овезет.
   - А почему ты решил, - сказал я громко, - что этот Зимель, если  даже
убьет твоего Хельми, то вернет доспехи святого Георгия? Он точно так  же
может привезти их вашему Карлу... или  кому  вы  служите.  И  он  станет
полководцем, а ты... ты будешь дураком, обманувшим своих  воинов...  Три
четверти погибли, а те, которых ты привел, никакой добычи не получат!  У
нас ничего нет,  а  убить  хоть  кого-то  еще  сможем...  Улаф  зарычал,
схватился  за  рукоять  меча.  Воины  громко  роптали,  двое   ветеранов
решительно протолкались к нему, один сказал:
   - Я привел лучших храбрецов из своего племени!  Но  от  всего  отряда
осталось только двое. Но и они не вернутся героями, отягощенные  золотом
и с молодыми пленницами! И я не смогу заплатить семьям убитых.
   Улаф выхватил меч, слегка  пригнулся,  готовый  дорого  продать  свою
жизнь. Лицо его дергалось, изо рта потекла пена. Он  начал  грызть  край
щита.
   Воины медленно отступили, ветераны тоже попятились, а  затем  сделали
знак воинам и все вместе плотной группой направились в сторону Зорра.
   - Я всех вас уничтожу! - прокричал Улаф вдогонку. -  Вы  предали!  Вы
нарушили договор!
   С далекого холма спустился на темном коне огромный всадник. Конь  шел
в нашу сторону усталой рысью. Всадник был в темном  плаще,  но  я  сразу
ощутил, что плащ наброшен на металлические доспехи.
   Конь перешел на шаг, всадник окинул нас равнодушным взглядом, Улаф  в
бессильной ярости смотрел на нас с Бернардом. Ланселот еще не шевелился,
но Асмер пришел в себя, сел, в руку взял кинжал. Его затуманенные  болью
глаза отыскали ноги Улафа, и тот словно ощутил острие кинжала  на  своих
сухожилиях, отступил, обернулся к всаднику.
   - А ты кто, черт бы тебя побрал?
   - Твой хозяин, раб!
   Улаф задохнулся от бешенства, ринулся на всадника с  поднятым  мечом.
Но его клинок встретился с клинком  всадника.  Свободной  рукой  всадник
отбросил  капюшон,  Улаф  вздрогнул  и  отступил.  Меч   его   бессильно
опустился.
   - Господин... - вырвалось у него робкое. - Но  говорили...  говорили,
что вы погибли...
   - Я к гибели был близок, - прорычал  Ягеллан.  Он  посмотрел  в  нашу
сторону, я содрогнулся от его обезображенного багровыми шрамами лица.  -
Очень близок... Но ни герои, ни маги так просто не умирают. Ты проиграл,
Ричард!  Оружие  Арианта  заперто  Святым  Заклятием,  и  нет  на  свете
человека, который мог бы пройти через эту  защиту.  Ни  в  твоем  сраном
Зорре, ни где еще... Но как вовремя вы подоспели  со  своими  ничтожными
доспехами святого Георгия! Это как раз то, в чем я легко пройду  защиту,
наложенную святошей... Теперь доспехи и меч Арианта наконец-то мои!
   Смертельный холод  пахнул  мне  в  спину.  Улаф  кашлянул,  привлекая
внимание, поклонился.
   - Господин... твои вещи унес вор. Его зовут Хельми, ты его знаешь.  Я
за ним послал вдогонку Зимеля с десятком лучших воинов, но...  надежнее,
если ты сам, господин, с твоей способностью летать...
   Ягеллан спросил жестко:
   - Хельми?
   - Да, господин.
   - Он украл все вещи?
   - Да, господин, все.
   Ягеллан прорычал в таком бешенстве, что Улаф отпрянул в страхе:
   - Хельми уже стал кормом для  волков!  Его  клюют  вороны!  Мой  конь
перепрыгнул через его труп, когда я несся сюда.
   Улаф спросил растерянно:
   - Но мешок, в нем доспехи... Ягеллан проревел в бешенстве:
   - Их там не было!
   - Господин, - прошептал Улаф в ужасе, - но как же...
   Ягеллан повернулся  к  нам.  Его  шатало,  он  явно  был  измучен  до
крайности, а страшные шрамы, перекашивая половину лица, придавали жуткий
вид.
   - Улаф, - велел он осевшим голосом, - немедленно бери десяток... нет,
пару десятков лучших воинов. Скачи по следам. Найди! Найди эти  доспехи!
Только с ними я могу пройти защиту и получить меч и доспехи Арианта.
   Улаф попятился,  ожег  нас  ненавидящим  взглядом,  исчез.  Страшное,
обезображенное  лицо  Ягеллана  дергалось,  шрамы  пульсировали,  словно
внутри что-то кипело. Глаза вспыхнули, но  тут  же  погасли.  Я  впервые
увидел, что Ягеллан не только обезображен,  но  и  выдоен  до  последней
капли.
   - Не может быть, - прохрипел он с  ненавистью.  -  Не  может  быть...
чтобы все было потеряно! Была только одна возможность  пройти  защиту...
именно в доспехах святого Георгия! Но теперь опять века... а то и тысячи
лет... Если доспехи затеряются, заснут в каких-то щелях, как спят в этой
земле тысячи странных изделий древних времен, то...  Единственная  малая
радость, что у меня осталась, - это подвесить  вас  всех  над  медленным
огнем. Я это сделаю, сделаю с радостью...
   Ланселот   зашевелился,   открыл   затуманенные   глаза.   Рука   его
вздрагивала, но тянулась к мечу, что лежал рядом. Асмер стиснул  кинжал,
а Бернард выпрямился во весь рост, сказал гулко:
   - Ню-ню. Сделай... если сможешь.
   За спиной Ягеллана стояло еще около двух десятков воинов с обнаженным
оружием в руках. Все смотрели на нас  с  почтением  и  страхом.  Ягеллан
указал в нашу сторону.
   - Взять их!.. Если не сможете  взять  живыми,  то...  так  и  быть  -
убейте! Я все же получу какое-то удовольствие, когда изрежу их  тела  на
куски...  и  скормлю  собакам.  А  потом  вы  возьмете  Зорр...  и  ваши
победоносные войска ничто не остановит!
   Воины двинулись на нас, прикрываясь щитами,  очень  осторожные.  Даже
те, что вели себя в прошлый раз, как берсерки, в этот раз  шли  смирные,
как овечки. И держали строй.
   Бернард тяжело замахнулся топором, но я его опередил,  сделал  выпад,
поймал врага на ложный замах,  а  сам  ткнул  мечом,  как  шпагой.  Воин
всхлипнул и повалился навзничь, расстраивая слаженный строй.
   - Хорошее начало, - слабо сказал Асмер. Он бледно улыбался,  в  обеих
руках его по кинжалу, но вставать он не решался. Под ним широкая красная
лужа, из глубоких ран на ногах все еще сочатся кровь и сукровица.
   - Их нам и на семечки не хватит, - сказал я  нагло.  Они  ринулись  в
нашу сторону. Я вскинул меч... мир вспыхнул слепяще-ярким светом!  Стало
светло, я б сказал, как днем, если бы это не было днем, но даже небо над
нашими головами на краткий миг превратилось от неожиданности в темное  и
звездное, а нас высветило, как мощными прожекторами. Земля загудела  под
грохотом множества копыт.
   Воины оглядывались, вскрикивали в  ужасе.  Со  стороны  леса  неслись
огненные всадники. В руках у них сыпали искрами поднятые к небу огненные
мечи. У коней из ноздрей вырывалось красное пламя. Оранжево-желтые  мечи
и красное пламя, а  остальное  все  было  белое,  настолько  белое,  что
всадники сливались с белоснежными конями. Во главе конного отряда  несся
огромный человек с развевающимися седыми волосами.
   Воины, вопя, побросали оружие и начали разбегаться  во  все  стороны.
Всадники пронеслись через них, я ощутил волну жара, огненные люди и кони
разом исчезли, а на земле остались быстро высыхающие грязные лужи.
   Бернард ударил обухом топора  по  голове  Ягеллана.  Асмер  приставил
острие ножа к подколенной жиле мага. Смертельно испуганный,  трясущийся,
он пошатнулся и покорно встал на колени. Бернард сорвал у него  с  плаща
длинный расшитый золотом шнур, Ягеллан вытянул  шею,  но  Бернард  всего
лишь крепко связал руки за спиной.
   Седой всадник легко спрыгнул с коня. От него  шел  чистый,  радостный
свет, перед которым дневной свет  казался  сумерками.  Он  был  в  одном
хитоне, ворот на  груди  распахнут,  открывая  густые  заросли  снежного
цвета, в которых запуталась бы даже крупная мышь. Я боялся  взглянуть  в
глаза всаднику, страшась не увидеть в глазных яблоках зрачков  вовсе,  а
когда все-таки взглянул, в глазных впадинах не было даже глазных яблок -
колыхался чистый, первозданный свет.
   - Когда на одной стороне выступает колдовство, - произнес он  богатым
резонирующим голосом, - на другой стороне  вправе  выступить  равная  по
мощи святость.
   Бернард ни фига не понял, но поклонился и ответил с достоинством:
   - Милорд, мы выполняли свой долг.
   Огненноглазый кивнул, прошел  мимо,  пальцы  его  на  ходу  коснулись
Ланселота.  Взглянул  на  Асмера  быстро  и  остро,  чему-то  улыбнулся,
похлопал по  плечу.  Асмер  вздрогнул,  в  глазах  появилось  непомерное
изумление.  На  грудь  Совнарола,  что  не  подавал   признаков   жизни,
огненноглазый опустил ладонь и подержал,  прислушался.  Мы  смотрели  на
него во все глаза, он тронул Сизигмунда, а Бернарда одобрительно  ударил
по плечу, сказал звучным голосом:
   - Благодарю за службу, центурион!
   Я подумал, что вряд ли Бернард знает, что такое центурион,  но  когда
огненноглазый наконец повернулся ко мне, я сказал торопливо:
   - Похоже,  Карл  собирается  повторить  штурм  Зорра!  Вы  со  своими
всадниками... кстати, куда они делись... не собираетесь помочь?
   К огненноглазому подошел конь, потыкался мордой  в  плечо.  Справа  и
слева от седла висело по грубому мешку,  в  обеих  легонько  позвякивало
железо.
   - Помочь? - услышал я сильный, совсем не старческий голос. - Нет, это
не для меня... Даже нынешняя выходка... это уже чересчур. Просто однажды
я вот так уже скакал с мечом в руке... В прежней жизни. Вот что,  Дик...
держи щит...
   В великом изумлении я увидел рыцарский щит дивной работы,  машинально
взял. По  спине  побежали  мурашки,  я  узнал  этот  щит.  Огненноглазый
повернулся снова, в его руке возникли великолепные ножны.  Рукоять  меча
из них торчала строгая, без украшений. Сердце  мое  дрогнуло.  Украшений
нет, но форма такая, словно над нею потрудился институт  по  дизайну,  а
каждый   изгиб    рождался    в    результате    тщательнейшей    работы
математиков-топономиков.  Старинные  пушки,  как  я  видел  в  учебниках
истории, все с выпуклыми фигурами львов, орлов, грифонов, единорогов,  а
современные - гладкие, простые, такое же  впечатление  произвел  и  этот
меч, но я всеми  фибрами  чуял,  что  и...  гм...  по  эффективности  он
отличается от увиденных прежде мечей, как  современная  пушка  от  пушек
Ивана Грозного.
   Я прошептал:
   - Тертуллиан, но это же невозможно...
   Он засмеялся, показывая крепкие зубы из пляшущих языков белого  огня.
Увидев мой  пристальный  взгляд,  дернул  щекой,  зубы  стали  обычными,
желтыми, со съеденными краями.
   - Ты знаешь, - ответил он спокойно, - возможно.
   - Но как, - вырвалось у меня блеющее, -  ведь  Ягеллан  жив,  у  меня
ничего не получилось!
   - Получилось, - сказал он. - Ты лихо обрушил на него целую гору!  Это
было зрелище. Спасая шкуру, он  снял  заклятие  и  собрал  всю  мощь  до
последней капли, чтобы  выползти  живым.  Ну,  я  не  стал  досматривать
зрелище, хоть и хотелось. Взял, сам понимаешь, доспехи...  Долго  думал,
что с ними делать. Ревностному Христианину  их  нельзя  касаться,  велик
риск загубить душу. Словом, в конце концов придумал.
   Он протянул мне меч рукоятью вперед. Я не брал, ошалело всматривался.
Тертуллиан сказал строго:
   - Возьми! Меча первым должен коснуться ты.
   Конь мягко ткнулся ему в спину лбом, положил на плечо  длинную  умную
морду и посмотрел с укоризной на всех нас. Тертуллиан спохватился.
   - Пора! Вы знаете, что делать.
   Он сбросил на землю оба мешка, конь под ним красиво взвился на  дыбы,
Тертуллиан вскинул руку в прощании, исчез. Наши кони стояли  неподалеку,
а мой конь в сторонке что-то  жрал,  я  слышал  хруст,  словно  работала
мощная камнедробилка.
   Сигизмунд подошел робкими шажками. Лицо его вспыхнуло алым огнем, тут
же пурпур быстро опустился на всю фигуру, и золото заблестело, как  жар.
Это яркое солнце высунулось из-за туч, отшвырнуло тени, как ударом моего
молота, и остатки тьмы ринулись прятаться в щелях и за камнями.  Бернард
в изумлении смотрел на меня и покачивал головой.  Он  почти  не  обратил
внимания, что все его раны зажили от дружеского удара святого по  плечу,
это Асмер ликовал, ощупывал себя, постоянно проводил ладонями  по  лицу,
пытаясь  отыскать  украшающие  лицо  героя  шрамы.  Ланселот  стоял  над
Ягелланом, что-то спрашивал настойчиво, приставив острый клинок к горлу.
А Совнарол зашевелился, сел, упираясь руками в  землю.  Глаза  его  были
закрыты.
   Сигизмунд почтительно преклонил колено.
   - Сэр Ричард! Ваша милость, почтите меня великой честью... помочь вам
облачиться в доспехи великого Арианта!
   - Почтю, - ответил я. - Давай,  действуй.  Хрен  их  знает,  как  они
одеваются.
   По красивому лицу Ланселота пробежала судорога,  но  рыцарь  смолчал,
только метнул в мою сторону ненавидящий взгляд.
   Сигизмунд с почтением и  трепетом  развязывал  мешок.  Лицо  молодого
рыцаря озарилось неземным светом, глаза блестели как звезды, голос  стал
звучнее, а когда он выпрямился  с  панцирем  в  руках,  от  него  самого
исходил свет.
   Панцирь мне показался слишком прост,  что-то  вроде  жилета  из  двух
половинок. Сигизмунд приставил  одну  к  моей  груди,  вторую  к  спине,
щелкнуло, я слышал изумленный вопль моего преданного вассала:
   - Они слились!..
   - А как я вылезу? - спросил я сварливо.
   - Ну... гм.. Господь же милостив?
   Однако в панцире я чувствовал себя свободно, словно в самом деле влез
в старый, разношенный  жилетик  из  джинсовой  ткани.  Сигизмунд  обеими
руками, как королевскую корону, опустил мне на голову шлем. В  его  юном
лице я видел безмерный восторг и восхищение.
   Напоследок он пошарил в опустевшем мешке, на свет появились два, нет,
четыре браслета. Все шириной с ладонь, но два таких, что мне  разве  что
на бедра, два могли бы на бицепсы...  или  на  то  место,  где  у  людей
бицепсы, а у меня то, что я тоже называю бицепсами.
   Глаза Сигизмунда чуть расширились, он явно впервые зрит такое, это  у
меня от таких браслетов в глазах рябит в бесконечной ?конине?,  ?зенине?
и подвигах говорящих на американском сленге Геракла -  Одиссея-Синдбада,
но, едва я закатал рукава, Сигизмунд смекнул и одел мне на  бицепсы  те,
что для бедер, а бицепсовые - на  запястья.  Оба  мы  испытали  минутную
неловкость, ибо Ариант явно был каким-то горным великаном, мои бицепсы в
его браслетах - как червяки в трубе нефтепровода, но  едва  эти  железки
оказались на месте, то ли уменьшились, то ли мои мускулы  от  возмущения
напыжились, но я  ощутил  приятное  и  надежное  прикосновение  металла,
плотное, словно браслеты приросли к коже.
   Бернард оглядел меня  с  головы  до  ног  критически,  придирчиво.  Я
чувствовал себя в этих браслетах глуповато, похожий на Шахерезаду  перед
шахом. Взгляд Бернарда был страдающим.
   - Меч, - громыхнул он. - Что за меч... император  отдал  бы  половину
земель за такой... И корону бы отдал! Но доспехи...  гм...  не  понимаю.
Либо парень из очень жарких стран, либо тогда лучше ковать не  умели.  А
щит... что на нем за звери?
   Сигизмунд с готовностью поднял щит, руки вздрогнули,  он  всмотрелся,
перевернул, на щеках вспыхнул румянец, торопливо протянул щит  Бернарду.
Сердце мое колотилось все сильнее. Звери - черт с ними,  но  изображение
стереоскопическое, как бы утоплено в глубине, там  словно  метет  слабая
поземка, мне тоже захотелось перевернуть щит и посмотреть с той стороны.
   Бернард остро взглянул на меня.
   - Тертуллиан все подал тебе в руки. Чтоб эти  вещи  запомнили  нового
хозяина.
   - Да, - согласился я. - У нас тоже делают такие пистолеты  с  чипами,
чтобы слушались только хозяина... В смысле, в нашем  королевстве.  Чужак
из такого... гм... выстрелить не может. Так что  мне  это  знакомо.  Это
дорогое оружие, Бернард.
   - Дик, кто ты?
   Вместо  ответа  я  громко  свистнул.  Сгусток  мрака,  что  жевал   и
перемалывал камни, исчез там и мгновенно появился передо мной. В глазных
орбитах полыхало, выплескиваясь,  багровое  пламя,  уши  стояли  торчком
по-волчьи.
   Я  поставил  ногу  в  стремя,  Бернард  все  еще  не  сводил  с  меня
вопрошающего взгляда. Одним прыжком  я  очутился  в  седле,  дивный  щит
слева, рукоять древнейшего из мечей смотрит из-за плеча, а  удивительный
панцирь колышется на моей груди вместе с дыханием.
   Совнарол  торопливо  подобрал  второй  мешок,  где  доспехи   святого
Георгия, приторочил к своему  седлу  и  взобрался  на  коня.  Моя  рука,
отягощенная браслетами героя, выстрелила в направлении Зорра.
   - Там ждут от нас доспехи святого Георгия. Поспешим?
   После паузы кто-то вздохнул, а Ланселот скомандовал звучным голосом:
   - По коням!

Глава 31

   Нас увидели, как и в прошлый раз, издали. Заскрипели створки ворот, а
когда за  нами  бросились  какие-то  смельчаки,  их  отогнали  со  стены
стрельбой из  арбалетов.  Я  перевел  дыхание,  увидев  суровые,  полные
достоинства лица воинов Зорра. Доспехи  их  не  блистают,  на  шлемах  и
нагрудных пластинах следы от ударов топорами, мечами, даже от стрел,  но
я чувствовал их силу и стойкость, что наполняла воздух крепости.
   Оказывается,  все  это  время  я   жил,   сроднившись   со   страшным
напряжением, привык, притерпелся, оно стало для  меня  таким  привычным,
что не замечал, а теперь вот как  будто  кости  из  меня  вынули,  готов
сползти медузой прямо сейчас с коня, лечь, отоспаться...
   Из караульного помещения вышел Беольдр, и я Фазу подобрался, выпрямил
спину. Беольдр сильно похудел, из-за этого  выглядел  еще  выше  ростом,
лицо его потемнело, глаза глубоко запали. Он сам взял  наших  коней  под
уздцы, помолчал, глядя нам в лица.
   Он ничего не  спрашивал,  боялся  услышать,  и  Ланселот  сказал  без
привычной для него суровости в голосе:
   - Все с нами.
   Отец Совнарол подтвердил смиренным голосом, но  .дьявольская  гордыня
звучала в каждом слове:
   - С Божьей помощью, с Божьей помощью. Беольдр оглянулся  на  запасных
коней, что с любопытством осматривались  в  поисках  конюшни  и  молодых
кобылиц. Худое лицо медленно светлело, словно внутри  зажглись  свечи  и
осветили его через кожу.
   - Я в самом деле, - сказал он дрогнувшим голосом, - боюсь поверить...
Ведь дела очень плохи, Ланселот.
   Ланселот картинно выпрямился, глаза сверкнули праведным гневом.
   - С нами доспехи святого Георгия Победоносца!  -  сказал  он  громко,
чтобы услышали и солдаты, защищающие ворота. - Так кто же против нас?
   Бернард добавил с небрежностью:
   - Не так уж и много войск по ту сторону стен. Сигизмунд сказал чистым
юношеским голосом:
   - Было больше, но теперь...
   - Силой Божьего слова, - напомнил Совнарол строгим голосом.  -  А  уж
потом нашими мечами.
   Беольдр покачал головой. Лицо снова потемнело, а огонь в глазах угас.
   - Все гораздо хуже, - проронил он. - Шарлегайл плох... Уже  почти  не
встает. Узнав, прибыла его сестра, владетельная Зингильда, ты ее знаешь.
Спешит заявить права на трон. С нею ее начальник стражи...
   Грудь Ланселота раздалась, а нижняя челюсть выдвинулась еще больше. В
холодных серых глазах появился металлический блеск, словно на лезвии его
меча.
   - У Шарлегайла нет сына, но есть законная  дочь!  Принцесса  Азаминда
имеет больше прав, чем его сестра.
   Беольдр  развел  руками.  Огромный,  могучий,  он  казался  медведем,
пойманным в лесу и посаженным на цепь.
   - Сейчас права у того, у кого длиннее меч. Ланселот, ты  знаешь,  кто
теперь у нее начальник стражи? Сир де Мертц. Да, тот самый Сир де Мертц.
   Ланселот  посерьезнел,   аристократичное   лицо   вытянулось,   скулы
заострились, а желваки натянули кожу и застыли  рифлеными  кастетами.  Я
видел, как дернулись губы, явно для  ругани,  но  он  вспомнил  о  своем
происхождении, а вокруг одни простолюдины, произнес ровным голосом:
   - Беольдр,  мы  должны  доставить  Шарлегайлу  доспехи...  как  можно
скорее. Он наш король.
   - Я с вами, - ответил Беольдр. - Но прошу тебя,  Ланселот...  никаких
ссор!
   Бернард прорычал за моей спиной:
   - Никаких, ваша милость! Ну прямо никаких, обещаем.
   - Я не хочу гражданской войны, - добавил  Беольдр,  -  когда  у  стен
Зорра враги.
   Его лицо дергалось, я с изумлением и состраданием понял суть  мучений
этого сильного