и короткий отдых животным, обсохли, пообедали, и снова деревья
потекли в обе стороны, исчезая за спиной, как компьютерные спецэффекты.

Глава 15

   В этот день произошел еще один неприятный инцидент, когда я  едва  не
получил  в  зубы  от  Ланзерота.  Оказывается,  чересчур  приблизился  к
повозке.  Собственно,  я  и  собирался  приподнять  краешек   полога   и
посмотреть хоть одним глазом, но изнутри меня заметили раньше:  из  щели
выдвинулось рыло арбалета. Толстая металлическая стрела смотрела прямо в
грудь, а я прекрасно знал, что такая пробивает даже рыцарские доспехи.
   Мне  почудилось,  что  арбалет  держат  нежные  руки  принцессы,   но
удостовериться не успел: сзади за плечо грубо рванули. Я не удержался на
ногах,  небо  и  земля  поменялись  местами.  Лежа  на   спине,   увидел
разъяренное лицо Рудольфа. За его спиной Ланзерот сунул  меч  обратно  в
ножны, отвернулся и ушел. С холодком я понял, что Рудольф, по сути, спас
мне жизнь.
   -  Еще  раз  сунешься,  -  прорычал  Рудольф,  -  зарублю  сам.   Без
предупреждений.
   - Да ладно, - ответил я смиренно, - это я так... грешен ведь...
   Он взглянул на меня пронзительно.
   - Да? А то уж я начал сомневаться, не ангел ли с нами.
   Голос был язвительным, я вспомнил, что они при каждом  поводе  и  без
повода вставляли крылатые фразочки насчет собственной грешности, как все
командировочные в Москву напоминают себе, что приехали по делу, а не  по
бабам. Упустил я эту особенность, упустил, не видел прикола.
   - Да это я так, - ответил я еще смиреннее. - Я настолько грешен,  что
даже и не упоминаю. Это должно быть видно.
   Он посмотрел на меня, побледнел и заметно напрягся.
   - Вообще-то да, - процедил сквозь зубы.
   Я сам отодвинулся, чтобы не заставлять отступать гордого воина,  -  а
они все гордые, - пошел таскать ветки для  костра.  Правда,  зря.  Когда
принес целую вязанку, гордясь собой, коней уже седлали в дорогу, а  волы
стояли запряженные.
   Ланзерот и  Бернард  вылезли  из  повозки,  Бернард  отряхивал  руки.
Принцесса ступила на подножку, Ланзерот галантно подал ей руку. Она едва
коснулась его ладони кончиками пальцев,  но  все  же  коснулась,  и  мое
сердце кольнуло. Рыцарь, как же. Говорят, их даже учат стихи складывать,
не только мечом махать. А вот про валентность водорода не знает.
   Тут же устыдился, ведь и сам не знаю,  только  в  ушах  застрял  этот
таинственный термин. Не то из физики, не то из химии.  Но  не  политика,
точно. Вообще, я временами свинья редкостная... Однако все равно даже  у
Ланзерота, не говоря уже о Бернарде,  видок  самый  обычный,  обыденный,
никакой  просветленности,  словно  в  повозке  ворочали  камни,   а   не
прикладывались к святому ковчегу. Или священной раке.
   Я выбрал время,  когда  Бернард  хмурился  чуть  меньше,  подъехал  и
льстиво заикнулся, что раз уж посчастливилось быть так близко  к  святым
мощам, то, может быть,  будет  дозволено  коснуться  святого  ларца  или
сундука. Может быть, и ко мне  сойдет  частица  божественной  благодати?
Лучше буду драться...
   Бернард не выругал, не погнал, как я страшился,  лишь  наморщил  лоб,
буркнул:
   - Да-да, сможешь.
   Я не поверил, переспросил:
   - А... когда?
   Бернард окинул с головы до ног внимательным взглядом.
   - Раз уж ты с нами... Обещаю, увидишь  раньше  чем  въедем  в  ворота
нашего замка!
   Сказал и тут же пустил коня вперед, будто пожалел, что такое брякнул.
Ведь слово не воробей, вылетит - таких поймаешь... от того же Ланзерота,
не говоря о священнике.
   Бернард скрылся из виду за деревьями, я заорал, погнал  коня  вперед,
обогнал Бернарда, вихрем пронесся  по  широкой  лесной  дороге.  Деревья
стояли редко, под ветвями синели плотные тени, хотя все вокруг уже  было
залито золотым солнцем. От недавнего дождя ни следа, все подсохло, птицы
поют и весело порхают. А вон там  широкая  поляна,  за  ней  целая  роща
дубов, там могут пастись свиньи, желуди  покрыли  землю  плотным  слоем,
блестящие бока блестят, как свежая циновка...
   Дорога раздвоилась. Широкая  и  протоптанная  повела  вправо,  однако
блистающая фигура на блистающем коне избрала, конечно же,  путь  мужчин:
узкую колею, местами уже заросшую  травой.  Из-под  ног  пошло  прыскать
мелкое зверье, успевшее выкопать здесь норки.
   Еще часа через два я увидел, как справа из-за леса выдвинулся немалый
город, обнесенный стеной. Бернард кивнул, обронил хмуро:
   - Крепость Оленсбург. Подлые трусы... Мы просили прислать нам помощь,
отказали. А теперь смотри...
   Оленсбург только назывался крепостью, теперь это был довольно большой
город, а сама крепость торчала в центре. Даже издали видно,  что  народу
кишмя  кишит..  За  последние  годы  город  явно   разрастался   быстро,
крепостной  стены  вокруг  него  уже  не  возводили,  но  сейчас   город
огораживают даже рвом и валом.  На  наших  глазах  люди  спешно  строили
баррикады между окраинными домами, а в самих домах закладывали кирпичами
окна и двери.
   Я постарался  взглянуть  на  укрепления  глазами  Бернарда.  Да,  ров
глубок, в дно натыканы колья, это остановит  конницу.  На  крышах  домов
камни, бревна. Будут сбрасывать на атакующих, а также из-за них  лучники
смогут осыпать стрелами врага. Однако это все  же  невысокая  крепостная
стена, сюда можно  подвести  осадную  башню  и  обстреливать  защитников
сверху. Или баллистами издали разрушить пару домов, пробив брешь, куда и
ворвутся нападающие...
   И все-таки они будут  защищаться,  подумал  я  хмуро.  И  чем  больше
поработают над укреплениями, тем у них  будет  больше  уверенности,  что
врага отобьют от родных стен. А вера,  как  говорил  священник,  двигает
горами и народами.
   В голове на миг мелькнула слабая мысль и тут же исчезла. Я  не  успел
ухватить ее за хвостик, только осталось чувство, что она как-то  связана
со святыми мощами в повозке.
   Фигура Ланзерота четко вырисовывалась на фоне затянутых серыми тучами
небес.  Рыцарь  ждал,  мне  он  показался  вместе  с  конем  памятником,
высеченным из такого же серого камня, как и окружающие скалы.
   Повозка вползала на вершину тяжело, с надсадным  скрипом.  Измученные
волы едва тянули. Я уже вторые сутки почти не садился на коня, шел рядом
с повозкой, то и дело хватался за колеса, помогая им провернуться, а  то
и вовсе подпирал повозку сзади. От усталости дрожали ноги,  пот  заливал
глаза, но я знал, что стоит несколько минут отдохнуть, перевести дух,  и
силы снова переполнят мое тело, которое я  вообще  не  считал  таким  уж
здоровым, пока не попал сюда.
   Даже Бернард это заметил и сказал Рудольфу завистливо: ? .
   - Что значит молодость. Только что язык  висел  на  плече,  а  сейчас
снова свеж, как корнишон.
   - Язык? - спросил Рудольф.
   - Эх ты,  сам  уже  заговариваешься...  Не  упади  с  коня.  А  лучше
перебирайся в телегу. Тебе в прошлый раз хорошо по голове стукнули...
   Он прервал себя на полуслове.  Волы,  почуяв  спуск,  пошли  быстрее.
Повозка разогналась. Это показалось  Бернарду  опасным,  он  соскочил  с
коня, взялся  за  колесо.  Ланзерот  тоже  спрыгнул,  его  сильные  руки
ухватились за другое колесо, а принцесса вскрикнула:
   - Дик! Там в повозке веревка!
   Колеса скрипели и грохотали по  сухой  и  твердой  дороге,  шагов  за
пятьсот дорога стала еще круче, а волы упорно и бездумно тащили  повозку
прямо... ну, не к пропасти, но почти к пропасти.
   Я прыгнул на ступеньку, дверь  широко  распахнулась.  Краем  глаза  я
увидел  в  сторонке  сердитое  лицо  Бернарда,  искривленные  в  гримасе
раздражения губы  Ланзерота,  но  глаза  уже  жадно  обшаривали  повозку
изнутри. Мешки, мешки, множество мешков, раздутые так,  будто  перевозят
арбузы, тыквы и дыньки разного  калибра.  А  снизу  выглядывает  краешек
обитого железом сундука. На мешках мотки толстых веревок...
   Снаружи раздался  разъяренный  голос  Бернарда.  Я  ухватил  веревку,
отпрыгнул от повозки, будто получил копытом в зубы. Когда я прикрепил ее
к задней оси повозки, за веревку ухватились Рудольф и Асмер, а потом уже
Бернард. Я тоже  взялся  обеими  руками,  и  так,  упираясь  ногами,  мы
понемногу отпускали повозку, не давая ей смять исхудавших волов.
   Улучив мгновение, я сказал Бернарду тихонько:
   - Клянусь, я ничего не трогал! И никуда не заглядывал!
   Бернард прорычал зло:
   - Твое счастье.
   - Спасибо, - ответил я. - Но все равно непонятно. Я думал,  мы  везем
только мощи святого человека. Но что в мешках? Ты ж говорил, что оружие!
   Бернард поморщился:
   - Не твое дело. Я обиделся:
   - Разве я  чужой?  Разве  вы  не  доверяете  мне  свои  жизни,  когда
отправляете в ночной дозор?
   - Доверяем, - буркнул Бернард. Я раскрыл рот Для  продолжения  атаки,
но Бернард добавил безжалостно:
   - А мы с середины лагеря чуем больше, чем ты на посту.
   Я спросил оскорбленно:
   - Так зачем же отправляете, если я такой бесполезный?
   - А надо же тебя  приучать  к  воинской  службе,  -  ответил  Бернард
хладнокровно. Я обиделся, спускал повозку молча. Плечи уже ныли,  словно
в одиночку удерживал эту тяжесть. Бернард взглянул раз, взглянул другой,
сказал внезапно с непривычной теплотой в голосе:
   - Ты хороший, Дик. Клянусь, ты все узнаешь раньше, чем мы прибудем  в
Зорр.
   Я встрепенулся:
   - Правда?
   - Я же поклялся, - напомнил Бернард.
   Я с сомнением смотрел на повозку. Показалось  или  же  в  самом  деле
двигается еще легче, чем вчера? Нет, вчера  по  такой  же  земле  колеса
погружались в грунт на ладонь, а теперь только на  два  пальца.  На  два
пальца - значит, везут нечто очень тяжелое, но  все  же  не  на  ладонь,
земля такая же, не слишком сухая, но и не грязь...
   Чертовщина какая-то. Я уже уверен, что везут не только  мощи  святого
Тертуллиана, не великаном же был этот отец  церкви,  две  трети  повозки
заняты связками мечей да  топоров  под  кучей  мешков,  а  сами  мощи  в
какой-нибудь крохотной урне в уголочке... Даже окованный железом  сундук
для них великоват. Но все-таки, почему повозка явно стала легче?
   - Зорр, Мордант, Ирам, - сказал я Бернарду, -  это  королевства,  где
проходит линия схватки... А те, которые захвачены? Что там?
   Про себя добавил, что  в  королевствах,  которые  захватили  "живущие
умом", жизнь может оказаться не такой уж и ужасной.
   Бернард подумал, двинул огромными плечами.
   - Это в Скарландах, Гиксии, Горланде? Примерно то же, что и  в  любой
другой, когда на родные земли вторгается чужая армия.  Пожары,  грабежи,
трупы по дорогам... Народ разбегается, прячется  в  лесах,  сбивается  в
шайки, нападает на мелкие отряды. Появляются хорошие вожаки. Чаще  всего
из числа  уцелевших  баронов,  рыцарей  -  у  них  есть  опыт  сражений.
Постепенно выясняется, что не  все  потеряно,  и  хоть  вся  страна  уже
наводнена чужими силами, но ряд городов успел закрыть  ворота,  а  самые
надежные места - это монастыри и церкви, куда нечисть подойти страшится,
а люди без нечисти просто люди, драться с ними легче. Но понятно, что  в
осаде всю  жизнь  не  просидишь,  ведь  войска  нечисти  разлились,  как
половодье, по всей стране. Рано или  поздно...  Боюсь,  что  все  рухнет
раньше, чем могло бы.
   - Почему?
   - Людям  нужна  надежда,  -  объяснил  Бернард.  -  Либо  слухи,  что
император уже ведет армию на  помощь,  или  хотя  бы  собирает,  или  же
рассказы о неком рожденном в огне герое, либо вообще какой-то  радостный
слух, известие!
   Я кивнул.
   - Прости, Бернард.
   - За что?
   - Я не понимал, зачем тащите  мощи.  Думал,  куда  надежнее  бы  пару
повозок добротного оружия. И доспехов.
   Он смолчал, но мне  почудилось  во  взгляде  старого  богатыря  нечто
похожее на признательность.
   Ланзероту явно не нравилось,  что  у  меня  меч,  потому  я  старался
выхватывать эту стальную полосу из ножен и упражняться,  когда  был  вне
зоны его видимости.  Рубил  кусты,  делал  затесы  на  деревьях,  просто
размахивал, стараясь привыкнуть к тяжести в руке. Можно  бы  с  топором,
тогда от Ланзерота прятаться не надо, но топором,  как  это  ни  странно
звучит, надо еще уметь, а для махания мечом ума не надо, как  и  особого
умения, широкой полосой стали проще блокировать удары, да и самому  бить
проще, не промахнешься.Бернард понаблюдал,  как  я  обращаюсь  с  мечом,
сказал задумчиво:
   - Ты дерешься не  по-рыцарски.  Обычно  любой  воин  наносит  рубящие
удары. Мечом, топором, секирой - неважно. Целят в  голову,  лишь  редкие
умельцы знают обманные удары, замахиваются в голову, а бьют по  ногам...
Но ты и вовсе хитер!
   - Я?
   - Ну да. Сам придумал этот удар?
   - Какой?
   - Ну, этот... Когда вот так острием в брюхо!  Верно,  как  я  сам  не
подумал... Любой замах требует времени. А самый быстрый удар -  колющий.
Правда, мечом это не просто, но у тебя крепкие  плечи,  длинные  руки  и
хорошие мышцы. Ты в самом деле можешь очень быстро  ткнуть  мечом,  пока
противник раскрывается в богатырском замахе.
   Я пробормотал:
   - Бью, как удобнее.
   Объяснять, что после эпохи мечей была эпоха сабель, а затем  и  вовсе
шашек, а вершина владения холодным оружием была в эпоху шпаг, показалось
лишним. Теперь даже  дураку  ясно,  что  самый  быстрый  удар  -  ткнуть
направленным в  сторону  противника  острием  шпаги.  А  пока  он  будет
замахиваться на тебя красивым  рыцарским  мечом,  успеешь  нанести  пять
колющих ран, из них все пять - убивающие  наповал.  Но  это  видно  нам,
пережившим  эпоху  мушкетеров,  видевших  на  Олимпийских  играх  лучших
фехтовальщиков мира.
   - Молодец, - одобрил Бернард. - В тебе жилка прирожденного  бойца.  Я
пробормотал:
   - Я не воин. Мне не нравится быть воином. Бернард двинул плечами.
   - , В мире давно все перемешалось. В воины идут те, кто  и  ложку  не
умеет держать, а в священники - прирожденные поединщики.
   Рудольф прислушался, бросил с едва заметной улыбкой:
   - Полагаешь, священникам душу бойца иметь не обязательно?
   Бернард хохотнул.
   - Смотря где. У нас, на Границе, не только душу, надо иметь и крепкую
руку! Хорошо бы еще и доспехи понадежнее.
   Рудольф скользнул по мне заинтересованным взглядом.
   - Думаю, ему можно позволить снимать с убитых. Что-нибудь подойдет.
   Волы тянули и тянули повозку, мне уже казалось,  что  целую  вечность
вот так, когда то и  дело  с  коня,  хватаемся  за  колеса,  волы  ж  не
трактора, это мы, люди, и трактора, и все-все на свете.
   Далеко впереди Ланзерот вскинул руку. Бернард тут же остановил  коня,
в его правой руке появился топор, а на локте левой как будто сам по себе
возник щит. В  сотне  шагов,  словно  из-под  земли,  показались  головы
скачущих коней. За трепещущими гривами я рассмотрел пригнувшихся людей.
   С грохотом они неслись прямо в сторону повозки. Я  быстро  оглянулся.
Волы остановились, Асмер ухватился за лук, из щели в повозке  высунулось
рыло арбалета. Ланзерот остался на коне, только  опустил  забрало,  а  в
руке холодно блеснул длинный меч.
   Я стиснул челюсти  от  невольной  зависти,  когда  Ланзерот,  красиво
освещенный заходящим солнцем, медленно поехал навстречу скачущим на него
всадникам. А из заросшего сорной травой оврага  выскакивали  еще  и  еще
конные, вооруженные короткими мечами, копьями, топорами.
   Принцесса выпустила стрелу первой, тут же  начал  стрелять  Асмер.  Я
ахнул, руки Асмера слились в сплошную серую полосу, а  стрелы  летели  с
такой скоростью, что  почти  догоняли  одна  другую.  Степняки  все  без
доспехов, только  их  старший  в  подобии  кожаной  рубашки  с  нашитыми
металлическими бляшками, а на голове - настоящая металлическая шапка. Он
успел закрыться щитом от стрел, зато другие падали  с  коней,  их  серые
рубахи из грубого полотна не могли защитить от тяжелых стрел.
   Всадники неслись прямо на Ланзерота, но в трех шагах  от  него  круто
развернулись и понеслись обратно. Их вожак вскинул руку, прокричал:
   - Остановитесь! Почему вы  на  нас  напали?  Ланзерот  медленно  ехал
прямо. Длинный меч  в  его  руке  начал  зловеще  приподниматься.  Вожак
прокричал торопливо:
   - Мои всадники только хотели рассмотреть вас поближе! Зачем вы  убили
моих воинов?
   Я  с  трепетом  рассматривал  всадников.  Бернард   по   дороге   уже
рассказывал о бескрайних степях, где  обитают  удивительные  и  страшные
народы, но Рудольф перебивал и нес,  по  словам  возмущенного  Бернарда,
вообще всякую чушь про ходячие горы, про дивные страны,  где  полгода  -
день, полгода - ночь, и вообще врал безбожно, за что в аду будет  лизать
раскаленную сковородку.
   Но сейчас я с замиранием сердца видел, что все  рассказы  Бернарда  -
правда. Все всадники выглядят  злобными  убийцами,  не  скрывают  этого,
каждым жестом подчеркивают готовность и способность убивать безжалостно,
убивать  подло.  Это  было  в  их  жестоких  лицах,  нечистых  ухмылках,
вороватых взглядах, что бросали на меня, оценивая  ширину  моих  плеч  и
длину меча.
   У каждого из дорожных мешков и вьюков выглядывали драгоценные  ткани.
Золото и драгоценности, снятые с жертв, степняки щедро нацепили на  себя
и даже на своих приземистых коней. Почти все с непокрытыми головами,  но
если кто и подвязал длинные волосы, то лишь немногие  простыми  кожаными
ремешками. У остальных волосы прижимали к  черепу  серебряные,  а  то  и
золотые обручи.
   Ланзерот красиво держал меч в правой руке острием вверх.  На  кончике
сверкающей полосы горел на солнце  солнечный  зайчик,  настолько  яркий,
словно там сверкала дуга электросварки. Я залюбовался и не сразу увидел,
что пальцы другой руки, что должны бы  сжимать  повод,  сжимают  арбалет
гномов. И вожак, судя по его напрягшемуся лицу,  видел  отчетливо,  куда
направлена стрела.
   - Они забыли поздороваться, - ответил Ланзерот отчетливо.  -  За  это
любой должен быть наказан. Ты так не считаешь?
   Я видел, как желтый цвет быстро переходит в белый. Похоже, вожак  уже
знал, что с фанатиками разговаривать трудно. Они не идут на компромиссы,
и, этот вот нажмет на спуск, ибо у  него  принципы,  а  мир  пусть  хоть
рухнет, только бы принципы остались непоколебленными.
   - Я походный вождь Гуланг, - сказал он поспешно. - Да, мои воины были
не правы... и были наказаны.
   - Справедливо? - уточнил Ланзерот.
   Вожак поколебался, облизнул пересохшие губы.
   -  Справедливо,  -  ответил  он  наконец.  -  А  теперь  позволь  нам
удалиться.
   Ланзерот кивнул, не удостоив вербального  ответа.  Вожак  подал  коня
назад, шагов десять пятился, не сводя с арбалета глаз, потом повернулся,
а за ним ускакали и оставшиеся в живых.
   Бернард посмотрел на трупы, буркнул:
   - Не вернутся?
   - Раз уж признал, что  были  не  правы,  -  ответил  Ланзерот.  -  Не
отвлекайся, Бернард! Не отвлекайся.
   Бернард кивнул, конь понес его неспешно к  повозке.  Я  оглянулся  на
трупы, подумал, что, с точки зрения моих спутников, здесь уже поселилось
зло. Да, зло, ибо степняки поступили вполне разумно, раз уж не бросились
дуром и не полегли все. Или почти все, перебив нас всех.
   В ночной тиши звуки разносятся далеко, я  слышал  со  стороны  дороги
мычание  коров,  скрип  тяжело  нагруженных   телег.   Иногда   долетали
человеческие голоса, но слов я  не  разбирал.  В  воздухе  чувствовались
тревога, отчаяние, страх. Люди бегут из королевств, куда наступает Тьма.
Часть  переселенцев,  не  выдержав  тягот  пути,  гибнет  по  дороге  от
болезней, лишений. Часть гибнет под ножами и дубинками разбойников,  тех
в тяжелые времена всегда видимо-невидимо.
   Вечером у костра я сказал пару привычных сентенций,  банальных  фраз,
даже не вдумываясь в их смысл, затертый от частого употребления. Бернард
проворчал, задетый:
   - Тебе не кажется, что ты очень много знаешь? Откуда?  Какие  учителя
тебя учили?
   Мне показалось, что он намекает на каких-то особых мудрецов,  которых
сызмальства  приставляют  к  детям  королей  или  герцогов,  и   ответил
уклончиво:
   -  Младенец,  род