раняют верные господу  и  его  заветам
рыцари, но церковные приходы в селах уже уничтожены и  разграблены.  Что
значит, светочи погашены, Тьма торжествует...
   - Чем ночь темней, - проговорил я негромко, - тем ярче звезды...
   - Звезды? - переспросил Бернард. - Звезды нам ни к чему. Солнце...
   Я не стал объяснять, что Солнце - тоже звезда, эту  истину,  открытую
Птолемеем, успели подзабыть и в моем  мире,  просто  сказал,  что  пойду
сменю Рудольфа, и потихоньку отстал.
   Конь равнодушно протопал мимо старинного  камня  в  два  человеческих
роста. Глыба от самой  макушки  и  до  низу  была  испещрена  старинными
письменами, да и на глубине, я уверен, эти письмена  тянулись  до  края.
Пройдут века, камень уйдет в землю целиком. До сих пор не пойму,  почему
все  уходит  под  землю,  будто  тонет,  почему  древние  города  всегда
раскапывают на большой глубине. То ли постройки такие уж тяжелые, то  ли
на Землю в самом деле каждый день  выпадают  миллиарды  миллиардов  тонн
космической пыли, и та незаметно покрывает землю, из-за чего сама  Земля
сейчас втрое больше, чем была при Александре Македонском и в десять  раз
- со времен динозавров?
   По ту сторону дороги такой же столб да еще и массивная  плита,  почти
ушедшая в землю целиком. Письмена не видны,  плиту  укрыл  толстый  слой
неприятно шевелящегося мха.
   Рудольф на своем красном коне, таком же толстом, как он сам,  всегда,
даже ранним утром, напоминает  мне  вечернее  солнце,  что  двигается  к
закату. Красные волосы выбиваются из-под шлема  буйно,  даже  задираются
кверху, шлем просто тонет в них, а  красная  борода  закрывает  половину
панциря. Красные штаны, красные сапоги, даже щит - красный. Рудольф  мне
как-то на привале объяснил гордо, что это для того, чтобы враг не увидел
его крови и не возрадовался, а свои чтоб не бросились на помощь,  умаляя
его непомерную доблесть. Может, и так, но, по-моему, он  просто  тащится
от красного цвета.
   Рудольф кивнул мне, но его глаза обшаривали  горизонт,  повод  был  в
левой руке, ладонь правой покоилась на рукояти меча.
   - Там, - сказал он коротко и кивнул на ясно видимые горы.
   - Ваше королевство? - догадался я.
   - Тебе лучше вернуться, - отрезал Рудольф. - Там смерть.
   Я зябко передернул плечами. Рудольф,  который  и  раньше  не  блистал
радушием, сейчас вот-вот  превратится  в  свирепого  берсерка,  что  уже
изготовился к сшибке с набегающей лавой противника. Или завидел  богатый
Рим, где можно убивать и грабить, и сочных римлянок насиловать, и вязать
в рабство. Глаза горят, ноздри  трепещут,  как  у  зверей,  что  зачуяли
добычу. Даже пригнулся, как для прыжка с коня, руки раздвинуты,  вздутые
мышцы мешают прижаться к бокам. Я со  страхом  видел,  что  зашевелились
красные лохмы по бокам головы.
   - Но вы же едете!
   Рудольф усмехнулся одной половинкой рта.
   - Сравнил...
   Мой конь пряднул ушами, я чувствовал, как  напряглись  тугие  конские
мышцы. Рука сама дернула повод, конь остановился  и  даже  чуть  присел.
Мимо уха вжикнуло, я  тупо  оглянулся,  успел  увидеть  на  той  стороне
вспыхнувшую искорку,  когда  железный  наконечник  с  силой  ударился  о
каменного идола. Донесся резкий стук металла.
   Качнуло, храбрый до дури конь сам понесся за  убегающим.  Я  выхватил
меч, глаза смутно улавливали среди зелени  и  качающихся  ветвей  кустов
силуэт человека. Но яркое  солнце  краешком  ушло  за  облако,  а  когда
выглянуло снова, уже засияв  так,  что  можно  разглядеть  самых  мелких
жучков на листках, то везде было пусто.
   Я на всякий случай проехал вперед, удаляясь  от  дороги,  вломился  в
кусты. На месте этого человека я обязательно повторил бы попытку,  здесь
можно спрятаться где угодно: каменные надолбы, руины, кусты, непонятного
происхождения  ямы,  пни   от   великанских   деревьев.   Я   напряженно
прислушивался, надеясь уловить скрип  тетивы,  запах  потного  тела  или
дешевого вина, но от дороги нетерпеливо крикнул Рудольф:
   - Поехали, поехали!.. Не отставай.
   Но, вернувшись на дорогу, я видел, как все сгрудились вокруг повозки,
готовые закрывать ее  собственными  телами.  Так  и  ехали,  пока  сбоку
проплывали руины. Рудольф и Асмер  начали  потихоньку  переговариваться,
Асмер острил, я прислушивался к их болтовне, за развалинами следил краем
глаза. Ни запаха, ни шума, и вдруг там поднялось сразу пятеро,  в  руках
луки с уже натянутыми тетивами.
   Сбоку ахнул Рудольф. Свистнули стрелы. Я успел выдернуть из-за  спины
меч, стрела звонко ударилась о лезвие, исчезла. Асмер тоже принял стрелу
на широкий металл, используя топор как щит, Бернард просто  пригнулся  к
конской гриве, и стрела лишь дернула за волосы.
   Еще пятеро с оружием в руках выпрыгнули из-за камней  и  набросились,
дико крича, на Ланзерота. Я молча махал своим мечом, теперь уже своим, в
плече заныли суставы, но никто не рухнул от  моих  богатырских  замахов,
зато Рудольф и Асмер устелили дорогу трупами.
   С  другой  стороны  руин  с  грозным  грохотом  копыт  вынесся   конь
Ланзерота. Солнце било рыцарю в лицо, он  вздымал  над  головой  залитый
кровью по самую рукоять меч. В ярком  свете  пурпурные  капли  срывались
веером и сверкали, как драгоценные рубины.
   Оставшиеся без защиты  стрелки  бросили  луки,  ухватились  за  мечи,
кинжалы.  Бернард  с  руганью  рубил,  крушил,   рассекал,   наши   кони
столкнулись над телом последнего убитого.
   Здесь  развалины  заканчивались,  дальше  шла  ровная  чистая  степь.
Хороший расчет:  любой  на  нашем  месте,  завидя  чистое  пространство,
вздохнет с облегчением и вложит  меч  в  ножны.  А  то  и  вовсе  снимет
доспехи, чтоб не таскать тяжесть. Так однажды небольшой татарский  отряд
побил немалое русское войско, что в жару ехало  налегке,  а  их  тяжелые
доспехи и мечи везли на повозках далеко сзади.
   Я прислушался, но в уплывающих за спину кустах лишь зачирикали птицы.
   - Что с Ланзеротом? - спросил я.
   - Добивает последних, - отдуваясь, ответил Бернард. - Он бывает очень
зол... Ты чего кинулся?
   - Чтоб не успели выстрелить второй раз. А ты чего?
   - Вернемся, - предложил Бернард. - Это просто сброд, хотя  надо  было
одного захватить, поспрашивать...
   Он стиснул кулак, кожа заскрипела. В  глазах  появилось  мечтательное
выражение. У него бы рассказали все...
   Повозка  стояла  на  дороге,  священник  ходил  над  телами  в  пыли,
переворачивал, смотрел в  лица  и  совершал  крестное  знамение,  что-то
спрашивал, бормотал молитвы. Одному даже дал поцеловать крест, а  следом
за священником ходил Асмер и деловито втыкал каждому разбойнику в  горло
лезвие длинного ножа. Услышав топот, поднял голову.
   - Беднота, - пожаловался он. - И взять с них нечего.
   Бернард брезгливо отмахнулся.
   - Нашел с кого брать!
   Я  тоже  заметил,  что  оружие  нападавших  из  плохой  бронзы,  сами
разбойники мелки в кости, одеты в тряпки явно не  из  хитрости,  это  их
обычная одежда.
   - Что-то слишком  просто  мы  их  завалили,  -  сказал  Рудольф.  Мне
почудилось, что ветеран встревожен. - Даже не завалили, а  скосили,  как
сорную траву.
   - Да это мы такие орлы, - предположил Асмер хвастливо.
   - Орел, - поморщился Рудольф. - Ты слишком сильно бьешь, из-за  этого
проваливаешься вперед. Тебя в этот момент голыми руками бери!  Нет,  это
не мы орлы, а они - куры.
   - Ладно, - сказал Асмер примирительно, - давай так: мы - орлы, а  они
- куры... Эгей, а это кто?
   Мы все увидели на  дальнем  холме  всадника.  Тот  очень  внимательно
наблюдал за схваткой. Мой конь сразу же сделал шаг в том направлении, но
сильная рука Бернарда ухватила коня за повод.
   - Не сейчас, - проговорил он с сожалением. -  Эти  разбойники  только
приманка... Он  хотел  посмотреть,  насколько  мы  умеем  драться.  И  -
посмотрел! А там, возможно, в кустах или за камнями воины покрепче. Да и
числом поболе.
   Асмер возмутился:
   - И что? Да мы всех их!
   - Конечно-конечно. Но мы никогда не довезем...  если  ввязываться  во
все драки.

Глава 12

   В полдень вершины горного хребта, что тянулся далеко  справа,  грозно
заблистали. Солнце зависло прямо над ними, я видел  множество  блестящих
глаз, словно нас освещали мощными прожекторами.
   Бернард молча указал богатырской  дланью  на  эти  блистающие  грозно
пики.  Каменное  лицо  стало  еще  суровее,  жестче,   надбровные   дуги
уплотнились и выдвинулись так же решительно, как нижняя челюсть.
   - Пекланд, - обронил он коротко. Я навострил уши.
   - Красивое имя. Энергичное. А что это? Он не повел и бровью на  такое
невежество.
   - Когда-то богатая и щедрая страна, а теперь обитель мрака и зла. Она
пала под натиском демонов всего сто лет тому назад, да и потом  там  еще
долго  оставались  места,  где  жители  сумели  наладить  оборону.   Ну,
монастыри, большие церкви или даже города, где народ остался верен богу,
а  церковные  служители  были  сильны  и  деятельны.  Но  связь  с  ними
оборвалась, а потом... потом и они погибли. Во всяком случае, все герои,
которые туда отправлялись, их не отыскали.
   Рудольф буркнул:
   - Бернард, ты уж говори всю правду. И сами не вернулись!
   - Тем более, - ответил Бернард, - тем более... Я предположил:
   - А если они просто присоединились к тем, кто держит оборону?
   Бернард отмахнулся.
   - Человек, который дал  присягу,  обязан  вернуться,  даже  если  там
умирает его родная мать, а в  реке  тонут  его  дети.  Нет,  там  только
нечисть празднует победу.  Нечисть,  демоны,  нежить,  гоблины,  тролли,
кобольды. Черные маги, ожившие мертвецы... да ладно, всего не перечтешь.
Тем более что всего никто не знает.
   На привал остановились задолго до захода солнца:
   Волы смертельно устали. Место, как я заметил, выбрано было не  только
из-за своей живописности, но прежде всего по "оборонным" качествам. Сюда
не подобраться незамеченным даже ночью.
   Асмер еще по дороге подстрелил молодого олененка, а Рудольф ухитрился
точным броском дротика пригвоздить к земле средних размеров кабанчика.
   Мы ужинали у костра, я наслаждался покоем, ибо скоро  наступит  ночь,
все уйдут в темень, затаятся, а я, не  умеющий  охранять  -  видно,  это
что-то особое, - останусь со священником, который  тоже  скоро  уйдет  в
повозку читать требник. Только не вслух, там же принцесса...
   Ланзерот ел быстрее всех, успел отлучиться к своему коню, заботливый,
а когда вернулся, сообщил ровным голосом,  словно  вскользь  упоминал  о
прошлогоднем снеге:
   - Земли Сонных королевств кончились! Вы все знаете, что это значит. А
ты, Бернард, можешь объяснить своему слуге.
   Он взял арбалет и ушел, побрезговав объяснять простолюдину  лично.  Я
подумал, что хотя я принадлежу... ну ладно, приносил присягу  принцессе,
но пока что рылом не вышел, чтобы принцесса отдавала распоряжения лично.
Для этого существует целая лесенка  слуг  повыше  и  чиновников  разного
ранга, а здесь в походе между нами стоит пока один только Бернард. Ну, и
Рудольф с Асмером, конечно.
   Бернард  мирно  ворошил  прутиком  пурпурную  россыпь  углей,   ловко
поддевал и выбрасывал дымящиеся сучки,
   - Что объяснять, - буркнул он. - Мы вступили в настоящий мир!  Теперь
будешь спать вполуха и вполглаза. И с оружием в руке.
   Я пробормотал:
   - А как мы раньше спали? Бернард изумился.
   - О той рыбьей жизни забудь!
   Он поднялся во весь громадный рост, не просто здоровяк,  а,  как  мне
вчера шепнул Асмер, потомок  древних  великанов,  зевнул,  посмотрел  на
небо. Солнце только-только опустилось за темнеющий  край.  Вся  западная
половина неба в  красной  коросте  облаков,  а  восточная  уже  начинает
медленно наливаться густой синевой. Там  проступил  бледный  диск  луны,
сейчас похожий не на саму луну, а на  привидение  луны,  но  скоро  этот
зловещий блеск заставит сердце колотиться чаще, а во рту пересохнет.
   Бернард на краю ручья  сбросил  потную  рубашку.  Могучая  фигура  не
напоминала красавца культуриста, но и на борца сумо  не  похож:  лишнего
жира не заметно, везде тугое мясо,  толстые  жилы,  на  спине  несколько
косых шрамов и пара белых пятен, окруженных  валиками  синюшного  цвета,
словно когда-то оттуда выдрали наконечники копий вместе с мясом.
   - Посмотри пока за рубашкой! - крикнул он. - Чтоб не сперли...
   Я с удовольствием вытащил из ножен свой красавец-меч и сел вблизи, не
сводя глаз с Бернарда. А он  вошел  в  ручей,  прорычал  что-то  гулкое,
отчего по земле прошла едва  заметная  волна  трясения.  Холодные  струи
приняли его с охотой, но вода достигала только до колен. Он  наклонился,
зачерпнул обеими пригоршнями воду. Похоже,  мышцы  все-таки  ноют,  ибо,
когда начал смывать грязь и пот, его перекосило от  боли.  Вдоль  левого
бока кровавая ссадина, а на груди лиловый кровоподтек размером с кулак.
   Сколько же ему лет, ведь дерется не только умело, что понятно,  но  и
быстро, дай бог так молодым драться. Однако в молодости ребра ломаются и
срастаются с легкостью, кровоподтеки исчезают уже к  вечеру,  а  ссадины
вообще замечать неприлично.  Даже  раны  заживают  за  неделю-другую,  а
теперь одна такая рана способна уложить на месяц, а то и вовсе заставить
отказаться от оружия.
   Он плескал  воду  все  замедленнее,  в  зыбкой  поверхности  мелькали
осколки его лица, сильно постаревшего, угрюмого, с недобрыми глазами.  Я
услышал, как над моей головой прошумели крылья, пахнуло смрадом. На  миг
почудилось прикосновение чужого, враждебного, будто злой колдун  пытался
заглянуть под доспехи души и запустить туда нечистые руки.
   И тут же я  услышал,  как  Бернард  вздрогнул,  перестал  плескаться,
сказал негромко, но очень настойчиво:
   - Господь наш! Тебе вверяю свои помыслы, свою душу!.. Не дай ввести в
искушение.
   Ощущение  недоброй  силы  исчезло,  но  осталась  тревога,   ощущение
пристального взгляда в  спину.  Бернард  торопливо  выбрался  из  ручья,
пальцы вздрагивали, когда насухо растирался, но у костра к этому времени
остался только я, а я, естественно, ничего не замечу, ибо веселостью,  с
моей точки зрения, Бернард не блистал и раньше.
   Нам еще далеко до перевала, но я в самом деле чувствовал, что  сон  у
меня стал тягостный, неуправляемый. За  мной  гонялись  огромные  черные
собаки, я убегал в диком страхе, небо рушилось, я прятался  от  падающих
обломков, тонул в болоте,  а  ветки  кустарника,  за  которые  хватался,
ломались, как сосульки...
   Трижды просыпался,  всякий  раз  видел  внимательное  лицо  Бернарда.
Всякий раз он укрывал меня особо заботливо, а когда в  кустах  спросонья
чирикнула какая - то птаха, запустил  туда  палкой.  Я  поспешно  закрыл
глаза, умолял себя сосредоточиться, хоть разок еще, хоть  немного,  хотя
бы успеть осмотреть сверху окрестности вокруг нашей стоянки, чтобы никто
не подобрался незамеченным.
   А потом все-таки пришла  стадия  сна,  которую  я  ждал.  Я  взлетел,
прекрасно сознавая, что это сон,  оглядел  сверху  стоянку,  белеющую  в
лунном  свете  повозку  и  белые  валуны  воловьих   спин,   прошел   по
расширяющейся спирали, а потом ощутил неудержимое желание промчаться  по
маршруту, где нам предстоит двигаться уже с утра.
   Горы в самом деле близко, очень близко. Но я  не  успел  перемахнуть,
взгляд зацепился за багровое зарево слева у края земли, и  тут  же  меня
понесло в ту сторону, понесло стремительно,  я  только  закрывал  руками
лицо, чтобы ветер не  повыламывал  зубы.  Зарево  разрослось,  я  увидел
огромный богатый город, где даже в ночи горят  огни,  костры,  а  вокруг
города  стада  коров,  овец,  телеги  с  тушами  лесных  зверей.  Ворота
распахнуты настежь, там куча  народа:  спорят,  размахивают  руками.  Со
стороны  города  подбежали  стражники,  выставили  щиты  и   попробовали
оттеснить прибывших скотоводов.
   Я пронесся над городом, дивясь его  размерам  и  богатству,  в  самом
центре  -  королевский  замок,  из  всех   окон   яркий   свет,   аромат
расплавленного воска. Окна поплыли быстрые  и  одинаковые,  как  цветные
витражи,  я  заглядывал,  летел  дальше,  пока   не   увидел   настоящий
королевский зал с настоящим троном, ступеньками  к  трону,  неподвижными
рыцарями под стенами, все в полных доспехах, забрала опущены, у  каждого
на сгибе левой руки треугольный щит, украшенный гербом, а  в  руке  меч,
упертый острием в пол. Все стояли настолько  неподвижно,  что  я  сперва
принял их за статуи.
   По роскошному ковру цвета пурпурного вина  быстро  расхаживал,  почти
бегал толстый, грузный человек. Он был в  красном  тяжелом  плаще,  полы
тащились  за  ним,  подметая  мраморные  плиты.   На   голове   блестела
драгоценными камнями золотая корона. Когда он резко поворачивался,  плащ
красиво взметывался, там блестело и переливалось, я понял,  что  это  не
просто плащ, а мантия.
   При его грузности он двигался чересчур быстро. Я не сразу понял,  что
эта грузность от обилия мускулов, а не жира.  К  тому  же  этот  толстяк
ведет себя так, словно выпил три чашки крепчайшего кофе.
   За столом неподвижно сидит высокий и очень худой человек. И  хотя  ко
мне спиной, но я сразу представил его с бледным печальным лицом и  уныло
вытянутым носом.
   - Ваше величество, - проговорил он просительно. - Мне неловко  сидеть
в вашем присутствии... Вы уж позвольте...
   Он начал подниматься, но толстяк раздраженно отмахнулся:
   - Сиди! Я, Конрад Блистательный, уже многим даровал  право  сидеть  в
моем присутствии, не снимать шляпу и даже чавкать за столом.  Пусть  мои
военачаль - ники ведут себя так, как им удобно, лишь бы это не мешало им
работать... Итак, гонцы сообщили, что  безумный  Арнольд  сократил  свои
войска еще на треть. Теперь их не хватит даже на  охрану  границ!  А  уж
чтобы сопротивляться вторжению наших войск... Человек за  столом  сказал
просительно:
   - Ваше величество, когда я подавал вам плохие советы?
   - Да ладно тебе, - оборвал король, как я  понял,  голос  у  него  был
густой, сильный, как  сказали  бы  -  мужественный,  но  раздраженный  и
нетерпеливый. - Ты же знаешь, он не сможет сопротивляться!
   Я неслышно переместился вдоль стены. Они  меня  не  видят,  понял  я.
Значит, оба не связаны с черной магией.
   Король  Конрад  чем-то  напомнил  Черчилля:  то  же  бульдожье  лицо,
массивная нижняя челюсть, злобно выдвинутая  вперед,  как  у  Ланзерота,
маленькие глазки, красное от выпитого вина лицо. Этот человек не  просто
двигался быстро, у него и лицо мгновенно менялось, выдавая то сильнейший
гнев, то почти детское патетические изумление:  как  это  горный  хребет
торчит на границах его земли вопреки его монаршей воле?
   - Да, - ответил советник печально. - Однако Арнольд, судя по всему, и
не собирается... Он попал под влияние этих... которые подставляют  левую
щеку, если их бьют по правой...
   Конрад презрительно фыркнул:
   - Господу богу нужны сильные  и  храбрые  христианские  воины,  а  не
слюнтяи. Я думаю, это все наущения дьявола. Тем более мы  обязаны  перед
господом богом вторгнуться в его пределы  и  привести  народы  к...  ну,
правильному пониманию Святого писания.
   Советник развел руками:
   - Да, но...
   - Что "но"? Что "но"?
   - Опасность...
   - Никакой опасности быть не  может!  -  проревел  Конрад.  Он  сделал
крутой поворот, мантия сделала красивый полукруг, а я вдруг  понял,  что
это у короля одно из привычных  движений,  оставшихся  со  времен  битв:
левая рука чуть согнута,  словно  на  ней  висит  щит,  прикрывая  левую
сторону груди, правая чуть впереди, а нога делает  быстрый  и  в  то  же
время осторожный шаг. - Мои люди сообщают о каждом его  вздохе!  У  него
нет дополнительных войск!
   - Его страна, да простит мне ваше величество, богаче нашей вдвое...
   Советник осекся, но король небрежным  жестом  напомнил,  что  это  не
дерзость, что он желает слышать только правду. Он уверен в себе и силен,
и правда ему не страшна.
   - Никакая богатая страна, - сказал он наставительно, - не в состоянии
быст