.. счастью, у меня на шее была истолченная  кора
жги-дерева пришлось высыпать... Так жалко...
   - Зато цел, - утешил я. - А эту кору надерешь еще. Ладно, иди с нами,
пока нам по пути. За это покажешь нам это самое жги-дерево. Такая кора и
нам не помешает. Я видел, как они кверху пузами! Он кивнул,  заискивающе
улыбнулся.
   - Да-да, конечно! Как только встретим, так сразу...
   Сигизмунд нахмурился, а я сказал подозрительно:
   - Что-то слишком быстро соглашаешься. Явно это дерево в этих краях не
растет. Верно?
   Он уже семенил рядом, пугливо  поглядывал  на  меня  снизу  вверх,  в
глазах снова появился страх.
   - Вы все так быстро  понимаете...  сэр.  Даже  странно.  Ведь  вы  из
благородных, верно? Вот видите...  У  меня  глаз  наметанный.  Увы,  эти
деревья, как вы правильно изволили подметить,  растут  очень  далеко  на
юге, увы.
   Сигизмунд фыркнул. Я окинул его с ног до головы взглядом.
   - А ты откуда знаешь? Бывал там? Или слыхал? Как зовут-то тебя?
   Он  поколебался,  еще  пугливее  посмотрел  на  нас   обоих,   сказал
осторожно:
   - И бывал... хоть не очень далеко, и слыхал, и даже  читал.  А  зовут
меня непривычно, Гугол.
   Сигизмунд сказал саркастически:
   - Ого, читал! Грамотный.
   - Что делать, благородный  сэр,  -  ответил  он  смиренно.  -  Каждый
зарабатывает себе на жизнь тем, чем умеет. Я слишком слаб, чтобы держать
в руках топор, не говоря уже о рыцарском копье...
   Я переспросил:
   - Гугол? Или Угол? Он виновато развел руками:
   - Увы, Гугол. Дорого бы я дал, чтобы узнать  тайну  моего  имени!  Не
удивляйтесь, но я очень любопытен, из-за чего часто попадаю  в  беду.  А
это имя у нас переходит от деда  к  внуку,  от  внука  к  праправнуку...
Откуда идет, никто не знает, но есть  предание,  что  это  имя  принесет
удачу. Я конечно человек грамотный, суевериями не обременен,  но  почему
не уважить предков?
   Я посмотрел на него, пробормотал, как Сигизмунд.
   - Грамотный? Ничего, скоро уважать перестанешь.
   По дороге я повеселил всех рассказом, как сражался наглецом, которого
намеревался согнуть одним пальнем. Сигизмунд поведал историю, как  глупо
засмотрелся на  идущих  внизу  паломников,  а  тем  временем  сзади  ему
набросили  на  шею  аркан.  Гугол  покачивал  головой,  в  свою  очередь
рассказал  длинную  и  запутанную  историю,  как  он  ездил  по   старым
монастырям, пытался найти  в  могучем  древе  христианства  ту  веточку,
которая соответствовала бы его устремлениям.
   Мне почудилось, что врет от первого и до последнего слова,  но  я  не
собирался начинать карьеру детектора лжи. Сигизмунд сказал:
   - Вон там белеют  домики.  Маленький  городок.  Будем  заходить,  сэр
Ричард?
   - А что там?
   - Я узнал, что там разводили коней для  короля  Арнольда.  Кто-нибудь
может знать его привычки...
   Мы уже едва тащились, домики почти не приближались. Я  сел,  а  когда
снял сапоги, присвистнул. Волдыри кроваво-красные, один лопнул,  стелька
промокла от неприятной бесцветной жидкости.
   Гугол сказал с легкой насмешкой в голосе:
   - Похоже, ваша милость, раньше  на  другом  месте  такую  же  красоту
щупали... Герой должен быть в седле, да? Или изволили разрешать  вас  на
носилках, да?
   Сигизмунд буркнул:
   - Ты мне поумничай  еще,  понял?  Двумя  пальцами  шею  сломаю.  Ваша
милость, у меня в животе что-то хрустит... Боюсь, мой желудок уже  ребра
грызет. Надо бы еще и перекусить где-то.
   Я оглядел их, велел:
   - Только держитесь так, как... ну, как одеты.  Встречают  по  одежке.
Пусть по ней и проводят. Никакого гонору, вы здесь не принц в  изгнании,
как намекает Гуогол, и не рыцарь...
   - Я намекаю? - всполошился Гугол. - Где это я намекаю?
   В селе я удержал Сигизмунда, когда тот уверенно направился  к  самому
богатому дому, в таком хрен накормят, но и в бедный заходить  не  стоит,
там сами голодают. Постучал в калитку, где домик,  как  домик,  простой,
средний, грядки перед окнами, а с той стороны обязательный сад.
   Похоже, мы подоспели  к  обеду,  ибо  нас  без  лишних  разговоров  и
расспросов  сразу  посадили  за  длинный  узкий  стол.  Еще  один  стол,
поменьше, поставлен отдельно, за него сел кряжистый мужик, перед ним тут
же  поставили  большую  миску.  Рядом  с  мужиком  опустился  еще  один,
помоложе, но похожий настолько, что я и  без  подсказки  понял:  старший
сын.
   Остальные сыновья, как и прочие домочадцы, сели за общий  стол.  Сели
только мужчины. Женщины - кто принимал опоздавших, кто суетился у  печи,
расставлял.  миски,  на  деревянных  подносах  раскладывал   хлеб,   уже
порезанный на длинные узкие ломти, еще горячий, идет пар.
   Гугол принюхался, шумно вздохнул. В миске  настоящий  борщ  из  мяса,
капусты, морковки, свеклы и множества трав и корешков. Глаза  Сигизмунда
голодно блестели, но воспитанно терпел, он же толкнул Гугола  локтем,  и
тот застыл с ложкой в руке, глядя на  хозяина.  Тот  из-под  насупленных
бровей следил за  быстро  рассаживающимися  за  общим  столом  мужиками.
Наконец все расселись, ухватили ложки, ждут. Мужик встал, мы все встали.
Хозяин громким, сильным голосом начал читать молитву,  зыркнул  на  нас.
Сигизмунд вторил ему звонким красивым голосом, мы с Гуголом  старательно
шевелили губами. К счастью, молитву  громко  читали  все  дюжие  сыновья
хозяина, наши ?голоса? потонули в их хоре.
   В тишине постояли с минуту, потом мужик сел и молча запустил ложку  в
миску. Тут же раздался торопливый  стук  множества  ложек.  Ели  быстро,
обжигаясь, ведь кто как ест, тот так и работает.
   Мы все трое не отставали,  проголодавшись,  справа  и  слева  так  же
дружно работали ложками крепкие парни, похожие на хозяина. Всем  ставили
одну миску на  четверых,  а  для  гостей  каждому  по  миске.  Сигизмунд
возгордится, им-де почета больше, благородных чуют, а я подумал с  сытой
насмешкой, что после нашего ухода эти миски не  просто  вымоют,  а  либо
прожарят на огне от всякой скверны, либо вовсе разобьют.
   Женщины зорко следили за столом, подкладывали хлеб. Едва я  опорожнил
миску, сзади участливый женский голос спросил:
   - Добавить ли?
   - Ага, - ответил я.
   Тут же из-за моего плеча  выдвинулась  рука  с  огромным  половником,
миска сразу наполнилась до половины.
   Когда миски убрали, женщины  поставили  широкие  блюда  с  нарезанным
мясом. Я даже не понял: говядина или конина, все сдобрили горчицей  так,
что во рту горит,  все  летит  почти  непрожеванным,  но  в  животе  уже
появляется приятная тяжесть.  На  третье  подали  кашу,  здесь  ее  едят
отдельно, а когда дошла очередь до  блинов  в  сметане,  старший  мужик,
глава стаи или правда, довольно крякнул, распустил  пояс.  Глаза  его  в
который раз  пробежали  по  нашим  лицам.  Я  заметил,  что  его  взгляд
зацепился за мой амулет на шее.
   - Хорошо оголодали, - заметил он с одобрительной насмешкой. - Копалка
уже выдохлась даже. Или сломалась?
   - Что делать, - ответил  я  осторожно.  -  Все  когда-то  приходит  в
негодность. Такой мир. Он качнул головой.
   Вот-вот, все ломается, все стареет. Даже горы стареют!..  Лопаты  мне
хватает на сезон, топора - на три года , плуг перековываю  через  каждые
семь лет...
   А копалка хоть и сделанная Старыми Мастерами, тоже  просто  не  может
быть вечной. Когда-то да ломается.
   Перед ним поставили широкую чашу, тут же ловкие руки  раставили  чаши
перед всеми мучинами. Послышался звук льющейся жидкости, но я не отрывал
взгляда от хозяина. Однако тот молчал, неспешно отхлебывал нечто темное,
похожее на брагу.
   Я сделал осторожный глоток, в горле приятно  защипало.  Что-то  вроде
кваса или медовухи.
   Старший сын вздохнул, проговорил мечтательно:
   - А как бы это здорово... Взял в руки копалку, прошел  по  дороге,  а
оттуда тебе в руки то одна монета прыгнет, то другая... Эх!
   Он снова тяжело вздохнул, словно большая  печальная  корова.  Отец  с
явным неодобрением покрутил головой. На лице  и  в  глазах  было  острое
разочарование в таком мечтательно-поэтичном отпрыске.
   - Ишь, как работать не любят... Старший  сын  развел  руками.  Улыбка
была виноватая.
   - Батя, разве я плохо работаю? Просто мечтаю...
   Прощаясь, мы призвали милость Христа и Девы-Богородицы на  этот  дом,
нам тоже нажелали всех  благ,  благословения  Господня,  ибо  только  он
защищает всех странников и бредущих.
   По дороге через лес я удачным броском молота, удивив до икоты Гугола,
подбил зайца. Молот, расплющив грызуна, красиво вернулся в  мою  ладонь,
смачно шлепнул, будто в  стену  швырнули  ком  мокрой  глины.  Сигизмунд
подобрал зайца, укоризненно покачал головой. Ближе  к  вечеру  встретили
еще стадо свиней,  я  торопливо  бросил,  Сигизмунд  тут  же  кинулся  к
разбегающемуся  с  визгом  стаду.  Искалеченного  зайца  отдали  Гуголу,
Сигизмунд умело с  рыцарской  сноровкой  разделал  кабанчика  и  насадил
тонкие ломти мяса на прутья. Я  развел  костер,  скоро  пурпурные  куски
стали приобретать оранжевый, а затем и  коричневый  цвет,  пошел  сочный
мясной запах. На ломтиках  постепенно  выступали  мелкие  бусинки  сока,
увеличивались, стекали под действием гравитации к самому краю, там долго
висели  над  багровыми  углями,  но  все  же  срывались,  в  ответ  угли
рассерженно  становились  ярко-пурпурными,  шипели,  плевались  быстрыми
струйками сизого дыма.
   Утром мы с тоской смотрели  на  обглоданные  кости.  Желудок  старого
добра не помнит, снова хотелось есть, пить, а  до  следующего  села  так
далеко, оказывается, когда идешь пешком!
   Гугол поднялся, похлопал ладонями по грязному халату.
   - Эх, где мой кошель?.. Снова придется просить еду, как нищим...
   - Ну уж нет, - ответил Сигизмунд с достоинством - Я и в  прошлый  раз
чуть со стыда не помер. Лучше умру от голода, как христианин!
   Гугол ответил мирно:
   - Я лучше бы пожил... даже, как христианин.
   Он некоторое время тащился, загребая ногами пыль, вдруг вздрогнул, по
лицу пробежала тень. Дернулся, дико огляделся по сторонам, уставился  на
меня.
   - Еда? - пробормотал он. - Монеты?
   - Еда, - повторил Сигизмунд злорадно. - Не любишь поститься?
   Гугол повернулся ко мне.
   - Попробуйте, сэр! - сказал он горячечно. - Вы должны уметь!.. У  вас
на шее...
   Я пощупал амулет, что  достался  от  Ганслегеров.  Женщина,  как  ее,
забыл, назвала его амулетом Древних Королей.
   - А что он может?
   - Помните, что тот мужик говорил? Насчет копалки? И тот  парень,  его
сын? Что достаточно взять в руку и пройти над дорогой... А разве  у  вас
это... ну, эта копалка сломалась? Вы ж ее не пробовали даже, да?
   Я ответил озадаченно:
   - Угадал.
   - Так попробуйте же!
   - Но откуда мужики могут знать о копалке?
   Он заговорил горячечно, не отрывая глаз от амулета:
   - Я ж говорил, я много скитался, посетил множество монастырей, прочел
много книг. Даже в постели читал  хотя  отец  настоятель  бранился.  Там
много дивного, но все такое непонятное... Попадалось и про дивные штуки,
одна из них, копалка, вроде бы указывает на золото, спрятанное в  земле.
Раньше таких копалок было много, их сделали древние маги... Я только  не
видел, какая она, копалка. И тот, который  писал,  не  видел,  иначе  бы
нарисовал.
   Я с недоверием повертел в руке амулет.
   - Было много? Значит, золота было еще больше,  раз  речь  о  массовом
производстве. Но как искать?
   - А как тот сын хозяина сказал! Возьмите в руку,  думайте  о  золотых
монетах. Просто думайте, что они вам очень нужны. Я понимаю,  что  вашей
милости золото вовсе ни к чему,  вам  бы  только  рыцарские  подвиги  да
обеты... но вы уж постарайтесь для нас...
   Да  уж  постараюсь,  подумал  я  тоскливо.  За  монеты  можно  купить
приличную еду, не говоря уже о конях. Но особенно еду. Сейчас бы хороший
шмат мяса... Нет, лучше - большого жареного гуся. Чтоб корочка  хрустела
и ломалась под пальцами, сладкий сок брызгал на ладони, а сводящий с ума
пар вырывался через трещинки... И все это всего лишь за  золото,  желтые
такие тяжелые кругляшки...
   Внезапно впереди на земле вздыбился небольшой бугорок, словно крупный
жук поспешно выбирался наружу.  Блеснуло  нечто  желтое,  подпрыгнуло  и
упало на землю. Гугол подбежал с воплем, схватил, как коршун цыпленка.
   - Вот оно! Я ж говорил! Я ж говорил!
   На ладони блестел не правильный кружок, на  нем  два-три  углубления,
намек на рисунок, даже вроде бы ребрышки по ободку.
   - Золото! - выкрикнул Гугол торжествующе. - Это ж не железо,  что  за
пару лет соржавеет! Этому золоту тыщи лет, а все как новенькое!
   Золотая монета не выглядела как новенькая, стерто с обеих сторон так,
что не угадать изображение, но три оставшиеся насечки по ободу навели на
размышления. Насечки, если не  изменяет  память,  начали  делать  совсем
недавно. Все старые монеты выпускались с гладким  ребром.  Чтобы  делать
насечки, надо не просто давильный пресс, а высокоточное оборудование...
   И все-таки ликование странно смешивалось с острым сожалением.  Вернее
- глубоким разочарованием. Надо же - копалка! Там, на севере, это амулет
Древних Королей,  чей  секрет  потерян,  а  здесь  -  всего  лишь  чудом
сохранившаяся копалка... При всей бесполезности амулетов все же  приятно
было слышать, что это - от Древних Королей!  От  самих  Древних.  Тут  и
слово ?королей? звучит весомо, и ?древних?, мы почему-то чтим древность,
а когда эти слова в сочетании, да еще с  прописных  букв,  так  и  вовсе
радостно  тревожат  душу...  А  теперь  понятно,  что   обладание   этим
талисманом, который всего лишь  находит  утерянные  золотые  монеты  или
просто золото, могло какого-то энергичного мужичка возвысить, настолько,
что стал королем в каких-то деревнях.
   Гугол дернул меня за рукав:
   - Не стойте, ваша милость. Пойдемте дальше... И  того  ищите,  ищите!
Повезет, так и на клад наткнемся. Тут часто  войны  прокатывались.  Всяк
зарывал золотишко в землю. Кто-то вернулся и отрыл, но еще больше таких,
сами изволите разуметь... наверное, кто уже никогда не откопает  и  даже
не отроет.
   Сигизмунд закусил губу. В глазах страх и  надежда  сшиблись  с  такой
силой, что летели искры и  слышался  звон  мечей.  Вообще-то  так  можно
находить только с помощью дьявола, но с другой стороны - на  это  золото
можно купить коня и меч, а с ними - искупить грех богоугодными делами...
   Амулет мне приходилось нести в руке,  а  он  явно  черпал  энергию  в
человеческом теле. Когда меня внутри охватывал холод, я уже, поняв связь
причины и бедствия, готовился подхватить монету. Иногда  их  выбрасывало
целую горсть, Гугол  ликовал,  уверял,  что  это  -  клад  а  я  начинал
доказывать, что клады обязательно в банке. Гугол  спрашивал,  что  такое
банка, я объяснял, банкой у нас называют кувшины или горшки.
   Возможно, - предположил он наконец, - амулет у вас, ваша милость,  уж
простите за слово, слабенький... Из кувшинов поднять уже не в силах...
   Я и сам дважды чувствовал шевеление внутри себя  и  холодок,  который
вскоре исчезал, но на поверхность ничего не пробивалось.
   - Ладно, - отрезал я, - не  будем  жадничать.  Он  посмотрел,  как  я
надеваю амулет на прежнее место, сказал обеспокоенно:
   - И бледный вы какой-то, ваша милость, как червяк, что корни  капусты
кушает...
   - Замерз, - огрызнулся я. - К костру бы!
   Гугол подумал, сказал с осторожностью:
   - Амулет тоже чем-то  питается.  Либо  маной  колдунов,  либо  светом
звезд, либо вашим теплом, простите за грубое слово, ваша милость...  Вот
вам и не совсем... жарко.
   Я посмотрел на него с уважением. Приятно встретить человека,  который
интуитивно понимает природу подзарядки. От  батареек,  аккумулятора  или
колдунов - не суть важна, важен принцип.
   Он с недоумением смотрел, как я снял амулет и положил его  на  камень
поближе к костру.
   - Вы хотите... его нагреть?
   - Природа тепла едина, - сказал я. -  От  расщепления  жиров  в  моем
животе, от процесса сгорания или ядерного распада... По крайней  мере  -
попробуем!
   Он покосился на меня с уважением.
   - Что не так? - спросил я с подозрением.
   - Все так, - ответил он испуганно. - Только чего вы такой  умный?  Вы
не совсем рыцарь, да? Или болеете чем?
   Село, где для короля Арнольда разводили коней, показалось размерами с
небольшой городок. По крайней мере, таверну мы увидели сразу же.
   Таверна как  таверна:  сама  по  себе  вдвое  выше  остальных  домов,
каменная, даже крыша не из соломы  или  теса,  а  из  черепицы,  да  еще
выбросила в  стороны  крыла,  попроще,  похожие  на  обычные  домики  из
довольно толстых бревен.
   Двор залит ярким солнечным светом, у колодца три бабы чешут  языками,
в то время как один мальчишка старательно таскает воду. Окна уже закрыты
ставнями, готовятся к ночи, но в щели пробивается  яркий  свет  масляных
светильников. Во дворе фыркают, чешутся и звучно хрустят овсом  кони,  а
из таверны доносятся голоса иногда веселые, иногда злые. Я  прислушался,
драк не хотелось бы, а в таких местах почему-то без них ну никак, но,  к
счастью, злые крики тут же сменялись раскатами грубого мужского смеха.
   Судя по запахам жареного мяса, здесь кормятся  все  постояльцы.  Спят
явно в двух пристройках, там темно и почти тихо.
   Мы поднялись на крыльцо, я отметил, что построено оно совсем недавно,
в воздухе еще витает запах смолистой стружки. Перед дверью вытянул руку,
готовясь придержать, если  та  вдруг  распахнется  с  такой  силой,  что
расшибет лоб, но за дверью никто не дрался, никто никого не вышвыривал.
   Я потянул дверь, запахи жареного мяса, лука, терпкого вина и горелого
сахара ударили в  нос  раньше,  чем  мы  переступили  порог.  В  большом
помещении с низким потолком  не  больше  десятка  людей,  столов  шесть,
четыре из них не заняты, столы тяжелые, тоже добротные, как и  лавки  по
обе стороны столов. Надо быть великаном, чтобы схватить  такую  лавку  и
размахивать ею в пьяной драке.
   Вдоль стены в медных чашах горели  масляные  светильники,  но  жар  и
запахи идут сразу от двух очагов: на одном закипает уха, на другом жарят
на огромном вертеле тушу кабана.
   Гугол предупредил:
   - Расплачиваюсь я.
   - Почему ты? - вскинулся Сигизмунд. - Да как осмеешь...
   - Тихо, тихо, - сказал я. - Золото, конечно, везде золото, но  любому
непривычно зреть монеты столь древние... К тому же из  десятка  монет  и
двух одинаковых не отыщешь.
   В  таверне  нас  встретили  подозрительными  взглядами.   Хозяин   не
пошевелился, вместо него подошел здоровенный  мужик,  руки  как  бревна.
Оглядел нас угрюмо, поинтересовался:
   - Ну и чо?
   Гугол показал ему золотую монету, сказал коротко:
   - Если не хочешь, чтобы мы ушли в другое место, позови хозяина.
   Мужик удалился, через некоторое время у нашего стола появился  хмурый
хозяин. Гугол начал расспрашивать, чем  кормят  в  этой  паршивой  дыре,
долго торговался, к негодованию Сигизмунда, наконец на стол  нам  начали
таскать еду, принесли вина. Гугол довольно потер ладони.
   - Выглядит неплохо, - сообщил он хозяину. -  Если  и  на  вкус  будет
таким же, то... гм... мы позволим тебе подыскать нам  коней.  Но  только
хороших.
   Хозяин смерил нас подозрительным  взглядом.  На  богатеньких  буратин
смахиваем мало, однако в жизни случается всякое, и он сказал осторожно:
   - Я знаю у одного двух коней на продажу. Но трех?
   - Ты уж постарайся, - бросил намекающе Гугол. - В обиде не будешь.
   Хозяин пошевелил складками на лбу, сообщил:
   - Попробую уговорить Дыротряса. У него хороший конь, но зачем ему?  С
тех пор, как потерял ногу...
   - Такому верховой конь ни к чему, - подхватил Гугол, -  но  деньги  в
хозяйстве нужнее, ты прав.
   Обед удался, ведь приправа у нас самая лучшая -  голод,  вдобавок  мы
осушили большой кувшин  вина,  едва-едва  добрались  до  отведенной  нам
комнаты, уснули без задних ног, а утром, хорошо позавтракав, выехали  со
двора уже верхом.  Кони,  правда,  настоящие  крестьянские  лошадки,  но
вс