ежедневно умываться... Как-то не  по-мужски
мыться,  какая-то  гнилая  привычка  даже...   Вон   Екатерина   Вторая,
императрица, роскошная женщина, и то мыла только то, что можно увидеть в
декольте. Уважаю...
   Вытирая  волосы,  я  вернулся  в  комнату.  На  лавке  ждала   чистая
полотняная рубашка. Анна  старается,  тихая  дворовая  девка,  робкая  и
застенчивая. Я ощутил приятный запах, явно стирала с травами. Или  потом
с травами отмачивала, забивая запах крови  и  пота.  Я  быстро  набросил
рубашку на свое крепкое, уже покрытое загаром  тело,  влез  в  брюки  из
тонкой кожи, выглянул в окно и только тогда надел кольчугу. Она легла на
плечи мягко, без привычного легкого звона. От нее вкусно  пахло  маслом.
Так же быстро застегнул пояс, тоже смазанный для гибкости  маслом.  Даже
рассохшиеся  чехлы  для  ножей  блестят  и  уже  не  скрипят  зловеще  и
намекающе.
   Я проверил, хорошо ли выдергиваются ножи, взял меч и тоже  пристегнул
к поясу.
   Несмотря на утро, во дворе все еще полыхали небольшие костры,  вокруг
сгрудились измученные оборванные  люди.  Грелись,  готовили  еду,  очень
скудную, нищенскую. Ни ветра, ни движения воздуха. Меня  передернуло  от
вони, запаха нечистот. Облезлые голодные собаки  бродили  между  людьми,
льстиво заглядывали в глаза, то ли искали хозяев, то ли просили хотя  бы
косточку или сухарик.
   Люди вздрагивали, жались друг к другу. Многие, наверное,  потеряли  в
бегстве родных и близких, а сейчас на их измученных лицах я видел только
страх, отчаяние  и  покорность  судьбе.  Они  сделали  все,  что  могли:
добежали до города. Теперь пришла очередь показать себя  тем  сильным  и
жестоким людям, что заставляли их ломать камень для городских стен и для
крепости, рыть подземные ходы, глубокий ров, насыпать высокий вал,  пока
сами носились по лесу за каким-нибудь несчастным оленем...
   Здесь, во дворе, постоянно говорили о движении ударного войска  Тьмы,
где людей нет вовсе, а только огры, тролли  и  всякая  нечисть,  которой
раньше не зрел христианский люд. Но даже ударное войско  продвигалось  с
немалыми усилиями, а иногда надолго  останавливалось,  и  тогда  надежда
вспыхивала в сердцах, люди посматривали друг  на  друга  с  неуверенными
улыбками: а чего мы это так переполошились... Но выяснялось,  что  огров
задержало вовсе не войско людей, а река или разлившееся  болото.  И  вот
снова в ночи  багровый  отсвет  пожаров,  ветер  доносит  запах  горящих
посевов, амбаров с зерном,  а  на  том  месте,  где  города  и  деревни,
вздымаются столбы чадного пламени...
   Королевским  глашатаям  верили   мало,   больше   слушали   беженцев,
странствующих мудрецов и пророков, которые в дни бедствий плодятся,  как
саранча. С особой жадностью окружали торговцев, что ухитряются  побывать
в самых опасных местах и вернуться с прибылью.
   Строители с каждым днем поднимали  на  длину  меча  городскую  стену,
внутри  города  укреплялись   храмы,   замки,   каменные   дома,   народ
перегораживал переулки телегами с булыжниками. Лорды  уверяли,  что  еще
недельку-другую, и в убежищах  места  хватит  всем,  а  в  подвалах  уже
достаточно съестного, чтобы прокормиться год безбедно, и еще на пару лет
муки и зерна, родники же никому не перекрыть...
   На строителей смотрели с надеждой, ибо среди них были  присланные  из
Срединных королевств умельцы, что, по слухам, вставляют в  стены  особые
трубки, те при любом порыве ветра вызывают свист, от  которого  у  огров
корчи, а тролли так и вовсе кидаются на  своих,  убивают  и  калечат,  а
потом падают замертво. Еще передавали слухи, что  от  самого  императора
прибыло сто сильнейших  магов,  они  поставят  магическую  стену,  через
которую никто не сможет пройти. Даже если сам Сатана явится, и  того  не
пропустят...
   Торговцы рассказали также, что на захваченных  Тьмой  землях,  именно
там,  где  прошли  свирепые  огры,  остались  нетронутые  деревни,   где
крестьяне по-прежнему пашут землю и собирают урожай, пасут  скот,  ловят
рыбу, никто их не трогает, даже не гонит на работы в замок лорда.
   С надеждой пересказывали слова старого ветерана, который прошел бок о
бок с бесстрашным Кангаром все двадцать лет войны с горцами. Он говорил,
что Кангар уже  идет  к  ним  со  всем  войском,  но  если  для  другого
полководца на это потребуется два месяца, то Кангар с его стремительными
бросками будет здесь через две недели. Он придет с огромным войском,  он
понимает размеры беды, а Кангар - это Кангар, вы же все знаете, он  пока
что не проиграл ни одного сражения...
   Среди слухов, сообщений, рассказов и суждений  правда  терялась,  ибо
самый  честный  человек  мог  лгать  вам  в  глаза,   чтобы   успокоить,
поддержать, утешить, а к вечеру вы видели  его  на  телеге,  нагруженной
скарбом,  как  он  нахлестывает  коней,  спеша  выбраться  поскорее   из
обреченного города.
   Я подошел к кузнице, оттуда несло горячим  воздухом,  сквозь  щели  в
крыше пробивались сизые струйки дыма.  В  кузнице  вообще,  как  в  аду,
горячий запах дыма застрял в горле, там сразу  запершило,  глаза  начали
слезиться. Сквозь дым увидел двух могучих молотобойцев, оба не  обратили
на меня внимания, а сам кузнец кивнул, сбросил рукавицы.
   Я поспешно попятился на свежий воздух. Кузнец  вывалился,  словно  из
мартеновской печи, крупный, красный,  как  вареный  рак,  с  вытопленным
жиром, весь жилистый, но все равно толстый, ширококостный.
   Огромные руки похлопали по кожаному переднику, там дымилось,  комочки
застывшего металла  усеивали  этот  коричневый  панцирь,  как  заклепки.
Волосы на руках обгорели, кожа была пятнистой от многочисленных ожогов.
   Он оглядел меня с головы до ног оценивающе и придирчиво.
   - Это тебя вчера приводил Асмер? Тебя, тебя. Людей с таким ростом  не
забывают.  Твой  панцирь  я  выбросил.  Пойдет  на  перековку.  Подковы,
гвозди... Хорошо по тебе били, хорошо! Нет, для тебя ничего не подобрал,
мои доспехи расхватывают заранее, но кое-что принесли соседи...
   Он повернулся, что-то зычно прокричал в  сторону  кузни.  Молотобоец,
тоже красный, как вареная креветка вынес в охапке и  начал  раскладывать
на лавке перед кузней многочисленное железо.
   Я смотрел с содроганием. Это уже не панцирь, к которому я притерпелся
за последнюю неделю, а цельные доспехи. Панцирь закрывал только грудь  и
спину, еще живот, конечно, но и то я страдал от этой нелепой тяжести,  а
сейчас на лавке разложены помимо панциря еще и  металлические  полушария
для плеч, наручные пластины, что закрывают от плеча и до локтя, а еще по
две - от локтя и до кисти. Такие же точно для ног, но не  трубы,  как  я
наивно представлял по фильмам, а  гораздо  хуже:  половинки  труб.  Одни
парные  половинки  явно  сцепляются  защелками,  другие  попросту  нужно
связывать ремешками. Самые толстые ремни свисают, понятно, с панциря.
   - Я в них упаду, - возразил я. - Да и как в таком драться?
   Кузнец широко ухмыльнулся.
   - Верно, я тоже люблю в бой  налегке!..  Куда  проворнее.  Увы,  тебе
нельзя.
   - Почему?
   - Наверное, ценят.
   - Кого ценят, того не мучают, - заявил я. Он покачал головой.
   - Кого ценят, на того и груз  побольше...  Видел,  какие  доспехи  на
Ланселоте? А как в них дерется? Двигается, как молния. Мог бы поучиться,
раз уж выпала честь ехать с таким великим рыцарем.
   Я пробормотал:
   - Какой Ланселот?.. У нас Ланселота не было.... Правда, Ланзерот...
   Кузнец издевательски ржанул.
   - Во какой тупой!.. Надо же. Люди, плюйте на него!..  Миссия  ж  была
тайная. Это теперь о ней песни складывают, с  какими  хитростями  ехали,
как телегу с камнями везли, а мощи налегке  вперед  отправили!  Если  бы
враги знали, что с вами сам великий Ланселот, о котором  слава  по  всем
королевствам, поняли бы, что дело очень  непростое...  За  вами  бы  вся
армия гонялась! Так что тебе  повезло,  тебе  выпала  неслыханная  честь
подержаться за стремя самого Ланселота, а ты... эх,  лопух!..  Ладно,  с
доспехами понятно. Лопай, чем кормят, одевай, что дают. Что не  так,  на
тебе подгоним.
   А что с оружием? Я наслышан про твой летающий молот...
   - Если бы летающий, - возразил я. - А то швырять приходится изо  всей
силы! У меня уже суставы в плече, как у ревматика.
   - Но возвращается прямо в руку? Не забудь  зайти  с  ним  в  церковь.
Святые отцы должны прочесть над ним  молитвы...  А  что,  кроме  молота?
Все-таки  молот,   понимаешь,   вспомогательное.   Им   дерутся   только
простолюдины, а у рыцарей оно так, на всякий случай...
   - Гм... да... мля, - промямлил я,  не  понимая,  острит  так  или  не
знает, что мне до рыцарства, как ему до баронства, - у меня еще и меч...
   Я скосил глаз, рукоять меча словно бы даже всползла по спине,  только
бы я ее заметил. Кузнец отступил на шаг, когда я потащил  из  ножен  эту
сверкающую льдом полосу  удивительной  стали.  Впервые  на  его  суровом
обожженном лице проступило нечто вроде уважения.
   - Парень, - сказал он наконец, - тебе несказанно повезло.
   Меч блистал грозно, легкий и настолько тонкий, что сердце вздрагивало
в страхе: не переломился бы, как тонкая льдинка под собственным весом.
   Я повертел его  перед  собой,  впечатление  легкости  обманчиво,  меч
достаточно тяжел, чтобы рубить, как боевым топором, а  лезвие  настолько
острое, что перышко распадается на две половинки.
   Кузнец правильно понял страдальческое выражение на моей морде.
   - Не выщербится, - заверил он. - И не согнется. Гномы эти мечи делают
тысячи лет. Эти штуки даже не ржавеют. Эх, повезло тебе, парень!
   Я с сомнением оглядел железо на лавке.
   - Да?
   - Повезло, повезло, - повторил кузнец. - Доспехи  которые  делаю  для
благородных, конечно, получше твоих, но их можно заказать оружейникам  и
здесь. Если золота хватит, конечно. Это дорогая штука!  Хорошие  доспехи
делают не один месяц. А вот такой меч только у  гномов...  Давай  помогу
надеть! Тебе, я слышал, дарована честь присутствовать на аудиенции у его
величества?
   - Я тоже слышал, - ответил я. - А доспехи - это  вроде  обязательного
черного костюма и галстука? Теперь понятно, откуда это пошло.
   Без посторонней помощи я никогда бы в жизни не  влез  в  это  железо.
Просто не сумел бы. Нелепое, тяжелое, из низкосортной стали... да  какой
там стали, это сыродутное железо, ненамного прочнее медных или бронзовых
лат,  а  непрочность  компенсируется  толщиной,  что  в   свою   очередь
сказывается на весе. Кузнец  прилаживал  то  одну  железку,  то  другую,
стягивал ремнями, укреплял хоккейные щитки на голени, а потом еще  и  со
стороны лытки, защелкнул, и вот мои ноги полностью в железе, только  для
ступней, к счастью, нашлось свободное место.
   Когда я ощутил, что намертво закован в эту башню  из  железа,  кузнец
отступил от меня, сказал бодро:
   - Готово!
   Я  сделал  нетвердый  шаг,  повернулся,  но  примерочные  зеркала  не
предусмотрены стандартами средневековых оружейных. Вес ощутимо давит  на
плечи, сковывает движения. Кузнец опоясал меня широким ремнем, где слева
подвесил молот, а через плечо перекинул  новенькую  перевязь.  Я  скосил
глаза, рукоять длинного  меча  с  готовностью  высунулась  из-за  левого
плеча.
   - Не знаю, - сказал я зло, - смогу ли в этом драться.
   Кузнец снова отступил, обошел со всех сторон, подергал,  постучал  по
железу.
   - Слушай, парень, - сказал он наконец, - я знаю слишком мало рыцарей,
на которых доспехи сидели бы так... хорошо.
   - Я не рыцарь.
   - Тем более, - сказал он значительно.
   - Я мог бы одеться и проще.
   - Тебе оказана великая честь, - сказал он строго.  -  Ты  предстанешь
перед королем!.. А если твои  сюзерены  велели  тебе  дать  доспехи,  то
благодари, дурень, а не вороти нос.
   - Ладно, - ответил я смиренно. - Доспехи так доспехи.
   Крыша королевского дворца блестела под утренним солнцем, но  стены  и
двор еще оставались в густой тени, остатке  ночи.  Крыша  вся  в  ржавых
пятнах, что вовсе не ржавчина, а следы огня из пастей  летающих  тварей.
Кое-где сорвана черепица, а зубчатый парапет проломлен  в  трех  местах.
Стены и вовсе в следах от ударов раскаленных  камней  из  катапульт,  от
огромных стрел. Видны пятна несмываемой сажи, что въелась уже и  в  сами
камни.
   Перед закрытыми воротами, как водится везде, десяток  просителей.  На
меня оглянулись, но никто, понятно, не посторонился. Я  уже  изготовился
остановиться у двери и ждать, ибо для человека моего мира ждать  -  дело
привычное.  Ждем  на  остановках  общественного   транспорта,   ждем   у
светофоров, ждем открытия магазинов, ждем, ждем...  Это  здесь  не  надо
мучиться выбором: ждать автобуса или топать пешком...
   Грохот копыт заставил быстро обернуться. В мою сторону несся рыцарь в
полных доспехах. Копье держал острием вверх, но опустить и нацелить  мне
под ребра - дело секунды.  Громадный  конь  высекал  искры  из-под  всех
четырех, из ноздрей вырывается пар, похожий на дым.
   В трех шагах от меня рыцарь бросил поводья, копье со звоном  полетело
на землю. Рыцарь соскочил довольно проворно,  подбежал  и  пал  на  одно
колено.
   - Мой господин, наконец-то вы прибыли!  Я  с  недоумением  смотрел  в
розовощекое юношеское лицо, на длинные белокурые локоны, что так красиво
падают на плечи...
   - А-а-а, - вырвалось у меня, - так вы этот... как его...
   - Конт Сигизмунд, - напомнил он трепещущим от счастья голосом.
   - Ага, - сказал я, - это вы тогда...
   - Да, - воскликнул он счастливо, - это меня вы удостоили поединком! Я
был выбит вами из седла одним ударом. Я все выполнил,  здесь,  в  Зорре,
уже вторую неделю, а вчера услыхал, что вернулись герои с мощами святого
Тертуллиана. Увидев вас, я понял, какую важную миссию  вы  выполняли,  и
понял еще, каким дерзким и самонадеянным щенком я был!
   С той стороны площади показались блестящие фигуры. Ланзерота я  узнал
сразу... то есть теперь уже  Ланселота...  неужели  в  самом  деле  того
самого легендарного, лучшего рыцаря христианского мира? А  вот  Бернард,
Рудольф и Асмер в таких новеньких доспехах,  что  если  бы  не  шлемы  в
руках, то сразу и не признаешь. Рудольфа я отличил только по  коренастой
фигуре, что поперек себя шире, да огненно-красной скирде на плечах,  где
в самой середке поблескивают глаза и торчит кончик  носа.  Рот  тонет  в
окладистой бороде веником, уши затерялись в  красных  космах,  а  сверху
вообще такое, что я буду смотреть с великим интересом, как  он  все  это
сумеет запихнуть под шлем. Да еще с забралом.
   -  Да  бросьте,  -  сказал  я  торопливо.  -  Каждый  выполняет  свои
обязанности... И, это... встаньте же, конт.
   Он поднялся, но все  равно  смотрел  на  меня  снизу  вверх  сияющими
глазами, только что не визжал и не падал на землю кверху лапами.
   - Господин, - сказал он преданно, -  располагайте  мною!..  Я  -  ваш
вассал, я пойду за вами всюду...
   Бернард прогрохотал подкованными сапогами прямо ко мне, это ж у  него
я на подхвате оруженосцем, по-. тому и торчу здесь, не рыцарям же  ждать
меня, простолюдина. На ходу метнул удивленный взгляд на молодого рыцаря,
явно видел, как тот поднимается с колен.
   - Ого, - громыхнул он густым мощным голосом, что сразу  напомнил  мне
далекие раскаты грома, - Дик, да ты смотришься неплохо.
   Ланзерот... гм... Ланселот скользнул по  мне  безразличным  взглядом.
Его  золотые  кудри  красиво  падали  на  металлические  плечи,  крупные
холодные глаза смотрели без выражения, а массивная нижняя челюсть  снова
вызвала у меня желание садануть по ней бронированным кулаком.  Нет,  уже
ногой. Жаль, восточными  единоборствами  я  не  занимался,  а  связывать
великого и непобедимого Ланселота и укладывать  мне  под  ноги  вряд  ли
станут.
   Конт Сигизмунд посмотрел на всех исподлобья, что-то они  недостаточно
почтительно обращаются с его господином и сюзереном, но смолчал, раз  уж
я молчу.
   - Дик, - сказал и Рудольф, - ты просто вылитый рыцарь!
   Сказал и осекся. Ланселот нахмурился,  его  красивое  надменное  лицо
стало злым, а плотно сжатые губы  вовсе  слились  в  тонкую  линию,  как
защелки стального капкана.
   - Где священник? - спросил он, ни к кому не обращаясь. - Он  что  же,
полагает, что...
   - Простите, ваша милость, - прервал Рудольф, - вон бежит, запыхался!
   Сигизмунд отошел к своему коню. Я показал  ему  мимикой,  что  не  до
него, у меня и здесь особое задание, не надо  меня  рассекречивать.  Его
брови полезли вверх, челюсть отвисла. Потом спохватился, влез  на  коня,
уже с седла отвесил мне низкий поклон и повернул коня обратно.
   Асмер смолчал, хотя все заметил, только подмигнул  мне  украдкой.  Он
тоже в полных доспехах, но и в железе ухитряется выглядеть  компьютерным
спецэффектом что  может  менять  облик,  двигаться  с  любой  скоростью,
перетекать из одного состояния в  другое.  Только  у  него  из-за  плеча
выглядывает рог лука, а меч на поясе  выглядит  намного  короче,  чем  у
других.
   Священник в самом деле запыхался, на бледных  худых  щеках  выступили
красные пятна. Лысина  покрылась  мелкими  капельками  пота,  неопрятные
седые волосы по бокам торчат, как перья большой осетровой  рыбы.  Узкое,
как лезвие топора, лицо все такое же злое,  а  когда  его  острые  глаза
зацепились за меня, он вообще  показался  мне  жутким,  как  буревестник
революции.
   - Меня задержал его преосвященство, - сказал  он  быстро.  Метнул  на
меня неприязненный взгляд. - Его интересовало кое-что о нашем... походе.
   Ланселот кивнул, Бернард не двинул даже бровью, Асмер сказал живо:
   - Не думал, что его преосвященство чем-то  еще  интересуется  в  этой
жизни... Пойдемте?
   Ланселот стукнул в ворота. Из сторожевой башенки высунулись головы  в
шлемах. С их высоты даже рыцари и не рыцари вовсе, а так, удобные мишени
для арбалетов. Никто ничего не спросил, створки ворот пошли  в  стороны.
Мы вошли в зал, просторный, обставленный  со  спартанской  простотой.  В
этом зале, явно предбаннике, сидели и прохаживались группками  рыцари  и
знатные люди в ожидании приема.
   Ланселот двинулся вперед прямо через центр,  ни  на  кого  не  глядя,
взгляд высокомерно поверх голов, что  с  его  ростом  нетрудно;  за  ним
огромный и нечеловечески могучий Бернард, ведущий  свой  род  от  горных
великанов; Рудольф - только я знаю его тайну; Асмер, в чьем роду есть  и
кровь эльфов; а мы с отцом Совнаролом, антагонисты, вынужденно топаем  в
арьергарде бок о бок.
   Перед ними расступались  не  только  знатные  граждане.  Рыцари  тоже
почтительно кланялись, провожали взглядами. Я слышал, как называлось имя
и титулы Ланселота, перечислялись победы Бернарда,  даже  на  меня  пало
жадное и отчаянное внимание.. Отметили мой рост, могучую фигуру,  слышно
было, как говорят о странном мече, о молоте на поясе,  даже  о  сапогах,
хотя сапоги уж точно самые обыкновенные...
   Мне было стыдно и неловко, потому  что  эти  люди  на  грани  полного
изнеможения, истощены, их дух ослаб, им  нужна  надежда,  но  хватит  ли
надежды и воодушевления, вызванного мощами святого Тертуллиана? Не хочу,
чтобы на меня смотрели вот так... как смотрят! Я не герой, ибо  герой  -
это прежде всего состояние духа, а не тело акселерата, каких пруд пруди.
Там, у себя в Москве, я считался самым обыкновенным, даже рост что ни на
есть средний, а здесь хоть команду баскетболистов организовывай...
   Дверь в тронный зал была широка, дубовые доски  украшены  орнаментом,
но спартанская простота чувствовалась и здесь, строители явно заботились
о прочности больше, чем о красотах. С  той  стороны  двери  голоса,  что
дивно. Я полагал, что там только небольшой зал с троном, а  на  троне  -
король. Ну, в лучшем случае, справа - шут с бубенцами, слева  -  мудрец.
Или наоборот, слева - шут, которого  слушают  в  охотку  все,  справа  -
мудрец, которого не слушает никто.
   Стражи скрестили перед нами копья. Один сказал торопливо:
   - Его величество принимает баронов. Ланселот  вскинул  бровь.  Нижняя
че