годарны, - ответил я  суховато.  Он  рассматривал  меня
оценивающим взглядом, на Сигизмунда и Зигфрида только взглянул, а с меня
не сводит глаз. Они оба типичные  рыцари,  хорошие  рыцари  в  добротных
доспехах и с хорошими мечами, но я кажусь ему намного опаснее, не дурак.
Или просто знает, чего ждать от таких,  как  Сигизмунд  и  Зигфрид,  оба
действуют  по  четким  программам,  а  я  иначе  снаряжен,  иначе  стою,
по-другому смотрю...
   - И что же мне с вами делать? -  сказал  он  задумчиво.  -  Я  должен
блюсти интересы сеньора и его людей...
   Я закинул руку за голову, пусть этот Шваргельд  еще  раз  оценит  мой
рост, длину рук и ширину плеч, медленно потащил из ножен длинный меч.  В
глазах Шваргельда интерес вспыхнул ярче,  а  его  соратники  возбужденно
зашушукались. От меча шел пурпурный свет, и чем больше я вытаскивал, тем
ярче блистал огонь. Я взял меч обеими руками, потом подумал,  оставил  в
одной ладони, с легкостью повертел, чтобы видели  мою  чудовищную  мощь,
хотя на самом деле это меч так легок.
   - Тех было шестеро, - напомнил я как можно равнодушнее.
   -  То  были  простые   конюхи   с   оружием,   -   сказал   Шваргельд
пренебрежительно. - Но я вижу, у вас не простой меч.
   - Мы сами не простые, - ответил я. - Ни единой царапины, верно? Никто
даже пальца не прищемил. Я думаю, что в той канаве, куда сбросили  ваших
соратников, найдется место еще для пятерых.
   Он смотрел изучающе, в лице нет  страха,  старый  профи,  к  жизни  и
смерти относится философски,  и  когда  снова  заговорил,  мы  все  трое
поняли, что им движет вовсе не страх.
   - А вообще куда путь держите?
   - Да так, - ответил я, подпустив неопределенности в голосе, -  дальше
на юг.
   - Зачем?
   - Да посмотреть на богатые места, - ответил я. - Может  быть,  что-то
да отыщется и для нас. Надоело спать на земле и укрываться небом.
   Он бросил взгляд на Сигизмунда и Зигфрида, снова уставился на меня.
   - Мне надоело, понятно. Но вы  так  молоды,  а  дурь  так  быстро  не
проходит.
   Зигфрид довольно улыбнулся, его тоже зачислили в  такие  же  молодые,
как и нас с Сигизмундом, звучно крякнул и расправил плечи.
   - Молодость дается лишь раз, - согласился я. -  Потом  для  глупостей
надо искать  другие  оправдания.  Я  молод  сердцем,  немного  старше  в
остальных местах. Я имею в виду, в голове старше. Вот  тот  в  блестящих
доспехах хоть и  молод,  но  старые  книжки  читал,  а  вон  тот...  ну,
молодость прекрасна в любом возрасте. Потому мы ищем  хлебные  и  теплые
места. На севере холодно и бедно.
   Я задержал дыхание, но Шваргельд,  подумав,  ответил  почти  слово  в
слово, как и я подсказывал ему мысленно:
   - Похоже, я могу вам предложить что-то получше. Вы  уже  на  юге,  мы
здесь в самом деле живем богато. Во всяком случае  намного  богаче,  чем
там, на севере. Наш хозяин, барон Галантлар, великий и щедрый  господин.
Его страшатся все соседи... Нет-нет, воевать  не  приходится,  соседи  -
люди мирные. Стали мирными, как только сэр Галантлар захватил замок и...
словом, показал, что он - воин. Замок потерял  шестерых...  но  вы  трое
стоите их вместе взятых. Что, если я договорюсь с  хозяином,  что  плата
этой шестерки будет вашей? Это немало! К тому же кров над головой, еда и
одежда за счет замка, оружие, доспехи. Даже конь за счет замка...
   - У нас свои кони, - ответил я. - И свои доспехи.
   Он кивнул, ободренный, я не отказался, сказал убеждающе:
   - Прекрасно! А за доспехи, оружие и коней, что  вам  не  понадобятся,
получите деньгами. Разве плохо?
   Я подумал, сказал медленно:
   - Звучит хорошо. Но это сказал ты, а ты - не хозяин.
   Он воскликнул весело:
   - Так о чем разговор? Мы сейчас поедем в  замок,  господин  Галантлар
подтвердит.
   - Подтвердит ли?
   - Подтвердит, - заверил он. - Я постараюсь убедить! Ты догадываешься,
что я на вашей стороне и буду его уговаривать как следует.
   Сигизмунд и Зигфрид помалкивали, это я сеньор, мне решать, а я сделал
вид, что поколебался, хотя понятно же, этот говорит искренне, к тому  же
ему двойная выгода: ослабил конюшего - раз, приобретает для замка  троих
крепких воинов, что явно ему обязаны, будут на его стороне - два...
   - Добро, - сказал я. - Мы готовы...
   - Ура, - сказал Шваргельд.
   Я вскинул руку.
   - Погоди. Я сказал, что готовы отправиться с вами в замок и  услышать
хозяина. Не обижайся, но он может  сказать  иначе.  Или  плату  положить
меньше.
   Он кивнул.
   - Добро. Так и сделаем.
   Все пятеро расслабились, переговаривались уже без враждебности,  хотя
никто не поворачивался к нам спиной, смотрели, как мы отвязали  мешки  с
зерном от лошадиных морд, сели на коней.  Всем  нам  благодарные  селяне
наложили на седла еды, у Сигизмунда от толчка упала на землю баклажка  с
вином. Нагнуться он уже не мог,  знаком  попросил  мальчишку  подойти  и
подать, но Зигфрид, что как раз готовился сесть, поднял  сам,  подал  со
словами:
   - Это ты сказал "Кар"?
   - Вы сами, сэр, ворона, - огрызнулся Сигизмунд. -  Вещь  не  честь  -
можно и уронить!
   - Честь не кошелек  -  уронишь,  никто  не  поднимет,  -  отпарировал
Зигфрид. - Так что береги честь смолоду, коли рожа крива.
   Мы  взобрались  в  седла,  Шваргельд  оглядел  нас,  похоже,  остался
доволен, сказал доброжелательно:
   - Езжайте следом.
   Они развернули коней, мы выждали и тронули коней. Сигизмунд  довольно
громко сказал Зигфриду, метя явно в меня:
   - Честь, в отличие от ума, можно продать лишь однажды.
   - Да, - ответил Зигфрид с  сожалением  в  голосе,  -  скоропортящийся
товар. Эх, если бы она, как молот сэра Ричарда, возвращалась обратно!
 
*** 
 
   Мы ехали за этой пятеркой, они даже не оглядывались,  а  Сигизмунд  и
Зигфрид все посматривали на меня, то ли ожидая, когда я  выхвачу  меч  и
начну рубить, то ли еще таких же умных действий.
   Справа скала уплыла в сторону, у нас троих  отвалились  челюсти.  Вид
замка ударил, как молотом в лоб. Кони под нами послушно остановились,  я
в благоговении смотрел на могучие четырехугольные башни со  скругленными
краями, каждая из них - крепость, а между ними еще и куртина, или, проще
говоря, стена чуть ли не до неба, хотя башни, конечно же,  выше.  Отсюда
видно только две башни и одну стену, но у замка должна быть  по  крайней
мере  еще  одна  такая  же,  и  две  стены,  чтобы  получился  хотя   бы
треугольник.
   Шваргельд оглянулся, тоже придержал коня.
   - Ну что? - спросил он горделиво. - Хорош?
   - Да, - произнес наконец Зигфрид на правах  старшего  по  возрасту  и
опыту, - это действительно... Я подобного еще не видел...
   Сигизмунд спросил наивно:
   - Но... зачем?  Зачем  такая  несокрушимая  крепость  в  этой  мирной
стране?
   - Она не всегда была такой, - наставительно ответил Шваргельд.  -  Ну
что, ребята, если не передумали...
   Мой конь, услышав неслышный другим приказ, пошел вперед. Скалы и горы
отодвинулись, остались за спиной. Мы ехали  по  ровному  плато,  подковы
звонко стучали по  камню,  только  мой  конь  ступал  бесшумно.  Все  не
отрывали глаз от замка, теперь видно, что он не просто на горе, а словно
вырастает из горы, продолжает ее, а сложенные из камня стены переходят в
просто склоны горы, что опускаются в бездны...
   Сигизмунд  охнул,  впереди  возникла  и  начала  разрастаться  черная
трещина. Мы продолжали подниматься снизу, из долины, размеров трещины не
ощущали, пока не приблизились вплотную. От копыт вниз отвесная пропасть,
далеко внизу то ли  туман,  то  ли  облака,  мороз  по  спине,  пропасть
выглядит уходящей в бездны ада.
   В сторонке в сумерках угадывался мост.  Мороз  захолодил  поясницу  и
начал со спины пробираться к сердцу. Каменный мост, достаточный для двух
всадников,  выглядел  узенькой  ниточкой,  а  трещина,   через   которую
перекинут, бездонная и бескрайняя. Дивное дело, от  моста  вниз  уходили
три опоры, что показались вязальными спицами, да и те исчезали в тумане.
Истончаясь, мост упирался другим концом в главные ворота  замка.  Отсюда
они выглядели просто воротами, но когда сравнил с размерами  моста,  что
на той стороне почти с ниточку, холод охватил и сердце.
   Всадники поехали гуськом по мосту, их кони шли ровно, без страха,  не
впервые, Шваргельд остановился и с интересом следил за нами.
   - Ну, - сказал я, чуть не  добавил  привычное  в  этом  мире  "...  с
богом!", но удержался, не люблю  высокопарности,  -  поглядим,  что  нас
ждет.
   - Да уж знаем, - пробормотал Зигфрид. - Бабы, пряники...
   Он пытался пропустить меня вперед,  из  почтительности,  понятно,  но
первым на мост вступил Сигизмунд, и Зигфрид тут же пустил  коня  следом,
поехал рядом, не позволяя юнцу оказаться впереди хоть на конскую ноздрю.
Мне казалось, что мост раскачивается. Я  не  страшусь  высоты,  спокойно
выхожу на балкон  своего  двадцатичетырехэтажного  дома  и  рассматриваю
народ внизу, в то время как многие друзья боятся переступить  порог,  но
сейчас я чувствовал, как черный страх заползает в  мою  душу,  как  мост
ходит справа налево все сильнее  и  сильнее,  а  потом  еще  и  начинает
подпрыгивать...
   Я зажмурился, сжал зубы, все затихло. Зигфрид и Сигизмунд едут  вроде
бы без страха, переговариваются вполголоса, хотя  вижу,  как  напряжены,
как готовы метнуть  ладони  к  рукоятям  мечей.  По  обе  стороны  моста
каменный бортик, высотой всего до колена, непонятно зачем:  даже  пеший,
если споткнется, кувыркнется с легкостью,  а  всаднику  что  есть  такой
бортик, что нет, с высоты седла я вроде  бы  проплываю  по  самому  краю
пропасти...
   Барьерчики  же  не  просто  барьерчики,  а  выполненные  с   огромным
искусством фигурки драконов, грифонов, приземистых рептилий, которых мой
отравленный образованием мозг тут же  классифицировал  на  плотоядных  и
травоядных, разносил по видам и подвидам,  одних  называл  игуанодонами,
других диплодоками, не было только ихтиозавров, а может,  и  были,  меня
начало трясти и помутилось в глазах еще на середине  моста,  а  ему  нет
конца и края.
   Главные ворота приближались, приближались, все  время  разрастаясь  в
размерах. Даже если из замка выезжают на слонах, все равно нелепо делать
их еще вдвое выше, разве что здесь когда-то жили великаны гор, тогда  им
эти ворота в самый раз.
   Я уже начал беспокоиться, откроются ли они для  нас,  Зигфрид  указал
Сигизмунду на дверцу, что рядом с воротами показалась дверцей в  собачью
будку. При нашем приближении там отворилось, все пятеро въехали один  за
другим, я сообразил, что через эту дверцу легко проедут и оба рыцаря, не
склоняя  голов,  а  крохотной  она  выглядит  только   в   сравнении   с
исполинскими вратами.
   Зигфрид и Сигизмунд даже не  оглянулись,  поехали,  настолько  велика
вера в мое паладинство. Я подобрался, в  черепе  стучат  молоточки,  вся
затея  показалась  нелепой,  абсурдной,  жутко  захотелось  назад.   Под
ложечкой тоскливо засосало.  Над  головой  проплыл  широчайший  каменный
свод, настолько широкий, что я некоторое  время  ехал,  как  в  туннеле,
глядя на далекий свет впереди.
   Еще не выехал во внутренний двор, а за спиной зловеще лязгнуло, дверь
закрыли, задвигались толстые металлические засовы. Я  быстро  огляделся,
двор огромный, посреди  гигантское  мрачное  здание,  из  каменных  стен
выступают драконы, грифы и всякие чудовища, сделанные  настолько  умело,
что, несмотря на их каменность, страшновато. Из дверей этого основного и
единственного здания, то есть  донжона,  навстречу  вышли  трое  крупных
мужчин в легких доспехах, с непокрытыми головами. Они  остановились  там
же, нас рассматривали с некоторым торжеством. Тот, что стоял  посредине,
сказал громко:
   - Я, Гайл Етлинг, управляю этим замком по воле  великого  Галантлара,
хозяина этого замка. Шваргельд, кто эти люди?
   Четверо слезли с коней, которых подхватили под уздцы и увели слуги, а
Шваргельд, оставшись в седле, сказал громко:
   - Это те трое, что порубили в капусту людей  Цеппера,  а  сейчас  они
приняли мое  предложение  служить  господину  Галантлару.  Я  берусь  их
доставить к господину...
   Етлинг нахмурился, сказал резко:
   - Во внутренние покои? С ума сошел!
   - Тогда господин, может быть, изволит выйти...
   Етлинг сказал еще резче:
   - Он занят высокими делами. А с такими пустяками разбираюсь я.
   Шваргельд сказал с явной неприязнью:
   - Тогда решай. Но так, чтобы  господин  остался  доволен.  Учти,  тех
порубленных уже не вернешь, пусть Цеппер в  другой  раз  подбирает  либо
воинов получше, либо таких, что не бесчинствуют так... явно.
   Гайл Етлинг рассматривал нас придирчиво. Щупающий взгляд скользнул по
моим мышцам, потрогал молот, прополз по доспехам.
   - Слезайте, - велел он. - Коней ваших поставят в конюшню.
   Сигизмунд было дернулся слезть, но взглянул на неподвижного Зигфрида,
засопел и выпрямился в седле, глядя прямо перед собой.
   - Мы еще не на службе, - ответил я.
   - Так будете же, - рявкнул он.
   - Я в этом не уверен.
   - Что?
   Он побагровел, с ним явно никто  не  смел  говорить  таким  тоном,  а
Цеппер выкрикнул быстро:
   - Погодите! Давайте внесу ясность. Нам нужны такие отважные и могучие
воины, что сумели шестерых, и... Гайл, заметь!.. ни единой царапины,  но
и вы, парни, смотрите, как оно есть. Вам будут платить  хорошо,  обещаю.
Вы  были  вольными  искателями  приключений,  а  теперь  -  на   службе.
Подчиняться придется Гайлу,  мне  и  еще  Цепперу.  Ну,  естественно,  и
господину Галантлару. Это не так уж и много, поверьте!
   Етлинг слушал с неохотой, но остыл,  хотя  морда  оставалась  кислой,
бросил грубо, не глядя в нашу сторону:
   - Ладно, приняты. А теперь оставьте оружие и коней...
   Я перебил с заносчивостью бывалого наемника:
   - Мы даже спать ложимся при оружии!
   Все трое захохотали, а Цеппер сказал весело:
   - И с конями? Я ж говорю, нам такие молодцы подойдут.  А  то  у  сэра
Артура кобыла все еще не покрыта, ни один жеребец  на  нее  не  смотрит.
Ребята, оружие и коней придется оставить. Если наши  оружейники  сочтут,
что у вас доспехи в порядке, вам их оставят. Если нет - выдадут лучше...
   - Но... - сказал я вроде бы  нерешительно,  Гайл  оборвал,  в  голосе
прозвучали гнев и нетерпение:
   - Парни, вы пришли служить или  пререкаться?  К  тому  же  вы  здесь,
скажем так, в меньшинстве.
   Я покосился по сторонам, в то же время стараясь не выпускать из  поля
зрения этих троих. От ворот подошло  шестеро  с  алебардами,  ими  очень
легко сдергивать рыцарей с коней, а уж на земле добить  проще,  из  дома
вышли и встали в цепочку человек семь, все крепкие, уверенные,  в  самом
деле вооруженные неплохо, сытые, мордатые.
   - Что делать, - сказал я со вздохом и сделал вид, что начинаю слезать
с коня, - мы ж хотели по-доброму...
   Молот вылетел из моей руки,  как  засидевшийся  под  колпаком  сокол.
Воздух не просто залопотал,  а  взвыл  ураганом,  послышался  мгновенный
треск, короткий и сухой, Гайла и двоих с ним рядом швырнуло  в  стороны.
Сигизмунд  и  Зигфрид,  повинуясь  моему  взгляду,  ринулись  в  пролом,
стоптали ползающего на четвереньках Гайла, ибо молот ударил туда, куда я
и бросал: в ворота донжона, внутренней крепости-дома, а этих троих разве
что оглушил и поцарапал щепками.
   Ухватив на лету, я швырнул почти без размаха в алебардщиков, их смело
почти всех,  свободной  рукой  выхватил  меч,  конь  со  звериным  рыком
ворвался в зияющий пролом. Молот дергался, просился в бой. Мы  ворвались
в зал, где Сигизмунд уже рубился с двумя,  а  опытный  Зигфрид  направил
коня по лестнице вверх, поднялся на второй этаж и  там  гремел  железом,
сыпал бранью, рубил, колол, и все это не слезая с седла, я видел только,
как исчез зад его коня, а потом и помахивающий хвост, явно рыцарь теснил
своих противников, гнал в глубь коридора.
   - Сиг, - прокричал я, - сможешь  задержать  их  здесь,  на  лестнице?
Место узкое!
   - Да, сэр, - крикнул он, не  поворачиваясь,  даже  не  видя,  что  за
лестница и какая она. - Не сомневайтесь!
   - Держись!
   Сверху донесся крик Зигфрида:
   - Сэр Ричард, куда теперь?
   - Задержи здесь, - крикнул я. - Попробую пробиться к хозяину!  Что-то
непонятное с ним...
   - Смотри под ноги!
   Рослый детина с перекошенным лицом  свирепо  взмахнул  топором,  меня
достать не мог, понимает, сверкающее лезвие обрушилось на  голову  моего
коня. Я заорал, мой меч  со  свистом  распорол  воздух,  холодная  сталь
рассекла кожаный доспех на плече и почти  отделила  руку.  Я  был  готов
соскочить с падающего коня, однако топор отпрыгнул, как если  бы  угодил
по туго накачанному колесу "КамАЗа". Конь  тряхнул  головой,  я  сомкнул
колени, прыжок вперед, детина с криком упал навзничь, в глазах безмерное
удивление.
   - Ричард! - слышался впереди крик. - Ричард!.. Победа!.. Ричард!
   Я наконец сообразил, что это не крики о помощи, а Сигизмунд и Зигфрид
выкрикивают мое имя, как  боевой  клич,  но  стесняться  и  протестовать
некогда,  я  ломился  вдоль  караульного  помещения,  рубил  всех,   кто
попадался, главное здание поворачивалось, пока не  показались  массивные
двери. Плотно закрытые, украшенные гербами и монограммами  владельца,  с
накладками из умело выкованной бронзы.
   Навстречу метнулись два гиганта, оба выше меня, хотя я на коне, оба в
железе. Меч мой легко прошел через шею правого здоровенного бугая, кровь
из артерии плеснула горячей дымящейся струей.  Я  словно  ощутил  прилив
адреналина, хотя должен бы в  ужасе  упасть  в  обморок,  я  же  продукт
гуманизьма... щит  содрогнулся  от  мощного  толчка.  Я  откинулся  всем
корпусом назад, новым ударом  срубил  руку  с  топором  и  рассек  грудь
второму. Что-то неладно с  общечеловеческими  принципами,  я  лью  кровь
легко и даже с ликованием, а ведь на каждом  шагу  твердили  о  ценности
всякой человеческой жизни, но, несмотря на все, я твердо знаю, что жизни
преступника и праведника имеют разную цену,  что  жизнь  раба  не  равна
жизни цезаря, что я вправе убивать всех, кто на пути, что мой меч быстр,
а врагов надо уничтожать, если не успели сдаться... со сдавшимися потом,
потом...
   Дорогу загородили не то тролли, не то гоблины, но я не  Карл  Линней,
пусть разбирается в них по  форме  костей,  их  будет  много,  я  рубил,
рассекал,  стены  раздвинулись,  я  наконец  соскочил  с  коня,  впереди
просторный зал, дальше на той стороне видна богато украшенная дверь.
   Огромный тролль, даже огр,  загораживал  ее  своим  телом,  массивная
голова размером с телевизор, нижняя челюсть  опускается  и  поднимается,
как у шагающего экскаватора. Я сорвал молот  с  пояса  и  швырнул  одним
движением.
   В глаза ударило волной огня. Огра расплескало по  стенам,  я  на  миг
зажмурился, глаза жгло, ошалело мигал, стараясь поскорее согнать  слезу,
и первое, что увидел, - зияющий пролом на месте роскошной двери.
   Там дальше богато украшенный зал, кресло в глубине,  в  нем  человек,
совершенно седой, с коричневым  старческим  лицом,  подушки  выглядывают
из-под боков и спины, нижняя часть укрыта теплым одеялом. Перед  старцем
стоит на коленях обнаженная девушка с подносом в руках.
   Он смотрел на меня  остановившимися  глазами,  девушка  тряслась,  но
поднос не уронила, поспешно переставила на  маленький  столик  слева.  Я
шагнул в зал  через  обломки,  огромный  и  забрызганный  кровью,  грудь
вздымается, в голове грохот от пропущенного удара в лоб, но меч  острием
вперед, взгляд уперся, как длинное копье, в напряженное лицо хозяина.
   - Галантлар? - спросил я неверяще. - Неужели доблестный Галантлар?
   Он  смотрел  с  ненавистью.  Девушка  завизжала,  исчезла.  Галантлар
выпрямился, даже в сидячем положении огромен, голова как котел, высохшие
плечи сохранили  ширь  и  толщину  костей,  лицо  в  глубоких  морщинах,
суровое,  изможденное,  подбородок  -  как  выдвинутая  вперед  каменная
ступенька...
   - Паладин... - выговорил он сильным, хотя и старческим голос