росто любителей яблок и груш.
   Я любовался огромным городом,  богатым  и  растущим,  здесь  половина
домов уже из камня, а которые из простых бревен  -  все  равно  поражают
взор высотой стен, яркими крышами, широкими окнами с дубовыми  ставнями.
И все же сердце стиснуло, когда вспомнил, через какие города только  что
проехал.
   А еще не война, напомнил себе.  Так,  набеги  мелких  отрядиков,  что
ползком перебрались через границы и здесь отыскали сторонников.
   - Мимо, - напомнил Ланзерот строго, - мимо.
   Бернард, суровый и каменнолицый, прогудел невозмутимо:
   - До Зорра рукой подать!
   Снова ночевка в ближайшем лесу, на огромной поляне,  чтобы  никто  не
смог подобраться, прячась за  толстыми  деревьями.  Стыдно  сказать,  но
сколько я ни всматривался в звездное небо,  не  находил  в  нем  никаких
отличий от того, московского. Не находил, потому что и там, в Москве, не
поднимал глаз к звездам.  А  небо  видел  только  краем  глаза,  боковым
зрением. Хоть дневное, хоть ночное.  Оно  не  несет  никакой  сиюминутно
меняющейся   информации,   потому   воспринимается   как   незаполненное
пространство. Даже меньше, чем огромный щит с надписью: "Здесь могла  бы
быть ваша реклама!"
   Но с каждым днем я посматривал в звездное небо все чаще.  Среди  всех
звездочек одна все же выделяется, красноватая,  с  тем  оттенком,  какой
бывает у догорающего  угля,  покрытого  серой  золой  пепла.  Достаточно
слабого дуновения ветерка,  чтобы  легчайший  налет  пепла  смахнуло,  а
багровый жар запылал во всей зловещей красе.
   Марс, подумал я. Где-то читал, что  планета  Марс  выглядит  с  Земли
красноватой звездочкой. Потому ее и называют  планетой  войны,  планетой
пролитой крови, пожаров.
   И все-таки на душе скребло. Эта красноватая звездочка  выделяется  на
ночном небе уж чересчур. Хоть я из  тех  свиней,  что  на  небо  смотрят
только тогда, когда их поворачивают на вертеле, но  все  же  заметил  бы
этот зловещий блеск, заметил бы...
   Бернард спросил подозрительно:
   - Что там? Летучие мыши?
   - Звезды, - сказал я.
   Он зевнул, протянул со скукой:
   - Ну, звезды... Это пусть маги ломают головы. Нам звезды ни к чему.
   - Ни к чему, - согласился я. - Что это за  звезда?  Он  проследил  за
моей рукой, буркнул зло:
   - Маркус. Звезда войны. Говорят, оттуда раз  в  тысячу  лет  нисходит
зло. По всей земле тогда наводнения, землю трясет, а вулканы так и вовсе
грохочут и полыхают, как факелы. Священники  устраивают  крестные  ходы,
язычники приносят в  жертву  девственниц.  Я  слышал,  однажды  в  жерло
вулкана, погубившего город, сбросили тысячу молодых красивых девственниц
проклятые язычники! В конце концов все  успокаивается,  затихает,  земля
зализывает раны. Чужаки улетают к себе, увозя пленных.
   Я спросил с сильно бьющимся сердцем:
   - Чужаки? Улетают?
   -  Да,  -  ответил  он  нехотя.   Суровое   лицо   перекривилось   от
неудовольствия. - Когда звезда подходит совсем близко, оттуда спускаются
чужаки в летающих кораблях. Они рыщут по нашим землям, жгут наши  города
и села, хватают пленных. Я не знаю, почему  не  могут  остаться  И  жить
здесь королями! И не знаю, сколько властвуют, пока звезда не позовет  их
обратно. Но знаю, что эта звезда приближается снова, я умею считать годы
и столетия. И знаю, что  снова  будут  наводнения,  проснутся  дремавшие
тысячу лет вулканы.
   - И снова прилетят чужаки, - закончил я.
   - Да, - ответил он нехотя. - Если они прилетали много раз, то  почему
не прилетят сейчас?
   Я перевернулся на спину. Красная звезда, казалось, выросла в размерах
даже за  время  нашего  разговора.  Красный  цвет,  словно  планета  уже
полыхает в огне пожаров, ибо раскалилась от  трения  в  атмосфере,  едва
уловимый оранжевый цвет,  уже  зловещий,  ибо  это  цвет  более  высокой
температуры.
   Багровые  блики  подсвечивали  лицо  Рудольфа  снизу,  оно  выглядело
мрачным и жестоким. Повозка то появлялась, то исчезала, а когда  Рудольф
подбросил новую охапку, ее осветило от колес до верха. Бернард  вынырнул
из темноты, от него пахло хвоей и горьковатым соком, прогудел:
   - Кости трещат... Староват что-то я целый день скакать, ночью  еще  и
сторожить. Асмер поднялся.
   - Я посторожу. Бернард покачал головой.
   - Нет, очередь Рудольфа.
   Рудольф чуть вздрогнул и  опустил  голову.  Мне  показалось,  что  он
сейчас откажется, но на него смотрели все, и  Рудольф  поднялся,  как-то
странно посмотрел на полную луну. Плечи его повисли, он  взял  оружие  и
ушел в темноту.
   Я вспомнил, что в последние дни Рудольф, проявляя бешеную  активность
днем, старательно избегал уходить в ночную стражу. Однажды я  встретился
с ним в сумерках, холодок прошел по всему моему телу. В черепе  блеснула
дикая мысль, настолько невероятная, что я тут же отбросил и забыл, благо
есть о чем думать, но сейчас я снова ощутил прежнее беспокойство...
   Ненадолго приходил священник, благословил костер  и  снова  ушел,  но
принцесса пришла ему на смену и осталась сидеть перед огнем,  задумчивая
и печальная.  Огонь  высвечивал  ее  лицо  быстрыми  бликами,  но  глаза
оставались в тени.
   Ланзерот даже сейчас, смертельно усталый, сидел  с  ровной  спиной  и
гордо раздвинутыми  плечами.  Грудь  выпячена,  лицо  надменное,  нижняя
челюсть  выдвинута  вперед.  Под  глазами  темные  круги,   черты   лица
заострились. Я вдруг подумал, что ему не меньше нас хочется  сгорбиться,
распустить брюхо, схватить кусок недожаренного мяса и  торопливо  жрать,
пачкаясь соком и громко чавкая, как Рудольф или Асмер, но он  все  время
помнит о своем благородном происхождении.
   Его серые глаза пару раз чуть сдвинулись в Орбитах в мою  сторону,  я
напомнил себе, что хоть горблюсь  и  достаточно,  но  хорошо  бы  еще  и
причавкивать  или  плямкать,  дабы   не   заподозрили   в   скрываемости
благородного происхождения.
   Бернард негромко рассказывал о Зорре,  обычаях,  о  самом  высоком  и
просторном соборе, даже в огромном и богатом Морданте  вдвое  меньше,  о
подвигах славных и доблестных рыцарей, известных верностью дамам  сердца
и отвагой в сражениях.
   Я не решался даже с предельной деликатностью расспрашивать  принцессу
о жизни в Пограничных землях,  она  и  раньше  говорила  об  этом  очень
неохотно, а больше интересовалась моей жизнью. Я понимал, что как бы  ни
хитрил и ни рассказывал про подмосковный лес,  все  равно  для  нее  это
будет как волшебная сказка о скучной однообразной жизни, где мы свободно
бродим по лесу, собираем ягоды, все  без  охраны,  и  даже  ночью  можно
выходить в лес и жечь костры для шашлыков.
   Асмер и Ланзерот даже у костра,  отдыхая,  чинили  кольчуги,  штопали
кафтаны. Потом Асмер ушел точить меч, но и  он,  несмотря  на  залегшего
где-то в ночи Рудольфа, оставался комком  нервов.  С  дерева  неожиданно
перепрыгнула на другое дерево белка, и тут же два острых  ножа  пронзили
ее в полете раньше, чем Ланзерот и Асмер  поняли,  что  за  рыжее  пятно
мелькнуло над их головами.
   - Враг сильно потряс Зорр, - объяснял мне Бернард  устало,  -  но  мы
почти научились воевать и .давать отпор... Его мощь, правда, растет,  но
и наша, как видишь! К ним подходят их Черные силы, к нам...  вот  сейчас
везем святые мощи. Так что на время наступило былое равновесие. Мы  даже
начали теснить врага!
   Он скрипнул в ярости зубами, умолк. Я спросил тихо:
   - А что... случилось что-то?
   - Мордант!
   Слово прозвенело, как будто в воздухе столкнулись два клинка. И  хотя
явно Бернард хотел, чтобы прозвучало как удар тяжелого по  шлему,  но  я
отчетливо увидел эти два отточенных стальных лезвия. И не знал, какое из
них принадлежит Морданту.
   Я спросил торопливо:
   - И что?
   - Они снюхались с той самой нечистью, с которой воевали  их  отцы.  И
даже допустили ее в свои пределы. Говорят, за плечами  Руперта,  это  их
нынешний король, всегда видна черная тень, что двигается сама по себе. И
с каждым дней она все растет.
   - Предатель, - вырвалось у принцессы. - Подлый предатель! Мерзавец!
   - Увы, этих предателей все больше, - сказал Бернард с  ненавистью.  -
Слишком уж много обещает  Тьма.  А  всем  бы  получить  больше  меньшими
силами. И не каждый устоит.
   Я спросил осторожно:
   - Но разве сделки с Тьмой не запрещены... законом, церковью,  моралью
наконец?
   Бернард взглянул сочувствующе, но лицо стало совсем злым и несчастным
одновременно.
   - Знаешь ли, - сказал он с сомнением, - вопрос уж  очень  сложный.  Я
изумился:
   - Сотрудничество с нечистью?
   - Ну да. Даже то, что есть нечисть. Вон  для  священника  даже  мы  с
тобой - нечисть почти  что,  ибо  не  молимся  десять  раз  в  день,  не
обвешались крестами, а вместо Священного писания у нас в руках - мечи. А
для другого, скажем для Морданта, даже гномы и эльфы, да что там  гномы,
он даже троллей нечистью не считает! И не только он. Понимаешь, в церкви
тоже разнотолки. Одни зовут к реформам, другие - напротив, к истокам,  а
третьи упорно стоят на том, что есть сегодня. Мордант, переходя из одной
ветви церкви в другую, тащил за собой и весь  народ.  Короли  вели  дела
очень хитро, страна богатела, а  при  таком  раскладе  правителям  народ
прощает  все.  Мордант  втихомолку  заключил  с  нечистью  какие  -   то
соглашения, продает им что-то из города, взамен получает...
   Он умолк. Я вспомнил рыцарей, что выезжали ночью на  какую-то  тайную
встречу, озабоченного Трис-тема, спросил жадно: . - Что?
   - Да всякое говорят. Золото и серебро, понятно, но  это  само  собой.
Тролли и всякие там кобольды серебра не боятся, вот и копают, но Мордант
на то и Мордант, чтобы  на  одном  серебре  и  золоте  не  остановиться.
Кобольды для него таскают из подземных пещер всякое разное, ну, вещи  из
древних захоронений, из похороненных городов, из  залитых  лавой  башен,
стертых с лица земли замков... от которых остались только  подземелья  с
сокровищницами, библиотеками, колдовскими тайниками.
   Сердце  мое   забилось   учащенно.   Подземелья   с   сокровищницами,
библиотеки, колдовские тайники - не здесь ли зарыта тайна,  как  я  сюда
попал? И способ, как выбраться обратно? Нет,  в  Морданте  мне  побывать
надо будет обязательно. Возможно, там инквизиция не так сильна. Да, если
там торгуют с так называемой нечистью, то инквизиция там  вовсе  уже  не
инквизиция.
   Ланзерот ушел в сторонку, чтобы не мешать. Оттуда  послышались  удары
молотка: рыцарю в последней схватке снова  помяли  доспехи  топором  или
боевым молотом, который он не признает оружием.  Я  слушал  внимательно,
Бернард рассказывал хорошо, умело, даже принцесса заслушалась, хотя явно
все это знала раньше.
   Послышался быстро нарастающий шорох. Я едва успел  повернуть  голову,
как из черноты на высоте  моей  головы  со  скоростью  брошенного  камня
вылетел огромный зверь. Он летел по воздуху прямо  на  принцессу.  Пасть
распахнута, острые, как ножи, зубы блестят,  в  желтых  глазах  безумная
ярость и жажда крови.
   Бернард неуловимо быстро  сдвинулся  в  его  сторону.  Огромный  волк
обрушился на подставленный щит. Бернард присел под тяжестью зверя, шея и
лицо налились кровью. Тут же  Бернард  распрямился,  волк  отлетел,  как
отброшенная щепка.
   Раздался жуткий вой, волк  покатился  по  земле.  За  ним  оставалась
широкая красная полоса. Я перевел взгляд на меч Бернарда - тот по  самую
рукоять был  в  крови.  Тяжелые  капли  срывались  с  лезвия,  на  земле
подпрыгивали фонтанчики пыли.
   - Я иду! - донесся издали крик Ланзерота. Слышно было,  как  с  сухим
треском разлетаются заготовленные там  поленья.  Ланзерот  с  обнаженным
мечом в руке добежал в момент, когда волк прыгнул снова. Жуткая рана  на
боку уже не кровоточила. Раны на оборотнях, вспомнил я, под полной луной
заживают в мгновение ока.
   Бернард снова приготовился принять волка на щит, но тот рыскал  перед
ним, забегал справа и слева, рычал, пугал оскаленной пастью.  Я  набежал
сзади, волк молниеносно оглянулся, но  меч  Ланзерота  уже  стремительно
падал на  спину.  Волк  судорожно  метнулся  в  сторону,  острое  лезвие
рассекло бок. Я успел  увидеть  белые,  как  зубы,  концы  перерубленных
ребер. Из широкой раны хлынула кровь.
   - О, Святое причастие! - вскричал Бернард. - Если это  оборотень,  то
все наше оружие бессильно! Нужны церковные реликвии, ну, череп Петра или
Павла, на худой конец - гвоздь из Креста господня...
   Я крикнул:
   - Где наш священник? Бернард огрызнулся:
   - Кричи, к утру явится...
   Он оборвал себя на  полуслове,  волк  метнулся  прямо  на  него,  так
казалось,  но  в  полете  сумел  изменить  направление  и  обрушился  на
Ланзерота. Тот  упал,  прикрывшись  щитом,  а  Бернард,  спасая  рыцаря,
обрушил на спину оборотня меч, рассек левую ляжку.
   Я торопливо бросился за молотом,  зря  оставил  на  седле.  С  криком
примчался священник, на ходу заголосил молитву,  руки  взлетали,  как  у
поп-певца на сцене:
   - Лаудетор Езус Кристос...
   Оборотень зарычал злобно, красные глаза обратились на  священника.  Я
видел горящие неистовой злобой глаза,  распахнутую  пасть  с  острейшими
зубами, но какая-то сила все еще мешала оборотню броситься сломя голову.
Он преодолевал некое сопротивление, ломился  к  читающему  молитву,  как
через ураганный встречный ветер, даже припал к земле, но  подползал  все
ближе...
   Бернард и Ланзерот с яростными криками набежали с двух  сторон.  Волк
закричал почти человеческим голосом, два  лезвия  рассекли  ему  бока  и
раскроили голову. Я успел увидеть залитую  кровью  морду,  где  жутко  и
страшно блеснули два желтых глаза, похожих на два  озера  расплавленного
золота.
   Полуослепший, оборотень  упал,  откатился,  а  потом  каким-то  чудом
пополз прочь. Бернард бросился с поднятым мечом вдогонку.  Я  неожиданно
для себя закричал:
   - Не надо!
   Бернард остановился. Я увидел гнев  на  обращенном  ко  мне  лице.  В
глазах полыхала ярость.
   - Что?
   - Не надо! - крикнул я. - Он же...
   Я хотел сказать и не мог выговорить, что это же человек, а  не  волк,
но такие глупые и кощунственные слова застряли в горле.
   Неожиданно сказал Асмер:
   - Брось, Бернард.  Сейчас  не  убьешь.  Всяк  знает,  что  надо  либо
осиновый кол, либо серебряное копье. А где их взять?
   А Ланзерот бросил брезгливо:
   - Осиновый вытесать легко, но что толку? Это против вампиров  только!
А против оборотней - мощи святых да святая вода из  Иордана,  где  Иисус
купался.
   Бернард с  сожалением  поглядел  вслед  уползающему  волку.  Тот  уже
поднялся и неуклюже скакал на трех лапах. Вскоре прыжки стали увереннее,
он побежал на всех четырех и скрылся в высокой траве. Я вскинул  голову.
Звездное небо  было  наполовину  закрыто  рваными  тучами.  А  с  севера
наползала темная  масса  облаков.  Огромная  полная  луна  сияла  жутким
мертвенным светом. Туче оставалось чуть - чуть,  чтобы  ее  закрыть,  но
ночью облака почти стоят на месте.
   Впервые я пожелал, чтобы подул холодный северный ветер.

Глава 24

   На рассвете, еще до восхода солнца,  мы  снялись  со  своего  ночного
лагеря и двинулись в сторону горного хребта. Волы исхудали так, что кожа
едва не рвалась на выпирающих костях. Из жалости к животным я то и  дело
соскакивал с коня и помогал выталкивать повозку  из  рытвин,  только  бы
Асмер не хлестал несчастных.
   Бернард пообещал, что сменим волов  в  ближайшем  городке,  он  знает
одного торговца, у которого не волы, а настоящие слоны,  а  бегают,  как
зайцы.
   Но, не доезжая до города,  мы  увидели  серо-желтое  пыльное  облако,
поднятое не то ветром, не то ногами и копытами.  Оседало  оно  медленно,
нехотя. Еще медленнее проступило кровавое поле,  широкое  и  необъятное.
Павшие закрыли всю землю, многие лежали друг на друге.  Повсюду  из  гор
мертвых тел торчали обломки копий, блестели топоры, мечи, ножи, косы.  К
небу вздымались обломки мечей в  застывших  кулаках,  видны  были  руки,
ноги, конские копыта.
   Страшное поле, уже кладбище, ибо  немыслимо  собрать  всех  павших  и
похоронить,  тянулось  во  все  стороны  в  бесконечность,  смыкалось  с
горизонтом, уходило за край земли.
   Изредка виднелись на поле мародеры, собирали оружие, сносили охапками
в огромную  кучу,  возвращались  к  самым  знатным  из  павших,  снимали
доспехи,  шарили  в  карманах,  стаскивали  дорогие  сапоги.  Священники
бродили с книгами и чашами, брызгали водой,  часто  наклонялись,  что-то
шептали, я видел, как их губы шевелятся.
   Высоко в синем небе звонко кричал жаворонок, но  над  полем  кружили,
оглушая мир радостным карканьем, несметные стаи воронья.
   Бернард сказал зло:
   - Это уже не две-три сволочи, проскочившие через кордон!
   Рудольф окинул поле боя оценивающим взглядом.
   - Да, но и черные полегли все... Впрочем, нам легче.
   Ланзерот ехал злой, мрачный.  Уронил,  не  оборачиваясь,  высокомерно
уверенный, что каждое его слово ловят, внимают. Или внемлют:
   - Это значит, что Зорр вот-вот возьмут. Уверены настолько, что  часть
войска сняли и пустили дальше. Вглубь.
   - Идиот этот Алексис! - прорычал Бернард. - Выслал  бы  тогда  к  нам
хотя бы часть своего войска! А теперь...
   -  Если  Зорр  устоит,  -  сказал  Ланзерот,  -  то  Алексис   сумеет
организовать  оборону.  Здесь  немало  крепостей.   Пусть   старых,   но
просторных. Им только стены подновить да  подвалы  набить  запасами  для
долгой осады. Но если мы падем... падет и весь мир.
   Он  сказал  просто,  буднично,  но  меня  опалило  морозом.  Бернард,
Рудольф, Асмер ехали суровые, могучие, с красивыми мужественными лицами.
За нашими спинами помукивали несчастные волы, теперь их  не  поменять  в
этом городе, которого больше нет. Колеса постукивали по твердой земле, в
повозке  -  принцесса  с  арбалетом,  священник  с  молитвенником.   Оба
ежеминутно готовы к бою. Да, это в моем мире мы  просто  живем  и  тянем
лямку, а от неведомых властей  требуем,  чтобы  нас  защищали,  кормили,
подавали, разрешали, допускали, выпускали, здесь же каждый защищает себя
и своих друзей сам. Даже не знаю, что лучше.
   Миновали кровавое поле, дальше сторонкой  потянулась  зеленая  мирная
роща, птицы пели и порхали,  бабочки,  стрекозы,  рыжие  белки  устроили
гонку с дерева на дерево и обратно.
   Ветви склонялись до самой  земли,  а  навстречу  им  тянулась  густая
изумрудно - зеленая трава, так что вся  роща  издали  казалась  скопищем
огромных зеленых шаров. Ланзерот,  который  был  впереди,  выругался  и,
умело управляя шпорами и поводьями, заставил коня попятиться.
   - Обратно! - донесся его злой голос. - За деревья!
   Я в мгновение спрыгнул с коня. Пока  Рудольф  и  Бернард  задерживали
повозку, я с молотом в руке подбежал к опушке.
   По ту сторону рощи открылась коричневая равнина  с  темной  громадной
скалой посредине. Я тряхнул головой - это не скала, а монастырь, но  что
встревожило Ланзерота,  понятно  -  плотное  кольцо  разномастного  люда
вокруг монастыря.
   Я снова тряхнул головой, уже оценил, что хотя из монастыря  перекрыты
все дороги, но осаждающие держатся от стен на почтительном удалении.  Но
что это за странные люди среди осаждающих, если они вообще люди?
   Пальцы от ужаса похолодели, я едва не выронил молот. Непослушные губы
попробовали прошептать  молитву,  я  уже  видел  раньше  -  эта  формула
самовнушения помогает, но  слова  не  пошли  из  перехваченного  страхом
горла. Странных существ не просто немало,  а  их  большинство.  А  кроме
того,  в  лагере  осаждающих  вообще  странная  тьма,  там  возникают  и
пропадают  очертания  странных  зверей,  чудовищных   построек,   оттуда
доносятся нечестивые звуки и гадкие вопли.
   В двух  шагах  из-за  кустов  рассматривал  осаждающих  блистательный
Ланзерот. Губы его тоже шевелились, словно он шептал  молитву  подлиннее
моей. За моей спиной послышались  тяжелые  шаги.  Бернард  опустился  на
колени между нами, осторожно выглянул.  Солнце  упало  на  сурово