ра.  В  толпе  мы
встретили В.А. (В.А.Трифонова. Павел  везде  называет  его  инициалами.  -
Ю.Т.) Как только все тронулись по Невскому, появились драгуны (инородцы) и
стали разгонять. Они скакали во весь опор вдоль по Невскому и  размахивали
нагайками, но не хлестали. Несколько  человек  было  сшиблено  с  ног.  Им
удалось рассеять толпу и отнять красные флаги. Так  как  было  уже  больше
четырех часов, мы решили идти домой. В.А. остался  там.  Мы  повернули  на
Знаменскую ул. За  нами  все  бежали,  кричали,  что  драгуны  уже  хлещут
нагайками. Мы повернули на Мал. Итальянскую, потом  на  Литейный  и  вышли
опять к  Невскому.  Навстречу  нам  бежали  люди,  мы  услыхали  выстрелы.
Впоследствии я узнал, что у Гор. думы  на  крыше  был  поставлен  пулемет,
который стрелял по толпе, было убито  несколько  студентов.  Мы  повернули
назад и по Симоновской дошли до Михайловской и опять вышли на Невский. Там
уже никого не было, только вдали была видна толпа,  и  все  шли  туда.  Мы
пошли домой. Идя  по  Конногвард.  бульвару,  мы  слыхали  как  бы  частые
пушечные выстрелы. Я пришел домой в 6 ч. Мы очень устали, я  в  этот  день
прошел больше 18 верст. Когда я пришел домой,  В.А.  был  уже  дома.  Б.Е.
[Б.Е.Шалаев] рассказывал, что у них на  Трубочном  заводе,  когда  рабочие
забастовали и вышли на двор, какой-то прапорщик застрелил одного рабочего.
Был Андр. Фед. [под  этим  именем  автор  дневника  знал  Егора  Пылаева],
говорил, что у Государственной думы была демонстрация и расстрел.  Вечером
у Казанского собора была толпа, полиция стреляла, были убитые".

   "28 февраля.
   ...По всему Вас. острову идет стрельба. Городовые засели на  чердаке  и
стреляют из пулеметов. Говорят, что и в нашем  доме  сидят  городовые.  По
нашему дому открыли огонь с улицы. Все жильцы  вышли  на  лестницу.  Внизу
раздался стук, ворвались  унтер-офицер  и  несколько  солдат  Финляндского
полка. Они искали городовых, которые засели в нашем  доме,  но  никого  не
нашли. На Среднем пр. взяли участок и мировой суд и все бумаги сожгли.  По
воздуху летают  обгорелые  клочки  бумаги...  В  нашем  доме  организуется
домовой комитет, чтобы  осмотреть  весь  дом,  все  чердаки,  нет  ли  где
городовых. Б.Е.Шалаев выбран председателем. Решили  устроить  дежурство  у
ворот, чтобы чужих не пускать. Я дежурил с двумя студентами с 4 до 6 ч.  В
это время пришли человек 50 вооруженных солдат и рабочих, объявили, что  в
нашем доме спрятано два пулемета, угрожали всех расстрелять и поджечь дом.
Они произвели обыск по всему дому, отобрали  у  одного  капитана  шашку  и
револьвер, больше ничего  не  нашли.  Потом  забрали  все  домовые  книги,
разложили костер и сожгли. Издали видно было, как горит Суворовский полиц.
участок. То и дело проезжают автомобили, им кричат "ура!".  В.А.  вернулся
поздно ночью. Он был  в  Думе.  При  нем  арестовали  Хабалова,  Штюрмера,
Питирима и Протопопова. В.А. назначен комиссаром Совета рабочих  депутатов
на Васильевском острове".

   "4 марта.
   Встал в 9:30. Занес на 13-ю линию (Совет) газеты с Теней, дела не было.
В 2 ч. все пошли на собрание соц.-дем. на Большом проспекте, 88. Там  было
человек 70, много  говорили,  решили  организовать  агитаторов,  выслушали
доклады Совета раб. деп. ПК и резолюцию "инициативной группы". Я записался
в партию. После ждали до 6:30 газеты "Правда" N_1, но она  еще  не  вышла.
Дома читал Диккенса "Тайна Эдварда Друда".

   Первый  номер  "Правды"  после  почти  трехлетнего  перерыва  вышел  на
следующий  день,  5  марта.  Четырнадцатилетний  автор  дневника  поглощен
работой в районном Совете: он собирает деньги, развозит экземпляры  газет,
брошюры, помогает  секретарю  райкома.  Почти  каждый  день  он  бывает  в
Таврическом,  выполняет  поручения  Стасовой,  самые  разные.  29   марта,
например,  есть  запись  о  том,  что  он  ездил  к  Чхеидзе,  отвез   ему
соболезнование ЦК по поводу нечаянного самоубийства его  сына;  потом  это
соболезнование было опубликовано в "Правде". Дальше в тот же день:

   "Поехал в редакцию "Правда", Мойка,  32,  взял  10  комплектов  газеты.
Заехал домой, завтракал. Потом поехал в Таврический дворец, завез  газеты.
Оттуда поехал в "Прибой" с тов. Карлом Андреичем за литературой. Взяли  16
пачек брошюр, назад поехали на автомобиле с тов. П.П. В  Думе  я  продавал
брошюры в Екатерин. зале, потом перешел в Секретариат ЦК. Вечером завез  в
"Правду" статью т.А.П.Молотова (В.М.Скрябин)..."

   Вот так летят его дни. Прекрасное время! Занятия  в  школе  идут  через
пень-колоду, ученики не являются, учителя тоже, на уроках  все  без  конца
разговаривают. Слухи,  новости,  рассказы  о  том,  что  случилось  вчера,
сегодня и вот только что на соседней улице. Учителя говорят о  Французской
революции.   Вместо   урока   физики   директор   Викентий    Викентьевич,
взволнованный, рассказывает о Польском восстании, о народовом Жонде.
   И - страстное, всеобщее, повальное увлечение демократией!

   "Из Лентовской гимназии прислали повестку,  просят  прислать  делегатов
для основания ученической газеты. Было собрание всей школы, выбрали  меня.
В 6:15 поехал в Лентовскую гимназию, там были  делегаты  от  32-х  учебных
заведений".

   Авторитет Павла внезапно вырос: еще бы,  он  свой  человек  в  районном
Совете, у него друзья  матросы,  с  боевым  кронштадтцем  В.Панюшкиным  он
развозит брошюры и газеты, а его сосед по квартире В.А.Трифонов работает в
Петроградском Совете и должен знать все последние новости.
   Наверное, В.А.Трифонов знал много. Но  всех  последних  новостей  в  то
время  не  знал  никто.  С  каждым  днем  Петроград   наполнялся   людьми,
освобожденными из тюрем, прибывшими из дальних ссылок, с каторги.  Приехал
из Тюмени Мишин,  рассказал  потрясающие  новости,  которые,  впрочем,  не
потрясли никого, кроме Шалаева, Сольца и Трифонова: по документам охранки,
только что обнаруженным, стало ясно, что Петр Мартемьянов, тот самый, кого
всеми  силами  старались  спасти  от  виселицы,  сделался  потом   штатным
осведомителем. Ах, давно это было, неинтересно, ненужно, забыто, к  черту!
Сольц приехал из Москвы 2 апреля, привез с  собой  Е.А.Трифонова,  который
после выхода из Александровского централа жил поселенцем в  Усть-Куте,  на
Лене.


   Многолетний каторжанин, изжаждавшийся по  делу,  по  людям,  с  разгона
влетел в водоворот событий. Господи, представить себе недавних  пленников,
много раз терявших надежду, в Питере, в мятежной столице, где  хозяйничала
революция, где все трещало, все рушилось  и  где  была  весна  и  сверкало
небывалое солнце семнадцатого года!  Уже  на  следующий  день,  3  апреля,
Евгений Трифонов, вместе с братом, с новыми друзьями,  был  на  вокзале  и
встречал Ленина. Был с ними и упорный летописец, он записал наутро:

   "3 апреля, понедельник. Солнце.
   Встал в 9:45. Поехали в Думу. Там я попал на заседание Сов. солд.  деп.
Председателем был Чхеидзе, тов. председ. Керенский. Был доклад  рабочей  и
продовольственной секций. На заседании был Плеханов (он недавно приехал из
Англии). После перерыва был доклад военной секции. В середине я  ушел,  мы
поехали домой обедать. Потом (в 7 ч.) мы поехали встречать Ленина и других
эмигрантов, которые приехали из Швейцарии. Мы поехали сперва в ПК  (дворец
Кшесинской). Там открылся солдатский  клуб  "Правда".  Был  митинг.  Через
несколько времени мы все вышли, построились колонной и со знаменами  пошли
на  Финляндский  вокзал.  Впереди  ехал   бронированный   автомобиль.   На
Нижегородской  мы  остановились,  а  ПК  и  ЦК  пошли  к  вокзалу.  К  нам
присоединился какой-то  полк  и  несколько  заводов.  Потом  все  пошли  к
вокзалу. Там стояли  довольно  долго.  Подошел  Василеостровский  район  с
милицией и оркестром Московского полка. Стало очень  темно.  На  броневике
зажгли прожектор. Подошли все городские районы. Было очень красиво,  масса
знамен, освещенных прожектором. Было тысяч  30  народу.  В  11:30  подошел
поезд. Их встретили "Марсельезой". В середине толпы расчистили  проход,  и
по  нему  проехал  Ленин  на  бронированном  автомобиле  со  знаменем  ЦК,
освещенный прожектором. Все кричали "Ура!". Внутрь пускали по билетам.  Мы
прошли. (Автор дневника имеет в виду партийные билеты; он недавно  получил
такой билет, поэтому гордо пишет: "Мы прошли".  -  Ю.Т.)  Ленин  вышел  на
балкон и говорил речь. После говорил Зиновьев  и  другие.  Прожекторы  все
время освещали толпу. Потом толпа разошлась. Все закусили и  спустились  в
зал. Там Ленина приветствовали представители всех районов  и  делегаты  из
разных городов. Потом Ленин рассказал о положении  дел  в  Зап.  Европе  и
сказал, что русская  революция  должна  перейти  во  всемирную  социальную
революцию. Под конец все спели  "Интернационал"  и  разошлись.  Мы  пришли
домой в 5 час. утра. Лег в 5:15".

   На другой день Ленин выступал в Таврическом дворце  на  общем  собрании
социал-демократов,  участников  Всероссийского   совещания   Советов,   со
знаменитыми Апрельскими тезисами. Автору дневника посчастливилось  быть  и
там. Он записал скупо, пожалуй, чересчур скупо:

   "Я попал на хоры. Председателем выбрали Чхеидзе.  Войтинский  сказал  о
цели заседания и перечислил фракции,  присутствующие  здесь:  б-ки,  м-ки,
Бунд,  объединенцы  и  пр.  За  ним  говорил  Церетели   о   необходимости
объединения. Потом выступил Ленин. Он произнес  большую  речь,  высказался
решительно против объединения, сказал,  что  все  вожди  социал-демократии
всего мира предали дело социализма,  и  потому  предлагал  основать  новую
коммунистическую партию. Сказал, что вся власть должна перейти  к  Советам
рабочих, солдатских, крестьянских и батрацких депутатов.  Потом  я  должен
был ехать в "Правду" и других ораторов не слышал".

   Конечно, автор был слишком юн, чтобы по-настоящему оценить всю важность
этого дня и выступления Ленина. История России и, может быть, мира в  этот
день качнулась круто.
   Апрельские  тезисы  с  ошеломляющей   ясностью   объявили   всем,   что
своеобразие момента  "состоит  в  переходе  от  первого  этапа  революции,
давшего  власть  буржуазии   в   силу   недостаточной   сознательности   и
организованности пролетариата, - ко второму ее этапу, который должен  дать
власть в руки пролетариата и беднейших  слоев  крестьянства".  Сейчас  это
кажется хрестоматийной истиной.  Каждый  школьник  знает,  что  буржуазная
революция должна была перейти в пролетарскую. Но тогда,  в  апреле,  когда
история лишь творилась,  пророчество  Ленина  -  даже  не  пророчество,  а
твердой рукой нарисованная картина того, что должно быть и  что  будет,  -
ошеломило не только врагов, но и друзей революции. Кадеты, буржуа  всерьез
перепугались, большевики же отчетливо поняли суть происходящего, и  у  них
захватило дух от того, что открылось. Это не пустые фразы,  которые  легко
сочинять спустя пятьдесят лет. Мать  говорит,  что  В.Трифонов  не  раз  с
волнением вспоминал о том, как он впервые услышал Апрельские тезисы и  как
у него вдруг на многое открылись глаза, а он был человек очень уверенный в
себе и редко признававший, что кто-либо на что-либо мог ему открыть глаза.
   В одном из пунктов тезисов говорилось  об  устранении  полиции,  армии,
чиновничества, то есть о  замене  постоянной  армии  всеобщим  вооружением
народа. Это было то дело, которому отец посвятил себя в ближайшие месяцы.


   После Февраля в Питере организовалась довольно  сильная  десятитысячная
рабочая милиция, но большевики стремились  к  созданию  новой  вооруженной
силы пролетариата - Красной гвардии. Шестой съезд партии наметил ленинский
курс на вооруженное восстание против Временного правительства.
   В  день  закрытия   съезда   группа   опытных   партийных   работников,
организаторов Красной гвардии в районах  Питера,  избрала  так  называемую
"инициативную пятерку", которая, по существу, явилась первым общегородским
центром  Красной  гвардии.  В   пятерку   вошли:   В.Павлов,   В.Трифонов,
Е.Трифонов, И.Жук  и  А.Кокорев.  Через  несколько  дней  к  ним  примкнул
В.Юркин. История действий "инициативной  пятерки"  была  почти  неизвестна
нашим историкам. Единственное упоминание о  "пятерке"  имелось  во  втором
издании книги Е.Пинежского о Красной гвардии (1933 года), но и этот  автор
никакими подробностями не  располагал,  а  лишь  ссылался  на  разговор  с
В.Трифоновым,  который  во  многом   критиковал   первое   издание   книги
Пинежского, вышедшее в 1929 году.
   Вообще, надо сказать, период июля - августа 1917  года  и  деятельности
Красной гвардии считался в нашей  исторической  науке  наиболее  глухим  и
неясным.  Принято  было  считать,  что  в  это  время   Красная   гвардия,
подавленная  тяжелыми   июльскими   событиями,   свернула   свою   работу,
распылилась,  ушла  в  подполье.   Принято   было   также   считать,   что
общегородской  центр  по  руководству  Красной  гвардией  возник  лишь   в
сентябре, когда была  создана  Центральная  комендатура  Красной  гвардии,
куда, кстати, вошли все члены "инициативной пятерки". На самом деле  такой
центр существовал и действовал раньше.
   Подтверждением  этого  оказались  сохранившиеся  в  архиве  В.Трифонова
документы той эпохи - подлинные, написанные рукою отца протоколы заседаний
"инициативной пятерки", проходивших в августе 1917 года. Сохранилось  семь
таких протоколов. Из них видно, что Красная гвардия в эти  трудные  месяцы
вовсе не свернула своей работы, а, наоборот, продолжала  наращивать  силы,
создавать  новые  отряды,  обучать  рабочих  и  -  что  особенно  важно  -
продолжала неустанно  вооружаться.  Добыча  оружия  была  главной  заботой
"инициативной   пятерки".   Действия   "пятерки"   явились    практическим
выполнением намеченного Лениным и принятого Шестым  съездом  партии  плана
вооруженного восстания. Не удивительно: все члены "инициативной  пятерки",
за исключением И.Жука, были большевики.
   Кто были эти люди, возглавившие Красную гвардию? Все они проявили  себя
как организаторы красногвардейских отрядов в районах. В.Трифонов был одним
из руководителей Красной гвардии Василеостровского района.
   Владимир Павлов, рабочий  автомобильного  завода  "Русский  Рено",  был
членом партии большевиков с 1911 года. Он вел партийную работу  сначала  в
Выборгском,  потом  в  Пороховском  районе  и  в  "инициативной   пятерке"
представлял эти районы. В Октябрьские дни он был членом центрального штаба
Красной гвардии, потом ушел на фронт с одним из  первых  красногвардейских
отрядов. В 1919 году В.Павлов - начальник  штаба  бригады  на  деникинском
фронте, в 1920  году  -  командир  бригады  на  польском  и  врангелевском
фронтах.  Затем  он  работал  на  Дальнем   Востоке,   был   председателем
Авиатреста, одним из организаторов нашей авиапромышленности. Погиб в  1925
году, случайно попав под поезд. В "Правде" от  2  сентября  1925  года,  в
некрологе, посвященном В.Павлову, набросан  такой  беглый  портрет:  "Этот
большой, немного сутулый, рыжеватый человек  с  умным  лбом  и  небольшими
серыми, живыми, всегда немного насмешливыми глазами  никогда  не  выдвигал
себя вперед, не показывал себя "с лучшей стороны" - он делал то, что нужно
было делать, и делал  это  хорошо  и  мужественно...  Павлов  был  гораздо
крупнее,  чем  казался.  Это  был  сильный  и   умный   человек,   крепкий
революционер, стойкий большевик".
   Евгений Трифонов еще с весны включился в организацию  Рабочей  гвардии,
или, говоря точнее, Рабочей милиции на Путиловском заводе. Один факт,  что
человек, едва отдышавшийся после каторги и, по существу, новый  в  городе,
неизвестный  путиловцам,  стал  активнейшим  организатором  на   громадном
заводе, говорит о многом: сколько  внутренней  энергии  скопилось  в  этих
людях, вернувшихся из заточения. И, конечно,  опыт  участника  Ростовского
восстания был тут  кстати.  Через  много  лет,  в  1932  году,  Е.Трифонов
вспомнил об этих днях в небольшой  статье  "Как  вооружался  пролетариат",
напечатанной  в  N_11-12  журнала  "Каторга  и   ссылка".   Написаны   эти
воспоминания размашисто, небрежно и колюче, как Е.Трифонов  писал  и  свои
повести о гражданской войне под псевдонимом Евгений Бражнев. Вот отрывок:
   "Пока Керенские и Рябушинские, эсеры, меньшевики, кадеты строчили  свои
декларации и конституции, суетились и жужжали в своих "комитетах спасения"
и  "предпарламентах",  в  это  время  пролетариат  потихоньку  вооружался.
Контрреволюция бездарно проморгала это дело - и поплатилась шкурой за свое
ротозейство...
   В мае 1917 года в Петергофском  райкоме  большевиков  явочным  порядком
(еще задолго до партийных  решений  и  директив  по  этому  вопросу)  трое
невзрачных парней поставили столик в прихожей, прибили  над  ним  табличку
"Здесь запись в Рабочую гвардию" и  уселись  за  столик  с  карандашами  в
руках. И когда мы записывали в Красную гвардию  первых  редких  охотников,
господа Керенские и Рябушинские тогда еще не  подозревали,  вероятно,  что
спустя немного дней  красногвардейские  колонны  будут  штурмовать  Зимний
дворец...  В  июльские  дни  мне   пришлось   быть   начальником   милиции
Путиловского завода. Я получал  от  начальства  приказ:  "Приготовиться  к
возможным волнениям на улице".  На  рассвете  4  июля,  когда  Путиловский
клокотал точно котел с перегретым паром, заводская  милиция  в  составе  2
тысяч человек в боевом порядке с примкнутыми штыками подошла и построилась
перед столовой, где заседал зав. комитет, решавший вопрос:  выступать  или
воздержаться? Начальник милиции  вошел  в  комнату  и  доложил  заводскому
комитету: милиция прибыла и находится в  распоряжении  комитета.  И  когда
30-тысячная  масса  путиловцев  двигалась   через   Нарвскую   заставу   к
Таврическому, впереди колыхалась щетина милицейских штыков..."
   4 июля путиловские милиционеры под командованием Е.Трифонова  вместе  с
рабочими завода демонстрировали по городу. В  них  стреляли  из  домов  на
Невском, на Литейном, они тоже стреляли. В ночь с 3-го  на  4-е  произошло
столкновение  между  милиционерами  Е.Трифонова   и   милиционерами   1-го
Спасского комиссариата (из буржуазного центрального городского района),  в
результате чего часть спасских была  арестована.  Временное  правительство
грозило  начальнику  путиловской  милиции  репрессиями,  и  Е.Трифонов  на
некоторое время скрылся из Питера. Он уехал на родину, в Ростов,  принимал
там участие в партийной конференции. Вернулся в Питер он в начале августа.
В  "инициативной  пятерке"  Е.Трифонов  представлял   Нарвско-Петергофский
район.
   Колоритной фигурой в "инициативной пятерке" был Иустин Жук,  по  кличке
"Анархист".   Жук   был   одним   из   руководителей   черкасской   группы
"анархистов-коммунистов". Во время  ареста  в  1907  году  пытался  бомбой
взорвать себя и жандармов. Киевский военно-окружной суд приговорил  его  к
смертной казни, замененной затем пожизненной каторгой, и  Жук  девять  лет
провел  в  Шлиссельбургской  крепости.  Его,  так  же   как   Е.Трифонова,
освободила из неволи революция. Вот что написано в книге "Памятник  борцам
пролетарской революции"  (Истпарт,  1925  год)  в  некрологе,  посвященном
И.Жуку:
   "Он принадлежал к числу тех немногих анархистов-синдикалистов,  которые
шли рука об руку с коммунистами. Жук не был членом нашей партии формально,
но он был горячим работником коммунизма, отдал себя в распоряжение партии,
признал ее суровую дисциплину и погиб на посту, на который  его  поставила
партия...
   Для шлиссельбургских рабочих Жук  был  все  -  их  политический  вождь,
руководитель их хозяйства, их продовольственный комиссар,  организатор  их
отрядов. Человек  богатырского  сложения,  великан,  Жук  в  то  же  время
отличался необыкновенной добротой и детской мягкостью характера. В  глазах
его светились ум и воля... Он был, несомненно, одним из крупнейших рабочих
организаторов.  Всей  душой  он  рвал