моего меча.  Пурпурные
лучи  заходящего  солнца  осветили  его  до  самой  рукояти,  даже   мне
почудилось, что он весь залит кровью.
   Бернард гаркнул люто:
   - Дик!
   - Да, Бернард?
   - Это женщина, Дик, ты не видишь?
   - Бери выше, Бернард, -  ответил  я  высокопарно.  -  Она  не  просто
женщина, а человек!
   Бернард вскипел:
   - Ублюдок! Как ты смеешь такое говорить о женщине?
   - Бернард, -  возразил  я  учтиво,  -  здесь  какая-то  семантическая
путаница. Или мировоззренческая... Но раз ты  настаиваешь,  я  отступаю,
отступаю! Оставляем вопрос с открытыми скобками, дабы миледи было о  чем
подумать. Головой. У таких особ досуга до фига. Но если решит, что у нее
есть какие-то привилегии... на том основании, что она женщина... или  на
том, что она... тьфу!.. красивая, то я приду в  ее  логово  и  всех  там
поставлю так, как поставил ее конюха!
   Они прошли мимо,  тихие,  как  мыши.  Шарлегайл  смотрел  на  меня  с
укоризной, качал седой головой. Слуги пытались унести Сира де Мертца, но
не могли сдвинуть с места, пока их не  набралось  с  десяток.  Еще  двое
утащили отрубленные ноги, а кровавую лужу засыпали опилками.
   Через зияющий, как крик,  проход  вернулся  Беольдр.  Лицо  его  было
мрачное, кулаки сжимались в бессильной ярости.
   - Плохая весть, ваше величество, - сказал он гробовым голосом. -  Пал
Кельвинт.
   Лицо Шарлегайла исказилось:
   - Как? Кельвинт? К нему же  не  подступиться,  там  вся  крепость  на
скале, есть свои колодцы, там  запасы  Цзерна  на  годы!  Приступом  его
никак, Карлу осаждать и досаждать, а он  едва-едва  туда  привел  первые
отряды... Колдовство? Магия?
   Беольдр покачал головой. Лицо было темное  от  усталости,  а  морщины
стали еще резче.
   - Нет, ваше величество. Верность слову.
   - Как это?
   - Король Карл примчался под стены Кельвинта с  небольшим  отрядом,  а
войско намного отстало. Но король Карл заявил во  всеуслышание,  что  не
уйдет из-под стен Кельвинта, пока не возьмет.
   Шарлегайл уронил голову.
   - И Кельвинт сдался...
   - Да, ваше величество. Все знают верность Карла слову.
   Шарлегайл долго молчал, потом с губ сорвался едва слышный шепот:
   - Что ж... тогда мы скоро услышим о славном Галахаде...
   Бернард  спросил  недоверчиво,  голос  грубый,  но  я  слышал  в  нем
неподдельную любовь и преданность старому королю:
   - Вот уж не думал, что у вас... того, видения. С коня не падали, ваше
величество? Темечком вниз?
   - Грубый ты, - укорил король. - Не зря тебя моя королева не  любит...
Если Кельвинт пал, то войска короля Карла перейдут перевал  и  хлынут  в
долину Цветущих Роз. Не знаю, чего так зовется, отродясь ни  одной  розы
там не зрел, но выход из долины на простор Срединных  королевств  только
один... Но его замыкает замок Озерной Феи.
   Беольдр сказал неспокойно:
   - Ну и что? Войска обойдут, как волны обходят скалу в море. А Галахад
и фея их даже не заметят, им есть чем заняться.
   Ланселот побледнел от гнева, нижняя челюсть выдвинулась  вперед,  как
привод сидюка. Глаза заблистали, словно звезды.
   - Как вы смеете! Галахад - рыцарь!
   Шартреза громко хлопнула в ладоши. Все умолкли,  повернулись  к  ней.
Она сделала повелительный знак, из-за портьеры вышел худенький  мальчик,
с поклоном передал ей золотой поднос. Я углядел  там  массивный  пояс  и
золотые шпоры. Шартреза что-то пошептала королю на ухо, опустила ему  на
руки поднос.
   Он отыскал меня взглядом,  дряблая  рука  с  трудом  выползла  из-под
тяжелого подноса. Указательный палец поманил меня ближе.
   - Подойди, сын мой...  Ты  уже  принимаешь  собственные  решения,  не
считаясь с запретами... А это признак мужчины и  рыцаря,  который  готов
нести ответственность за свои поступки... На колени. Дик!
   Я опустился на одно колено,  уже  второй  раз  за  сегодня.  Шартреза
подала Шарлегайлу меч. Он  с  усилием  коснулся  кончиком  лезвия  моего
плеча.
   - Отныне ты, Дик... становишься сэром Ричардом...  Да  примут  рыцари
тебя в свою семью! Твое сердце благородно.
   Он умолк, обессиленный, Шартреза осторожно сняла меч с  моего  плеча,
где лезвие оказалось чересчур близко к моей яремной вене. Я  поднялся  с
колен. Бернард взял с подноса пояс, но Сигизмунд первым бросился ко  мне
со шпорами в руках, упал на колени и быстро прикрепил их к моим сапогам.
   Асмер подмигнул. На его лице  читалось,  что  заслуги  заслугами,  но
самое главное, что  никто  теперь  не  уклонится  от  поединка  с  сэром
Ричардом лишь на том основании, что тот недостаточно благороден.
   Я оглянулся на Ланселота. На его бледном вытянутом лице ясно читалось
странное облегчение.
   - Ура, - заметил Асмер ехидно,  -  его  милость  Ланселот  перестанут
дергаться, если кто-то назовет Дика сэром...
   Ланселот, Беольдр и  Бернард  окружили  короля  и  что-то  вполголоса
рассказывали. Я отвел Сигизмунда в сторонку, он насторожился,  я  сказал
успокаивающе:
   - У меня к тебе поручение...
   - Буду счастлив, - вырвалось у него преданное. Был бы у  него  хвост,
поотбивал бы себе бока. - Располагайте мною! Кстати, ваша милость, вы не
забыли, что у меня в седле семена тех... стреляющих?  Вы  собирались  их
расклепать и наварить на свой меч...
   - Не знаю, - ответил я задумчиво, - нужны ли они теперь, когда у меня
меч Арианта? Ладно,  посмотрим.  Слушай,  тебе  надо  будет  съездить...
только здесь никому не говори!.. в  одно  местечко  на  севере.  Я  тебе
покажу на  карте.  Там  замок,  это  баронство  Ганслегеров.  Поройся  в
библиотеке, вообще пошарь везде... Если там  отыскался  амулет,  который
нас кормил и поил, то, может быть, в замке барона  найдется  что-то  еще
интересное... Тот барон грабил самые разные караваны  и,  как  ворона  в
свое гнездо, стаскивал добро либо в подвалы,  либо  в  кабинет,  либо  в
библиотеку...
   Сигизмунд помрачнел, никаких  подвигов,  вздохнул,  заверил  погасшим
голосом:
   - Все сделаю, ваша милость! Все сделаю, все выполню. Только не  будет
ли барон... возражать?
   Я сказал негромко:
   - Не будет. Это мой замок, как и все владения.
   Его глаза расширились в радостном изумлении.
   - Сэр Ричард!.. Я знал, я чувствовал, что вы  скрываете  что-то...  А
когда эти неотесанные чурбаны осмеливались называть вас просто Диком,  я
готов был разорвать их на части! А теперь понимаю,  вы  слишком  высоки,
чтобы вас это задевало!
   Знание, что его сеньор по  меньшей  мере  -  барон,  владетель  замка
Ганслегеров, из него перло так, что раздувало, как самца жабы в  брачный
период, а мой непонятный запрет теперь вовсе истолкует как-нибудь особо,
я  ж  вижу  по  его  чистым  глазам,  что  придумывает  самые  сказочные
объяснения, вплоть до того, что  я  незаконнорожденный  сын  императора,
который скрывается от убийц, чтобы набрать сил и начать борьбу за трон.
   Он убежал, готовый ехать прямо сейчас, как  только  покормит  коня  и
перекует подковы. Счастливый, визжащий, уже уверенный, что начнем борьбу
за восстановление моей  законной...  конечно  же  законной,  как  иначе,
власти. Естественно, я одержу победу, и все бабы станут наши.
   В пролом заглядывали встревоженные люди, кто-то  уже  выметал  щепки.
Расталкивая всех, ворвался отец Дитрих, которого я меньше  всего  ожидал
увидеть здесь. Волосы растрепались, ряса в ужасном  состоянии,  на  щеке
царапина, под глазом громадный кровоподтек.
   Король вскрикнул:
   - Отец Дитрих, что стряслось? Кто вас ранил?
   Отец Дитрих отмахнулся:
   - Это я торопился, о дверь... Нет, в самом деле о дверь, что  вы  мне
не верите? Ваше величество! Откиньтесь на спинку, успокойтесь!..  Король
Конрад... Король Конрад... Сокрушительное...
   Шарлегайл простонал с мукой:
   - Говори же!
   Отец Дитрих сказал еще торопливее, захлебываясь словами:
   - Из Галли явились двести доблестных рыцарей от короля Арнольда. А  с
ними пять тысяч пеших воинов. Да-да, ваше величество, именно  от  короля
Арнольда! Король Конрад выводит армию из Галли! Он вернул его величеству
Арнольду трон вместе с нетронутой казной. Войскам ведено ничего с  собой
не увозить, никого не грабить.
   Король тихонько  ахнул.  Мы  все  замерли.  А  ликующий  отец  Дитрих
размашисто перекрестился, сказал торжественно:
   - Сила Господня снова  одержала  верх.



    Гай Юлий ОРЛОВСКИЙ
    РИЧАРД ДЛИННЫЕ РУКИ III
    РИЧАРД ДЛИННЫЕ РУКИ - ПАЛАДИН ГОСПОДА


Анонс

   Не имеет смысла планировать свое время и не стоит назначать свидание,
когда имеешь дело с магией, и более того  -  с  кознями  дьявола.  Планы
рушатся, свидания откладываются, а жизнь круто и бесповоротно  меняется.
Ричард Длинные Руки, в недавнем прошлом Дик, а еще раньше просто  Димка,
надеялся, что расстается со своей неожиданной и прекрасной  возлюбленной
максимум на сутки. Но... магический транспорт оборотников дал осечку,  и
занесло сэра Ричарда бог знает куда. И тут  уж  судьба  не  поскупилась.
Волшебные мечи, драконы, русалки, вампиры и эльфы - это еще цветочки...

ЧАСТЬ 1

Глава 1

   Я отсыпался двое  суток.  Правда,  в  первый  же  день,  помывшись  и
почистившись,  отправился   навестить   Рудольфа.   Священники   взялись
исправлять его волчью натуру, я опасался, как бы не перестарались.  Волк
и  человек  в  каждом  из  нас  пророс  друг  в  друга  настолько,   что
разобраться, где волчье,  где  человечье,  не  сможет  сам  господь.  Но
Рудольф в молитвах проводил времени столько же, сколько и в  упражнениях
с мечом, а то и  другое  одинаково  изгоняет  зверя,  оставляя  человека
наедине с собой.
   Доспехи Георгия Победоносца заняли достойное место в храме, император
Карл увел потрепанное под стенами Зорра войско, и я наслаждался тем, что
могу валяться почти голым на ложе, вместо того чтобы держать на себе два
пуда железа, да все на коне, время от времени  слезая  на  землю,  снова
залезая на это храпящее чудище, опять слезая, так что к концу дня уже  и
уши кажутся тяжелее шлема.
   Утром  слуга  настаивал,  чтобы  я  напялил  на  себя  железо.   Меня
передернуло от макушки до пят от одной такой идеи. Я вывалился на  улицу
в простой домотканой рубашке, расстегнутой до  пояса,  простых  портках,
завязанных веревкой, и самых что ни есть старых  растоптанных  башмаках,
но зато каких легких и удобных!
   Свежий ветерок приятно холодил грудь и перебирал  там  волосы.  Какое
это счастье, вот прямо сейчас запустить руку за пазуху и с  наслаждением
почесаться, поскрести крепкими ногтями  все  то,  что  мечтал  разодрать
неделей раньше, когда потный и усталый тащился по жаре, с головы до ног,
как устрица, закованный в тяжеленную скорлупу!
   Городские ворота, измочаленные ударами тарана, исклеванные стрелами и
изрубленные  топорами,  раздвинулись  с  жутким,   хватающим   за   душу
поросячьим  визгом.  Пара  измученных  коней  с  усилием  тащила  крытую
повозку. Возница то ли держал вожжи, то ли сам хватался за них, чтобы не
свалиться. Его раскачивало, лицо землистое, бледное,  глаза  смотрели  в
пустоту. Мне показалось, что он заснул, едва миновали ворота.
   Нещадно скрипя и раскачиваясь, повозка доползла до ворот замка, где я
изволил стоять, глупо и счастливо улыбаясь солнцу. Дверца  распахнулась,
мелькнуло оранжевое с синим.  Я  увидел  копну  золотых  волос,  усталое
бледное лицо с крупными теплыми глазами. В следующее  мгновение  девушка
оступилась на ступеньке, взмахнула руками, тонко и  жалобно  вскрикнула,
падая. Мои  руки  распахнулись  сами  по  себе.  Она  даже  не  пыталась
освободиться из моих объятий. Застыла у меня на  груди,  расслабленно  и
счастливо, словно все ее существо в  этот  миг  сказало  с  облегчением:
?Наконец-то добрались!?
   Рядом остановился мужчина, с удивлением пробормотал:
   - Никак леди Лавиния?
   Я с огромным  сожалением  поставил  девушку  на  землю,  но  руки  не
отпустил - не мог  заставить  себя  это  сделать.  Возница  уже  покинул
облучок, лицо его было злым и угрюмым.
   - Леди Лавиния, - прогудел он обеспокоенно, - как вы? Хоть теперь уже
все можно... мы у своих!
   Она слабо отстранилась, я сразу ощутил потерю. Ее удивительно  теплые
карие глаза взглянули мне в лицо снизу вверх. Она ответила  ему  усталым
голосом, но с победной улыбкой:
   - Не у своих. Теперь здесь наш дом...
   Я все еще держал ее на вытянутых руках, просто не мог отпустить, хотя
делал  вид,  что  придерживаю  измученную   долгой   дорогой.   Возница,
здоровенный мужик размером  с  Бернарда,  взглянул  на  меня  враждебно.
Прохожие рассматривали девушку со сдержанным любопытством.
   Она наконец пришла в себя, сказала слабо, но твердо:
   - Спасибо, что не дали мне упасть... Гунильд!
   Возница торопливо отстегнул с пояса кошель, довольно тощий,  и  подал
госпоже. Она порылась, я видел, как она тщетно  ищет,  наконец  ее  лицо
озарилось улыбкой, достала серебряную монетку и протянула мне:
   - Возьми и выпей за прибытие леди  Лавинии  в  Зорр  к  своему  мужу,
благородному лорду Гендельсону!
   Сердце мое рухнуло в пропасть. Всего две  секунды  я  подержал  ее  в
объятиях, но это уже моя женщина, в ней мое сердце, но она, радостная  и
счастливая, прибыла к любимому мужу, а мне... мне монету, как слуге!..
   Я тупо взял монету, сунул ее в карман.  Кончики  пальцев  уперлись  в
холодный металл. Я вытащил золотой кругляш со стершимися значками.
   - Это... сдача.
   Она машинально  взяла,  коричневые  глаза  взглянули  мне  в  лицо  с
каким-то испугом. Теперь наконец-то изволила заметить меня, здоровенного
простолюдина. Тонкие брови взлетели, а хорошенький ротик  приоткрылся  в
виде буквы ?о?.
   - Вольный стрелок, - произнесла она наконец.
   - Да, мэм, - ответил я и вытер нос рукавом, - он самый.
   Она посмотрела на меня со сдержанным отвращением.
   - Я понимаю, - сказала она ровным голосом,  -  нашему  королю  служат
даже лесные разбойники...
   - Ага, - ответил я охотно. Прочистив поочередно  обе  ноздри  ей  под
ноги, я сделал вид, что жутко  застеснялся,  и  потому  подошвой  звучно
растер эти экскременты, причем ногу забрасывал, как конь копыто, как  бы
стряхивая подальше налипшее. - Мы... того, где больше плотють.
   Она кивнула, сунула монету  кучеру,  мол,  на  пропой;  тот  едва  не
кончился от счастья, усталость мигом выдуло, а  она  прошла  мимо  моего
существа. Возница метнулся вперед, распахнул для нее  дверцу  в  воротах
замка и стоял там, низко кланяясь.  Она  не  оглянулась,  спина  ровная,
походка усталая, но легкая. Пройдет по стебелькам растущей  травы  -  не
примнет.
   Я не помнил, как меня вели дома  и  улицы,  очнулся  только  в  своей
каморке. Нет, у меня уже не  каморка  -  просторная  комната  для  меня,
поменьше для двух  слуг.  Лавка  жалобно  застонала:  я  обрушился,  как
подстреленный лось, но все равно крутился  на  ней  как  уж  на  горячей
сковороде и  встал  до  того,  как  лавка  рассыпалась.  Сердце  стучало
учащенно, будто бежал по эскалатору, кровь  гремит  в  черепе,  в  груди
стремительно разрасталось щемящее чувство острой потери.
   Через  зарешеченное  пространство   видны   двор,   снующая   челядь.
Молоденькие девушки, сочные, пышные,  быстро  поспевающие,  готовые  для
употребления. Я и раньше мог любую, а сейчас, когда возведен  в  рыцари,
даже знатные дамы...
   Ну почему, почему меня шарахнула эта дурь,  над  которой  высокомерно
смеялись еще подростками, прекрасно понимая свое преимущество над тупыми
ромеоми, Тристанами и прочими ростанами, что не  знали  вседозволенности
секса, не  знали  половой  техники,  не  знали  презервативов  и  прочих
противозачаточных средств?
   Почему я смотрю во двор, где шмыгают эти сочные  простолюдинки...  да
иногда и дочь знатного сеньора важно прошествует в сопровождении слуг, и
вижу только бледное лицо, карие глаза, алые губы? Я ведь знаю же, что  и
она такая же, как и все, знаю, что у нее между ног, знаю, что она делает
со своим мужем... что он делает с нею...
   Ярость ударила в голову с такой силой, что я зарычал, схватил  меч  и
бросился к двери. Прогремели  ступеньки,  я  сбежал  во  двор.  Холодный
воздух наступающей ночи охладил лоб, я выбросил в  сторону  левую  руку,
пальцы ухватились за что-то, я сжал их и не  разжимал.  Грудь  быстро  и
часто вздымалась, я дышал часто, с хрипами, с надрывом.
   Вокруг меня образовалось чистое пространство.  От  множества  фонарей
бегут косматые  тени,  но  в  освещенном  красным  светом  круге  пусто.
Испуганные голоса доносятся сквозь грохот жерновов из черноты:
   - Что с ним?..
   - Бесноватый, грят...
   - Это который с Ланселотом...
   - Братья, отойдите от греха...
   - Да, сбегайте за лекарем. Если он кинется,  то  сетью  его.  Или  на
копья...
   Я несколько раз глубоко вздохнул, гипервентилируя легкие, а теперь  -
насыщенную кислородом кровь - в мозг, в мышцы, взять себя в руки, это мы
все знаем, нет хуже для  человека  моего  времени  стоять  вот  так  под
брезгливыми взглядами толпы...
   Из темноты выступила фигура в надвинутом  на  глаза  капюшоне.  Монах
двигался неслышно и ровно,  .  словно  плыл  над  землей,  меня  на  миг
охватило чувство нереальности. Голос из-под капюшона раздался звучный  и
участливый:
   - Сын мой, тебе плохо?
   - Спасибо, - прошептал я, - уже справился...
   По толпе прокатился вздох облегчения. Монах кивнул, сказал:
   - Лаудетор Езус Кристос!.. Могу чем-то помочь?
   - Я сам, - ответил я. - Всегда сам.
   Пальцы  долго  не  хотели  отпускать  крюк   коновязи,   в   который,
оказывается,  вцепились  железной  хваткой.  Монах  поддержал  меня  под
локоть, так мы прошли до входной двери моего дома, я взялся  за  дверную
ручку, а он сказал в спину:
   - Ты никогда не бываешь сам, сын мой.
   Я обернулся, спросил враждебно:
   - Почему?
   Он перекрестился, сказал смиренно, тихо:
   - С тобой всегда твоя совесть. С тобой всегда твоя гордыня... С тобой
страхи, а их легион. Даже самый мужественный человек чего-то  страшится,
хотя не признается порой даже себе...  Но  сатана  все  замечает,  любую
щелочку расширяет до пропасти, чтобы отрезать человека от прямой  дороги
к богу. Потому держись, сын мой!.. Ты не один. Бог всегда  с  теми,  кто
впускает его в свое сердце.
   На стук дверь открыл заспанный слуга. Я обернулся на  пороге,  сердце
сжала боль, у монаха слишком понимающие и  сочувствующие  глаза,  сказал
тихо:
   - Спасибо... Спасибо за добрые слова.
   - Если что, - ответил монах, - я всю ночь в часовне... Что это  было,
брат?
   - Искушение, - ответил я в понятных ему символах. - Искушение.
   Лавка снова застонала, но я заставил себя  лежать  недвижимо,  и  она
недоверчиво  умолкла.  Монах  назвал  меня  братом,  а  эти  люди  -  не
простолюдины, за словами следят. Я в подвешенном  состоянии:  инквизиция
еще не решила, как со мной  поступить;  там  идут  жаркие  дебаты,  есть
возможность   показать   эрудицию,   пофехтовать   знаниями,   вспомнить
подходящие цитаты,  изречения,  мысли,  максимы,  поймать  оппонента  на
логическом проколе и поднять его на смех...
   На  какое-то  время  про  меня  даже  забудут,  углубившись  в  дебри
теологических споров. Однако  монахи,  что  следят  за  работой  святого
трибунала, помнят и знают, что среди горожан  Зорра  находится  человек,
которого вскоре ждет либо оправдание, либо костер.
   "Леди Лавиния?, - шептали мои губы. Черт, что во  мне  сидит,  что  я
автоматически воспринимаю любое замечание в свой адрес как  оскорбление?
Ладно, с рыцарями привык, но почему с этим ангелом во  плоти  так?  Ведь
она увидела простолюдина, каких видит всю жизнь. По доброте  своей...  и
на радостях, что доехала, дала ему монету, хотя могла и не давать. Какая
муха меня грызанула волчьими зубами?
   И снова я бродил по городу, единственный,  кто  выглядел  праздным  в
этом мире деловитых  муравьев.  Рабочие  спешно  восстанавливают  стены,
ворота  уже  новые,  решетка  поднимается  и  опускается   без   скрипа.
Ремесленники укрепляют на башнях и даже на  стенах  не