ья,
которое она наверняка изведает, став твоею женой! Я  поговорю  с  нею  -  но
ничего не  могу  тебе  обещать,  мой  господин.  Ома  так  же  независима  в
суждениях, как и я сама... Уверен ли ты, что хочешь иметь  такую  жену?  Она
ведь не переменится...
   - Я не  хочу  никакой  другой  жены!  -  искренне  воскликнул  Аллаэддин,
приложив руку к сердцу в знак клятвы. А потом Зейнаб вцепилась в Ому:
   - Любишь ли ты его?
   - Люблю, - отвечала Ома. - Но и тебя тоже, добрая моя госпожа.
   - Если ты любишь его, - отвечала Зейнаб, - тогда ты должна выйти за  него
замуж. - Она завладела руками подруги:
   - О-о-о, моя Ома, не будь ты дурочкой! Я  ведь  тоже  люблю  тебя.  Более
близкой подруги у меня никогда не было - но рядом  с  Аллаэддином-бен-Омаром
ты изведаешь истинное счастье! Ты получишь свободу и  завидное  положение  в
обществе - ведь ты будешь супругой  главного  визиря!  У  тебя  будет  много
детей, а я ведь знаю, что ты об этом мечтаешь.  Но  главное:  у  тебя  будет
любовь достойного человека! Не отказывайся от всего этого  лишь  ради  того,
чтобы остаться при мне. Ома! - глаза Зейнаб наполнились слезами. - Дражайшая
моя Ома, если бы  Судьба  подарила  мне  то,  что  дарит  тебе,  я  была  бы
счастливейшей женщиной в мире!
   - У тебя есть Нази.., и Мораима... - медленно сказала Ома.
   - Мы с Нази друзья, и, безусловно, за это я  благодарна  Небу.  Я  должна
жить так, как предназначено мне Богом, но ты вовсе не обязана делить со мною
мою судьбу, моя добрая Ома! Я хочу, чтобы ты начала новую жизнь, став  женою
Аллаэддина-бен-Омара и матерью его детей. За то, что само идет тебе в  руки,
я душу бы заложила! Но в моей жизни не  будет  более  любви...  Единственный
человек на свете, которого я люблю, не может любить меня. Судьба  невероятно
благосклонна к тебе, моя Ома. Если ты и в этот раз отвергнешь ее щедрый дар,
то до конца дней своих будешь терзаться раскаянием! А я.., я  скажу  только,
что таких дур земля еще не рождала!
   Ома залилась слезами:
   - О-о-о, госпожа, сердце рвется пополам! Я  хочу,  я  жажду  стать  женою
этого чернобородого негодяя, но мысль,  что  для  этого  мне  надлежит  тебя
оставить, просто невыносима! Ну кто приглядит за тобою, кто утешит...
   - Я попрошу Нази приказать прочесать все  невольничьи  рынки  и  отыскать
невольницу родом из Аллоа, - сказала Зейнаб. - Она, конечно, не заменит  мне
моей дражайшей Омы, но займет при мне свое место. Выходи за визиря,  Ома!  В
конце концов, учти: ты тоже не молодеешь! Тебе уже шестнадцать,  а  в  твоем
возрасте я была уже матерью Мораимы! - поддразнила подругу Зейнаб. - Если ты
будешь тянуть кота за хвост, то визирь вынужден будет найти себе молоденькую
и свеженькую женушку!
   - Будто кто-то польстится на него, на этого чернобородого злыдня!  -  Ома
улыбнулась дрожащими губами:
   - Но все вправду будет хорошо? Ты не будешь страдать,  если  я  выйду  за
него и покину тебя?
   Зейнаб крепко обняла подругу.
   - Ты не покидаешь меня, Ома, - уверила она девушку. -  А  теперь  беги  и
объяви "злыдню" о своем решении. В твоей власти сделать его счастливейшим из
смертных! Я дам за тобою богатое приданое, а Нази проследит, чтобы выкуп  за
невесту был достойным!
   -  Ты  вполне   уверена,   что   охотно   отпускаешь   Ому?   -   спросил
Хасдай-ибн-Шапрут, лежа с Зейнаб ночью в постели.
   - Она любит его... - последовал тихий  ответ.  -  Никому  не  дано  права
попирать любовь, хотя многие посчитают  меня  сентиментальной  дурочкой.  Не
будешь ли ты так добр договориться о брачном выкупе за нее?  Это  будет  для
нас  величайшей  честью...  Да,   нам   понадобится   еще   и   имам,   дабы
засвидетельствовать ее официальное освобождение и заверить брачный договор.
   - Я попрошу князя поговорить с  имамом,  а  сам  займусь  переговорами  о
выкупе... - Он двумя пальцами приподнял с подушки золотой  локон  Зейнаб.  -
Расскажи, что ты  сделала  с  Али  Хассаном...  Что  это  было  за  безумное
наслаждение, которое убило его?
   - Али Хассан сам убил себя, - апатично промолвила Зейнаб.  -  Сердце  его
дотла сожгла похоть, мой господин... Мне кое-как удавалось  держать  его  на
безопасном расстоянии до той самой ночи, когда вы отыскали  нас  наконец.  В
конце концов мне пришлось уложить его в постель... Я связала ему руки и ноги
шелковыми шнурами.  Потом  прибегла  к  сладкой  пытке,  которая  у  любящих
вызывает обоюдный восторг, но для Али Хассана явилась смертным приговором  -
хотя я и не предполагала...
   Он притянул ее золотую головку к самому своему лицу и,  нежно  целуя  ее,
прошептал:
   Сделай со мною то же, что и  с  Али  Хассаном,  моя  обожаемая  маленькая
злодейка!
   - А не боишься,  что  тебя  постигнет  та  же  участь,  господин  мой?  -
поддразнила Нази втайне шокированная  Зейнаб.  Его  карие  глаза  пристально
глядели на нее:
   - Я ничего не боюсь...
   Будь на месте Нази другой, Зейнаб нашла бы способ  увильнуть,  но  Хасдая
обуяло острейшее любопытство... Она поднялась с ложа и принесла свою золотую
корзиночку. Порывшись в ней, она вынула два шелковых шнура и  связала  Нази.
Начала она с того, что присела  поверх  его  бедер  и  принялась  поигрывать
собственной грудью. Зачарованный, он наблюдал, как она сунула пальчик в рот,
пососала,  а  потом  стала  водить  им  вокруг  сосков,  которые  на  глазах
твердели...
   Затем она  начала  мучительно-сладко  ласкать  его,  а  когда  он  вполне
возбудился и уже силился высвободиться, Зейнаб села так, чтобы  он  мог  как
можно лучше ее видеть - и стала забавляться  со  своею  тайной  жемчужинкой,
покуда дыхание ее не стало прерывистым, а  щеки  не  окрасились  румянцем...
Хасдай изо всех сил силился разорвать  прочные  шелковые  путы,  обуреваемый
мучительным желанием тотчас же овладеть этим дивным телом -  и  тут  Зейнаб,
смилостивившись, опустилась на его  трепещущий  член  и  принялась  медленно
двигаться. Когда же терпение его истощилось, Зейнаб освободила его от шнуров
и, опрокинув ее на спину, Нази яростно проник в нее,  и  вскоре  вместе  они
достигли райского блаженства...
   После, сжимая ее в объятиях, он говорил:
   - А что еще ты скрыла от меня, моя дорогая? Какие еще сладкие  игры  тебе
ведомы? В следующий раз я сам свяжу тебя - и  исполню  роль  палача.  Ты  не
возражаешь?
   - Мой господин, дарить тебе наслаждение - это мой долг...
   - Да будет так! - торжественно провозгласил Нази и почти тотчас же уснул,
утомленный и удовлетворенный...
   Зейнаб какое-то время лежала без сна, но когда поняла, что ей не  удастся
уснуть, встала и надела простой кафтан из белоснежного шелка. Выскользнув из
покоев так тихо,  что  шитые  золотом  портьеры  даже  не  колыхнулись,  она
оказалась в саду. Была  ночь  полнолуния,  и  серебряный  диск  таинственным
светом своим заливал окрестности.  Она  шла  медленно,  вдыхая  аромат  роз,
никоцианы и своих  обожаемых  гардений...  Ночь  была  теплая,  и  легчайший
ветерок слегка поигрывал ее золотыми волосами...
   ...Она должна  взять  себя  в  руки.  Душою  и  сердцем  подготовиться  к
возвращению в Аль-Андалус - и к долгой жизни, полной страсти без любви...
   ...Я больше не хочу быть Рабыней Страсти, вдруг  поняла  Зейнаб,  Впервые
она, пусть даже мысленно, позволила себе произнести эти слова! Я  хочу  быть
женою Карима, матерью его детей... Я отдала бы все, что имею, за это райское
счастье! Я согласилась бы до конца дней своих  прожить  в  шатре  из  грубой
козьей шкуры, есть с деревянных тарелок,  если  Аллах  снизошел  бы  к  моим
мольбам! Как ненавижу я свою жизнь!..
   ...Нет, надо выкинуть из головы эти дикие мысли, решила Зейнаб, вспомнив,
что вскоре обнимет свою драгоценную малютку. Теперь ее жизнь - это  Мораима.
Сюда она никогда  больше  не  возвратится,  не  увидит  больше  его...  Было
несказанно мучительно для обоих быть так близко друг  от  друга  и  общаться
лишь по-приятельски... Но еще хуже было покоиться в объятиях Нази, зная, что
Карим тут, в этом же доме... О,  зачем,  зачем  она  вернулась  в  Алькасабу
Малику, призрачный город воспоминаний об ушедшем счастье?! Ома...  Ради  Омы
она вернулась... Или нет?
   Зейнаб вдруг замерла, ощутив в  саду  чье-то  присутствие,  и  тотчас  же
поняла, кто это, поняла сердцем, даже прежде, чем он окликнул ее по имени...
   - Зейнаб!
   Силуэт его вырисовывался в лунном свете,  падавшем  на  складки  кафтана,
такого же белоснежного, как и у Зейнаб.  Волосы  его  были  зачесаны  назад,
красивое лицо открыто взору...
   - Прости меня,  мой  господин,  за  то,  что  я  невольно  нарушила  твое
уединение, - быстро сказала Зейнаб и повернулась, чтобы уйти. Но на плечо ее
властно легла сильная рука.
   - Не уходи... - тихо сказал он. - До сих пор нам так и  не  представилось
случая поговорить с глазу на глаз.
   Ты счастлива?
   Она, не поворачиваясь к нему, бросила через плечо:
   - Я состоятельная женщина,  хоть  и  рабыня.  У  меня  прекрасный  добрый
господин - это Нази, могущественный покровитель - сам калиф Кордовы, и дитя,
которое я обожаю всем сердцем.
   - Ты счастлива? - повторил он.
   Она резко обернулась и зло бросила прямо ему в лицо:
   - Нет! Я несчастлива, Карим-аль-Малика! Я никогда не буду счастлива вдали
от тебя! Вот! Вот я и сказала тебе это! Тебе стало легче  от  того,  что  ты
слышал? Теперь ты счастлив?
   - Я не был счастлив ни единого мгновения с тех самых пор, как расстался с
тобою, - отвечал он.
   - О, господин мой! - в отчаянии закричала она. - Что проку в этом для нас
обоих? Я не могу быть с тобою, ты не можешь мною  владеть...  Так  найди  же
себе жену, пусть она народит тебе сыновей - продолжателей династии: ведь  об
этом мечтал твой отец! Я очень скоро ворочусь в Аль-Андалус  вместе  с  моим
господином. Будь уверен: я не совершу больше опрометчивого поступка - мы  не
увидимся никогда!
   - Твой господин... - с горькой усмешкой повторил Карим. - Ты  даришь  ему
блаженство, Зейнаб. Его сладкие крики хорошо слышны ночами здесь, в  саду...
Я доволен, что так славно тебя вышколил...
   В то же мгновение ее маленькая ручка отвесила ему звонкую пощечину. Столь
же стремительно Карим обнял ее, ища губами ее рот, а найдя, он приник  к  ее
губам жадным горячим поцелуем. Сердце ее  едва  не  разорвалось,  когда  она
ощутила прикосновение такого знакомого тела - губы ее  невольно  раскрылись,
жадно отвечая на лобзанье... Но тотчас же, опомнившись, она отвернулась.  По
щекам ее градом катились слезы, а аквамарины  глаз,  словно  омытые  соленой
влагой, почти с ненавистью глядели на него.
   - Зейнаб... - шепнул он, чувствуя, что и его сердце  вот-вот  остановится
от счастья и муки. Она вырвалась из его объятий.
   - Ты куда более жесток ко мне, чем даже  Али  Хассан!  -  тихо  и  твердо
сказала она. - Как ты мог. Карим? Как мог ты так  безжалостно  пронзить  мне
сердце? Я никогда не прощу тебе этого!
   И она стремительно убежала, легкой тенью мелькнув  по  ночному  саду,  на
цыпочках пробралась в их с Хасдаем покои... Вся дрожа, она скинула одежду  и
тихонько скользнула в постель. Нази лежал тихо, стараясь ровно дышать, делая
вид, что крепко спит, но он видел сцену, разыгравшуюся в ночном саду, и  она
потрясла его, хоть он и не расслышал слов... Теперь же Рабыня Страсти лежала
подле  него,  мучительно  стараясь  подавить  рыдания...Он  решил  дознаться
правды, но поклялся себе, что ни о чем не спросит ее, пока они не вернутся в
Аль-Андалус.
   Свадьба Омы и Аллаэддина-бен-Омара была весьма скромной. У визиря не было
родственников, кроме престарелого отца. Обряд же омовения невесты  совершила
сама Зейнаб. Ома не восседала на золотом  троне  среди  роскошных  свадебных
даров, подобно Иниге,  да  это  было  и  к  лучшему:  так  удалось  избежать
мучительных  для  всех  воспоминаний.  Визирь  же  с  отцом.  Карим  и  Нази
отправились в мечеть, где имам, уже предварительно переговоривший с  кади  и
удостоверившийся, что брачный договор в порядке и согласие на брак имеется с
обеих сторон, торжественно объявил Аллаэддина и Ому мужем и женой. Затем все
четверо вернулись во дворец. После непродолжительного празднования Аллаэддин
увез молодую жену в свой новый  дом  -  это  был  свадебный  подарок  Карима
лучшему другу. Его старый отец,  Омар-бен-Тарик,  собирался  переселиться  к
молодым и наслаждаться видом подрастающих  внуков.  Ома  сразу  же  покорила
сердце старца.
   - Она удивительно хорошенькая.., и очень добра и  ласкова,  -  сказал  он
сыну. - К тому же широка в бедрах... Такой только рожать и рожать!
   - Когда мы отплываем в Кордову? - спросила Зейнаб Хасдая в тот же вечер.
   - Тебе так не терпится? - задумчиво спросил Нази.
   - Мы в отъезде вот уже четыре  месяца,  мой  господин.  Князь  совершенно
окреп и вполне способен встать во главе правительства, дабы прибавить  славы
нашему владыке калифу. Ома устроена. Я скучаю  по  дочке...  А  в  Кадикском
заливе по осени частенько штормит...
   - Об этом говорил мне и князь, - ответил  Нази.  -  Поэтому  мы  по  суше
доберемся до Танджи, а оттуда по морю рукой подать до Джабал-Тарака.  Оттуда
недалеко до Кадикса, а там уже мы взойдем  на  борт  нашего  судна  в  устье
Гвадалквивира. Ну а если ты все еще  хочешь,  то  мы  можем  остановиться  в
Севилье - ты посмотришь город, моя дорогая. Помнишь, я обещал  тебе  это  по
пути в Малику?
   - Я просто хочу домой, - ,тихо сказала Зейнаб.
   - Но ведь путешествовать без служанки ты не можешь, - напомнил он.
   - Я хочу рабыню, мою соотечественницу,  Хасдай.  В  Алькасабе  Малике  мы
такой не отыщем. К тому же я вполне способна сама о себе позаботиться - даже
после того, как столько лет прожила в холе и праздности. В носилках я вполне
могу ехать в одиночестве. Еду мне будут приносить,  а  в  бане  я  прекрасно
смогу самостоятельно вымыться...
   - Тогда мы можем отправляться завтра, -  сказал  Нази.  -  Сакалибы,  как
добрые воины, могут сняться с места в любой момент. И я тоже.
   - Но я не могу, к несчастью, - вздохнула Зейнаб. -  Нужно  упаковать  все
мои вещи. Я завтра же пошлю за Омой - она мне поможет.  Послезавтра  я  буду
готова, мой господин.
   - Дай невесте хоть два  дня,  дабы  насладиться  семейным  счастьем,  моя
дорогая! - улыбнулся Нази. - Хоть я и уверен, что Ома тотчас  же  явится  на
твой зов, но помни: она тебе больше  не  служанка.  Почему  бы  не  отложить
отъезд хотя бы на неделю?  К  чему  эта  горячка?  К  тому  же  я  хотел  бы
проехаться с князем по всей Малике, дабы удостовериться, что  теперь  все  в
полном порядке. Не возражаешь, если покину тебя  в  одиночестве?  Мы  выедем
завтра поутру и будем отсутствовать несколько дней.
   - Я не дитя и скучать не стану, - ответила Зейнаб. - Мне  еще  непременно
надо к серебрянику - хочу привезти Мораиме какую-нибудь диковинку.
   Когда Ома через несколько дней прибыла, чтобы помочь Зейнаб  со  сборами,
та была счастлива видеть подругу.  Обе  вместе  быстренько  увязали  тюки  и
сложили платья в сундуки. У Омы была масса новостей.
   - В гареме две премиленькие служаночки, - трещала она.  -  Одна  родом  с
острова, именуемого Крит, а другая - румийка. Их преподнес  мне  на  свадьбу
свекор. Какой же это милый старик, Зейнаб! А когда мы с Аллаэддином сообщили
ему о малыше, он заплакал от радости! О-о-о, как это чудесно - иметь семью!
   - О малыше???  -  изумилась  Зейнаб.  -  А  ты  мне  об  этом  ничего  не
говорила... Ома лукаво хихикнула:
   - Ну.., понимаешь, когда мы с Аллаэддином встретились, то.., ну,  словом,
дали волю рукам - и не только рукам... Я знала о том, что  понесла,  еще  до
твоего пленения, госпожа.
   - И все же собиралась вернуться со мною в Кордову!  -  с  нежным  упреком
сказала Зейнаб. - Ах, Ома, Ома! Ни одна из женщин на  всей  земле  не  может
похвалиться лучшей подругой, чем ты у меня!  Я  буду  скучать  по  тебе,  но
утешаться тем, что ты счастлива. - Увидев слезы на щеках  Омы,  она  ласково
отерла их, приговаривая. - Ну-ну, нельзя тебе теперь огорчаться! Расскажи-ка
лучше о своем новом доме. Сколько там  слуг?  Помни:  с  ними  надобно  быть
строгой, но справедливой. Дом очень велик?
   - Хозяйством заправляет евнух, - начала Ома. - Но в гареме евнуха нет.  Я
сказала Аллаэддину, что не нужно специально для  меня  покупать  его  -  это
лишняя  трата...  Есть   повар,   служанки-уборщицы   и   десяток   отборных
стражников-сакалибов. Аллаэддин говорит, что не может  допустить  повторения
трагедии  своего  друга,  и  поэтому  проявляет  бдительность.  Вокруг  дома
роскошный сад со множеством фонтанов. Это дивный уголок  -  и..,  о,  я  так
счастлива! - И впрямь прелестное личико ее сияло от счастья. Вдруг она вновь
хихикнула. - То и дело думаю,  как  бесилась  бы  эта  ведьма,  матушка  Юб,
прознай она о том, что с нами сталось! Уверена; она искренне  полагает,  что
мы драим полы в какой-нибудь придорожной таверне в Эйре, а хозяин измывается
над нами! Так жаль, что нельзя послать ей весточку!
   - Да, нам повезло куда больше, чем ей, - ответила Зейнаб. -  Мы  с  тобою
просто счастливицы...
   Хасдай и князь возвратились уже на следующий день и  устроили  прощальный
обед.
   - Я уже знаю, что твой караван готов  и  вы  отправляетесь  на  рассвете,
господин Нази, - сказал князь. - Вы поедете по  дороге,  что  тянется  вдоль
побережья и соединяет Алькасабу Малику и Танджу. Это займет у вас  не  более
трех дней. В Тандже вас будет поджидать корабль, на котором вы доплывете  до
Джабал-Тарака. А там  вы  будете  уже  на  земле  Аль-Андалус.  Я  не  стану
приберегать прощальные слова на завтра - хочу сейчас же  засвидетельствовать
тебе, господин мой, мою глубочайшую признательность. Если бы ты не  приехал,
думаю, я не выжил бы - столь глубока была моя печаль. Знаю, что ты  ехал  по
поручению калифа как официальное лицо, но, встретившись  со  мною,  разделил
мою боль как самый преданный друг. Ты все понял - и не позволил мне  утонуть
в пучине скорби. Ты заставил меня вспомнить о долге перед народом -  во  имя
памяти моего отца. И за все это благодарность моя безмерна...
   - Ну, а теперь... - Нази улыбнулся, - тебе предстоит исполнить  еще  один
твой прямой долг. Ты обязан найти себе молодую жену, которая зачнет и  родит
продолжателей династии ибн-Маликов.
   Карим покачал головой:
   - Я больше не женюсь. Наследником моим станет сын покойной сестры.
   - Но ведь  нужна  же  мужчине  жена,  нужен  гарем,  полный  красавиц!  -
настаивал Нази.
   - Однажды я всей душой полюбил женщину, с которой Судьба меня  разлучила,
- прямо ответил ему Карим. - После этого я  женился  на  девушке,  выбранной
моим отцом мне в жены, желая быть примерным сыном. Хатиба в свое время,  как
оказалось, была обещана Али Хассану. Она любила его, а  я  ту,  другую...  И
даже если бы с моей семьей не стряслось этого ужаса, я многое понял бы. Брак
без любви - проклятие, Хасдай! Нет, я не повторю подобной ошибки!
   - А что, если тебе  вновь  предстоит  полюбить?  Глаза  Карима  испытующе
устремились на Хасдая.
   - Я не полюблю снова, - твердо сказал он. - Как смогу я полюбить  другую,
после того как... - он грустно усмехнулся. - К тому же, Хасдай, по-моему,  я
изведал достаточно женских ласк за свою жизнь! Как ты считаешь?
   Нази рассмеялся:
   - Возможно, это и так, господин, и все  же  для  мужчины  рай  в  женских
объятьях! Не думаю, что я наложил бы на себя обет безбрачия...
   - Несомненно, Зейнаб прекрасно служит тебе, - вырвалось у  Карима...Боже,
зачем он это сказал? Или хотел слышать похвалы этой дивной  женщине  из  уст
самого Нази? На что она споспобна, ему самому  прекрасно  ведомо...  К  чему
лишняя ссадина?..
   - Да, - кратко ответил Нази. - Мне никогда  бы  так  не  посчастливилось,
если бы калиф Кордовы имел возможность развестись с  госпожою  Захрой  и  не
вызвать этим государственной смуты. Калиф обожал Зейнаб, а она его.
   - Сожалею о случившемся... - холодно ответствовал Карим. Потом сказал:
   -