рхности побежали волны, да так и застыли.
   С жутью в сердце всматривался я в этот страх. Гугол проронил:
   - Я слышал когда-то в детстве... Крепость долго  стояла  несокрушимо,
но однажды враг оказался чересчур силен, защитники изнемогали,  и  тогда
отчаявшийся правитель призвал  колдуна.  А  тот  использовал  незнакомое
заклятие или раскрыл амулет, доставшийся от Древних  Магов.  Вот  теперь
здесь, в этой крепости, где находилось восемь тысяч человек, пусто.
   - Восемь тысяч? - переспросил Сигизмунд. - Откуда знаешь?
   Гугол смутился, развел руками.
   - Это я уже для красного словца. Никто не знает.
   - Двенадцать тысяч поместится в самой крепости,  -  сказал  Сигизмунд
знающе. - К тому же в таких горных крепостях обычно просторные подземные
казематы, казармы вдвое больше по площади.
   Я для пробы метнул молот в основание башни. Инстинктивно  чувствовал,
что  бесполезно,  и  не  удивился,  когда  молот  отскочил,  не  оставив
царапины. Более того, он отскочил, словно его  отбросило  силовое  поле,
знать бы еще, что это, а то говорим, говорим.
   - Странная крепость...
   - Она дошла из эпохи Великих  Войн...  Нет,  не  таких  великих,  как
считают сейчас. Это ерунда, когда  стотысячная  армия  движется,  сжигая
города и села, убивая всех людей.
   - Ничего себе, ерунда! - воскликнул Сигизмунд.
   - Но если ты узнаешь, что когда сражались Древние, то  небо  и  земля
менялись местами? В небе загоралась  тысяча  солнц,  а  земля  горела  и
плавилась, как воск? Кричала от боли сама земля, а сторукие  гиганты  из
камня шли через огонь и убивали других гигантов - из воды и железа!
   Сигизмунд отмахнулся.
   - Легенды, легенды... Я тоже слышал. У отца в библиотеке были  всякие
старые книги. Я прочел одну, три дня  ходил  зачарованный.  Там  было  о
волшебном мече, что все превращал в лед. Я еще понимаю, огненный меч, то
да се, но чтоб ледяной? Сказки.
   Лес расступился, затем так же сомкнулся за спиной,  деревья  трусливо
понеслись назад. Кони бодро мчались по зеленой долине,  а  далекие  горы
подпирали горизонт впереди и слева. Почти такие  же  впереди  и  справа,
когда-то они сомкнутся, а пока кони летят,  как  птицы,  над  сочными  и
брызгающими соком травами.
   Гугол ругнулся, я видел, как его рука дернулась к  ножу,  но  тут  же
бессильно упала. По зеленой траве, приминая верхушки, скользнула широкая
темная тень с угрожающе растопыренными когтистыми крыльями.
   Крупный дракон летел неторопливо, почти не  шевеля  крыльями,  парил,
голова с встопорщенным гребнем чуть поворачивалась из стороны в сторону,
высматривая добычу. Мое сердце билось учащенно,  я  глядя  на  огромного
зверя во все глаза. Он не казался наполн„нным водородом или гелием,  что
давало бы подъемную силу. Крылья громадные, но они все равно  не  смогли
бы нести такую тушу,  даже  если  кости  у  дракона  пустотелые,  как  у
птеродонов  и  птеродактилей.  Но  этот  зверь  в  десятки  раз  крупнее
птеродактиля и выглядит, как летающий танк...
   - А ведь может и напасть, - сказал вдруг Гугол нервно.  Он  на  скаку
достал лук, пустил коня чуть в сторону. - Молодой еще...
   - Ну прямо как Сигизмунд, - согласился я. - И такой же красивый.
   Сигизмунд закричал:
   - Кто красивый?  Кто  красивый?  Господи,  Всевышний,  дай  силу  нам
совершить подвиг! Это же зверь, что похищает девственниц,  попирает  имя
Господне и надругается над церквями и часовнями!
   Дракон пронесся в почти бреющем полете. Он нас явно заметил, старался
теперь рассмотреть наши слабые стороны, поединщик хренов.
   - Да, - согласился Гугол, - ну прямо вылитый Сигизмунд. Тоже зеленый,
тоже с крыльями.
   - Кто зеленый? - закричал Сигизмунд. -  У  тебя  что  с  глазами?  Ты
посмотри на цвета моего рыцарского герба!
   - И еще, - закончил Гугол с глубокомысленным злорадством, - с огнем в
очах и паром из ноздрей.
   - Дымом, - поправил я.
   - Паром!
   - Стрижено, - сказал я.
   Гугол в недоумении умолк, спросил озадаченно:
   - А это... как?
   - Осторожно, - крикнул я, - он в самом деле...
   Сигизмунд уже с опущенным забралом  и  обнаженным  мечом  в  крепкой,
мускулистой руке ждал, когда же дракон сядет и  примет  честный  бой  по
всем правилам. Гугол хватался то за лук, то за нож, даже доставал топор,
в последнем селе мы накупили всего,  благо  амулет  позволял  одеться  и
вооружиться покоролевски, если бы  тут  умели  вооружать  королей,  а  я
заставил коня попятиться ближе к деревьям, меч в  одной  руке,  молот  в
другой, бдю и следю за летающим гадом. Гадом в  биоогическом  смысле,  а
так злости у меня к дракону нет, одно жгучее любопытство.
   Дракон пролетел так низко, что пахнуло ветром, донесся запах гниющего
мяса, словно оно разлагалось  в  когтях  или  зубах  гигантского  зверя.
Гугол, оставив топор, быстро-быстро  пустил  несколько  стрел  вдогонку.
Дракон  вскрикнул,  крылья  затрещали,  он  повернулся   с   неожиданной
резкостью для такого огромного чудовища, пошел над землей еще ниже, лапы
выставив перед собой, когти, как ножи, изготовились ухватить добычу...
   Кони не коровы, шли прямо, потом резко рванулись  в  стороны.  Дракон
пронесся как разъяренный тур, крыльями не  колотил,  сам  изломал  бы  о
землю, и мы все  трое  успели  нанести  каждый  свой  коронный  удар.  Я
зверским ударом срубил лапу начисто, тут же меня сбило крылом на  землю.
Гугол ударил с другой стороны, тоже метил по лапе, но та  удержалась  на
коже и уцелевшем сухожилии, а Сигизмунд, который по  рыцарской  гордости
не свернул, оказался прямо перед стремительно летящей на него мордой.
   Он вскричал красиво и театрально:
   - Во имя Господа и его матери, Пресвятой Богородицы!
   Стремительный  взмах,  лезвие  меча  ударило   со   страшной   силой.
Сигизмунда снесло с седла, я слышал конский  крик,  меня  самого  в  лоб
ударило, перекатило по траве. В сжатых кулаках трещала трава  пополам  с
землей. Я быстро привстал, ошалело огляделся.
   В трех шагах прыгала, приминая траву,  и  скребла  огромными  когтями
землю толстая серо-зеленая лапа, помытая чешуей, как у крупной рыбы.  По
воздуху волочился Длинный хвост, дракон улетал, видно  было,  как  снова
поворачивает, набирает высоту, готовясь налететь...
   Все были  уже  на  ногах,  Гугол  даже  остался  в  седле.  Сигизмунд
поднялся, его шатало, я кивком велел  ему  отойти,  сам  отступил  вбок,
дракона лучше пропустить между нами. Я посвистел коню чтобы не  отбегал,
дракону конь добыча более лакомая чем мелкий и костлявый человек.
   Сигизмунд искал глазами  свой  меч.  Трава  потревоженно  шевелилась,
выпрямляясь от воздушного удара. Нигде ни блеска  металла,  ни  торчащей
рукояти...
   - Снова!
   Дракон сделал полукруг и теперь летел прямо на нас. Единственная лапа
болталась, Гугол все-таки перерубил кость, крылья  судорожно  дергались.
Во лбу нарастал блеск, я наконец увидел, что это и есть меч  Сигизмунда,
который тот ищет в траве. А на самом деле меч всажен в  череп  по  самую
рукоять.
   - Берегись!
   Я швырнул молот навстречу падающему на нас чудовищу. Гугол  почему-то
не стал драться, отпрыгнул. Я успел  увидеть  мелькнувшее  брюхо,  молот
шлепнул в ладонь рукоять, а сильный удар сверху швырнул меня на землю. Я
покатился снова, но теперь  на  спину  обрушилась  невыносимая  тяжесть,
вмяла в землю, теперь уже твердую и сухую, как будто я лежал на  горячем
асфальте...
   Я задыхался, старался удержать эту тушу, вытаскивал себя по  маковому
зернышку.  Потом  услышал  голоса.  Сильные  руки  ухватили  за   плечи,
вытащили. Я ошалело оглянулся.
   Огромная туша дракона распласталась, как раздавленная жаба. От  удара
о землю лопнуло брюхо, выползали внутренности, текла  зеленоватая  жижа,
под ногами сразу захлюпало. Гугол деловито вытирал лезвие своего топора,
а Сигизмунд оставил меня, подбежал к дракону и попинал в огромный  череп
носком сапога:
   -  Свершилось!  Нашими  молитвами,  верой  и  чистотой  наших  сердец
нечестивый  зверь  попран  и  низвергнут!   Больше   не   воровать   ему
девственниц.
   - Да, . - согласился Гугол. - Вот гад, а? И так  их  мало,  самим  не
хватает, а он еще... Как он их чуял? Научиться бы... Ваша  милость,  наш
Сиг ему голову расколол с первого раза, а он еще и летал...
   - Сиг?
   - Да, Сиг.
   Я перевел дух, в ребрах снова колет, сказал мужественно:
   - Что дракон! Вот я раз курице  голову  срезал,  так  она  потом  еще
полдня бегала. Даже зерна пыталась клевать.
   Гугол сразу заинтересовался, спросил живо:
   - Чем?
   Я задумался, в раздражении пожал плечами:
   - Откуда я знаю? Вечно ты лезешь... Сигизмунд, в другой  раз  так  не
геройствуй, хорошо?
   Сигизмунд  обидчиво  дернул  плечом,  железо  загремело,  а  сам   он
скривился, даже побледнел.
   - Ваша милость, разве я встретил его недостойно?
   - Ты встретил его отважно, но  не...  словом,  мы  из  тебя  великого
полководца  делаем,  а  ты?  Если  бы  мы  с  Гуголом  не  обезножили...
обезлапили его сразу, он бы цапнул тебя. Понимаешь?
   - Я разрубил ему череп!
   - Вот и лежали бы сейчас рядышком. Ты видел какие когти? Каждый,  что
лезвие твоего меча!
   Сигизмунд с великим трудом  раскачал  и  кое-как  высвободил  меч  из
толстого черепа. Глаза чудовища еще не погасли: следит  за  человеком  с
лютой злобой, но уже не двинет ни единым когтем, все мы слышали, с каким
жутким скрежетом хребет переломился при ударе.
   Я обошел вокруг, потоптался на перепончатых  крыльях.  Под  подошвами
хрустят, как веточки, тонкие ости, пустотелые,  как  у  гусей  или  кур.
Спина дракона иядежно защищена толстым панцирем, а по хребту  так  вовсе
идет небольшой гребень с шипами. Дурь какая-то, он же  нападает  сверху,
ему бы брюхо укрывать, а не спину!
   Впрочем, мелькнула мысль, что я знаю о драконах?
   Если драконы бьются в воздухе, то им важнее защищать спину, ведь всяк
норовит ударить сверху.
   Гугол взял топор, по-хозяйски обошел зверя, лезвие врубилось в тушу с
неожиданной легкостью. Хлынула кровь цвета морской воды. Топор продолжал
врубаться, показались ребра, широкие и тоже очень тонкие Гугол  довольно
заворчал,  двумя  мощными  взмахами  расширил,  показалась  пульсирующая
темная масса блестящая, мокрая, еще живая.
   -  Хорошо,  -  прорычал  Гугол  и  облизнулся.  -  Всегда  ем  печень
дракона... Сиг, хочешь?
   Сигизмунд заколебался.
   - Да вроде бы надо не печень дракона, а сердце...
   Гугол,  пятясь,  вытащил  огромную  массивную  печень,  она   свисала
сшироких ладоней, как будто он держал только что изловленного  в  теплой
воде большого тюленя.
   - Меньше слушай, - заявил он победно, - таких же... гм... героев. Или
тех прибитеньких, которые песни  складывают.  Сердце  дракона  -  звучит
красивше, но печень - вкуснее!
   Я подошел, оглядел гигантскую печень, предложил:
   - В моем королевстве все стараются приходить к  консенсусу.  Не  буду
вам морочить голову, что это, скажу  сразу:  предлагаю  есть  печень,  а
рассказывать, что ели сердце. Ведь такая ли эта не правда? Вот и сердце,
смотри. Но видно же, что печень - это печень...
   Сквозь ужасную рану, проделанную топором Гугола, было видно и сердце:
все из тугих жил,  слабо  дергающееся,  пульсирующее,  но  если  все  то
правда, что я читал в учебнике биологии про жаб,  то  это  сердце  будет
биться еще сутки. Если не больше.
   Багровые  угли  светились  в  полумраке,  как  огромные  рубины.   Их
набралась целая россыпь, ибо  Гугол,  как  оказалось,  большой  любитель
поесть, одни ломти жарил  на  широких  плоских  камнях,  другие  нарезал
кубиками и пек прямо в углях,  третьи  насадил  на  прутья  и  понатыкал
вокруг ровной цепочкой.
   Сигизмунд развел в сторонке второй костер,  демонстративно  сидел  на
камне и ритмично водил по лезвию затупившегося  меча  точильным  камнем.
Звук получался отвратительным, от него вздыбливались волосы на  пуках  и
на затылке, а по коже пробегал мороз.
   Пока мы пировали, в кустах и  за  деревьями  трещали  ветки,  в  нашу
сторону поглядывали  желтые  глаза.  Однако  все  чуяли  аромат  убитого
дракона, убегали, а мы  всю  ночь  слышали  в  темноте  рычание,  хруст,
чавканье, сопение, топот.
   Когда взошло солнце, Сигизмунд побледнел, сказал дрожащим голосом:
   - Ваша милость, хорошо бы  убраться.  От  огромного  дракона  остался
хорошо обглоданный скелет. В истоптанной траве  блестели  самые  крупные
чешуйки с хребта. На крупных костях видны следы зубов, а  мелкие  зверье
растащило по норам вместе с остатками мяса.
   - По коням, - скомандовал я. - Это мы наелись, а они -  не  знаю,  не
знаю.
   Деревья помчались  мимо  странные,  исковерканные,  как  и  вчерашняя
крепость. Все они торчат из красного, как закат, грунта. В животе  стало
холодновато, я все чаще передергивал  плечами,  словно  стряхивал  чужую
руку с шеи. Какие-то могучие силы здесь все порушили, скрутили  в  узел,
сожгли, размололи в песок. Даже уничтожь весь лес, все кусты, всю  траву
и всех муравьев - это все понятно, такое представить могу. Хотя, правда,
больше в моем мире, но, чтобы  деревья  Даже  сейчас,  спустя  тысячи  и
тысячи лет, росли вот такие... мягко говоря, странные, боюсь  сказать  -
мутировавшие, надо что-то большее, чем разбушевавшийся волшебник.
   Над стеблями травы порхали бабочки, пролетела  стрекоза.  У  бабочки,
если глаза  меня  не  обманули,  по  два  крыла,  да  и  полет  какой-то
правильный, не пьяное бессмысленное шараханье, как обычно.
   Из норки выглянула ящерица, посмотрела на меня внимательными глазами.
Я не делал угрожающих движений, она не пряталась, просто смотрела. Глаза
великоваты, а лоб приподнят, нет привычной гладкой покатости.
   Сигизмунд вскрикнул, соскочил на землю. Я молниеносно развернулся и с
молотом в руке, озверело оглядел окрестности. Гугол тоже  спрыгнул,  они
придали к земле.
   - Что там? - закричал я нервно.
   - Следы! - ответил Сигизмунд.
   - Ланселота? - крикнул я с надеждой. Гугол первым поднялся,  отряхнул
ладони. Перехватив мой взгляд, покачал головой.
   - Разве что он стал трехпалым.
   Сигизмунд поднял голову, желваки  вздулись,  широкие  и  рифленые.  В
глазах была злость.
   - Нехорошо так говорить о крестоносце, - сказал он ледяным голосом. А
потом, обращаясь ко мне, добавил со вздохом:
   - Но кони  здесь  прошли  всего  сутки  тому.  Хуже  то,  что  поверх
отпечатков копыт наложился этот трехпалый след.
   Я сказал нетерпеливо:
   - Тогда поехали. Мы уже близко. Нечего нам следы уток рассматривать.
   Они взобрались в седла, Сигизмунд  молчал,  брови  сдвинул,  а  Гугол
сказал ехидно:
   - Даже если следы утки размером с тележное колесо.
   Я зябко поежился.  Следы  тиранозавра-рекса,  насколько  помню,  тоже
трехпалые. Сигизмунд сказал вдруг севшим голосом:
   - Здесь очень плохое место.
   - Да уж, - согласился Гугол. - Меня, если честно, пот прошиб.
   - Дальше вроде бы получше, - сказал я, ибо вождю надлежит быть  бодру
и смелу. - Это какая-то зона поражения... Вон там и деревья  нормальные,
и все там нормальное.
   Под конскими копытами иногда хрустели белые кости, совсем  истлевшие,
с готовностью  рассыпающиеся  в  пыль.  Некоторые  черепа  выглядели  не
человеческими, не звериными  и  даже  не  рыбьими.  Но  я  не  хотел  бы
встретиться  с  их  хозяевами  даже  в  полном  до-спехе  и   с   мечом,
изготовленным гномами.
   Сердце мое застучало громче. Я повернулся в седле. Да вот те горы  со
срезанными вершинами. Словно в древности отыскался среди великанов  свой
шургенз, срезал к чертовой матери вершины самых  высоких  гор...  ну,  к
примеру, чтобы свободно летать на ковре-самолете.
   - Мы у цели, - сказал я тихо, - ребята, мы добрались!
   - Вон та гора?
   - Средняя, - ответил я. - Никогда так далеко  на  юг  не  забирались,
мороз по шкуре... Хватаем доспехи и - деру взад. Нет-нет, не потому, что
поджилки растрясло в песок! У  нас  есть  уважительная  причина,  верно?
Доспехи ждут в Зорре!
   - Да, конечно, - ответил  Гугол  браво  и  посмотрел  победоносно  на
Сигизмунда. - А иначе мы бы все здесь разнесли, верно?
   - Да, - подтвердил Сигизмунд вынужденно. - Мы бы... с  Божьим  Словом
на  устах...  Мы  бы  поперли,  то  есть  попрали   козни   Врага   рода
человеческого...
   У подножия горы протекала небольшая, но довольно бурная  река.  Гугол
взялся  было  искать  брод,   но   Сигизмунд   заявил   с   великолепной
надменностью, что герои брод не ищут. Сам он попробовал въехать  в  реку
на коне, но пришлось соскользнуть с  седла,  поплыл  рядом,  держась  за
стремя. Мой черный конь вошел в оду равнодушно, мне почудилось,  что  он
вовсе не видит разницы, где двигаться, поплыл с легкостью большой  рыбы.
Черный рог  несся  над  самой  поверхностью  воды,  как  таран  античной
триремы. Я крепко держался за стремя, меня тащило, как на водяных лыжах.
   Последним на берег выбирался Гугол.  Он  ухитрился  потерять  стремя,
начал тонуть, заорал:
   - Господи, спаси!.. Если спасешь, даю обет уйти в монахи!
   Его понесло вдоль берега, под  руку  попалась  ветка.  Он  с  великим
трудом выбрался на берег, проговорил стуча зубами:
   - Господи, чего только не ляпнешь в такой  холодной  воде.  Какой  из
меня монах?
   Нога на мокрой глине поскользнулась, он брякнулся  в  воду.  Поднимая
тучи брызг, прокричал:
   - Да что с тобой, Господи? Уж и пошутить нельзя!
   Сигизмунд пробежал вниз по течению, успел ухватить его за шиворот.  Я
отпустил коня, тот  отошел  в  сторонку  и  встряхивался,  как  огромный
лохматый пес. Брызги от роскошной попоны полетели во  все  стороны,  как
серебряные пули. Я засмотрелся, как  Сигизмунд  тащит  Гугола,  мокрого,
жалкого, и не успел заметить, как из-за спины поднялась  лохматая  туша.
Огромные руки обхватили меня за  грудь.  Я  успел  заблокировать  мышцы,
дыхание не вылетело, как из сплющенного пакета из-под молока, но от боли
в ребрах перед глазами потемнело. Над ухом  раздался  раздраженный  рев.
Зверь продолжал тупо сжимать меня в  объятиях,  вотвот  хрустнут  кости,
жертва обмякнет и ее можно будет есть.
   Сквозь рев крови в ушах услышал чей-то крик. Объятие ослабело.  Потом
я ощутил, что меня держат только одной  рукой.  Я  извернулся,  выхватил
меч, но сильный удар в плечо выбил и меч, и сустав. За  молот  хвататься
бесполезно, я задыхался, вжатый лицом в густую шерсть. Снова и  снова  я
барахтался, бил ногами, пробовал даже укусить,  пока  зверь  не  швырнул
меня на землю.
   Я упал навзничь, треснулся затылком, в глазах заплясали искры.  Гугол
лежал рядом, кровь текла изо рта, глаза бессмысленно уставились в  небо.
Он пытался привстать, но рука подломилась, рухнул, застонал.  Тролль  на
миг  остановился,  маленькие  глазки  оглядели  нас,  взгляд   упал   на
Сигизмунда, что распластался У самых ног.
   Сигизмунд  попытался  перевернуться  на  бок,  избегая  тяжелой  лапы
чудовища, но широкая ступня опустилась на  его  руку.  Я  услышал  хруст
ломающихся костей. Сигизмунд закричал, зверь раскрыл пасть шире, красный
язык облизал зубы. Острые клыки блестели.
   Мои руки подламывались, я все пытался подняться, но боль во всем теле
бросала меня наземь. Гугол зашевелился, взгляд его упал на  тролля.  Тот
ухватил Сигизмунда передними лапами, поднял, тряс. Сигизмунд  попробовал
ударить его кулаком, тролль  отшвырнул  его  руку,  со  скрежетом  начал
сдирать с груди рыцаря металлические пластины доспеха.
   Гугол вскрикнул, лицо его исказилось. Грудь затрещала,  раздаваясь  в
стороны. Узкая голова с близко посаженными глазами начала превращаться в
жуткую морду, широкую и с тяжелой челюстью. Рукава затрещали, лопнули, в
прорехи выглянули покрытые  коричневой  шерстью  бугристые  от  мускулов
руки. Он поднялся, жутко взревел.
   Тролль оглянулся, отшвырнул  Сигизмунда,  как  тряпичную  куклу.  Они
бросились друг на друга, как два покрытых  шерстью  боевых  робота.  Рев
потряс воздух, я слышал тяжелые удары, хриплое дыхание, снова рев. Потом
два зверя уп