великой  реки  Касанги,  а
также в Великой Принге и в горной стране Грагенте...  даже  среди  диких
племен горцев и свирепых степняков - всюду воцарилась христианская вера.
   Да что там  дикие  племена:  проповедники  и  пророки  пронесли  свет
христианского пламени в неведомые ранее земли Гиксии и Горланда, Бриттию
и Шумел, Анду и Мезину, и даже на острова Гагинии. Везде обретало  слово
Христа, и, казалось, вот-вот весь мир узнает свет истинной веры.
   Но то ли успокоились, то ли передышка  затянулась,  только  по  всему
крайнему югу понесся холодный смерч и  во  за  которым  двигались  толпы
чудовищ. Тьма закатила весь юг, испепелила христианские страны Бурнанду,
Гиксию и Горланд, а все христиане погибли в страшной резне.  Затем  Тьма
двинулась на Бриттию, Шумеш, и там  горели  города,  монастыри,  церкви,
христиане принимали смерть мужественно, их распинали, жгли  на  кострах,
вырывали у их детей сердца,  а  родителей  заставляли  есть.  В  церквях
устраивали конюшни, а распятия  использовали  как  мишени  для  обучения
стрелков.
   Один за другим гибли осажденные монастыри,  которые  основали  первые
аскеты, ставшие святыми покровителями тех мест,  гибли  церкви,  что  по
мощи стен могли тягаться с самыми укрепленными замками. Говорят, в самом
сердце захваченных земель устояло только королевство Кернель, крохотное,
горное, защищенное природой лучше, чем это  сделали  бы  самые  искусные
инженерыстроители. К тому же королевство охраняет могучий святой, однако
его сил хватает только на то, чтобы не дать силам врага взломать  стены,
но отбросить их он не может...
   Раздавлена, унижена,  брошена  в  грязь  богатая  и  цветущая  страна
Мезина, полностью захвачен  Грангепт,  даже  свирепые  степняки  приняли
власть Тьмы, и теперь их лучшие воины идут под  знаменем  короля  Карла.
Кто не признавал их власть,  тех  вырезали  начисто.  Кто  сопротивлялся
долго, а потом все же покорялся, тех вырезали тоже, включая младенцев, а
города жгли.
   Исчезли, яко дым, могучие государства Варт Генц, гланды и  Упарингия,
где вера была недостаточно велика, чтобы всего за десяток лет  с  Начала
вытеснить Нечисть за пределы, а от огромного королевства  Месонг  уцелел
клочок где-то в горах, куда поленились, подняться идущие вперед и вперед
войска Тьмы.
   И вот теперь мы едем через совсем  недавно  христианский  Варт  Генц,
едем крадучись, едем и затихаем на полуслове, уши на макушке. К счастью,
никто не ждет такой дерзкой вылазки, потому  пока  мы  не  встретили  ни
одного конного отряда на дороге, который спрашивал бы подорожную грамоту
и куда, и зачем едем, и по какому делу.
   Впереди у края дороги высился  белый  камень.  Я  не  увидел  на  нем
каких-либо знаков, размахнулся совершенно бездумно, ибо  надоел  и  спор
двух умников, и собственные тяжелые мыслив рукоять молота  вырвалась  из
моей ладони с силой, словно лягушка оттолкнулась лапами, молот  полетел,
хлопая по воздуху единственной лопастью.  Я  успел  подумать,  что  веду
себя,  как  мальчишка  в  телефонной  будке  ночью,   что,   хмелея   от
безнаказанности, срывает трубку и бьет стекла...
   Молот ударил с мощью, тряхнувшей под конскими копытами землю.  Камень
остался цел, ни единой царапинки, а молот... бессильно упал рядом!
   Мороз  пробежал  у  меня  по  спине.  Оглянулся,  Сигизмунд   смотрит
озадаченно, только Гугол посмотрел с равнодушным презрением. Я  нагнулся
с коня, молот непривычно тяжел, или это я еще не  привык  свешиваться  с
седла, как печенег, поднял, молот блестит сердито и смущенно.
   Гугол буркнул язвительно:
   - Это камень Мощи.
   - Какой? - спросил я.
   Гугол не успел раскрыть рот, как Сигизмунд ответил оскорбленно:
   - Нечестивой, ваша  милость.  Какой  же  еще?  Мощь  бывает  либо  от
Всевышнего, либо от дьявола. Другой мощи нет. Но Господь Бог  не  станет
одарять силой безвестные камни. Нет, этот камень наверняка впитал немало
крови христианских младенцев...
   Гугол сказал громко:
   - Сиг, опомнись!.. Вера Христа пришла сюда поколение  тому  назад.  А
эти камни уже тысячи лет торчат из земли. И всегда торчали...
   Сигизмунд огрызнулся:
   - А я как сказал?
   - Ты сказал, христианских.
   - А младенцы, - отрезал Сигизмунд, - все  христианские!  С  рождения.
Это потом их делают... ну, нехристями.
   Гугол двинул узкими птичьими плечами, с таким редким доводом  спорить
трудно, повернулся в седле в мою сторону.
   - В этих камнях странная мощь. Никто не знает, то ли древние  колдуны
ее туда упрятали, то ли они сами вобрали мощь от солнца...  А  может,  и
сейчас вбирают?
   - Э-э! - сказал Сигизмунд предостерегающе. - А ты откуда знаешь? Надо
бы отцам-инквизиторам по-расспрашивать тебя самого...
   - То ли от звезд и нечестивой луны, - продолжил Гугол уже торопливее,
он тоже не жаждал разговора с инквизицией, - но эти камни... Чаще  всего
это просто камни. На перекрестке дорог между Галли  и  Алемандрией  тоже
стоит один... Крестьяне говорят, что иногда  над  ним  собираются  тучи,
молнии долбят в него, словно куры  по  ореху,  стоит  страшная  гроза...
потом все стихает. Бывает, что среди зимы  вдруг  вокруг  него  начинает
таять снег и лед, земля покрывается зеленой травой... Священники  трижды
кропили святой водой, читали литургию, но не помогло. Тогда  его  просто
промяли и велели о нем забыть. Так что пусть ваша милость не винит  свой
молот.
   Конь прошел мимо камня, не чувствуя его магической мощи. Я оглянулся,
камень медленно удалялся, ничем неотличимый от остальных таких же глыб.
   Откуда он свалился,  гад?..  Близко  гор  нету...  Сигизмунд  скромно
усмехнулся, но  не  ответил,  Гугол  начал  с  преувеличенным  вниманием
рассматривать горизонт. Я со  стыдом  вспомнил,  что  ледники  и  у  нас
камешки притаскивали  на  своем  горбу,  а  потом,  растаяв,  оставляли,
обкатанные со всех сторон, посреди степей,  чтобы  печенеги  да  половцы
ломали головы. Гугол сказал наставительно:
   - Вы храбрый человек, сэр Ричард!.. Зачем вам знать,  что  существуют
другие силы, кроме человеческих да бычьих мускулов?
   - Да-да, - пробормотал я. - Я как раз такой. Ура, шашки наголо и  еще
раз ура...
   - Вот-вот, - одобрил Гугол. - Не рыцарское это дело знать, что  магия
может таскать камни и потяжельше. И что магия может вообще многое...
   Сигизмунд наконец уловил какой-то подвох,  засопел.  Его  конь  пошел
рядом с конем Гугола, а Сигизмунд начал не столько  прислушиваться,  все
равно не поймет, но присматриваться к хитрой роже  Гугола.  Гугол  сразу
посерьезнел, подобрал поводья и выпрямился.

Глава 21

   Я держался и в этом Варт Генце,  как  надлежит  руководителю  похода:
улыбался, показывал нечищеные зубы, ехал с гордо выпрямленной спиной, но
все мои фибры предупреждали об опасности. Как кошку  или  муравья  нечто
предупреждает о скором землетрясении.
   День был настолько жаркий, что мы прятались от зноя,  как  собаки  от
мух, весь полдень,  даже  поспали  всласть,  но  зато  я  решил,  что  в
состоянии ехать ночью. По крайней мере, прихватить ее часть, благо  луна
огромная и полная, заливает всю долину серебристым светом, видно  каждую
травинку, каждого жучка и паучка.
   Воздух стоял теплый, как  свежесдоенное  молоко,  не  колыхнется,  от
земли поднимаются пряные запахи, все травы здесь пахучие,  любую  в  суп
клади, а  звезды  на  выпуклом  небосводе  яркие,  блистающие,  половина
подмигивает, мерцает, что-то настойчиво старается втолковать,  пояснить,
передать, сообщить...
   Я ехал, задумавшись, потом тишину нарушил легкий вскрик Сигизмунда. Я
видел, как он насторожился, рука в латной рукавице  поползла  к  рукояти
меча. Конь под ним тоже фыркал и прядал ушами.  Залитая  лунным  том  на
темном небе четко выделялась сторожевая вышка на высоких столбах.  Внизу
два домика, от коновязи доносится тихое ржание. Я взял молот в  руку,  в
это время из темноты раздалось:
   - Мы вас видим!.. Вам проще спешиться. Коней оставьте у коновязи, а в
доме есть еда и пиво.
   Сигизмунд взглянул на меня. Я спросил:
   - А если не спешимся?
   Голос ответил с издевкой:
   - Времена сейчас нелегкие... По три стрелы в каждого хватит?
   - Даже много, - ответил я. - Мы принимаем любезное приглашение.
   Сигизмунд сдавленно ругался, лицо кривилось, ладонь то и дело прыгала
к мечу. Мы отряхнули на крыльце пыль с  одежды.  Из  комнаты  доносились
сильные грубые голоса, кто-то заорал песню.  Когда  я  распахнул  дверь,
песня оборвалась. В помещении дымно и жарко, но воздух сухой, за широким
столом человек десять крупных мужчин, все в кольчугах,  у  троих  поверх
кольчуг стальные панцири.
   Я ощутил на себе десяток пар глаз. Один заорал ликующе:
   - Кого нам Христос послал!
   Второй сказал вопросительно:
   - Они?
   - Да, - сказал первый, - те самые, беглые. Повесим их сразу?
   - Нет, - решил второй. - Сперва пусть расскажут, чего они тут делают.
   Они широким жестом пригласили нас за стол. Сигизмунд стоял, вызывающе
выдвинув челюсть ?а-ля селот?, грудь вперед,  взор  выбирает  жертву,  с
кого начать.
   Мы с Гуголом сели, Гугол сразу  придвинул  к  себе  блюдо  с  жареным
мясом, вытащил нож. Первый кус предложил мне, я отказываться не стал,  я
ж в этой формации вроде бы имею  право  даже  на  первую  брачную  ночь,
только вот все не на ком свои  права  использовать,  а  Сигизмунд  после
достойной паузы тоже опустился за стол. Нож в его руках был точно  такой
же, как и у Гугола, но почемуто у него он выглядел очень опасным.
   Вскоре  половина  гуляк  потеряла   к   нам   интерес   о   разговоры
возобновились, только первые двое  стражей  рассматривали  нас  с  явным
подозрением. Первый сказал серьезно:
   - Ладно, а теперь без шуток. Если вы не  расскажете,  кто  вы  и  что
здесь делаете... да еще ночью, то мы вас  в  самом  деле  повесим.  Я  -
Эрланг, начальник сторожевого поста, как  вы  могли  заметить.  Это  мое
право - вешать. Или рубить головы.
   - Меня зовут  Изаэль,  -  сказал  второй.  -  Я  его  помощник.  Могу
подтвердить, что перевешали немало... Итак?
   - Мы просто путешествуем, - ответил я. - Ночью? Да просто любим ночь.
Меньше жары, мух, пыли.
   Эрланг нахмурился:
   - Слишком не правдоподобно.
   - Ну и что? -  возразил  я.  -  Ребята,  как  у  вас  с  презупенцией
невинности?
   - Презу... чего? - спросил Эрланг. - Презу...лупцией?
   Изаэль махнул рукой.
   - Пора вешать. Как думаешь?
   - Думаю, пора, - ответил Эрланг. - Как, ребята, кто считает,  что  их
лучше повесить?
   - Повесить! - заорало несколько человек.
   - Срубить головы! - крикнули другие.
   - На кол, - пискнул кто-то. - Давно не сажали на кол!
   Гугол внезапно хлопнул ладонью по столу. Все тихли, смотрели на  него
с удивлением. Он покачал головой.
   - Вы ведете опасные игры, - сказал он укоризненно - Его  милость  сэр
Ричард перебьет немало из вас,  прежде  чем  падет  сам.  Сэр  Сигизмунд
разнесет здесь все как бы ни был ранен и измучен. А я, великий Гугол, вы
еще не знаете этого тихого скромного парня, это я о себе!.. Нет,  раньше
вы так грубо не шутили. Или набрались здесь вредных привычек?
   Эрланг смотрел с нескрываемым интересом.
   - Ну-ну, - поощрил он. - Что скажешь?
   - Я скажу, что ваша история шита белыми нитками. Да и то гнилыми! Это
только сэр Ричард в своей благородной рассеянности мог не заметить,  что
вы, садясь за стол, не призвали ни Христа, ни дьявола, ни Хозяина  Огня,
ни даже духов Земли. Если  бы  у  доблестного  сэра  Сигизмунда  не  был
покалечен глаз, наш благородный конт заметил бы,  что  у  тебя,  Изаэль,
плащ был подбит горностаевым мехом, а сейчас он с  мехом  из  соболя!  А
ведь ты не вставал из-за стола! А как ты  снял  с  полки  медное  блюдо,
всего лишь протянув к нему руку? А много таких  мелочей,  вроде  огня  в
очаге, где поленья все горят и горят, но на угли не рассыпаются.
   Изаэль покачал головой. В глазах сперва  мелькнуло  изумление,  потом
рот расплылся в широчайшей улыбке.
   - Я ж чуял, - сказал он громко, - что в этих бастардах  что-то  есть!
Хоть у него от настоящего осталась едва ли одна печенка, но он все равно
умнее этих... остальных. И сразу разгадал наше притворство.
   Сигизмунд убрал было ладонь с рукояти меча.  Лицо  исказила  судорога
отвращения, он  снова  опустил  пальцы  на  меч  и  с  холодной  яростью
посмотрел на Эрланга. Гугол тоже взглянул через его  плечо  на  Эрланга.
Тот наклонился и что-то начал нашептывать Изаэлю. Сигизмунд поднялся  и,
бросив на Эрланга взгляд откровенной вражды, вышел из помещения.
   Изаэль вопросительно посмотрел на меня. Я подсел  ближе,  мое  сердце
колотилось от возбуждения, я спросил:
   - Так вы... эльфы? Настоящие?
   Изаэль кивнул, а Эрланг поинтересовался с недоверием:
   - Смертный, тебя это не пугает? Гугол хохотнул.
   - Его милость сэр  Ричард  у  нас  вообще  удивительный  человек.  Он
даже... гм... Словом, он из такого королевства,  где  не  видят  разницы
между людьми, эльфами, гномами и даже ограми. Верно, сэр Ричард?
   Он подавал мне какой-то знак интонацией и игрой бровей. Я  не  понял,
на что он намекает, развел руками:
   - Да-да, конечно. Это так естественно... Но  зачем  вы  притворяетесь
людьми?
   - Мы на боевом посту, - ответил Эрланг. Гугол вскинул брови.
   - Ого, - сказал он. - Эльфы научились играть по правилам людей?
   Эрланг признался:
   - Это было нелегко. Эльфы тем и отличаются, что за  тысячи  и  тысячи
лет ничего не меняют. Впрочем, как и гномы,  альвы,  гоблины...  Но  нам
пришлось... Правда, не всем, я по всему племени  сумел  отобрать  только
десять достаточно... беспринципных,  чтобы  сыграть  в  такое...  да-да,
пришлось подать это, как захватывающую игру. Всерьез никто из эльфов  не
стал бы прибегать к трюкам. Словом, мы поселились вблизи от  перекрестка
дорог, чтобы знать все новости в мире  людей.  Знать,  как  продвигается
армия Карла, которого у нас уже назвали Черным.
   Я спросил:
   - Король Карл и вам... враг?
   - Еще какой, - ответил Эрланг. - Он завоевывает эти земли только  для
людей. Мы могли бы  сосуществовать  с  ними,  нам  все  равно,  кому  вы
молитесь, Богу или Сатане, но с ним идут орды темных альвов.
   - Понимаю, - сказал я. - С темными вы всегда воевали.
   - Уже лет пятьсот не воевали, - подчеркнул Эрланг. -  Каждый  жил  на
своих землях, обильно политых кровью.  Если  бы  не  Черный  Карл...  Но
теперь темные альвы идут с ним, нам нужно знать  о  них  больше.  А  сам
король нас не интересует. Как и его человеческое войско.
   Гугол быстро взглянул на  меня,  опустил  голову.  Я  понял,  он  уже
догадался, ибо если Карл  захочет,  то  он  заставит  темных  альвов  не
трогать этих эльфов. И эльфы автоматически станут союзниками Карла,  ибо
у Карла, так сказать, помимо удивительной и непонятной для Средневековья
веротерпимости,  еще  и  видотерпимость,  и  даже,   возможно,   зачатки
политкорректности. Только бы Гугол не брякнул это  сейчас...  Тогда  нас
точно повесят, ибо будут знать, на чью сторону становиться.
   - Так куда вы направляетесь? - спросил Эрланг. - Все-таки непривычно,
когда кто-то едет ночью.
   - Мы просто спешим, - объяснил я. - У нашего  молодого  спутника,  он
сейчас вышел посмотреть коней, заболел отец... Надо  застать  его,  пока
жив.
   - А-а-а, - протянул Эрланг. - Тогда понятно. Это очень важно.
   - Очень, - подтвердил я.
   Мы оба смотрели в глаза друг другу и понимали, что наша  брехня  друг
друга не обманула. Изаэль взглянул на нас, сказал неуклюже:
   - А нам показалось, что за вами гонятся.
   - Нет, - ответил я коротко.
   - Тогда за кем гонитесь вы?
   - Ни за кем, - ответил я честно.
   - Дивно, - поворчал Изаэль. - В мире  обязательно  кто-то  за  кем-то
гонится. А кто-то убегает. Так было всегда.
   - Но так не будет, - ответил я. Увидев их вскинутые брови, объяснил:
   - Пришел человек, а с ним всегда  приходят  перемены.  Иногда  просто
стремительные перемены... Кстати, зачем вам сейчас  чары?  Примите  свой
обычный вид!
   Изаэль пожал плечами.
   - Нам это только проще. Но выдержишь ли ты?
   Он оглянулся на остальных. Они, прервали разговоры,  умолкли.  Изаэль
посмотрел на меня, медленно повел передо мной рукой.  Я  ощутил,  что  с
глаз уходит пелена.  Мир  стал  резче,  запахи  сильнее,  а  за  простым
неструганым столом теперь оказались в простых кожаных  одеждах,  никаких
кольчуг и стальных доспехов обыкновенные дозорные. С той лишь  разницей,
что...
   Я перевел взгляд на Изаэля.  Эльф  как  эльф:  с  резкими  угловатыми
чертами  лица,  крупными  глазами,  торчащими  ушами,   очень   светлыми
волосами. Рот широкий, тонкогубый.
   Любого, подумал я, пересели в глубину леса, он через пару  тысяч  лет
станет  таким  же,  а  пересели  в  степь,  станет  узкоглазым,  у  него
разрастутся скулы, кожа  примет  бронзовый  оттенок,  волосы  почернеют.
Высокорослость исчезнет, как исчезает у деревьев в степи,  но  если  их,
деревья, пересадить в лес,  тут  же  начинают  тянуться  вверх  с  таким
рвением, что  едва  не  рвутся  от  усердия,  даже  ветви  выпускают  на
головокружительной высоте.
   Так что огромные глаза эльфа имеют свое объяснение: в  глубинах  леса
нет ветров, от которых надо  щуриться,  здесь  дальнозоркость  не  имеет
такого значения, как в бескрайней  степи,  здесь  важнее  различать  всю
цветовую гамму, все оттенки, уметь отчетливо видеть в лесных сумерках...
Для того же и уши стали длиннее и  чувствительнее:  лес,  в  отличие  от
степи,  весь  наполнен  шорохами,  скрипом,  писком,   ревом,   треском,
жужжанием, и все что-то означает, кого-то выдает, о чемто сообщает...
   Я посмотрел на красиво вырезанные ноздри длинного  аристократического
носа эльфа: так, крылья слегка  подрагивают,  ловят  от  меня  запахи  и
стараются рас шифровать. Я усмехнулся, напряг мышцы.
   Да, эльфы оказались  совсем  не  те  эльфы,  которых  я  представлял,
которые обычно являются спутниками героя в компьютерных играх.  Там  это
нечто утонченное, светлое, прекрасное, что красивее человека,  тоньше  и
лучше, а по  другую  руку  от  человека  обычно  гном  -  нечто  грубое,
непрекрасное, уродливое, примитивнее  человека  и  так  далее,  то  есть
человек находится ровно посредине между эльфом и гномом.
   Эльф идет с луком и стрелами, а гном - с большим  грубым  топором.  И
хотя везде подчеркивается, что это разные виды, но везде люди вступают в
браки с эльфами и гномами, везде полно полуэльфов и полугномов, так  что
это все-таки  один  вид.  А  отличий  не  больше,  чем  у  скандинава  и
вьетнамца. Даже меньше, если честно. В то же время не слышно о потомстве
от связи с гоблинами или троллями. Думаю, вовсе  не  потому,  что  таких
связей  не  было.  Человек  такая  тварь,  что  и  черепах   постарается
оприходовать, да еще и на рыб будет поглядывать, но смешанное  потомство
все же случается только от эльфов, гномов да еще от горных великанов.
   Эльфы, на мой взгляд, это те же древляне, прожившие  в  изоляции  лет
тысячу. Или десять тысяч. Обособились, приспособились, приобрели  черты,
помогающие выживать в лесу. В  то  время  как  какое-то  племя,  живущее
изолированно в горах, приобрело другие  особенности.  Десяти  тысяч  лет
достаточно, чтобы стать Другим народом,  но  мало,  чтобы  стать  другим
видом. Это не значит, что мы все только поэтому должны жить  в  мире,  у
нас не только украинцы воюют с русскими, а немцы с французами, идет даже
брат на брата, когда  Дело  доходит  до  гражданской.  Словом,  эльфы  -
древтане, гномы - карпатские гуцулы, а огры - скандинавы.  Если  учесть,
что земных племен со странностями намного больше - одни  дряговичи  чего
стоят с их привычкой жить среди болот, а на берег выходить с неохотой  и
только в случае острой необходимости, как Дикие и волшебные земли, -  то
этот мир еще скудноват на чудесные народы.
   - Я так и не увидел никакой разницы, - признался я ?  Знаете  ли,  вы
меня разочаровали. У нас  негры,  да