ованное. Понятно, выбросил, тем более что с подружкой
расстался неделей раньше.
   По губам эльфа скользнула презрительная усмешка. Он уже видел  всякие
бесполезные для них кусочки металла в форме крестика.
   - Ничего не понимаю, -  пробормотал  я,  потом  добавил  со  странным
облегчением:
   - Но я так рад, что на тебя это не действует...
   Эльф покосился, в больших глазах я рассмотрел удивление. Эльф  сказал
мелодично:
   - Боишься сражений?
   - Боюсь, - признался я. И добавил:
   - Но не только... Ты такой красивый!
   Эльф посмотрел еще удивленнее, фыркнул:
   - Как же вы собираетесь  захватить  мир?  Впрочем,  ты  не  похож  на
других... Вообще-то ваши войны нас  не  касаются.  Если  перебьете  друг
друга, жалеть не станем. Ваши трупы, еще теплые, быстро пожрут волки,  а
каменные убожества, в которых живете, разрушит ветер...
   - Долго придется ждать.
   - А мы живем долго, - ответил эльф. - К тому же не торопимся.
   Я поинтересовался:
   - А нет мысли помочь какой-либо из сторон? Или дождаться,  когда  обе
будут едва держаться на ногах, а потом добить их?
   Эльф подумал, ответил после паузы:
   - А ты знаешь, это идея... Хитроумные вы, люди. Мы до такой  подлости
никогда б сами не додумались... Я прикусил язык. А эльф кивнул.
   - Ты не страдай. Здесь не только мы у вас чему-то учимся. Еще  больше
вы, люди, здесь научились...
   В его чистом голосе прозвучала странная  нотка.  Я  насторожился,  но
эльф замолчал, взглянул на светлеющее небо.
   - Прощай, - сказал я торопливо. - Многое хотел бы спросить...
   Эльф отступил в сторону, я тоже из деликатности  шагнул,  чтобы  быть
лицом к лицу, и в тот же миг свет со  стороны  дворца  исчез.  На  месте
самого дворца поднимались  хмурые  вековые  сосны,  верхушки  уже  стали
серыми. Эльф смотрел с хитрой усмешкой. Я понял:стоит  ему  качнуться  в
сторону еще на миллиметр, он тоже исчезнет, уйдет в  некую  щель  то  ли
пространства, то ли времени, то ли еще чего вполне объяснимого  с  точки
зрения человека моего века, который объяснит все и вся.
   Он задрал голову, я унесся со скоростью Майти Мауса, который живет на
луне, успел подумать злорадно, что последнее  слово  оставил  за  собой.
Горизонт на востоке начал  розоветь,  только  земля  оставалась  залитой
чернотой, я несся, как баллистическая ракета, высматривая цель.

Глава 11

   Утро было ясное, но холодное. За ночь  я  продрог,  даже  Бернард  не
догадался, что меня стоило бы укрыть двумя одеялами. Он полагает, что  я
всего лишь деревенский увалень,  но  я  гораздо  хуже  -  размагниченный
послеперестроечный  интеллигент,  во  всем  разочарованный,  ничего   не
умеющий, привыкший  регулярно  получать  похлебку  в  жестяной  мисочке,
изнеженный, который даже летом спит под теплым одеялом... Я открыл глаза
- на далеком горизонте жутко и  угрожающе  маячили  заснеженные  вершины
Спящего Дракона. Диких мест хватает и в моем мире, вовсе не  обязательно
забираться на Гималаи, достаточно пройти в подмосковный лес поглубже, но
я родился, жил и ничего не видел помимо  городских  кварталов,  куда  ни
повернись - взгляд успокаивающе натыкается на торчащие в  небо  бетонные
стены новостроек. И когда видишь вот  такое,  по  спине  бежит  холодная
дрожь. Видеть такой лес, такие горы - все равно что  встретить  бегущего
навстречу бультерьера с волочащимся  по  асфальту  оборванным  поводком.
Может, конечно, и не укусит, но все равно не по себе...
   Бернард поднялся, кряхтя и постанывая. Его немолодое тело застыло, он
сопел, с трудом поворачивался, нагибался, пока к лицу не прилила тяжелая
кровь, а движения не стали снова  быстрыми  и  четкими.  Перехватил  мой
взгляд, буркнул:
   - Как спалось? Что-нибудь видел? Хорошо бы... Я ощутил по тону что-то
недоброе, спросил:
   - Впереди какие-то неприятности? Бернард хмыкнул:
   -  Какие-то?   Парень,   о   приятностях   забудь.   Впереди   только
неприятности!.. Еще пару дней будем ехать по  лесу.  Ну,  не  совсем  по
лесу, но здесь рощи на каждом шагу. А потом еще почти неделю  по  голой,
как ладонь, степи. Там уже не  укрыться,  не  спрятаться.  Огонь  вообще
разводить нельзя.
   Я в испуге посмотрел на заснеженные вершины.
   - А как же горы?
   - Это только кажется, что они рядом, - ответил  Бернард  с  невеселым
смешком. - Я бы тоже хотел, чтобы уже завтра  мы  начали  тащить  телегу
наверх! Так что-нибудь снилось?
   Пока я рассказывал,  подтянулись  и  остальные.  Даже  священник,  не
выпуская книги, подошел и сел поближе к костру.  В  мою  сторону  он  не
смотрел, но я видел, как он ловит каждое слово, а глаза, уставившие взор
в раскрытую на коленях книгу, застыли, словно примерзли.
   Бернард слушал внимательно, Асмер пару раз хмыкнул, только  принцесса
слушала с восторженно раскрытым ртом.  Глаза  ее  блестели,  на  бледных
щеках проступил слабый румянец. Ланзерот за нашими спинами  прохаживался
взад  -  вперед,  взор  бдительно  выискивал  врагов,   нижняя   челюсть
выдвинута,  одна  рука  на  арбалете,  другая  -  на  рукояти  меча.  Он
единственный, кто не вслушивался, хотя я уверен, самое важное уловил.
   - На этот раз эльфы,  -  проговорил  Бернард,  когда  я  закончил.  -
Здорово. Как жаль, что в Зорре так не сможешь.
   - Эльф тоже намекнул, - сказал я. - Но почему?
   - Не знаю, - ответил Бернард. - Ты не один такой летун. Мы слыхали  о
таких,  что  даже  в  дальних  землях  побывали.  Но  это  в   Срединные
королевства можешь вот так... А вот  в  сторону  Скарландов,  гм...  Тем
более никто не мог  заглянуть  к  Гиксию  или  Горланд.  Говорят,  сразу
зависаешь, как будто муха в смоле. Счастливчик, если  живым  выберешься.
Черная стена! Даже не стена, а крыша. Пробовали и сверху, и снизу,  даже
подкапывались. Известно только, что эта чернота распухает, как шар.  Уже
в города Лютенц и Бритгию нельзя проникнуть, а еще в прошлом году...
   Он замолчал, из могучей груди вырвался вздох, похожий на львиный рык.
   Я спросил осторожно:
   - Так что же с этими эльфами и гномами? Они  вроде  бы  "моя  хата  с
краю". С ними да гномами, как я понял, даже торговать можно.
   Бернард опустил голову, Асмер  же,  напротив,  демонстративно  вперил
взор поверх наших голов. Румянец на щеках принцессы вспыхнул ярче. Я  не
понимал их реакции, пока не взглянул на священника. Тот побледнел, книгу
захлопнул со звуком пистолетного выстрела. В  глазах  быстро  разгорался
огонь фанатизма.
   - Нет, - сказал он резко. - Нет! Господь не допускает середины. Все в
мире либо "да", либо "нет". Все остальное - от нечистого.
   Все молчали, только  Ланзерот  за  спиной  священника  остановился  и
размашисто осенил себя крестным  знамением.  Бернард  вполголоса  сказал
пару слов какой-то молитвы.
   - Как это? - спросил я. - Разве не бывает нейтралитета?
   - Нет! - отрезал священник яростно. Голос его поднялся до визга. - Мы
люди - создания божьи!  Каждое  слово,  каждое  дыхание,  каждое  деяние
свершается либо во имя господа, либо во имя сатаны.
   Остальные молчали, но я чувствовал, что они  со  священником  заодно.
Однако возмущение во мне бурлило, и, чтобы не прорвалось, я  сказал  как
можно более нейтральным голосом, призывая к консенсусу:
   - Но я не боец. Мирные люди предпочитают жить посредине.
   -  Посредине  живет  скот,  -  сказал  священник  еще  яростнее.  Его
затрясло, я, устрашившись, что сейчас он забьется в  священном  экстазе,
забрызгает слюной, а  то  и  порвет  на  мне  рубашку,  отодвинулся,  но
священник лишь поднялся, выпрямился. - Ты думаешь, жил? Ты влачил! И  по
жизни влачился! Ты не человек.
   Я спросил тихо:
   - А кто?
   - Оболочка! - взвизгнул он. - Личина для человека!
   Бернард вздохнул, сказал тяжелым громыхающим голосом:
   - Я думаю, Дик и там не влачился, а жил либо во имя господа, либо  во
благо сатаны, но в Срединных королевствах это не так  заметно.  А  здесь
все на виду, все на виду. Здесь каждый поступок засчитывается  сразу.  И
цена его выше.
   Затрещали кусты, Ланзерот появился с оседланным  конем.  Мы  поспешно
повскакивали, Асмер и Рудольф бросились запрягать волов, а я  кинулся  к
своему коню.
   Повозка тащилась под охраной  Рудольфа  и  Бернарда,  Ланзерот  снова
унесся смотреть впереди засады и прочие опасности, Асмер на передке, а я
потихоньку  пристроился  ехать  стремя  в  стремя  с  Бернардом.  Дорога
позволяла, к тому же, глядя на  Бернарда,  можно  увидеть  в  щель  край
платья, а то и ослепительно белую лодыжку принцессы.
   Бернард не то чтобы чувствовал ко мне  доверие,  но  я  выказал  себя
полезным для их отряда, и он принялся  рассказывать,  как  мог,  историю
если не всего мира,  то  хотя  бы  той  части,  где  теперь  расположены
Пограничные земли.
   Никто не знает, объяснял он, мерно покачиваясь в такт конскому  шагу,
когда в этот мир пришли люди. В уцелевших хрониках  говорится,  что  они
были столь слабы и жалки, что ими брезговали даже звери. И жили  большей
частью на болотах,  на  островках  среди  трясины,  куда  крупные  звери
добраться не могли, а от мелких можно отбиться.
   Но народец плодился, на островках стало тесно,  приходилось  выходить
на берег, селиться в лесу. Многие гибли, а  те,  что  выжили,  построили
"города": в несколько домов, огражденных забором из высоких кольев.  Так
постепенно  размножались,  продвигались  в  лес  глубже,  а  когда   тот
кончился, рискнули выйти на равнины.
   Кто-то сумел подняться в горы,  кто-то  обосновался  на  берегу  рек,
озер, океанов. Среди людских племен появились  горные  народы,  морские,
степные, речные. Долгое время все держались друг  с  другом  мирно,  ибо
вокруг Тьма, так называли окружающий  мир,  с  ним  приходилось  воевать
жестоко, многие гибли. Но постепенно монстров и самых злобных и  сильных
чудовищ теснили все дальше и дальше.
   А сами люди  жили  теперь  в  больших  каменных  городах,  окруженных
толстыми стенами. На высоких башнях всегда  сторожили  лучники,  готовые
стрелами отогнать чересчур любопытного дракона или птицу Рух.
   И вот тогда среди людских племен и народов начались свары  за  теплое
место у моря, за медные или  золотые  копи,  за  сокровища,  за  богатые
железной рудой болота...  А  еще  позже  появились  короли,  что  просто
жаждали власти и нападали на соседей только лишь затем, чтобы  расширить
свои владения.
   И вот именно тогда в  хрониках  отмечены  первые  контакты  посланцев
людского племени с силами Тьмы.  Первым  называют  хитрого  и  отважного
Карамаа. Он получил от Тьмы власть над зверями в пределах своего зычного
крика,  но  его  ума  хватило  только  на  то,  чтобы   удивлять   своих
приближенных на охоте. Он был убит собственным сыном, но договор с Тьмой
продлил и расширил, введя в своих землях человеческие  жертвоприношения.
За это сын Карамаа, хроники не сохранили его имя, обрел власть не только
над зверями, но и над тучами, ветром, снегопадом. Что  это  за  страшная
сила, узнали воины соседнего короля: он вел войско через горный  перевал
и был застигнут жестокой вьюгой! Это случилось в разгар  лета.  Немногие
вернулись, а следом вторглись войска Карамаа и захватили его земли...
   Еще теснее в сговор с Тьмой вошли короли горных племен. Они  получили
власть над молниями и на перевалах построили  сторожевые  башни.  Оттуда
стражи били огненными стрелами всех чужих... Страшные слухи доходили  от
людей, которые обосновались еще дальше, за землями горных племен...
   - Но, - закончил Бернард, - еще  хуже,  говорят,  за  Большим  горным
хребтом. Там земли, полностью окутанные Тьмой.
   - А там кто? Бернард буркнул:
   - Самые страшные звери на свете.
   - Какие они?
   Я ожидал услышать нечто ужасное, но Бернард прорычал:
   - На двух ногах. Одеваются. Носят оружие. Но не все, не все...
   Я спросил оторопело:
   - Люди? А как же это... Зло?
   - Зло отдельно от людей?  -  переспросил  Бернард.  Ты  откуда  такой
дикий? У Зла и Тьмы не было той силы, а то и  вовсе  не  было,  пока  не
явились люди. А вот теперь в землях, где Зло у власти, где разум и  воля
служат Тьме, это... Понимаешь, только теперь у людей появились настоящие
враги! Да такие, что уже вопрос: выживут ли вообще.
   - Почему?
   - Тьма наступает, - ответил Бернард торжественно  в  этот  момент  он
показался мне похожим на священника. - Все эти годы, столетия она только
отступала, понимаешь? Люди были чисты, отважны, благородны. Но теперь то
ли устали, то ли что случилось, но многие допустили Тьму в свои души.  И
вот  только  теперь  настоящая  война!  Мы,  люди,  уже   потеряли   ряд
пограничных с Тьмой стран. Тьма поглощает  не  только  отдельных  людей,
малые племена, но и целые народы! Государства. Понял?
   - Малость врубаюсь, - пробормотал я. Конь мой шел ровным шагом, он не
замечал, что в разгар солнечного дня свет  внезапно  померк,  а  в  небе
заблистали звезды. Воздух быстро и как-то резко, словно с  моих  ноздрей
убрали фильтр, наполнился пряными запахами цветов, пахучих трав.  Ноздри
затрепетали, я чувствовал аромат жареного мяса и внезапно  увидел  перед
собой накрытые столы, что ломились под тяжестью полных блюд  с  жареными
поросятами,  гусями,  лебедями,  я  видел  горы  жареных   куропаток   и
перепелок.
   Невероятно  толстые  молодые  женщины,  совершенно  голые,   медленно
танцевали на лугу при свете звезд. Одна повернулась ко мне, ее  крупные,
как поспевшие дыни, груди вызывающе нацелились в меня красными  сосками,
живот был покрыт мягкими валиками жира, бедра широки, женщина смотрела с
призывной улыбкой,  полные  губы  полураскрылись.  Она  провела  влажным
языком по губам, я засмотрелся на чувственный  рот.  Она  мерно  двигала
мощными бед - рами  в  танце,  вздыхала  и  даже  постанывала,  ее  руки
тянулись в мою сторону...
   Уже и другие  женщины,  ритмично  двигая  бедрами,  манили,  умоляли,
просили взять их, схватить, мять, терзать, насыщать свою мужскую  плоть,
можно  прямо  на  этих  расстеленных   скатертях,   на   блюдах,   между
рассыпанными жареными тушками печеных гусей и кабанов...
   Кровь моя пылала, я чувствовал  сильнейшее  желание.  Так,  наверное,
ощущал  себя  святой  Антоний,  оставивший  знаменитые  описания   своих
искушений в пещере, когда ему вот так же являлись изо дня в день видения
накрытых столов, кувшинов с вином, обнаженных женщин...
   Я засмотрелся на женщину с крупной грудью. Очень походит на  Алину  -
та же чувственная фигура, такая  же  развитая  грудь,  только  Алина  не
только читала всякие кама-сутры, но и  проработала  разные  учебники  по
сексу, а эта вряд ли знает что-то сложнее собачьего варианта, да  и  все
эти жареные мясы - огромный соблазн разве что для умирающего  от  голода
или же для средневекового дяди, а вот как насчет перчика, аджички, чили?
У нас туристы на рыбалке жрут вкуснее, чем здешние короли.  Ни  бананов,
ни йогурта... Нет, для меня это не соблазн!
   Я чувствовал, что видение тускнеет, ободрился  и  подбавил  сарказма,
вспомнил, какая вкуснятина получается в микроволновке, а  потом  чашечку
крепкого черного кофе, можно с шоколадкой. Знают ли здешние нагонялыцики
видений, что такое шоколад Бабаевской фабрики?
   Видение совсем потускнело, и хотя  все  еще  стояла  теплая  звездная
ночь, но я обнаружил себя по-прежнему  в  седле,  конь  неспешно  трусит
слева от повозки, сердце колотится бешено, на лбу выступил холодный пот.
На мир как бы наброшена тающая кисея с изображением звездной ночи, голых
баб и примитивной жратвы, но все это быстро исчезает,  как  сырой  туман
под лучами жаркого солнца.
   - Что, - прошептал я со злостью, - не удалось?.. Не на того напал...
   Бернард покосился в мою сторону, на лице проступило изумление,  потом
озабоченность.
   - Ты что бормочешь?
   - Да это я так...
   Он медленно кивнул, глаза не отрывались от  моего  измученного  лица.
Взгляд стал острее.
   - Побелел весь... И пот вытри, прямо  ручьями  катит.  Держись,  Дик,
держись...
   - Да это я так, - пробормотал я, - солнце напекло.
   - Да, - согласился он,  -  солнце.  Вон  Совнаролу  напекает  даже  в
повозке...
   Я судорожно вытерся, пальцы трясутся,  челюсть  прыгает,  а  в  груди
острое ощущение пустоты и потери.
   - А что, он тоже...
   Брякнул  и  устыдился.  Таким  атакам  обычно   подвергались   разные
христианские аскеты, что давали обеты не есть мяса, не знать женщин,  не
стричь волосы  или  ногти.  В  своих  видениях  они  описывали  это  как
искушения дьявола, ниспосланные,  чтобы  совратить,  столкнуть  с  пути,
отринуть от господа, усомниться в вере. Так что нашему  священнику  явно
достается на полную  катушку.  Возможно,  падает  в  обмороки,  и  тогда
принцесса возвращает его к жизни.
   Дорожка шла по краю болота, огибала  иногда  чересчур  близко,  тогда
колеса увязали во влажной земле. Над  самим  болотом  прыгал  огонек.  Я
вспомнил о  ли  -  дерце,  странном  явлении,  которое  я  предпочел  бы
объяснять чем-то вроде шаровой молнии или сгустке болотного газа,  но  я
уже знал от Бернарда, что  это  существо  способно  приходить  к  спящим
вблизи болот, насылать кошмары, но если с ним  договориться,  то  служит
лучше самого умелого слуги, находит клады и вообще - верное и преданное.
Даже чересчур. Чтобы избавиться от такого слуги, надо велеть ему  что-то
уж совсем невыполнимое: вроде носить воду в решете или  свет  мешком,  а
самому потихоньку драть из этих мест.
   Понятно, если мне попадется лидерец, я уж  из  него  выжму  все,  что
сможет дать, а потом велю решить теорему Ферма. Или  хотя  бы  ответить,
верна она или нет.
   В стороне от дороги из плотно потрескавшейся земли  торчала  каменная
статуя. Я не сразу узнал в этой глыбе именно статую: толстую  женщину  с
выпуклым животом и крупными, сильно отвисшими  грудями.  Ветер  и  дожди
сгладили неровности так, что на месте лица остался только  гладкий,  как
куриное  яйцо,  камень.  Впечатление  жутковатое.  Я  проехал  мимо,  но
чувствовал, что статуя еще следит незримо и угрожающе, и что мощь  этого
языческого божества еще не иссякла вся, не иссякла.
   Потом не раз проезжали мимо этих  каменных  баб,  одинаково  грузных,
толстых и недобрых. У некоторых еще сохранились черты лица,  но  у  меня
все равно  осталось  впечатление  гладкой  поверхности,  из-под  которой
наблюдают злобно и пристально.
   Бернард, не поворачивая головы, поведал, что здесь  были  королевства
гномов, но потом пришли люди, гномов постепенно истребили,  а  уцелевшие
ушли глубоко в горы. Люди быстро создали свои  королевства,  а  так  как
люди все делают очень быстро, то - вскоре все  земли  оказались  заняты,
поделены, и люди от избытка сил начали воевать друг с другом. Вот тут  и
появились первые признаки появления сил Тьмы. Но эти посланцы  были  так
смехотворно  слабы,  а  люди  сильны,  что  нечисть  просто  истребляли,
совершенно о ней не думая, как истребляли черных тараканов  или  изредка
нападавших на крестьянский скот волков.
   Но нечисть становилась все  сильнее,  а  люди  ослабляли  друг  друга
борьбой за земли,  власть,  сокровища  в  недрах  гор.  И  вот  уже  так
получилось, что нечисть свободно, или почти свободно,  передвигается  по
этих землям, а рыцарские войска  все  еще  осаждают  замки  друг  друга.
Правда, три года тому удалось договориться о  совместном  походе  против
сил Тьмы, успели даже наметить маршрут, но в последний момент заспорили,
кто будет возглавлять поход. В результате  вспыхнувшей  драки  прямо  за
столом совета было убито семьдесят знатнейших рыцарей, в том  числе  все
претенденты на руководство.
   После этого  совета,  получившего  название  "Кровавого",  наследники
спешно принимали земли, замки, меняли слуг, заново  формировали  охрану,
войско, а о совместных действиях никто даже не заговаривал.
   - Так что, - заключил Бернард, - сейчас  мы  едем  по  Сакранту,  это
земли короля Алексиса. Они  еще  не  принадлежат  нечисти  полностью,  в
замках по - прежнему церкви, их ох