о... где та девушка?
   - Дурак, - повторил Бернард с отвращением. - Так ничего и  не  понял.
Вон она, посмотри!
   Я оглянулся, ноги подкосились. Шагах в десяти дальше по тропе  лежала
вниз  лицом,  раскинув  руки,  красноволосая  девушка.   Пышные   волосы
рассыпались по спине, закрыв ее целиком. Пальцы  в  предсмертном  усилии
вцепились в землю.  Холод  страха  вонзился  во  внутренности,  когда  я
увидел, как глубоко она вонзила пальцы в твердой сухой грунт. Справа  из
шеи торчит оперенный кончик короткой стрелы.
   Бернард подошел, грубым пинком перевернул ее вверх лицом.
   - Иди сюда, дурак!
   На меня взглянуло мертвенно-бледное прекрасное лицо. Прекрасное  лицо
не молодой девушки, а красивой зрелой женщины. Ее рубашка  порвалась  на
груди, но я на этот раз не мог  оторвать  взгляда  от  красивого  рта...
полураскрытого... откуда высунулись длинные клыки.
   Я потрогал ноющую шею. Кровь уже не течет, кончики  пальцев  нащупали
ранку, закупоренную сгустком крови.
   - Она... что же? Бернард рыкнул:
   - Да, дурак, да! Хуже того, она была послана именно за тобой. Я видел
ее, прошла мимо меня в трех  шагах.  Ланзерот  тоже  видел.  И  она  нас
видела. Это он сказал, что проверит, зарядил арбалет серебряной  стрелой
и помчался по ее следу. Успел, она уже почти прокусила главную жилу! Еще
чуть -  и  тебя  б  уже  ничто  не  спасло.  Ни  один  лекарь  не  умеет
останавливать кровь из этой жилы.
   - Господи, - прошептал я в страхе и чуть было не перекрестился. -  Из
артерии, конечно... Спаси и сохрани! Что это?
   - Женщина, - ответил Бернард зло. - Просто женщина. Одни женщины пьют
из нас кровь всю жизнь, просто мы не замечаем, а если и замечаем,  то...
привыкли, мол, семейная жизнь, а другие вот так сразу... Этих бьем. Если
замечаем, конечно.
   - Спасибо Ланзероту, - прошептал я. Плечи зябко передернулись,  когда
представил, что Ланзерот еще  бы  чуть  помедлил.  Или  промахнулся  бы,
стреляя на скаку. - Хорошо, что он сразу...
   - Он не сразу, - ответил Бернард. Глаза его зло  блеснули.  -  Кто  ж
думал! Когда он поскакал за вами,  он  крикнул,  что  ты  наверняка  уже
мертв.
   - Но я, слава всевышнему, уцелел. Бернард пробурчал:
   -  Одного  не  пойму,  почему  послали  за  тобой?  Правда,   послали
слабенькую. С одной стороны - тебя сильным противником не считают, но  с
другой стороны - почему тебя, а не меня?
   Мне почудилось в злом голосе старого воина оскорбленное достоинство.
   Горный  хребет,  что  последние  дни  надвигался  с   астрономической
неспешностью,  теперь  перегородил  мир.  Все  эти  недели  он  вырастал
незаметно, как  нестерпимо  медленно  превращается  во  взрослую  собаку
щенок, но теперь горная цепь заслонила полнеба.  Сегодня  вечер  еще  не
наступил, а волы уперлись рогами в каменную стену.
   Я смотрел на коричневые камни с волнением. По ту  сторону  -  грозное
королевство Зорр, а здесь земли  не  то  благородного  Арнольда,  не  то
благородного Алексиса - мы едем как раз на стыке их земель, - но дыхание
неистового Зорра чувствуется даже здесь. Деревья не  стали  мельче,  все
такие же картинные великаны, но здесь леса растут вольно, на  просторах,
ветви в стороны без помех, поляны одна за другой, солнечный свет  падает
на ярко-изумрудную траву.
   Иногда, правда, деревья  по  какой-то  причине  собираются  в  тесные
группки, держатся плотно ствол к стволу, словно заняли круговую оборону.
Стволы обычно покрыты толстым зеленым  мхом,  могучие  корни  вспучивают
землю. Конь обходил их опасливо по широкой дуге.
   Волы печально щипали траву на поляне, посреди которой собрались спина
к спине громадные валуны. Даже вершины под толстым слоем мха,  что  меня
смутно встревожило, ибо под  прямыми  лучами  солнца  любой  мох  должен
высохнуть и отвалиться пересохшими комьями.
   Поляны здесь шире, сливаются в широкие просторы. Уже деревья выглядят
одинокими островками среди высокой травы и ярких цветов.
   Горная цепь кажется старой, древней.  Видны  темные  провалы  гротов,
пещер. Виноград и лианы цепляются за каждую щелочку,  чтобы  укрепиться,
поднимаются выше и выше, разламывая корнями камни.
   С карнизов срываются небольшие водопады. Ручьев немного, но, прыгая с
уступа  на  уступ,  они   сверкают   как   драгоценности,   разбрасывают
многоцветные радуги. В одном месте я рассмотрел даже двойную радугу, что
сулит удачу. Над радугой кружил орел, но его разглядеть я не успел: орел
метнулся в сторону, вниз, я увидел выпущенные когти,  и  орел  исчез  за
выступом скалы.
   Ланзерот распорядился:
   - Асмер в дозор! Всем отдыхать, с утра начнем...
   В последнюю ночь на этой стороне горного  хребта,  отделяющего  земли
Сакранта от грозного королевства Зорр, все, даже  Ланзерот,  желали  мне
крепкого и безмятежного сна. И,  конечно,  сновидений.  Увы,  чем  ближе
граница с Тьмой, тем сны мои кошмарнее, я от  кого-то  убегаю,  прячусь,
таюсь, отбиваюсь, ноги ватные, зато монстры быстрые.
   В этот раз за мной тоже гонялись, били большими  дубинами,  я  дважды
просыпался, чувствовал, как сильные руки Бернарда  укрывают  одеялом  из
шкур, потом послышался нежный голос принцессы. Она не то напевала, не то
говорила  что-то  ласковое,  и  меня  сразу   обуял   восторг,   монстры
измельчились и сгинули, иные просто растаяли,  как  тени,  а  я  взлетел
свободно и мощно, звездное небо  совсем  рядом,  внизу  темная  холодная
земля, меня понесло на юг, как ураганом,  я  устрашился  на  миг,  потом
понял, что ураган и есть я,  возликовал  так,  что  едва  не  проснулся.
Огромным усилием заставил себя  успокоиться,  опустился  и  отыскал  наш
лагерь. Я сам, вернее, мое тело лежит, наполовину укрытое одеялом,  ноги
торчат, голова сползла с седла, щас начну  храпеть,  а  от  собственного
храпа тут же проснусь.
   Сцепив зубы, рывком взлетел,  поспешно  огляделся.  Ночь  темна,  как
свежеуложенный асфальт, глаза привыкают медленно  даже  к  яркому  свету
звезд. Но костры с такой высоты видны ясно, ярко. Если приблизиться...
   Я успел Только подумать, а ветер  зашумел  в  моих  призрачных  ушах,
через мгновение  я  уже  завис  подобно  "Черной  акуле"  над  ближайшим
костром.
   Собрав волю в кулак, я взлетел, как ракета  фейерверка-,  по  широкой
дуге метнулся к следующему костру. Этот за три-четыре мили, горит  ярко,
и, судя по широкому пятну, там  большой  отряд.  Я  с  трудом  пересилил
охотничий инстинкт и заставил себя вернуться к своему костру,  а  оттуда
пошел по  кругу.  Глазные  яблоки  трещали  от  напряжения,  я  до  рези
всматривался во  все  овражки,  буераки,  балки,  где  может  скрываться
засада. Теперь уже может, ведь кольцо вокруг  нас  стягивается  туже,  к
тому же мы совсем близко к королевству, перехватить проще.
   Я уже пролетел  над  одним  местом,  но  странное  чувство  заставило
зависнуть в воздухе.  В  густой  траве,  если  присмотреться,  едва-едва
заметны сверху серые холмики, я бы так и посчитал их  серыми  холмиками,
но на этих холмиках трава не растет, будто это не  земляные  холмики,  а
дорожные плащи  на  крупных  мужских  телах.  Если  б  не  плащи,  блеск
металлических доспехов выдал бы сразу. Похоже, здесь уже самые опытные и
умелые. И залегли именно в том месте, где Ланзерот  наметил  маршрут  на
утро.
   Я опустился и завис несколько сбоку. Все равно меня не  увидят,  если
не колдуны, а колдунам незачем прятаться так умело, достаточно поставить
магическую сеть или стену. Не спят только  двое,  чутко  и  настороженно
вслушиваются в ночь, поглядывают по сторонам. Даже не  переговариваются,
сволочи. Лица уверенных и сильных  мужчин,  крепкие  массивные  челюсти,
широкие скулы, вообще оба похожи, словно из одной пробирки.
   Над горной цепью  я  снизился  и  внимательно  осмотрел  единственный
удобный перевал. Потом, уже  зная,  что  мое  тело  берегут,  ускорился,
понесся с огромной скоростью дальше на юг.
   Почти  сразу  впереди  заблистало  море  огней.  Я  замедлил   полет,
снизился. Внизу костры,  сотни,  тысячи  костров.  И  каждый,  насколько
помню, рассчитан на десяток воинов. Множество палаток, шатров.  Огромный
обоз. На многих телегах омерзительного вида устройства -  орудия  пыток,
медленного  расчленения  человеческих  тел,  плахи,   горы   цепей   для
заковывания пленных.
   Лагерей несколько, везде по периметру бродят часовые. Все  они  то  и
дело поглядывают дальше на юг, где в серебристом  лунном  свете  ярко  и
беспощадно блистает огромный город-крепость. Я медленно плыл по воздуху,
словно несомый ветерком воздушный шар, город все  ближе,  я  чувствовал,
что если бы я находился в теле из плоти, то мне было бы не по себе. Даже
очень не по себе.
   Зорр, а это явно Зорр, расположен в  излучине  реки,  но  это  значит
лишь, что с водой проблем нет. На том берегу тысячи огней, там такие  же
воинские лагеря, как и  с  этой  стороны,  а  на  воде  сотни  кораблей,
корабликов и даже плотов.
   Земля перед Зорром выжжена на сотни шагов. Не просто черна от  копоти
и сера от хлопьев  пепла,  а  сожжена  до  твердости  обожженной  глины,
жесткая, как камень, где сотни лет  не  сможет  расти  трава.  Сам  Зорр
окружен невероятно высокой и толстой стеной из глыб гранита и песчаника.
Стена показалась мне покрытой пятнами грязи, но в ярком лунном  свете  с
дрожью разглядел опаленные и оплавленные  камни,  будто  в  те  места  с
огромной силой били из чудовищного огнемета.
   Кое-где  стена  кажется  поврежденной,  там   пламенеет   кладка   из
обожженного  кирпича.  Дважды  видел  даже  места,   заделанные   наспех
бревнами, но это бревна мореного дуба, их  не  поджечь,  стена  выглядит
несокрушимой, а в войне не до  изящества.  Холодок  охватывал  меня  все
больше, когда я видел по этой стене,  что  ее  не  раз  ломали,  рушили,
пробивали,  просто  горожане  умудрялись  отбивать   натиски   и   снова
заделывали бреши.
   Невозможно, подумал я, невозможно даже определить, какой стена была в
самом начале. Здесь нет камня, не забрызганного щедро  кровью  с  той  и
другой стороны, нет места, не испытавшего яростных атак, ударов  тарана,
топоров, мечей, стрел, камней из катапульт...
   Через равные промежутки над  стеной  возвышаются  массивные  каменные
башни. Из-под крыши холодно смотрят в сторону лагеря гигантские луки, их
можно натянуть только впятером.  Видны  заготовленные  камни,  бочки  со
смолой, старые мельничные жернова. В узкой щели между толстой  крышей  и
каменной оградой поблескивают доспехи воинов.
   Лица воинов  изможденные,  суровые.  Из  пяти  трое  с  повязками  на
головах,  в  лунном  свете  темнеют  пятна  крови,   еще   один   сильно
прихрамывает. Я услышал их тихие разговоры, но прислушиваться  не  стал,
ночь коротка, поспешно полетел к главному замку.
   Окна неплотно прикрыты  ставнями.  Я  не  стал  пробовать  втиснуться
вовнутрь, завис, как наполненный газом баллон.
   На троне крупный  человек  могучего  сложения,  что  скрыто  как  под
нездоровым мясом, так и под множеством пышных королевских одежд. Длинные
волосы падают на плечи, но на голове золотом  горит  корона,  а  с  плеч
ниспадает горностаевая мантия; Перед ним мужчины в доспехах, двое держат
шлемы в руках. Рыцари  стараются  держаться  бесстрастно,  но  я  видел,
насколько  все  подавлены,  измучены.  Один  из  них,  крупный   грузный
немолодой воин, голова  перевязана  окровавленным  полотенцем,  едва  не
упал, когда  опускался  на  скамью,  подвела  раненая  нога,  а  другой,
опустившись в кресло, расплылся бесформенной тушей, хотя всю жизнь такие
появляются на людях  только  с  гордо  выпрямленной  спиной,  а  орлиным
взглядом окидывают свысока всех и каждого.
   - Тори  вот-вот  рухнет,  -  сказал  король  надтреснутым  старческим
голосом. - Там почти не осталось защитников. А натиск Тьмы усиливается с
каждым днем.
   - Там доблестный Роланд, -  возразил  воин  с  раненой  ногой.  -  Он
прославленный рыцарь и полководец...
   - Никакой полководец не выиграет битву без армии, - сказал король.  -
Да и самый лучший рыцарь не может без сна и отдыха сражаться  на  стенах
сутки напролет. Когда-то и его силы иссякнут... Уже иссякают.
   Он помолчал, давая высказаться, но рыцари молчали. Лишь один из самых
молодых и горячих вскинул голову, глаза сверкнули, он уже  раскрыл  было
рот, у таких слова всегда опережают разум,  но  опомнился  и  стиснул  в
бессилии острые, как у щуки,  челюсти.  Кулаки  сжались.  Сидящий  рядом
могучий воин в жесте понимания и сочувствия накрыл его  кулак  огромной,
как тарелка, ладонью.
   Я видел по хмурым лицам, что короля понимают, но  никто  не  решается
сказать вслух, что он прав. Более того, могут даже возражать. И придется
приказывать,  заставлять,  ломать  сопротивление.   Не   сильное,   ведь
понимают, что он  прав,  но  все  же  останется  недовольство,  а  то  и
невидимые трещины в их монолитном братстве.
   Молодой рыцарь все же вскочил. Его красивое лицо покраснело от  стыда
и гнева.
   - Так нельзя! Жители... все жители  окрестных  деревень  надеются  на
защиту наших мечей. Мы всегда служили им примером доблести!  Они  знают,
что рыцарь - это не только сверкающий бездельник, что скачет по лесам  в
погоне за бедным оленем, но и человек, который с мечом в  руке  защищает
от врагов земледельца! И если враг сильнее, то рыцарь  обязан  пасть  на
пороге дома землепашца, защищая его  семью,  а  не  бежать,  как  подлая
крыса, зачуявшая...
   За столом начал нарастать шум. Рыцарь с повязкой на голове одергивал,
но кое-кто, напротив, поддерживал молодого, что понятно, я  сколько  раз
видел, когда вот так открыто не решаются  бросить  в  лицо  своему  шефу
обвинения, но подзуживают какого-нибудь Ваню-правдолюбца. Другие спорили
друг с другом, гул сильных мужских голосов наполнил зал.
   Король хлопнул ладонью по подлокотнику. Шум начал смолкать. Я увидел,
как все сразу  подтянулись,  на  обращенных  к  королю  лицах  появились
смирение и почтительность.
   - Да, - сказал он жестко, - перед нами выбор:  красиво  и  благородно
пасть в этом замке  или  же  отступить...  и  выиграть  войну.  Да,  это
покажется многим трусостью. Тем более что мы оставим в этом замке  часть
войска защищать эти стены. Наш Зорр все равно падет, с нами или без нас.
Но если погибнем мы - умрет и надежда  остановить  нашествие  сил  Тьмы.
Рыцарь с повязкой на голове сказал глухо:
   - Как вы это представляете, ваше величество?
   - Судьба сражения решается не здесь, - ответил король зло. - Вы  сами
это понимаете. Или нет? Нашествие Тьмы сдерживает только крепость  Торн.
Зорр - всего лишь столица, но основной удар Тьмы нацелен по Торну, самой
мощной нашей цитадели. Именно там отчаянно нуждаются в любой помощи, ибо
силы их тают. Но если они выстоят, это может  быть  переломом  в  войне.
Впрочем, довольно разговоров! Доблестный сэр Гарольд Круглый Щит! На вас
будет возложена самая тяжелая и неприятная миссия, которую я не  решился
бы никому доверить больше.
   Я видел, как мрачнели лица рыцарей,  а  сэр  Гарольд,  тот  самый,  с
повязкой и  прихрамывающий,  побелел,  выпрямился  и  задержал  дыхание,
словно боролся с беспамятством.
   - Ваше величество, - проговорил он наконец. - Неужели... неужели  это
все?
   - Да, - отрезал король. - Вы разве не видите, сколько  нас  осталось?
Здесь впервые нет на таком важном совете даже Беольдра, моего брата, ибо
некому больше удерживать ворота!  Мы  уйдем  под  покровом  ночи.  Коням
обмотать копыта тряпками, чтоб не звякнули, завязать морды, дабы ни одна
лошадь не ржанула. Тайно, не ввязываясь в схватки, просочимся  до  леса.
Там соберем всех, кто сумеет выбраться. Пусть нас  наберется  сотня  или
даже десяток! Но и это будет помощь защитникам Торна.
   Долгое тягостное молчание нарушил молодой рыцарь:
   -  Ваше  величество,  тогда  надо  срочно  послать  вестника   королю
Арнольду. Он готовился послать нам помощь. Чтоб не угодили в западню.
   Король кивнул.
   - Доблестный Загфрид! Ты молод, но уже заглядываешь  вперед.  И  даже
заботишься о союзниках, что пристало  только  полководцу,  которым  тебе
явно  быть.  Ты  прав,  это   надо   сделать   немедля.   Сэр   Аспарун,
распорядитесь! Немедленно гонца к  нашему  соседу,  благородному  королю
Арнольду. А вы, сэр Гарольд, берите трубача. Я хочу, чтобы переговоры  о
сдаче начались немедленно.

Глава 30

   Я неслышно последовал за рыцарем, что выехал из ворот  крепости,  как
на собственные похороны. Сэр Гарольд повернул  коня  к  лагерю,  который
ничем не отличался от других. Догадываясь, что именно  там  и  находится
глава похода король Карл, я ускорился, понесся по прямой,  оставив  сэра
Гарольда далеко позади.
   Костры освещали огромное пространство, да  к  тому  же  через  равные
промежутки в землю были вбиты столбы  с  закрепленными  факелами.  Перед
самым большим шатром вкопан особо могучий столб, а перед  ним  я  увидел
прикованных  толстыми  железными  цепями   двух   священников.   Оба   с
непокрытыми головами, один с залитым кровью лицом, у  второго  пламенела
широкая ссадина через щеку и сильно  распух  потемневший  глаз.  Длинные
волосы отливали серебром, и они, и  короткая  бородка  испачканы  темной
кровью.
   Двое рыцарей шли мимо,  один  остановился,  окинул  пленников  мутным
взором, процедил:
   - Тупые твари. Завтра утром вас сожгут живьем!
   -  На  медленном  огне,   -   добавил   второй   весело.   Священники
переглянулись. Один, который постарше, радостным  голосом  возблагодарил
господа, а второй воскликнул нетерпеливо, с радостным блеском в глазах:
   - Эх, как долго ждать! Почему не сейчас?  Первый  священник,  который
постарше, утешил его кроткими словами:
   - Проведи время в молитве, сын  мой.  И  время  пробежит  быстрее  до
сладостного мига.
   Рыцари переглянулись. Один сплюнул им под ноги, второй сказал угрюмо:
   - Они что, так шутят?
   - Священники? - ответил второй. - Эти тупые твари  разве  знают,  что
такое юмор?
   - Тогда... они сумасшедшие?
   - Нет, - ответил рыцарь угрюмо. Вы, сэр Зибегаль,  прибыли  издалека,
не знаете, что здесь происходит.  Они  надеются  после  их  мученической
смерти за веру стать святыми. Или хотя бы покровителями этих мест. Но вы
заметили, что наш владыка велел их на  рассвете  сжечь,  а  не  отрубить
головы или повесить?
   - А есть разница? Рыцарь засмеялся:
   - Как сильно в вас  невежество,  сэр  Зибегаль!  Если  сжечь,  то  не
останется святых мощей. Вон как растащили скелеты первых апостолов, весь
крест, на котором распяли пророка их веры, даже помост Голгофы растащили
на щепки. Надо признаться, те реликвии в самом деле творят чудеса.  Наши
маги справляются не всегда, что прискорбно,  и  в  отдельных  случаях  -
только отдельных - вселяет уныние.
   Рыцарь с невольным уважением оглянулся в сторону скованных монахов.
   - Если сжечь, то реликвий для потомков не останется? Как все  просто!
Рыцарь кивнул.
   - Да. Почти. Первый насторожился.
   - А почему только почти?
   - Без мощей их нельзя будет перевозить с места  на  место.  Но  зато,
развеянные пеплом, они становятся покровителями  этих  земель.  Я,  если
честно, даже не знаю, что лучше. Вернее, что хуже.
   Со стороны входа в лагерь послышался призывный рев трубы. В  ответ  с
замедлением прозвучал такой же протяжный медный звук,  долгий  и  что-то
объясняющий на своем трубном языке. Рыцари повернулись, слушали.  Первый
сказал обрадованно.
   - Парламентер!
   - Надеюсь, наконец-то эти фанатики сдадутся...
   Оба заторопились,  исчезли.  Я  поднялся  выше.  В  лагере  поднялась
суматоха. Офицеры криками и руганью восстановили порядок,  из  шатров  с
достоинством начали выходить рыцари. Некоторые с кубками в руках, кто-то
держал огромный кусок и продолжал  жевать,  переговаривались  с  ленивым
интересом, но после второго зова трубы вытерли масляные ладони об одежду
и волосы, начали выстраиваться в линию.
   Сэр Гарольд ехал с вынужденной неторопливостью,