаясь страхом за ребенка, она покорилась  воле  бандитов.
Только любящая мать способна пожертвовать собою!
   - О-о-о-о! - в глазах свекрови Иниги уже стояли слезы. - Она всегда  была
доброй матерью! Мы сделаем все, чтобы Малик запомнил ее именно такой!
   Больше никто не проронил ни слова до самого вечера, а когда  стемнело,  в
покои Нази явился Карим.
   - Я хочу поговорить с Зейнаб, -  сказал  он.  Хасдай  согласно  кивнул  и
вежливо поинтересовался:
   - Ты хочешь, чтобы я вас оставил вдвоем?
   - Нет, можешь присутствовать.
   Карим сел в кресло напротив Зейнаб и спросил;
   - А теперь расскажи мне подробно обо всем, что случилось с Инигой. Уверен
- ты знаешь все. Зейнаб вздохнула:
   - Какое это теперь имеет значение, господин мой Карим? Иниги больше  нет.
Али Хассан мертв. Ничего уже  нельзя  ни  переменить,  ни  вернуть...  Зачем
лишние терзания?
   Внимательный Хасдай отметил выражение искреннего участия на прекрасном ее
лице...
   - Расскажи мне обо  всем,  что  с  нею  приключилось,  Зейнаб!  -  хрипло
повторил он. - Я должен знать!
   - Зачем? - снова спросила она, но,  взглянув  на  него,  поняла:  спорить
бесполезно. И Зейнаб безжизненным голосом начала свой  рассказ...  Когда  же
печальная  повесть  подошла  к  концу,  по  прекрасному  лицу  Зейнаб  вновь
заструились слезы. - Я думала, что если сумею удержать ее от безумного  шага
до твоего появления. Карим, то она будет  жить  -  но  как  только  бедняжка
поняла, что мне уже ничто не угрожает...
   Продолжать Зейнаб не могла - горе ее было  слишком  велико.  Закрыв  лицо
руками, она громко  разрыдалась,  уже  не  стесняясь  обоих  мужчин...  Нет,
никогда ей не понять, почему Инига предпочла смерть! Для самой Зейнаб  жизнь
была драгоценна, а когда  она  наносила  ей  удар,  то  девушка  мужественно
пересиливала себя и шла навстречу лучшим временам...
   Ома, до сей поры сидевшая молча в уголке, подбежала к  госпоже  и  обняла
ее.
   - Ну-ну, моя госпожа, не печалься! - шептала она. - Таков уж здесь кодекс
чести - ты не в силах была ее  спасти.  Видать,  так  уж  ей  было  на  роду
написано...
   - Ты удовлетворен вполне, мой господин? - сухо осведомился Хасдай.  -  Не
думаю, что Зейнаб сможет что-либо добавить.
   На самом же деле Нази был вне себя от гнева - зачем он позволил князю так
ее опечалить?! У Зейнаб ведь доброе и  мягкое  сердце.  Оно  и  так  глубоко
скорбит...
   Карим рывком поднялся и вышел. Он думал, что Зейнаб вряд ли  сообщит  ему
нечто новое - и все же повесть о зверствах, которые вынесла  его  несчастная
сестра, оказалась невыносимой даже для него, мужчины!
   Наконец, печаль Зейнаб слегка улеглась, и она сказала Нази:
   - Я пыталась спасти ее, Хасдай! Ей вовсе не надо  было  умирать,  но  она
упрямо повторяла, что раз она была изнасилована,  то  до  конца  своих  дней
покрыта позором и не сможет жить в приличном обществе. О,  почему  это  так,
мой господин? Ведь она ни в чем не повинна!  Весь  грех  лежит  на  жестоких
насильниках! Некоторых я знаю в лицо. Они  и  по  сей  час  находятся  среди
пленников, и я хочу видеть, как они испустят дух! - Теперь голос ее дрожал:
   - Я должна это видеть!
   - Госпожа, Аллаэддин сказал, что смерть их будет  ужасной,  -  прошептала
Ома. - Князь и так пылал жаждой мести еще до того, как услыхал твой страшный
рассказ. Теперь он будет неумолим. Это будет поистине ужасное зрелище!
   - Я должна это видеть. - страстно сказала Зейнаб и прибавила, обращаясь к
Оме:
   - Тебе не нужно сопровождать меня.
   - Да будет так! - подытожил Нази.
   Позднее Зейнаб вместе с Каримом пошла к пленным и  самолично  указала  на
тех двоих, кто в ее присутствии надругался над Инигой. Отыскала она и  того,
о котором Инига рассказывала, что он любит прежде исхлестать  ее  кнутом  до
крови, а затем уж овладеть ее телом... Этих  троих  тотчас  же  отделили  от
прочих пленных и отвели на главную городскую площадь  для  того,  чтобы  там
публично пытать их и казнить. Сперва каждого исполосовали кнутом - но не  до
смерти и не до потери сознания: палач проявил недюжинное мастерство. А затем
в кровоточащие раны  обильно  втерли  крупнозернистую  соль,  что  заставило
негодяев страдать невыносимо. Затем их вздернули на дыбу -  там  им  вырвали
ногти на руках и ногах. Пытаемые выли и рычали от боли, а  в  воздухе  стоял
тяжелый запах крови, мочи, рвотных масс и испражнений... Но вот трое пленных
уже "дозрели" до очередной пытки.
   Зейнаб сидела, замерев, на  возвышении,  специально  приспособленном  для
Карима, Нази и для нее... Она была бледна, но в аквамариновых глазах не было
видно и тени жалости. И никто, заглянув в эти глаза, не  догадался  бы,  что
под вуалью, скрывавшей нижнюю часть лица, она до крови кусает губы, чтобы не
закричать... Она не отрываясь глядела, как  хирург  осторожно  извлекает  из
мошонки каждого преступника яички, сперва при помощи особых ухищрений сделав
эту область тела нечувствительной: иначе боль лишила бы  пытаемых  сознания.
Все трое своими глазами видели, как их кастрируют... Душевная мука при  этом
была много, много сильнее физических  страданий.  Толпа  вскрикнула,  словно
одно  многоголосое  существо,  когда   три   палача   одновременно   отсекли
преступникам члены, которые тут же были скормлены  голодным  рыкающим  псам.
Ужасные раны тотчас же прижгли  каленым  железом  -  терзаемые  завопили  от
жесточайшей боли. Зейнаб с трудом подавила тошноту... Князь поднялся:
   - Пойдемте...
   Нази и Зейнаб последовали за ним на крепостную  стену  Алькасабы  Малики,
высота которой составляла около тридцати футов. Десятью футами  ниже  выступ
стены утыкан был страшными заостренными пиками, призванными  сдержать  атаку
возможного неприятеля. Троих  полумертвых  людей  подняли  в  воздух,  и  по
сигналу Карима с размаху сбросили  со  стены  вниз...  Упали  они  прямо  на
чудовищные острия. Когда их нагие тела были пронзены  насквозь,  послышались
новые вопли - куда более ужасные, чем прежде. Они корчились на копьях,  моля
Аллаха послать им быструю смерть во избавление от всепожирающей боли...
   - Теперь все зависит от их собственных сил, - тихо произнес Карим. -  Они
могут прожить от нескольких часов до нескольких  суток.  А  тот,  кто  умрет
последним, сможет насладиться незабываемым зрелищем: вскоре  налетят  хищные
птицы и выклюют глаза его товарищам...
   - Надеюсь, это будет вон тот, толстый, - сказала Зейнаб. - Это он избивал
Инигу. Ок худший из них... Молю Небо, чтобы он подольше страдал!
   Вид мучений умирающих, казалось, утишил боль, рвущую  ее  сердце.  Зейнаб
знала,  что   этого   она   никогда   не   забудет   -   но   справедливость
восторжествовала. Праведный суд свершился, и Инига отомщена. Позор  ее  смыт
кровью этих троих подонков, которые так безжалостно терзали ее...
   В течение следующих нескольких недель  Хасдай-ибн-Шапрут  помогал  Кариму
уладить  все   государственные   дела,   в   которых   со   времени   гибели
Хабиба-ибн-Малика царил полнейший хаос. Зейнаб  же  всецело  посвятила  себя
приготовлениям к свадьбе Омы и визиря,  Аллаэддина-бен-Омара.  В  то  время,
когда Зейнаб томилась в плену, друг Карима припер-таки  Ому  к  стенке...  А
когда воротилась Зейнаб, Аллаэддин явился к ней с нижайшей просьбой.
   - Ты должна убедить ее выйти за меня! - говорил он. -  Я  люблю  ее  всем
сердцем. Я ведь так и не женился в надежде на то, что  она  сменит  гнев  на
милость и вернется ко мне, госпожа моя Зейнаб! Но я уже не юноша - мне  ведь
за тридцать! Если я хочу иметь сыновей, мне  надо  как  можно  скорее  взять
жену!
   - Я уже давно объявила ей, что дарую ей свободу, и  советовала  выйти  за
тебя, - отвечала Зейнаб. - Она ведь осталась со  мною  лишь  потому,  что  я
уезжала в далекую незнакомую страну, где никого не знала... Теперь же у меня
есть Нази и маленькая дочка, принцесса... Я вовсе не хочу лишать ее счаст