а
распахнулись, на конях вырвалось пятеро человек. Трое унеслись в ночь за
убегающими, а двое остановились перед  нами.  Оба  немолоды,  в  хороших
доспехах, на шлемах плюмажи из перьев. Один воин сказал почтительно:
   - Спасибо вам, благородные рыцари, - а  я  не  ее  мневаюсь,  что  вы
рыцари, - за эту помощь!
   Гендельсон сказал слабым голосом (он отдувался, по лицу текли  мутные
струйки):
   - Пус... пус... тяки!.. Вы  легко  отбились  бы  и  так.  Меня  зовут
Гендельсон из рода... уф-уф... а это... эт вот...
   Он обернулся в мою сторону. Я сделал шаг вперед поклонился.
   - Вот это - сэр Ричард. Просто сэр Ричард. Я рыцарем стал недавно, на
такие подвиги, как вот сэр  Гендельсон,  сразивший  этого  великана,  не
претендую.
   Рыцарь с плюмажем окинул  меня  придирчивым  взглядом,  смерил  рост,
оценил вес,  но  в  зубы  смотреть  не  стал,  наверное,  из  врожденной
деликатности.
   - Прошу вас в замок. У вас, вижу, была нелегкая ночь.
   - Да, - ответил Гендельсон, плечи передернулись, как в  цыганочке.  -
Как здоровье благородного сэра Нэша?
   Всадник поинтересовался:
   - Вы с ним знакомы? Увы, он со своим отрядом отбыл в  Зорр.  Говорят,
там у вас была жестокая битва?..
   - Да, - ответил Гендельсон, - но сэра Нэша там не было.
   - Он отбыл две недели тому, - объяснил всадник. - В Зорре, по слухам,
осталось очень мало  воинов.  Пока  наберется  население,  восстановится
отряд, город уязвим. Сэр Нэш решил это время побыть там с тремя  сотнями
своих лучших людей. Сказать по правде, он  увел  почти  всех,  способных
держать в руках оружие. Даже новобранцев.
   - Очень благородно с  его  стороны,  -  сказал  Гендельсон.  -  Очень
благородно!
   В воротах суетился народ, на горячие створки плескали  с  размаха  из
бадей и ведер. Вода шипела и испарялась белым паром, но от  самого  огня
остались только синие струйки дыма. Да и вспыхнуло  только  потому,  что
дохнул дракон, а пламя дракона способно, по слухам,  расплавить  камень.
Дерево из мореного дуба, отметил я машинально, простым огнем не поджечь.
   Каменные башни почернели, от стен несло жаром. Нас проводили во двор,
перед воротами широкое пространство, затем улочка вывела на  площадь,  а
посредине - замок:  массивный,  суровый,  без  каких-либо  излишеств,  с
повыщербленными стенами, отметинами  от  камней,  бросаемых  баллистами.
Четыре башни по углам, две черные от копоти.
   Всадник сказал с почтением:
   - Сэр Нэш велел не  подновлять.  Пусть  все  горожае  видят,  с  чего
начиналось. И пусть видят также, что люди в замке  вынесли  куда  больше
лишений, чем иное да... теперь достается горожанам.
   Я покосился по сторонам. Дома выглядят не просто зажиточными.  Скорее
- праздничными, беспечными. К обороне их тоже  не  приспосабливали,  ибо
народ сперва попросту отсиживался в самом замке, а теперь защиту приняла
на себя могучая каменная стена вокруг всего города.
   Всадник вскинул рог, звонко протрубил. Решетка  ворот  поднялась.  Мы
прошли через довольно  узкий  проход,  два  всадника  проедут  или  одна
телега, а во  внутрен  нем  дворе  нас  встретили  с  факелами  в  руках
челядины.
   Всадник велел:
   - Благородных рыцарей отвести в... лучше в Западную башню. Приставить
к ним слуг. Пусть отдохнут, приведут себя в порядок.
   Гендельсон сдержанно и с достоинством поклонился.
   - Благодарю вас, сэр...
   - Олверт. Сэр Олверт, - представился всадник. - Простите,  не  сделал
этого сразу. Кастелян замка.
   Меньше часа понадобилось,  чтобы  почиститься,  а  я,  к  негодованию
Гендельсона, еще и помылся. Он зрел  в  этом  некий  сатанинский  обряд,
громко читал молитву и щупал нательный крест. Явился паж, совсем молодой
бойкий парнишка в яркой одежде, пригласил в залы.
   Внутри замок оказался намного богаче, чем снаружи. То  ли  для  того,
чтобы не  возбуждать  зависть  горожан,  то  ли  хозяева  в  самом  деле
уродились не кичливыми. Перед  нами  распахнули  двери  в  главный  зал.
Гендельсон вошел, ступая, как располневшая статуя командора. Доспехи  он
оставил  в  предоставленной  нам  комнате,   но   все   равно   двигался
враскорячку, а толстые руки держал врастопырку, как борец сумо.
   На той стороне у  окна  женщина  в  черном  платье  смотрела  в  сад.
Заслышав наши шаги, медленно обернулась. Тяжелое бархатное  платье  едва
не соскальзывало обнаженных плеч. Глубокое декольте открыло очень полную
крупную грудь, обе половинки молча боролись за место  у  выреза.  У  нее
было бледное  лицо,  покрытое  едва  заметным  загаром,  крупные  глаза,
точеный нос и крупные чувственные  губы.  Волосы,  здоровые,  блестящие,
падали на плечи  коричневым  водопадом.  Изящная  бриллиантовая  диадема
придерживала пряди на лбу, а подобная ей  бриллиантовая  нить  скрепляла
платье от плеча до плеча.
   В руках она держала крупный черный цветок,  только  в  самой  глубине
поблескивали, как драгоценные камешки, крохотные тычинки.
   Мы почтительно склонили головы. Гендельсон произнес галантно:
   - Леди Кантина, мы счастливы быть гостями в вашем замке.
   Слабая  улыбка  тронула  ее  полные  чувственные  губы.  Взгляд   был
спокойным, полным достоинства, но теплый, ласковый, дружеский.
   - Садитесь, дорогие друзья, - сказала  она.  -  Вот  на  эту  скамью,
сейчас сюда придвинут стол. Сэр Олверт сообщил, что  вы  сразили  вожака
разбойников, это был знаменитый Шург. А  моим  людям  удалось  захватить
бежавших... К сожалению, мой муж и повелитель отбыл в Зорр...
   - Мы знаем, - сказал Гендельсон  с  сожалением  в  голосе,  -  мы  бы
поговорили с ним о  старых  добрых  временах,  когда  вместе  ездили  на
охоту... Это было пятнадцать лет тому, но для меня - как вчера!..
   Молчаливый, но довольный и улыбающийся слуга принес широкое  блюдо  с
ломтями мелко порезанного  холодного  мяса.  Мои  ноздри  уловили  запах
жареного, так что это холодное ассорти только для червячка,  а  для  нас
жарят наверняка целого оленя. Мы с Гендельсоном усиленно  кормили  своих
червячков, когда за моей  спиной  распахнулась  дверь,  я  сразу  увидел
впереди на стене осветившийся  квадрат,  где  выросла  гигантская  тень,
пахнуло свежим воздухом.
   Леди Кантина сказала с осуждением:
   - Леди Гильома, как можно!

Глава 13

   Я обернулся с куском бараньей ноги в руке. В трех шагах  в  гордой  и
даже чуточку надменной позе стояла молодая  девушка.  Она  рассматривала
нас спокойно, слегка с вызовом. Чистое хорошее  лицо  покрыто  солнечным
загаром, каштановые волосы падают на кожаный колет, через плечо  широкая
перевязь. Колет заметно оттопыривается в районе груди, но  женственность
не так бросается в глаза, как ее беспечность и  отвага,  с  которой  она
смотрит на двух незнакомых мужчин.
   Брови  вопросительно  подняты,  руки  уперты  в   бока,   подчеркивая
удивительно тонкую талию. Там широкий  кожаный  пояс,  с  одной  стороны
оттопыривается кинжал, ладонь другой руки сжимает рукоять узкого меча.
   - Так это вы, - сказала  она,  обращаясь  к  Гендельсону,  -  сразили
ужасного Шурга?..
   Гендельсон встал, поклонился.
   - Мне... мне это...
   Она сказала с восторгом:
   - Это просто здорово! С тех пор как папа уехал,  этот  отвратительный
человек постоянно приезжал к воротам и вызывал наших мужчин на поединки.
Мама запретила воинам вступать с ним в  схватки,  ибо  он  сильнее  трех
самых сильных мужчин...
   - Леди Гильома. - сказала Кантина строже, - веди себя как леди, а  не
как...
   Она запнулась. Девушка одарила нас с  Гендельсоном  озорной  улыбкой,
сказала легко:
   - Пойду переоденусь, а то мне то нельзя, другое не  положено,  третье
не принято... А потом я приду есть сладкое!
   Это звучало как угроза, но леди Кантина не успела  раскрыть  рот  для
нового  окрика,  как  леди   Гильома   удалилась   дразнящей   походкой,
старательно двигая из стороны  в  сторону  ягодицами.  Но  с  ее  узкими
бедрами это углядело комично, еще не женщина, подросток,  что  стремится
поскорее стать женщиной, но тянется к мальчишечьим играм, обожает  мечи,
кинжалы и топоры, которые явно не в состоянии поднять.
   - Ешь быстрее, - сказал я  Гендельсону,  -  а  то  эта  леди  Гильома
выглядит очень проворной... Если она такая и за столом...
   Он нахмурился, заворчал,  но  леди  Кантина  понимающе  одарила  меня
царственно-материнской  улыбкой.  Похоже,  лорд  Нэш  иногда  острил,  а
известно, что даже очень красивые женщины, как вот леди  Кантина,  могут
при частом повторении научиться реагировать на шутки.
   Гендельсон, дабы перебить мою  простолюдинную  рубость,  заговорил  о
высокой политике, о кознях императора Карла, потом перешел  на  тонкости
королевского этикета, что претерпел такие разительные  изменения,  затем
снова на политику.
   Я вытер последним куском баранины остатки соуса. Если  здесь  еще  не
знают перца, то соусы весьма, даже весьма - во рту  горит,  ночью  опять
будут бабы по мне ерзать и по-всякому изгаляться.
   - Нам  хорошо  известно,  -  слышался  самодовольный  голос  толстого
дурака, - что Владыки Тьмы готовятся к последнему  наступлению  на  нашу
страну. Но пали все пограничные  королевства,  прежде  чем  в  остальных
забеспокоились. Пали еще три королевства, прежде чем в остальных  решили
усилить охрану рубежей. Пало могучее королевство Гиксия,  прежде  чем  в
нашем начали строить оборонительные стены, собирать войско, снабжать его
оружием, готовить к боям...
   Я даже устал  от  пережевывания  такого  огромного  количества  мяса,
осоловел, отупел, но сквозь сонную одурь пробивалось легкое раздражение.
Весь этот бред насчет наступления Тьмы на королевства Света и  Добра  уж
очень знаком. Каждый день слышал по жвачнику  о  наступлении  ислама  на
страны Запада. Дескать, невежество пытается уничтожить  очаги  культуры,
причем себя называли не иначе как  цивилизованными  странами,  а  страны
ислама - дикарями, бандитами, террористами, гадами.
   - А вот и я, - раздалось за спиной.
   Гендельсон обернулся,  громко  ахнул.  У  меня  дыхание,  признаться,
сперло, как у вороны после комплимента ее перьям. Леди Гильома выглядела
просто юной феей в этом строгом голубом платье.
   Теперь мы сидели вчетвером, слуга подавал  на  стол  сладкое,  уносил
объедки. Мы вроде бы не голодные, а  все  равно  нашли  в  себе  силы  и
мужество очищать блюдо  за  блюдом.  Леди  Гильома  сперва  с  восторгом
смотрела только на Гендельсона,  победителя  страшного  Шурга,  потом  я
уловил, как ее взгляд все чаще задумчиво останавливается  на  мне.  Сама
она ела совсем мало и, как и обещала, только сладкое, самое сладкое.
   За столом шла милая и ни к чему  не  обязывающая  болтовня,  я  начал
зевать, мне можно, простолюдинность из меня прет, леди Кантина подозвала
слугу и негромко спросила, готовы ли покои для гостей.
   После ужина нас проводили едва ли не под руки в отведенные нам покои.
На меня произвело впечатление,  что  поселили  не  в  одну,  размером  с
конюшню, а в  небольшие  уютные  комнаты,  расположенные  по  соседству.
Похоже, и в планировке комнат женское мнение учитывалось не в  последнюю
очередь.
   Я сбросил  сапоги,  ноги  радостно  загудели,  разделся  до  пояса  и
опустился за стол. На столешнице, как и положено в комнате для  мужчины,
кувшин с вином, тянет оттуда кислым, большая глиняная кружка  и  головка
сыра.
   Тело все еще не отошло от перехода по лесу. Можно  себе  представить,
каково сейчас жирной... уже  малость  исхудавшей  свинье  с  благородным
происхождением. Я на миг ощутил мелкое злорадство, рассердился на  себя,
и тут же перед глазами встало лицо леди Лавинии  так  отчетливо,  что  я
закрыл глаза и долго сидел так, в позе девушки с персиками.
   Она там, в Зорре, а я за тридевять  земель.  В  замке,  который  вижу
первый раз, в гостях у людей, которых впервые... Сижу за столом,  тоска,
руки, как бревна, лежат на неструганой поверхности, стол кажется вросшим
в пол. Глаза пощипывает, низкий потолок  не  видно  из-за  полос  синего
дыма, стены тоже исчезли, словно в тумане. Из-под ног тянет холодом, пол
из плотно утоптанной глины. Я не удивился  бы,  если  бы  через  щель  в
соседней комнате увидел корову с печальными глазами... но там не корова,
а  свинья  с  длинным  хвостом  благородных  предков.   Дверь   плотная,
массивная, но снизу щель, через которую  плотными  волнами  накатываются
плотные запахи теплого навоза, душистого сена и молока.
   В стене простой грубый камин, оранжевые зубы с  треском  расщелкивают
березовые поленья. Затопили к нашему  приходу,  воздух  все  еще  сырой,
нежилой. Камин прост,  но  не  менее  проста  в  дальнем  углу  постель:
деревянное ложе, охапки сухой травы, едва прикрытые толстым и  мохнатым,
как гусеница, одеялом.
   Я наконец перебрался от стола к постели, рухнул во всю длину. Руки за
голову, мысленно пробежал по нашему путешествию. Самая хреновость в том,
что черный демон в самом деле оттеснил нас далеко на юг.  Этот  замок  и
городок слишком далеко от пути главного войска императора Карла,  потому
его не снесли, а от мелких отрядов Нэш успешно отбивался. Но  сейчас,  -
по слухам... да мы и сами видели, - по  всем  дорогам  двигаются  конные
армии, везут тяжелые  катапульты,  баллисты,  всюду  собирают  монстров,
чтобы обрушиться на города Севера всей мощью. Похоже, мы влипли в  самую
середину этого нашествия... Не это ли имел ввиду дьявол,  когда  сообщил
мне о своем хитроумное плане? Но какая моя в нем роль?
   Дверь легонько скрипнула. Я скосил глаза. В  щель  легко  скользнула,
словно струйка красного дыма, женщина, закутанная в  ярко-красную  шаль.
Нет, это такой плащ, тяжелый, парадный,  что-то  в  нем  церемониальное,
ритуальное... Концы ниспадают до пола, но я заметил выглядывающие из-под
края плаща маленькие изящные босые ноги. До чего же любят  переодеваться
эти женщины, мелькнуло в голове. Сперва в  костюм  бывалой  охотницы,  к
обеду вышла настоящей принцессой, а теперь то ли Кармен, то ли Сильва.
   Не отрывая от меня взгляда, она медленно подняла руки к горлу. Тонкие
аристократичные  пальцы  коснулись  золотой  застежки.  Щелкнуло,   плащ
тяжелой волной рухнул к ее ногам. Она осталась  ослепительно  нагая,  со
снежно-белой кожей, нежная и чувственная.
   Я смотрел на нее  бараньим  взором.  Мужчины,  ессно,  по  всегдашней
логике должны тут же предпринимать какие-то активные действия на предмет
овладения,  чтобы  не  подумали  про  них,  что  импотенты.  Из-за  этой
закомплексованности наших кавказцев считают ?горячими  парнями?,  а  тем
всего  лишь  не  хватает  мужества  отказаться.  Несчастники   вынуждены
волочить за каждой юбкой, а то ведь подумают, что недостаточно мужчины!
   У меня этих комплексов нет, я на  голых  баб  насмотрелся.  У  нас  в
общаге... гм, словом, даже стриптизы я видывал поинтереснее. А тут р-раз
- и все. Мало. Без всякой возбуждающей игры. Не научились еще.
   Она смотрела выжидающе. В крупных чистых глазах росло  недоумение.  Я
привстал, сказал учтиво:
   - Леди Гильома!.. Я уж подумал, что мне снится...  Мне  тут  принесли
целый кувшин вина. Видимо, у вас мужчины сильно пьют?
   Она все  еще  стояла  неподвижно.  Я  подвинулся  на  ложе,  похлопал
ладонью, приглашая сесть. Недоумение на ее лице  медленно  переходило  в
замешательство. Она покосилась на плащ, тот ярко-красной кляксой остался
на полу, изображая пролитую кровь невинности или лишенную девственность,
а я с самым дружелюбным видом протягивал ей кувшин.
   - Можете из горла, - предложил я. - А то  здесь  только  один  фужер.
Даже не фужер - стакан... э-э, кружка, кружка! Как  там,  няня,  где  же
кружка? Выпьем, будет сердцу веселей.
   Она медленно сдвинулась с места. Взгляд неотрывно на моем лице -  что
за игру я затеял? Медленно, но достаточно грациозно  она  опустилась  на
край ложа. Ее спелые груди напряглись,  алые  ареолы  налились  красным.
Глаза все так же не оставляют моего лица, но щеки  заалели  от  ощущения
близости к молодому мужчине.
   - Кто вы? - спросила она. - Вы не  простолюдин,  которого  недавно  в
рыцари...
   - Почему? - переспросил я. - Гендельсон рассказал верно.
   - Нет, - возразила она. - Я видела, как вы... насыщаетесь. Гендельсон
ел, как...  как  все  едят.  У  вас  же  получалось  настолько  красиво,
грациозно, что я не поверю, что за вами не следили  с  колыбели  десяток
воспитателей, наставников. У  вас  каждое  движение  было  отточено,  вы
ели... необыкновенно красиво!
   Я пожал плечами.
   - Что за ерунда? Я ел, как все едят.
   - Да? - спросила она тихо, уже почти забыв о своей наготе. -  Где?  В
какой стране?.. Гендельсон только и сказал, что вас привезли из  дальних
стран... Но не сказал, откуда...
   Холод вошел в мою грудь, сердце сжалось. Я задержал дыхание,  Гильома
следила со мной с глубоким участием.
   - Вы побледнели, - прошептала  она,  -  вы  изменились  в  лице,  сэр
Ричард. Значит, я права.
   - Не будем этого касаться, - попросил я. - Я  -  сэр  Ричард  Длинные
Руки. Состою на службе короля Шарлегайла... на  добровольной  основе.  Я
ничего от него не получил и не прошу, а служу лишь  потому,  что  считаю
его достойным королем. Больше ничего о себе сказать не могу.
   - Не хотите?
   - Не могу.
   Она взяла  кувшин  обеими  руками.  Я  наблюдал,  как  она  грациозно
поднесла его ко рту. Крупные груди  приподнялись,  смотрели  на  меня  с
вызовом и, хуже того, с обвинением. Я стиснул зубы, надо держаться.  Она
же ребенок, половозрелый ребенок. А я... в этом  мире  повзрослел  очень
быстро.
   - Хорошо,  -  произнесла  она,  опуская  кувшин.  Губы  ее  блестели,
окрашенные вином. - Хорошо быть мужчиной...
   Я уловил намек, пожал в неловкости плечами.
   - От мужчин требуется больше. Мужчин судят строже.  Быть  мужчиной...
трудно.
   - Но вам это удается, - обронила она.
   Наши взгляды встретились. Снова намек, на этот  раз  я  вопросительно
вскинул бровь. Гильома слабо улыбнулась.
   - После обеда я общалась с нашими воинами. Осмотрела и убитого Шерга.
Никто почему-то  не  обратил  внимания,  что  рана  от  меча  совсем  не
смертельная. А убит он  ударом  чего-то  очень  тяжелого  в  бок...  Ему
сломало все ребра и расплющило сердце. Он умер  раньше,  чем  Гендельсон
обрушил ему на голову свой меч!
   Я развел руками, сказать нечего, налил себе в кружку. Она не отводила
взгляда, серьезные глаза наблюдали, как я беру кружку, подношу  ко  рту,
как двигаются мои губы. Я чувствовал себя неловко, словно на экзамене по
этикету, которого вообще-то не знаю.
   - У вас на поясе молот, - произнесла она тихо. - Я его осмотрела...
   - Ну и что показала криминалистическая экспертиза?
   Она не поняла, но догадалась по тону, ответила так же тихо, глаза  ее
не отрывались от моего лица:
   - Шерг был в железных доспехах. Его панцирь  слева  вмят  в  грудь  с
такой силой, что сломаны все ребра и расплющено сердце...
   Я поморщился.
   - Леди  Гильома...  Это  все  ваши  домыслы.  Никому  они  не  нужны.
Разбойник убит, это главное. Кто убил, не так уж и  важно.  Все  видели,
что Гендельсон отважно загородил ему дорогу и обрушил свой разящий  меч.
Что нужно еще? Пусть так и будет.
   Она долго смотрела на  меня,  в  глазах  удивление  сменилось  чем-то
другим, более сложным, а я не чтец по женским глазам.
   - Но... почему?
   - Потому, - ответил я. - Пусть будет так.
   Она покачала головой:
   - Впервые вижу мужчину, который отказывается от подвига.
   - Да какой это подвиг, - сказал я невесело. Ее глаза  расширились,  я
запоздало понял, что красивая  принцесса  поняла  меня  не  так,  поняла
по-своему. Я имел в виду, что веду  более  тяжелый  бой,  что  для  меня
подвиг означает нечто большее, чем ударить  большой  палкой  кого-то  по
голове, у нас только слово ?подвижничество? еще  понимают  в  правильном
значении подвига, но она, похоже, решила, что я жру драконов на  завтрак
десятками.
   Ее тело вздрогнуло, на бледных щеках  румянец  вспыхнул  ярче,  зал