е-таки не пешком.
   Уже на улице Сигизмунд проворчал:
   - А чего не спросил про оружие? Хоть что-то бы.
   -  Это  было  бы  чересчур,   -   сказал   Гугол   наставительно.   -
Подозрительно. А вот дальше городок Утятинск...  Вполне  нормально,  что
трое всадников покупают оружие. Заодно и коней можем поменять с доплатой
Я не знаю, что за кляч нам предложат, но все  равно  в  Утятинске  выбор
будет побогаче... Сэр Ричард, вы не передадите мне повод вашего коня?
   Я насторожился:
   - Зачем?
   - Чтоб и вторая рука была свободная, - пояснил Гугол. - Одной  рукой,
значит, держите амулет... другой ловите монетки.
   Сигизмунд вскипел:
   - А ты мерзавец! Ты будешь ехать верхом,  когда  мой  господин  будет
идти пешим? Да я сейчас же сверну тебе шею.
   Гугол в мгновение ока соскочил на землю, конь с облегчением  вздохнул
и попробовал остановиться, но Гугол дернул с такой силой,  что  чуть  не
оторвал ему голову.
   - Я тоже иду, иду!
   Сигизмунд прыгнул  наземь,  без  доспехов  он  двигался  с  легкостью
кузнечика. Я фыркнул, не могут без этой табели о рангах, снял амулет.  В
ладони  стало  тепло,  словно  я  держал  нечто  живое,  мирно   спящее,
свернувшееся калачиком.
   Мы прошли не больше сотни шагов, как под ногами забурлил фонтанчик. Я
остановился, в воздухе блеснуло, я сделал хватательное  движение,  будто
ловил  бабочку.  Ладонь  поймала  холодную  тяжесть.  Монета   оказалась
четырехугольная, со стертым рисунком. Росмотрел только четыре углубления
на лицевой стороне. Гугол выхватил, глаза полезли на лоб, завопил:
   - Так это же... это  же  монета  времен  императора  Безоголового!  Я
думал, враки!.. Говорили, что тогда монеты еще не умели чеканить!
   Я сказал брезгливо:
   - Золото чеканить не умели, а железо ковать могли?
   Он удивился:
   - Конечно!.. Железо ведь перековывали из старых вещей Древних  Людей.
А золото учились добывать из шахт сами.
   - Железо, - спросил я, - было раньше? Что за старые вещи?
   Он пожал плечами.
   - Никто не знает. Те люди не  то  погибли,  не  то  ушли  в  глубокие
пещеры. Говорят, были какие-то катастрофы, потопы, огненные бури.  А  до
самой большой катастрофы люди были очень могущественными. Но это,  может
быть, и легенды... Вы,  ваша  светлость,  помовайте  этим  амулетом  над
путем-дорогой, помовайте! Вот так, из стороны в сторону... Ого!
   За час я наловил с десяток монет,  потом  развели  костер,  поджарили
мясо и  подогрели  хлеб,  но  главное  -  подогрели,  вернее,  наполнили
энергией амулет. И хотя на подогрев его пришлось  скормить  почти  целое
дерево, но экономический эффект налицо: еще часа за три из пыли и  грязи
поднялось столько монет, что пришлось нести и Сигизмунду, который сперва
отказывался брать в руки нечестивое золото. Вряд  ли  мы  заработали  бы
столько даже на продаже всей рощи.
   Гугол пел и плясал вокруг каждой монеты. Мое уважение возросло, когда
я понял, что степень ликования зависит не от размеров найденных монет, а
от древности, редкости.  Он  даже  пытался  что-то  прочесть,  разгадать
древние знаки, вопил в возбуждении, что вот про эту монету так и слыхать
не слыхали, из чего я заключил, что он и в нумизматике орел. Он пробовал
и мне совать под нос эти монеты с  истертыми  знаками,  но  я  брезгливо
отворачивался, как истый...  нет,  не  рыцарь,  а  русский  интеллигент,
который делает вид, что живет совсем не по рыночным законам.
   Явно здесь проходил какой-нибудь эквивалент пути из варяг в греки или
Великого  Шелкового,  ибо  монеты   попадались   и   времен   Александра
Македонского, и Цезаря и Ашурбанипала, и, возможно,  легендарного  Аоия,
прародителя всех чистых, красивых и вообще замечательных, как  и  монеты
отвратительного Сима, прародителя всех  нечистых,  некрасивых  и  вообще
гадов. Были монеты настолько дивные, что я только головой мотал и тут же
передавал Гуголу. Он и сам жадно  выхватывал  их  из  моей  ладони,  как
горячие пирожки. Но это жадность коллекционера, искателя чудес, так  что
негодовал только Сигизмунд. Он, как истый талиб,  не  видел  ценности  в
старых вещах, тем более в тех, что были сделаны еще до  рождения  Иисуса
Христа.

Глава 17

   В городке обменяли с доплатой коней.  Сигизмунд  сторговал  для  себя
пристойный кожаный панцирь, почти новый, купил боевой топор,  два  ножа.
Один отдал Гуголу. Хотел купить и мне, но я глазами указал на молот.
   Здесь тоже никто не мог предположить, куда мог уйти король Арнольд, и
еще я заметил, что смотрели на нас с  подозрением,  как  на  соглядатаев
Конрада. Не помогли даже золотые монеты, каждый качал головой и  уходил,
а однажды из-за забора в нашу сторону полетели камни и комья грязи.
   Привал устроили на  холме  в  миле  от  городка.  На  самой  вершине,
совершенно лысой, где даже трава не  растет,  возвышался  белый  камень.
Высотой в два роста человека, обе стороны срезаны, как гигантским ножом,
а на плоских стенах множество знаков, значков. Земля у  подножия  тверже
кирпича, я топнул пару раз и понял, что это  в  самом  деле  кирпич.  От
бесчисленных  костров,  что  раскладывали  у  подножия  камня,   неплохо
защищавшего от ветра, земля  спеклась  до  крепости  гранита.  На  самой
земле, ноздреватой, как шлак, кое-где темнели  угольки,  теперь  уже  не
совсем угольки, раз их не развевают ни  дожди,  ни  снега,  не  выдувают
ветры. Возжно, алмазы. Ну какие-нибудь черные.
   Гугол вытащил купленный нож и попытался что-нибудь нацарапать местное
трехбуквенное, однако нож скользил, как по стеклу.
   - Колдовство, - сказал он раздраженно. Подумав добавил:
   - Или наш героический друг купил нож из глины.
   - А если я этим ножом ткну тебя? - поинтересовался Сигизмунд холодно.
   - С тобой уж и пошутить нельзя!
   Он прятал нож, отвернулся с достоинством,  но  когда  подул  холодный
ветер, сел к камню, упершись спиной.
   - Нечестивое колдовство, - подтвердил Сигизмунд.  -  Не  видно  знака
Христа! А раз так, то все бы здесь разрушить...
   Гугол слушал  его  вполуха,  взгляд  его  блуждал  по  моему  молоту.
Проговорил задумчиво:
   - А вообще я смутно помню... можно сказать даже,  знаю!..  Знаю,  чем
можно пробить доспехи, изготовленные гномами.
   - Чем? - спросил я жадно. - У того гада доспехи были явно гномьи!
   Он рассматривал меня очень внимательно.
   - А вам в самом деле так важно... найти?
   - Признаться, - ответил я с неловкостью, - мне очень не по себе,  что
отыскался гад, перед которым я совсем беспомощен. Понимаешь?
   Он кивнул.
   - Понимаю. Как будто впервые  оказаться  вообще  без  оружия  в  гуще
битвы. Ладно... Есть такая Долина Стреляющей Смерти. Пока еще ни  одному
человеку не удалось пройти через нее живым. Да  и  зверю  тоже...  Но  в
вашем  случае,  ваша  милость,  и  не  надо  ее  пересекать.  Достаточно
помаячить на самом краешке и... уцелеть.
   Я насторожился.
   - Что там за суперснайперы?
   Он пожал плечами.
   - Не знаю. Известно только, что какая-то трава.
   Я вытаращил глаза.
   - Трава?
   - Ну может быть, не трава,  а  бурьян.  Или  даже  кустарник.  Но  не
деревья, точно. Никто не говорил о деревьях. Словом,  растет  там  такой
чертополох... Вы знаете как  чертополох  размножается?  Хотя,  простите,
откуда вам знать такие вульгарные вещи...
   Я опешил от вопроса, подумал, брякнул:
   - Что-то с перекрестным опылением... Помню даже анекдот про пчелок. А
что?
   Он отмахнулся.
   - Я говорю уже про семена, а не процесс  зачатия.  Одни  наловчились,
подобно одуванчикам, прицеплять к  семенам  пушинки,  чтобы  ветер  унес
подальше, другие, как вот клен, приделывают такие хитрые  хвостики,  что
семена падают  медленно,  вертятся,  как  одержимые,  а  ветер  успевает
отнести подальше в  сторону...  Самые  хитрые  придумали  окружать  себя
сладким, а сами прячутся в твердую,  как  камень,  кожуру.  Съест  зверь
такие сладкие ягоды, уйдет подальше, там опорожнит кишечник, вот  семена
там и прорастут! А за сутки он уносит их далеко!..
   Я сказал с нетерпением:
   - Тебе бы в естествоиспытатели. Или  в  учителя  биологии.  Ты  лучше
расскажи про эти... которыми можно бить гномьи доспехи.
   - Я к тому и веду, - ответил  он,  довольный,  что  я  возвел  его  в
неведомые естествоиспытатели. - Есть еще репейники, сами знаете, как они
распространяют свои семена. Я видел, как ваша милость  красиво  выбирали
репьи  из  конского  хвоста...  у  вас  такие  исполненные   внутреннего
благородства движения! Есть грибы, Да и не только  грибы,  что,  созрев,
как бы взрываются и выбрасывают  семена  как  можно  дальше...  так  вот
растения Долины Смерти - это как бы такие грибы и репейники вместе.
   Я подумал, спросил:
   - А созревают они разве одновременно?
   - Нет, конечно. Так вот в старину эти семена подбирали  и  делали  из
них наконечники для стрел. Теперь, правда, это забыто, что и понятно...
   - Почему?
   Он сдвинул плечами.
   -  Доспехов,  сделанных  гномами,  почти  не  осталось.   А   простые
наконечники проще сковать в домашней кузнице, чем ехать  за  ними  через
море.
   Я подумал, переспросил с недоверием:
   - Стоило ли такие бронебойные семена выращивать... да еще с  системой
наведения... Не проще ли стрелять в простой люд?
   Он засмеялся.
   - Вы, ваша милость, как будто с луны  рухнули.  Темечком  на  большой
камень. Люди когда появились? То-то. А гномы всегда здесь жили.  Испокон
веков.  Вот  растения  и  приспособились  стрелять  по  гномам.  Теперь,
понятно, стреляют и по людям.
   - Ясно... И где та долина?
   Я ожидал, что он назовет место  за  тридевять  земель,  однако  Гугол
махнул рукой в весьма неопределенном, направлении вверх.
   - А вот там. В горах. Люди ее просто обходят, вот и, все.
   Сигизмунд смотрел на меня заблестевшими глазами.
   - Привал на ночь, - велел я. - Утром поедем, смотрим.
   Трава расступалась нехотя,  густая  и  сочная,  под  копытами  иногда
хрустели  сухие  веточки,  но  потом  хруст  сменился,   стал   каким-то
нехорошим. Среди зелени то и дело белели кости мелких и крупных  зверей.
И чуть ли не с каждым шагом костей становилось больше.
   Я присмотрелся, ни один скелет не разлегся полностью, сохранив кости.
Чувствуется, что зверье помельче растаскивает подраненных гигантов.
   Справа на горизонте хорошо видна сросшаяся,  как  сиамские  близнецы,
гора. Странная гора, я не раз встречал деревья со сросшимися боками,  но
чтоб гора... Далеко  слева  тоже  отвесные  горы,  странно  все  горы  с
оплавленными, как у гигантских  свечей,  вершинами.  Если  пеленг  взять
правильно, то  долина  стреляющих  растений  прямо  передо  мной.  Стоит
проехать еще с полмили, и я сам получу заряд  бронебойной  картечи.  Как
получили вот эти...
   Я осмотрел кости и землю вокруг в поисках грибов-репейников. Впрочем,
их могли сожрать  еще  в  молодом  возрасте,  ведь  защищаться  растение
начинает, только повзрослев...
   Небо, чистое, ясное,  в  самой  высоте  кружат  птицы,  что-то  вроде
жаворонков или орлов, хрен их разберет отсюда. Правда, я их  и  вплотную
не очень-то различу. Хотя орла как-то видел на фото, а вот  жаворонка  -
нет. Под таким вот небом не верится в стреляющие растения, не верится  в
нечисть, троллей и гоблинов, все хорошо и прекрасно, а с седла уже видны
зеленые заросли чего-то, вроде  подсолнухов,  такие  же  сочные  стебли,
мясистые листья...
   Я прикинул, как бы поступил на моем месте доблестный Ланселот  с  его
выдвинутой нижней челюстью, что  бы  сделали  Бернард,  Рудольф,  Асмер,
священник,  подумал  и...  и  поступил,  естественно,  наоборот.   Когда
белеющие кости животных стали громоздиться баррикадами,  и  чем  дальше,
тем круче, я поступил так, как  не  делали,  естественно,  в  эти  века,
девственные от огнестрельного оружия: слез с коня, снял шлем, повесил на
палку и пошел через заросли, держа над головой.
   Сигизмунд вытаращил глаза, на всякий  случай  перекрестился  и  начал
читать молитву. Гугол усиленно  морщил  лоб,  в  глазах  мука,  старался
понять,  ведь  я  уже  доказал,  что  не  сумасшедший,  а  поступки  мои
логичны...
   Щелк!
   Шлем дернулся на палке с такой силой, что едва  не  слетел.  Поспешно
ухватил его, успел увидеть, как  вылетело  нечто  коричневое  с  черным.
Гугол наконец все разгадав, прыгнул с коня. Сигизмунд тоже слез,  вместе
шарили в траве, пока Сигизмунд с торжеством не протянул мне на ладони со
словами:
   - Сэр!..
   Зернышко было размером с пулю. На самом деле это  орех,  обыкновенный
орех, с твердой скорлупой и сладким ядрышком внутри, но я видел  у  себя
на ладони пулю, что с легкостью пробила бы мне грудь, если  бы  я  ехал,
как дурак, турист или рыцарь, не прибегая к  подлостям  человека  своего
времени.
   - Сэр, - повторил Сигизмунд с великим почтением. - Я счастлив служить
сеньору, столь сведущему в воинских хитростях! Обмануть  исчадие  ада  с
такой легкостью, заставить его служить себе, выполнять угодную Господу и
человеку работу... Сэр Ричард, вы - великий человек!
   - Да ладно тебе, - сказал я с неловкостью. - Это не я придумал!
   - А кто? - спросил он живо.
   Я развел руками.
   - Не знаю. У нас это все мальчишки знают.
   Он сказал с жаром:
   - Тем выше ваша слава, что вы не присваиваете открытие себе!  Вы  еще
более великий человек!
   Я застонал, сказал торопливо:
   - Ладно, надо собрать  еще  хотя  бы  с  десяток.  Я  думаю,  что  из
скорлупок не надо выковывать меч целиком. Достаточно наварить на  лезвие
узкую полоску. Тогда и гибкость сохранится, и меч будет рубить все с той
же легкостью, как вот сейчас зернышко просадило шлем.
   Зерна мы собирали  полдня,  зато  набрали  две  пригоршни.  Сигизмунд
ссыпал все в отдельный мешочек, тщательно  завязал.  Гугол  проводил  их
сожалеющим взором. Сигизмунд пообещал лично наварить на  мой  меч  такую
полоску, в комплекс подготовки рыцарей входит не только  умение  слагать
стихи, но и умение подковать коня, изготовить себе меч,  разжечь  костер
под проливным дождем.
   Пока мы с Сигизмундом разделывали очередную  косулю  и  жарили  мясо,
Гугол налил в котел воды, всыпал толченую кору дерева, что-то  нашептал.
Его длинные гибкие пальцы дважды ныряли в эту воду,  уже  и  не  воду  а
липкую смесь. Сигизмунд наблюдал с  отвращением.  Его  рука  то  и  дело
дергалась к мечу. Мне показалось что он с трудом удерживается, чтобы  не
зарубить нечестивого колдуна.
   Гугол вскинул голову на грохот моих шагов. Лицо сияло,  но  в  глазах
было виноватое выражение.
   - Не мог не попробовать, - сказал он торопливо. - Здесь в  развалинах
нашел такое... такое... что просто и не знаю!  Было  бы  время,  все  бы
исследовал... А так, пока только то, что знаю наверняка.
   - Ну-ну, - сказал я. - И что с этим можно? Намазаться?
   Он подумал, просиял:
   - А это идея! Надо будет попробовать. Но пока наверняка  знаю  только
одно, что если сесть над этим составом и,  вдыхая  его  пар,  напряженно
думать о ком-то... или о чем-то, то можно его увидеть.
   Сигизмунд сказал, задыхаясь от праведного гнева:
   - Кощунство! Никто... никто, кроме самого Всевышнего не способен и не
смеет предвидеть, заглядывать, смотреть...
   Гугол виновато умолк,  чуть  было  не  опрокинул  тарелку,  я  сказал
поспешно, напоминая, кто в лесу хозяин:
   - Речь идет не о предвидении, а о простом  заглядывании  дальше.  Как
вот ты с горы видишь дальше, с  равнины.  Ладно,  я  сажусь.  А  пар  не
ядовитый?
   - Н-н-нет, - произнес Гугол с заминкой. - Я не пробовал,  правда,  но
мой учитель на моей памяти несколько раз смотрел. И - ничего.
   Гляди - пригрозил я. - Если вдруг сдохну, то прибью, не пожалею.
   Запах щекотал ноздри, я ожидал каких-то глюков, видений, но в  мутной
воде  появилось  светлое  пятно  начало  раздвигаться,   как   диафрагма
старинного цифрового фотоаппарата. Я увидел черно-белое изображение, как
в довоенном кино, однако диафрагма расширилась  до  краев  миски,  света
прибавилось, появился цвет, я узнал тронный зал дворца Арнольда.
   Занавески колыхались  под  свежим  ветерком,  но  Конрад  метался  по
огромному залу, как лев в  тесной  клетке,  которую  окружила  гогочущая
толпа простого люда. Лев в ярости, а они тычут его  под  ребра  длинными
палками, хохочут, когда он рычит и бросается на железные прутья, ревет и
грызет металл.
   Дверь распахнулась, по ту сторону стоял Юбенгерд.
   Конрад в ярости обернулся к нему.
   -  Чего  застыл?  Давай  сюда!  Докладывай!  Юбенгерд  почти  вбежал,
вытянулся, торопливо заговорил:
   - Наши гарнизоны заняли казарму на перевале. Там горная река, я велел
построить широкий мост. Это привлечет симпатии местного населения, а для
нас - удобная переправа. Как  только  ваше  величество  захочет...  если
захочет, двинуть свои победоносные войска дальше...
   Конрад нахмурился, прорычал зло:
   - Что ты о каких-то мостах!..
   - Понимаю, ваше величество, - сказал Юбенгерд еще торопливее. -  Наши
войска расквартировались в  богатой  долине,  где  за  зиму  передохнем,
соберем обозы, а  затем  сможем  всей  массой  двинуться  на  земли  Тер
Овенса...
   Он осекся, умолк,  ибо  король  повернулся  к  нему  всем  туловищем,
яростный и взбешенный, с горящими, как у льва при виде добычи, глазами.
   - Что ты про какие-то мелочи! -  прогремел  он.  -  Не  понимаешь?  Я
отовсюду слышу, что своей победой  обязан  великодушию  Арнольда!  Он-де
настолько благороден, что отказался от трона, только бы сохранить  жизни
своих подданных!.. Ха-ха, как будто не высшая слава, честь  и  цель  для
мужчины - красиво пасть  на  поле  брани;  и  вот  теперь  я  хожу,  как
оплеванный... Моя великая победа над вековым врагом превратилась в  черт
знает что!
   Юбенгерд  вздрагивал  от  раскатов  громового  голоса,   вытягивался,
подбирал живот и выпячивал грудь,  но  голову  откидывал  назад,  словно
король вот-вот вцепится зубами в его лицо.
   - Ваше величество,  -  наконец  проронил  он,  -  стоит  ли  обращать
внимание? Поговорят, забудут...
   - Забудут?
   - Да, ведь простолюдины...
   - Дурак, об этом все говорят: рыцари, священники, бароны, торговцы...
Хуже того, об этом уже говорят барды, менестрели!
   - Ваше величество, да что вам до этих никчемных людишек?
   Король Конрад посинел от злобы. Юбенгерд смотрит искренне, прекрасный
тактик, у  него  невозможно  выиграть  сражение,  если  силы  равны,  но
абсолютный дуб во всем, что не касается расположения войск.
   - Эх, - процедил Конрад люто, - когда же ты начнешь  понимать...  что
умело подобранная песня может  из  армии  зайцев  сделать  львов,  может
опрокинуть трон, может черное превратить в белое... Ладно, иди.
   Юбенгерд попятился, осторожно осведомился:
   - Ваше величество, так как с переправами?
   Конрад отмахнулся:
   - Делай. Одобряю. Ты лучше знаешь, что  нужно.  Иди,  даю  позволение
заранее.
   Юбенгерд ушел, пятясь,  обрадованный,  но  явно  обеспокоенный  таким
странным поведением. Я видел по его лицу, что раньше  король  влезал  во
все дыры, интересовался даже стельками  в  солдатских  сапогах,  каждого
воина знал по имени,  а  у  ветеранов  знал  даже  их  лошадей,  но  вот
теперь...
   Конрад хлопнул в ладоши, в зал пропустили тихого, малозаметного,  как
мышь, серого человека. Я всматривался того - так, что ломило  глаза.  На
морде этого  тихони  что  с  королем  в  последние  дни  творится  нечто
странное: он то затихает в изнеможении, то взрывается водопадами гнева и
походит тогда на огненную гору что извергает в небо раскаленные  тучи  и
выбрасывает тысячи тяжелых камней, из которых  можно  выстроить  десяток
неприступных замков. В такие дни от него  разбегаются  и  прячутся  даже
самые  близкие  из  придворных,  самые  неустрашимые  полководцы,  самые
доблестные рыцари.
   - Ваше величество, -  сказал  серый  человек  первым,  -  вы  сегодня
выглядите как никогда сильным и великодушным королем. Народы  Галли  уже
благословляют вас...
   Конрад поднял на него налитые кровь