хорошо.  Могут
даже вырасти шипы, как  у  динозавра,  тогда  уж  точно  никто  даже  не
попытается насесть, можно жить  в  своем  собственном  мирке,  уютном  и
защищенном от бед и горестей этого неустроенного мира. Но...
   Туловище зверочеловека красиво раскинулось  на  спине,  длинные  руки
разбросаны в стороны. Руки, не лапы. Солнце уже на горизонте, в утреннем
свете видно, что вообще-то тело - в мелких роговых  пластинках.  Еще  не
сомкнулись, шерсть торчит густо, но пластинки явно побеждают, вытесняют.
Ясно,  сперва  шерсть,  потом  чешуя,  пластинки  -  и  вот   уже   весь
нечувствителен к превратностям жизни. Мечта интеллигента. Но полностью в
зверя обратиться я  не  дал,  совершил  христоугодное  дело.  Спас,  так
сказать.
   - Прощай, интеллигент, - сказал я со вздохом. - Это еще что.  Ты  еще
не знаешь, как у нас спасали заблудшие ведьмячьи души.
   Оглянулся, по всему телу прошла холодная волна. Конь  не  автомобиль,
что с выключенным зажиганием с места не сойдет. Забыл стреножить, а  моя
коняга себе на уме - то ли  испугалась  ночного  чудища,  то  ли  просто
решила сбросить рабство человека и зажить свободной жизнью.
   Я посмотрел на огромное седло, сразу  ощутил  его  непомерную  потную
тяжесть. Конечно, это деньги, но я сам по  себе  тоже  сокровище,  самая
высшая ценность, так  что  хрен  с  ним,  седлом,  о  своей  шкуре  надо
думать...
   Из  травы,  как  льстивая  собачонка,  выбежала  мелкая  непородистая
тропинка, побежала впереди, вихляя и отпрыгивая в  траву.  Я  топал  уже
пешком к близкому лесу, на опушке  в  мою  непородистую  влилась  другая
тропка, пошире, и вот я уже на укатанной или утоптанной дороге.  Деревья
по обе стороны массивные, высокие, но со  сбитыми  или  срубленными  над
тропкой ветками. Кто-то здесь ездит или ездил часто, а потом  невзлюбил,
что ветки бьют по голове, а по пьяни и вовсе вышвыривают  из  седла.  По
его пьяни, конечно.
   Я прикинул рост всадника на коне, плечи зябко  передернулись.  Здесь,
похоже, ездит баскетболист сборной на баскетбольном коне.
   Деревья расступились, я увидел, как выдвигается небольшой  компактный
замок из камней и бревен. Еще несколько шагов,  и  замок  выдвинулся  во
всей мощи. Даже не замок, а просто высокий дом без окон на высоту в  два
человеческих роста, да и выше не окна, а бойницы. На самый верх камня не
хватило, там бревна, но темные и толстые.  Все  завершает  остроконечная
крыша. Черепица деревянная, пластинки внахлест, что значит - и дождь  не
пробьется, и когти любой летающей твари от вороны до дракона заскользят.
   Ограда из кольев. Во дворе приземистые постройки, наверно, конюшни  и
амбары,  ворота  окованы  железом.  Шаги  мои  замедлились,  я  осмотрел
дом-крепость опасливо, пошел по широкой дуге. Вообще-то умнее бы  вообще
обойти, не показываясь на поляне, это у меня от интеллигента  двадцатого
века, презирающего тупую и грубую милицию, но  уверенного,  что  милиция
все же защитит.
   В окне мелькнуло лицо. Я торопливо шагал мимо. Донесся женский голос,
я сделал вид, что не услышал. Заскрипела дверь, кто-то окликнул громче.
   Я обернулся нехотя. Меня догоняла босоногая молодая женщина, однако в
красивом и явно дорогом платье  из  синего  шелка.  За  ней  развеваются
длинные русые волосы, на голове блестит маленькая диадема. Еще  в  глаза
сразу бросились крупные бриллианты в серьгах, перстнях и в ожерелье.
   - Сэр! Остановитесь, благородный сэр!
   Я остановился, самозванец проклятый, хотя, если честно, это  ж  не  я
назвал себя благородным сэром, просто я смолчал,  пусть,  не  в  титулах
дело.
   Женщина подбежала, я учтиво поклонился. Ее лицо было  бледным,  глаза
встревоженными.
   - Доблестный сэр, - сказала она дрожащим голосом, - меня  зовут  леди
Мирагунда. Вы не окажете нам честь отдохнуть в нашем скромном  замке?  А
то нам страшно...
   Я оглянулся.
   - Леди Мирагунда, мое почтение. Меня зовут  Ричард.  Я  властитель...
гм, властитель Киряндии, но это очень далеко отсюда. Здесь такой  мирный
лес. Неужели опасно?
   - О да! - ответила она с жаром. - То и дело проезжают  всякие...  ну,
нечисть! Наш доблестный муж почти каждую ночь выходил с ними  сражаться,
но вот уже утро, а он все не возвращается. Нам страшно  и  одиноко,  ибо
никогда еще такого не случалось...
   Я снова посмотрел по сторонам.
   - Такой мирный лес. Впрочем, не найдется ли у вас запасного  коня?  А
то мой пал. Она сказала с жаром:
   - Не иначе как в битве с драконом?
   - Нет, у меня конь был не настолько драчливый. Хотя кто знает...
   - Сэр Ричард, доблестный рыцарь, умоляю...
   - Я к вашим услугам, - ответил я. - Но ваш муж не рассердится,  когда
по возвращении застанет меня в стенах замка?
   - Что вы! - воскликнула она счастливо. - Он всегда так рад, так  рад!
В нашей глуши так редко встретишь живого человека.
   Она щебетала, пока мы  шли  к  замку,  подпрыгивала  на  одной  ноге,
срывала головки цветов, порывисто подносила к сияющему  лицу  и  так  же
красиво отбрасывала, срывала другие.
   Широкая дверь распахнулась, а в  высоту  она  как  раз  такая,  чтобы
выпускать очень рослого всадника на рослом коне. Я снова подумал, что не
хотелось бы встретиться с таким дядей. С мечом я все  еще  не  очень,  а
если хозяин вызовет на  поединок  по  всем  правилам,  то  мне  хана.  В
турнирной же схватке меня сшибет и Буратино своим длинным носом,  не  то
что рыцарь копьем.
   Створку двери держали двое угрюмых и страшно лохматых слуг.  Едва  мы
вошли,  слуги  выпустили  дверь,  и  та  захлопнулась  сама,  словно  ее
притянуло магнитом. Впрочем, хитроумные противовесы изобрел еще Архимед.
   Зал блистал. Все свечи зажжены, под  потолком  огромная  люстра,  под
стенами с десяток статуй в  рыцарских  доспехах,  кто  с  мечом,  кто  с
топором, двое с  копьями,  но  все  со  щитами.  В  глазах  зарябило  от
множества гербов. По обе стороны двери, ведущей из  этого  зала  дальше,
огромные статуи из темного камня, что-то вроде вставших на  задние  лапы
фараонов. Сама дверь  обита  широкими  желтыми  полосами,  должно  быть,
медными, хотя сознание мне почему-то нашептывало, что это могло  быть  и
золото. В беспорядке блестят крупные драгоценные камни. Ну, драгоценные,
полудрагоценные или четвертьдрагоценные - мне все  едино,  я  в  них  не
Копенгаген,  для  меня  они  разнятся  только  по  цвету,  все-таки   не
дальтоник, да еще по размеру.
   Две молодые женщины вышли навстречу, и снова мне  бросилось  в  глаза
чрезмерное обилие блестящих камешков, словно здесь  живут  в  постоянной
готовности к разводу по закону шариата.
   - Доблестный сэр...
   - Сэр Ричард, - подсказала леди Мирагунда. - Владетель  Киряндии.  Он
отдохнет у нас и побудет нашей  защитой,  пока  вернется  наш  супруг  и
повелитель...
   Обе  женщины  расцвели  улыбками,  кланялись,  смотрели  заискивающе,
стараясь понравиться. Я тупо кланялся тоже, слова "наш супруг"  говорят,
что здесь мужик живет круто, прямо фундаменталист, а эти женщины  совсем
не против многоженства. Хотя, похоже, многоженством и  не  пахнет,  жены
всего три, а ведь даже  строгий  ислам  допускает  четверых.  Это  князь
Владимир да Соломон были многоженцами, с нашей и исламовой точек зрения,
но не точки зрения Гиксоса Первого.
   Меня раздели, правда,  не  жены,  а  две  молоденькие  и  хорошенькие
служанки. Посадили в бочку с теплой водой, мыли, терли, чесали, поливали
сверху, а когда я выбрался, то в самом деле  ощутил  себя  освеженным  и
даже отдохнувшим.
   Леди Мирагунда ждала в небольшой уютной комнате, тоже очень  богатой,
с массивным столом и широкими креслами.  Еще  вдоль  стены  располагался
вместительный шкаф. Из-за толстого венецианского стекла смотрели кожаные
корешки книг.
   Я остановился посредине, моя голова учтиво склонилась в поклоне. Леди
Мирагунда указала на кресло напротив.
   - Располагайтесь, доблестный рыцарь. Сейчас принесут еду и напитки.
   Я застыл, ибо прямо  передо  мной  на  стене  висел  поясной  портрет
крупного мужчины  с  густыми  бровями,  могучими  надбровными  дугами  и
выступающей нижней челюстью, похожей на сползающий в океан  гренландский
ледник. Глазки маленькие, колючие, вид  надменный,  суровый,  но  где  я
видел этот расплюснутый нос?
   Мороз прошел по коже. Да, это  именно  он  звал  меня  по  имени,  он
изрубил мой плащ и не дал выспаться. На портрете он в  дорогих  одеждах,
скован обычаями и приличиями, ведь он барон и  владетель  замка.  Но  по
ночам позволял себе  расслабиться  и  по-балдеть  вволю,  оттянуться  по
полной,  сбросить  с  себя  всю  шелуху  обрядов,  культурки,   обычаев,
поповщины, быть самим собой.
   - Это наш супруг,  -  сообщила  леди  Мирагунда  с  гордостью.  -  Он
непобедим в сражениях! Быстр, как леопард, как лев, а силен,  как  слон!
Он всегда возвращается с богатой добычей!
   - А где он ее берет? - спросил я осторожно. Она удивилась:
   - Как где? Оживленный тракт, мимо то и дело едут всякие...  Он  берет
со всех плату за топтание! Да-да, за топтание его земли, как принято.
   - А если кто-то отказывается платить? Она довольно заулыбалась:
   - Тогда он вправе взять все.
   - Полагаю, - пробормотал я, - что он часто так и делал.
   Леди Мирагунда кивнула с победоносным видом.
   - Ведь он герой!
   - Спасибо, - ответил я, - но мне  надо...  дальше.  Была  схватка.  В
которой я потерял друзей. Кто-то, возможно, лежит, истекая кровью. Я мог
бы помочь, будь у меня конь. Не могли бы вы одолжить мне хотя бы лошадь?
Возможно, мои скромные усилия кому-то помогут, кого-то спасут...
   Женщины смотрели обиженно. Леди Мирагунда сказала пылко:
   - Вы  просто  обязаны  остаться,  доблестный  сэр  Ричард!  Наш  муж,
вернувшись, поблагодарит вас. И он одарит вас достойным конем!  А  вы  к
тому же как можете оставить нас одних? Дождитесь его!
   Я покачал головой. Как сказать красивше,  не  знал,  брякнул  в  духе
сержанта ВДВ:
   - Как же, дождешься его из ада!
   Женщины ахнули в один  красивый  музыкальный  голос.  Леди  Мирагунда
ахнула тоже, отшатнулась, из-за чего на блузке отлетел крючок, но  я  не
опустил взор, а она спросила непонимающе:
   - Из ада? Вы хотите сказать, что он погиб?
   - Как жук под лягушкой, - подтвердил я. - Больше ему не  сражаться  с
нечистью, не таскать ее добычу.
   Женщины ахнули снова. Мирагунда спросила:
   - Откуда вы знаете? Ах, вы сражались с ним? Я слишком  поздно  понял,
что "сражаться с ним" можно понять, как плечом к плечу супротив нечисти,
что смеет проезжать мимо на торговых  повозках  и  даже  носить  на  шее
кресты, и брякнул сразу, что характерно для нынешнего честного мира,  но
не для моего:
   - Вот этим мечом и отправил его в... на встречу с его родней.
   Женщины ахнули, но  снова  промолчали.  Леди  Мирагунда  после  паузы
заговорила медленно, но с каждым словом лицо ее озарялось:
   - Значит... наш муж и господин... доблестно погиб... Он мог погибнуть
только доблестно, ибо рыцарь он  был  необыкновенный...  дивной  силы  и
мужественности... Но мы не можем остаться без защиты, доблестный сэр! По
праву тетравленда, лишив крепости ее защитника, вы обязаны  вступить  во
владение  ею,  со  всеми  вытекающими   из   этого   привилегиями   и...
обязанностями! А для нас это значит,  что  теперь  мы  принадлежим  вам,
доблестный и благородный сэр, чьи достоинства  явно  превосходят  нашего
супруга, ибо вы сумели одолеть его в суровом поединке.
   Обе женщины  кивали,  их  лица  снова  чистые,  без  попыток  собрать
морщинки, на лбу. Все по праву, все выяснилось, а женщины всегда  должны
принадлежать мужчине. Красивые - те  вообще  переходят  из  рук  в  руки
победителей, как кубки футбольных клубов.
   - Э... - сказал я ошалело. Подумал, снова сказал:
   - Э... э... э-э... Это не совсем... да. Законы есть законы,  их  надо
выполнять, а если недоволен,  то  добиваться  отмены,  но  не  нарушать.
Однако я сейчас в суровом квесте... А должен  ехать  немедленно.  Но  да
будет известно, что этот замок отныне  находится  под  защитой  Ричарда.
Ричарда Длинные Руки.
   Леди Мирагунда быстро добавила:
   - И принадлежит ему!
   - И принадлежит, - согласился я кисло. Е„ глаза радостно  заблестели,
она с явным облегчением перевела дыхание.  Я  сообразил  запоздало,  что
наверняка был способ отказаться, не принимать на себя  эти  обязанности.
Меня провели, как проводят обычно женщины мужчин, а я ведь  еще  больше,
чем мужчины этого мира, страшусь брать на себя какие-либо обязательства.
   Все трое выбежали во двор, провожая меня. Леди Мирагунда привстала на
цыпочки, повесила мне на шею  камушек  размером  с  пряник.  В  середине
кровавым глазом горит крупный рубин, а вокруг идут руны. Раз непонятное,
значит - руны. С серебряным крестиком на  цепочке,  а  теперь  такой  же
цепью из темного металла и этим камешком я  показался  себе  похожим  на
байкера, еще бы серьгу в ухо, а вторую - в ноздрю...
   -  Это  ваш  знак,  -  объяснила  она.  -  Родовой   знак   баронства
Ганслегеров! Эта ветвь древних королей едва не  прервалась.  Только  наш
доблестный муж начал возрождать славу  угасающего  рода,  а  теперь,  мы
уверены, вы сможете сделать это еще достойнее, сэр Ричард!
   - Сэр Ричард Длинные Руки, - поправила вторая с нажимом. - Прекрасное
имя!
   А третья метнулась в конюшню,  слышно  было,  как  гоняет  там  слуг,
конюхов. Вскоре вышла, одной  рукой  поддерживая  повыше  подол  платья,
якобы чтобы не испачкать, а на самом деле открывая прелестную ножку,  не
знавшую жгучих лучей солнца, а другой вела в поводу коня.
   Я на этого чудовищного зверя смотрел с изумлением и опаской. Несмотря
на размеры, он выглядел изящным и  хищным.  Весь  из  толстых  жил,  под
гладкой белой кожей перекатываются тугие мускулы, ноги толстые, а копыта
размером с тарелки.
   Я  сделал  осторожный  шажок  вперед.  Конь  повернул  голову,  умные
красивые глаза уставились с подозрением. По уздечке пробежали  солнечные
зайчики от множества  металлических  бляшек.  Поводья  простые,  слишком
простые для такого роскошного коня, но я вспомнил  о  суровой  жизни  на
краю Тьмы, смолчал.
   - Какой красавец, - проговорил я, стараясь, чтобы голос не дрогнул. -
Да, это настоящий рыцарский конь!
   - До свидания! - закричали женщины. - Возвращайтесь с победой!
   Стремя широкое, удобное, нога не запутается, если вышибут из седла. Я
вставил ногу, ухватился за луку, оттолкнулся, но сумел с первой  попытки
подняться в седло, хотя показалось, что  я  пытаюсь  взлететь  на  крышу
двухэтажного дома.
   Конь переступил с ноги на ногу. Я подобрал поводья, изобразил  улыбку
и помахал рукой. Женщины  улыбались,  но,  когда  я  поехал  к  воротам,
благоразумно  убрались  в  дом,  чтобы  платочками  махать   из   полной
безопасности.
   Первое обязательство, которое мне навязали, думал я  угрюмо,  выезжая
за ворота дома-крепости. Мы, мужчины, трусливейший  народ,  обязательств
перед женщинами страшимся панически, для того и ввели  эмансипацию,  еще
мы наловчились отказывать в служении народу,  мол,  национализм  и  того
хуже - патриотизм, отказываем  в  служении  Родине:  избегаем  службы  в
армии, а всю оставшуюся жизнь прячемся  от  работы,  нагрузок,  думания,
зато всячески балдеем, расслабляемся, оттягиваемся, кайфуем,  но  только
бы не думать, не мыслить, не трудиться....
   Замок темнел на фоне зелени, удалялся. В узких окнах дважды мелькнуло
белое, женщины все еще машут платочками. Я  оглянулся.  Мой  замок...  А
ведь не впал в панику, как должно. Подсознательно уже готов принимать на
себя  какое-то  бремя!  Ведь  что  такое,  как  не  принятие   на   себя
обязательств без всякого давления, когда  почему-то  решился  встать  на
дороге погони, за принцессой? А это, вынужденное вроде  бы,  принял  без
свинячьего визга и воплей, что все люди свободны, и даже  женщины  имеют
право решать свою судьбу. Тех самых вроде бы очень  благородных  воплей,
за которыми скрывается обыкновенная мужская трусость и  страх  взять  на
себя ответственность за других людей.

Глава 19

   Солнце  еще  только  карабкается  наверх,  огромный  конь   несет   с
легкостью, как новенький внедорожник. Что-то в нем не от  коня,  слишком
уж умно поглядывает, как бы не оказался еще  одним  бароном,  что  умеет
расслабляться на полную катушку.
   Я  пробовал  подавать  ему  команды  взять  правее  или  левее,  конь
беспрекословно сдвигался, не оспаривая и не переспрашивая, зачем мне эта
дурь, если степь ровная, как коврик для мышки.
   Галопом так галопом, по первому движению моего сапога он понесся так,
что ветер засвистел в ушах и в носу. Меня сразу продуло, грива  трепещет
по ветру, как государственный флаг. Если еще чуть разогнаться,  взлетим,
как дельтоплан. Или как крылатая  ракета  в  поисках  русских  танков  в
Югославии.
   Устремленный к небу замок выдвинулся из-за леса давно, но  я  слишком
был занят бешеной скачкой, опомнился лишь, когда стены выросли угрожающе
близко.
   - Тихо, тихо, - сказал я коню. - Нам лучше мимо...
   Конь сердито ржанул, грохнул в землю копытом. Я  скосил  глаза  -  не
появился ли родничок после такого местного землетрясения.
   - Нет, - сказал я как можно тверже. - Давай так, старший -  я.  Не  в
таком мы квесте, чтобы кто-то из наших стал колотиться в ворота,  требуя
ночлега. А мы ищем своих...
   Конь начал поворачиваться, но с такой  неохотой,  что  на  стене  нас
заметили, там протрубил рог.  С  башенки  над  вратами  раздался  зычный
окрик:
   - Рыцарь!.. Твой герб не видно. Назови себя! Я подумал, что лучше  бы
от греха проехать мимо, смерил взглядом  расстояние,  арбалетная  стрела
может достать сдуру, выпрямился  и  ответил  громко  и  четко,  подражая
Ланзероту:
   - Ричард, владетель Киряндии! А также владетель замка Ганслегеров!
   - Добро пожаловать в замок, сэр Ричард! - прокричал  невидимый  страж
таким могучим и непререкаемым голосом, что мой конь  сам  развернулся  и
пошел в сторону ворот.
   Массивные ворота поднялись быстро, без  скрипа.  В  широком  каменном
проходе рослые воины с пиками и арбалетами в руках. Когда я приблизился,
расступились, прижались к каменным стенам. Только крупный немолодой воин
остался на месте. Глаза его из-под круглого шлема всматривались пытливо.
   - Я знавал барона Ганслегера, - заявил он. - Что-то вы, ваша милость,
на него не больно похожи.
   - Если хочешь посмотреть на старого владельца, - сказал я, - посмотри
на мой седельный  мешок.  Там  вполне  бы  поместилась  голова  прежнего
барона.
   Его глаза стали круглыми, сразу отступил, смотрел с уважением,  потом
опомнился, прокричал:
   - Дорогу новому барону Ганслегеру!.. Шнарк, бегом  в  покои  госпожи!
Оповести!
   Один воин унесся бегом, другой подбежал и взял коня под узды. Взял  с
опаской, смотрел то на его морду с оскаленными зубами,  то  на  меня.  Я
понял, что надо спешиться, соскочил на землю, бросил поводья немолодому.
   Тот помрачнел, но смолчал, ухватил, потом передал одному из воинов.
   - Прошу в главные покои, - сказал он. А есть еще и неглавные, подумал
я хмуро. Неплохо живут в этой глуши.
   Я вышагивал вслед за этим явно смотрителем замка, кастеляном, или как
их тут, перед каждой дверью он останавливался,  пропуская  меня  вперед,
стражи распахивали по его знаку, я в самом деле переходил из зала в зал,
пока не вошел в помещение, которое и сам бы назвал главным. Яркий  свет:
светильники  на  стенах,  на  маленьких  столиках  вдоль  стен  горят  в
массивных  подсвечниках  толстые  свечи,  а  над  головой  всеми  огнями
полыхает люстра в сорок свечей.
   В центре зала под люстрой расположился длинный стол  из  благородного
красного дерева. За столом красивый рыцарь, чьи движения и осанка просто
кричат о врожденном благородстве, а в  трех  шагах  на  роскошном  ложе,
укрытом  леопардовыми  шкурами,  лежит  полуобнаженная  женщина,   самая
красивая из всех, каких мне приходилось видеть.
   Я стоял несколько обалдело.