ил со знанием дела:
   - Может. Только это зовется видениями.  Бернард  не  отрывал  острого
взгляда от моего лица.
   - Видения посещают  отшельников,  -  отрезал  он.  -  Да  еще  всяких
аскетов, что сидят без мяса, умерщвляют... А с твоей мордой да видения?
   Асмер возразил мирно:
   - Ты чего на парня кинулся? Когда меня снежная буря в горах с  дороги
сбила и я две недели скитался, не жравши,  меня  еще  не  такие  видения
посещали!
   - Здесь нет бури, - отрезал Бернард. - А мы в походе.
   Асмер посмотрел на Бернарда, на меня, хмыкнул, сказал весело:
   - А вдруг он избранный, кто знает? И ему надо было в священники, а ты
насильно его то в воины, то в землепашцы? Вдруг его оружие - крест, а не
плуг или меч?
   Оба захохотали, довольные. Я представил себя в монашеской  рясе  и  с
Библией в руках. Губы поползли в стороны. Знали бы они, каким  "почетом"
пользуются попы в моем обществе!
   Ланзерот спустился вниз последним, сказал повелительно:
   - Быстро всем  завтракать,  выступаем!  В  мою  сторону  посмотрел  с
недоумением, почему я все еще здесь, но я  опустил  голову,  жевал  мясо
быстро и сосредоточенно, как делают все,  смотрел  по  сторонам,  слышал
фырканье коней за окном. Я останусь в этом городке?  На  всю  оставшуюся
жизнь, которая в средневековье и так коротка? И потеряю шанс  попасть  в
те странные королевства, где живут умом? Только там  у  меня  есть  шанс
найти дорогу обратно в свой мир...
   Оставались последние минуты перед  расставанием,  мужчины  уже  пошли
седлать коней. Я осторожно приблизился к принцессе. Она повернула голову
в мою сторону.  Я  увидел  нежное  лицо,  чистые  строгие  глаза,  тонко
очерченные  брови,  и  волна  непривычной  нежности  ударила  в   грудь,
заполнила, поднялась в мозг.
   Колени мои подогнулись, глаза оказались на  уровне  ее  глаз,  не  по
возрасту строгих, вопрошающих.
   - Госпожа, - сказал я и ощутил, что  мой  голос  звучит  страстно,  с
хриплыми нотками, слово в самом деле идет из самой глубины сердца,  хотя
сердце всего лишь мышца для перекачивания крови. - Госпожа!.. Я старался
послужить тебе... но мне просто не доводилось, не выпадало  случая!..  И
никогда не обращался с просьбами. Но вот теперь... теперь умоляю!
   Краем сознания отметил, что говорю тем высоким штилем, каким  уже  не
говорят мои современники. Высокие и сильные слова забыты, осмеяны, а все
отделываются шуточками, но сейчас я говорил  и  чувствовал,  что  говорю
именно я, тоже привыкший прятаться за щитом анекдотов и шуточек над всем
и вся.
   Она произнесла с холодноватым участием:
   - Говори, Дик. Ты спас меня, благодарность никогда не уйдет из  моего
сердца.
   Ланзерот и Бернард, нахмурясь, наблюдали за этой сценой.
   - Умоляю, - сказал я и ощутил, что говорю именно я,  который  никогда
не произносил таких слов, чтобы "не уронить  себя",  -  умоляю,  позволь
оставаться твоим слугой и дальше!.. Позволь ехать  в  твои  края,  чтобы
служить тебе и там.
   Принцесса покачала головой. Глаза ее стали печальными.
   - Нет, Дик, - произнесла  она  тихо.  -  Ты  даже  не  представляешь,
насколько опасен наш мир. А в этих Срединных землях люди счастливы!  Они
живут, не зная злобы, ненависти, страха... Здесь тот мир, который  будет
и там, у нас, когда мы... если мы... победим. Если устоим перед натиском
Тьмы.
   Ланзерот  морщился.  Похоже,  он  полагал,  что  нельзя  такие  слова
говорить мужчине, даже простолюдину. Особенно - молодому. Да еще,  когда
такое говорит молодая женщина.
   - Ваше высочество, - вмешался он. - Оставьте это нам. Мы  уж  излечим
этого... хорошего парня от его дури. Дик, помоги Асмеру запрячь волов!
   Голос рыцаря, как я ощутил сразу,  холодноват  и  недружелюбен,  даже
враждебен. Бернард вовсе отвернулся и седлает своего вороного. Принцесса
окинула меня ласковым взглядом, от которого сразу воспламенилось сердце,
ушла в повозку.
   Когда запрягали волов, Асмер сказал покровительственно:
   - Дурень, тут такие  девушки...  Я  разглядел,  у  меня  глаза  самые
острые.
   - Как у орла? - пробормотал я.
   - Дурень, орел передо мною - слепой  крот.  Так  Что  я  скажу  тебе:
оставайся, будешь как сыр в масле. Парней тут совсем маловато, да  и  те
хлипкие... А ты вон какой удался!
   Я пробормотал:
   - Просто наш... край не голодал.
   - Это заметно. ,
   - Асмер, я не знаю, как объяснить... Я жил  в  самом  деле,  не  зная
хлопот! И беспечно. Все так жили, и я жил. У нас все так живут. Все  как
все. Понимаешь? Да теперь и я не совсем понимаю. Но вы... вы по-другому.
- Я с вами две недели, но я живу и чувствую  себя  немножко  по-другому.
Может быть, сейчас я даже более правильный, чем тот, который жил в  моем
благополучном крае.
   Он слушал внимательно, в темных глазах  я  видел  понимание,  хотя  я
говорил непонятно даже для самого себя, ибо по-прежнему врал, темнил, не
говорил и половины правды, да и нельзя сейчас правду.
   - Гм, - сказал он наконец. - Гм... а ты не совсем простолюдин. Скажи,
ты скрываешься под шкурой простолюдина от опасных врагов? Может быть, ты
- рыцарь, который дал какой-то обет? Или  сын  короля  Руперта,  который
исчез, говорят, сразу после рождения?
   Изморозь прошла по моему телу. Я поспешно потряс головой.
   - Рыцарь? Да ты что? Разве я похож на рыцаря? Он скупо усмехнулся.
   - Вот-вот. Ты даже не заметил, что отказываешься от рыцарства с таким
видом, словно я предложил слишком мало. Ладно, я не знаю  твоих  обетов.
Но и другие замечают, что в  тебе  нет  почтения  к  благородным.  Мы  в
опасном походе, не до манер, понимаешь? Но  в  замке  ты  бы  за  прямой
взгляд или грубое слово висел бы уже на городских воротах.
   Я сглотнул ком в горле.
   - Учту. Спасибо, Асмер.
   - Не за что, - ответил он ровным голосом. - Да поможет господь тебе в
твоем квесте.

Глава 9

   Они запрягли волов, я обреченно ждал, что Ланзерот даст  приказ  всем
двигаться, а мне остаться, но неожиданно уже на коне  подъехал  Бернард.
Заново внимательно Осмотрел меня с ног до головы, смерил взглядом ширину
плеч,  выпуклую  грудь,  но  с  особым,  каким-то  странным  напряжением
всмотрелся в мое лицо.
   - Ланзерот, - сказал он хмуро. - Тебе что, не нужен лишний носильщик?
Даже если погибнет в первый же день, зато будет кому смотреть  в  дороге
за животными.
   Ланзерот бросил в мою сторону быстрый взгляд. Впервые я уловил на его
бесстрастном лице признаки не свойственного рыцарю колебания.
   - Зачем он нам?
   - Ланзерот!
   В голосе Бернарда я  уловил  намекающие  на  что-то  нотки.  Ланзерот
возразил:
   - Он сгинет на полдороге к перевалу.
   - Его смерть будет на моей совести, - заявил Бернард.
   - Ну да, - сказал Ланзерот, - одной больше,  одной  меньше...  А  что
ответишь господу на Страшном суде?
   - Отбрешусь, - отмахнулся Бернард. - Зато с паршивой овцы хоть шерсти
клок. Если он по доброй воле,  его  кровь  не  запятнает  наши  руки.  А
предупредить... уже предупредили.
   Ланзерот поморщился:
   - Предупредили? Этот олух хоть представляет, куда  мы  едем?  Хорошо,
еще сутки! Расскажи ему о нашем королевстве. Но только  правду!  Он  сам
сбежит.
   Мое сердце колотилось  так,  что  мир  шатался,  а  в  седло  удалось
взобраться только с третьей попытки. Я подумал, с чего это так счастлив,
если там обещают  жуткую  смерть  в  первый  же  день,  но  беспричинное
ликование раздувало грудь, как труха распирает перезревший гриб.
   Асмер подмигнул:
   - А знаешь, почему Ланзерот позволил тебе ехать еще сутки?
   - Почему?
   - Ты что-то брякнул про Улафа. Ты что о нем знаешь?
   Я вспомнил страшный сон, поежился. Все тело опахнул  странный  холод,
словно по голой коже посыпался мелкий злой снежок.
   - Да ничего. Просто его видел.
   - Какой он?
   Я как мог описал Улафа. Асмер кивнул.
   - Да, это он.  Улаф  -  один  из  сильнейших  рыцарей  короля  Карла.
Говорят, он продал душу дьяволу, тот его сделал сильнейшим на земле,  но
как своим знаком наделил звериной мордой.  Они  с  Ланзеротом  сшибались
дважды. Гром и  треск  окрестный  люд  слышал  за  милю!  И  зарница  на
полнеба... Теперь оба рыщут в  поисках  третьей,  последней  схватки.  И
Ланзерот, возможно, надеется, что ты можешь подсказать, где этот Улаф.
   Я спросил тревожно:
   - А что мне надо узнать о вашем королевстве?  Асмер  помрачнел,  ехал
молча. Я хотел повторить вопрос, Асмер внезапно выбросил руку в сторону.
Я проследил за указующим перстом.  Почти  у  края  земли  едва  заметные
домики, ровные квадраты полей, темная зелень садов.
   - В той деревне и не представляют, - сказал Асмер непривычно  жестко,
его обычно чистый музыкальный голос стал  хриплым,  -  что  за  жизнь  в
Пограничных землях! У вас здесь если кто-то  кому  морду  набьет  -  это
разговоров на месяц, свинья опоросилась - неделю судачат.
   - А у вас?
   - У нас то одна деревня,  -  сказал  Асмер,  -  то  другая...  просто
исчезают ночью. Из тех, кто выдвинулся дальше других... В лучшем  случае
находим обглоданные кости.
   - Звери?
   - Хуже. Люди.
   Я ощутил, как по спине снова пробежал липкий холодок страха.
   - Люди?
   - Люди хуже зверей, - объяснил Асмер так обыденно,  что  я  с  ужасом
понял, что для Асмера это так же понятно и привычно, как то,  что  вслед
за летом приходит осень, а потом - зима.
   - Но люди ж не едят людей...
   - Еще как, - ответил  Асмер  мрачно.  -  И  вовсе  не  из-за  голода,
понимаешь? Я прошептал:
   - Нет...
   Асмер снова надолго замолчал. Я настолько свыкся с  седлом  и  конем,
что иногда казалось, что я  стою  на  месте,  а  навстречу  сами  плывут
деревья, обходят справа и слева, над головой проплывают  зеленые  ветви.
Подъехал Бернард, взглянул раздраженно на Асмера.
   - Знакомишь с Зорром? Расскажи, расскажи... Нет, я  сам  скажу  этому
молодому дурню. Он не понимает, что в наших  землях  не  прожить  и  дня
жителю... ну, из теплых нор. Не  говоря  уже  о  землях  Тьмы,  куда  не
решаются уходить даже самые отважные, но даже в самой простой  и  мирной
деревне королевства Зорр надо постоянно быть готовым к бою.
   Я спросил невольно:
   - Почему?
   - Эх... - сказал Бернард, в  суровом  голосе  прозвучала  смертельная
усталость и насмешка. - Ты можешь себе  представить,  что  дерево  может
прыгать с  места  на  место?  Не  часто,  конечно,  неделями  готовится,
вытягивает корни, но зато разом прыгает шагов на пять, а то и больше.  И
если ты не был в какой части леса с месяц, то у тебя уже нет ориентиров.
Всякий раз по новому лесу! Трава другая, листья то острые,  как  бритва,
то с острыми, как крючки для ловли рыбы, шипами. Постоянно дерутся  друг
с  другом,  топчут,  захватывают  земли,  и  с  каждым  годом  лес   все
смертоноснее... Да что там лес! Я  ж  говорил,  даже  в  родной  деревне
мужчины круглые сутки несут  охрану.  У  нас  заборы  не  только  вокруг
городов, но даже деревни мужики ограждают, а сами дежурят на  вышках!  И
все равно каждый  крестьянин,  даже  крестьянский  ребенок,  знает,  что
делать, когда по земле скользнет  крылатая  тень,  когда  ветер  донесет
волчий запах...
   Асмер коротко хохотнул, перебил:
   - А помнишь, к нам как-то приехал один знатный рыцарь с оруженосцами?
В первую же ночь сожрали всех его слуг, а когда он все увидел, ужаснулся
и хотел уехать, какая-то  крылатая  тварь  подхватила  его  за  воротами
вместе с конем...
   - Рыцаря? - спросил я. Бернард двинул плечами.
   - Наверное, позарилась  на  блестящие  доспехи.  Все  крылатые  любят
блестящее. А жаль. Доспехи бы пригодились. У него  добротные  доспехи...
были. Из хорошей закаленной стали. Так что всякий, кто приезжает  к  нам
из ваших избалованных земель, может сразу рыть себе могилу.
   Долгое  время  ехали  молча.  Я  пытался  представить  себе  жизнь  в
Пограничных  землях,  но  выходило  что-то  вроде  линии,   где   Россия
соприкоснулась  с  мусульманским   миром.   Оттуда   надвигается   нечто
непонятное, злое, истребляющее наш мир, а мы  только  слабо  отбиваемся,
ропщем, мечтаем как-то уцелеть, обойтись без драки,  сами  увиливаем  от
стычек и детей отмазываем от армии.
   Конь под  Бернардом  тревожно  фыркал,  прижимал  уши,  будто  увидел
огромного волка, храпел. Я  посмотрел  на  Бернарда  и  ужаснулся.  Лицо
старого воина потемнело от внезапного гнева, глаза засверкали, а верхняя
губа приподнялась,  показывая  крупные  желтые  зубы,  уже  основательно
стертые, но все еще ровные и крепкие.
   - Мразь... Мерзавцы!.. Хуже даже не Тьма, с  которой  сражаемся.  Там
все понятно. Но когда удар в спину!
   Он задохнулся, каменное лицо изломала гримаса.  Мне  почудилось,  что
трещины вот-вот пойдут глубже,  раздастся  треск,  посыплются  гранитные
осколки.  Бернард  злыми  глазами  смотрел  прямо  перед  собой,   вдруг
вздрогнул, потер рукой в железной перчатке грудь.
   Асмер сказал мне негромко:
   - Это он о королевстве Мордант.
   - А что это?
   - Соседи. В прошлом ими правили  знатные  рыцари.  Хороший  рыцарский
род...  Конечно,  мы  всегда  соперничали,  набирая  силу.   Мы   начали
одновременно строить замки, крепости, плечом к плечу дрались с нечистью.
Ну, не мы сами, а наши прадеды-переселенцы.  А  потом,  когда  оттеснили
нечисть, то, понятно... Понятно?
   - Нет, - признался я.
   - Начали воевать друг с другом, - объяснил Ас-мер. - А как же  иначе?
Сперва  в  торговле,  на  турнирах,  а  потом  и  потихоньку  баловались
набегами... Но если мы все в рамках рыцарства, даже в  набегах  то  они,
надеясь с нами покончить, вступили в союз с Темными силами!
   Я ахнул.
   - Да как они... могли?
   - Человеческое тщеславие -  страшная  вещь.  Но  сейчас  у  нас  мощи
святого Тертуллиана, к тому же... не знаю, можно ли тебе  это  сообщать,
но мы везем доспехи и оружие, скованные лучшими оружейниками  империи!..
Мы разобьем Мордант, разрушим их  замки  и  крепости,  а  на  том  месте
заставим вспахать землю и засеять рожью!
   Асмер задохнулся от ярости,  как  до  этого  Бернард.  Похоже,  везде
соседа ненавидят  больше,  чем  дальнего  врага.  Я  слышал  его  шумное
дыхание, потом Асмер сказал отрывисто:
   - Что-то повозка отстает... Подожду.
   Бернард кивнул. Дальше  мы  ехали  некоторое  время  молча  стремя  в
стремя. Дважды Бернард задирал голову, глаза обыскивали небо, но и тогда
лицо оставалось злым и суровым, словно он смотрел в  наполненную  гадами
пропасть.
   Я с сочувствием глядел в немолодое лицо.  Скала  скалой,  но  все  же
прошлые схватки, битвы, сражения, просто  тяжелые  походы  и  ночевки  у
костра оставили свой след. Как на лице, так, возможно, и  на  сердце.  А
сердце - это инфаркты, ишемия, недостаточность, давление...
   Тяжелые  брови  старого  богатыря  сомкнулись  на  переносице.  Глаза
потемнели, смотрят вперед невидяще. Возможно,  вспомнил  о  погибших,  о
тех, кому предстоит погибнуть.
   Я сказал негромко:
   - Но если жизнь там так ужасна, Бернард, ты, можно сказать, свой долг
перед человечеством выполнил.
   На тебе шрамов больше, чем на молодом щеголе пуговиц.
   Он взглянул исподлобья, с подозрением.
   - О чем ты? Что за  дурная  привычка  говорить  издалека,  как  будто
готовишь удар в спину!
   - В моих краях, - сказал я  торопливо,  -  есть  обычай,  что  людей,
которые очень много трудились или воевали, а  потом  уже  постарели,  но
даже если еще в состоянии пахать или держать меч, их все равно отпускают
на покой. Покой - это когда они в тепле и достатке,  уже  не  подвергают
себя лишениям. Они, понимаешь, уже заслужили отдых!
   Послышался топот, на красном коне выметнулся из-за  зеленого  леса  и
пошел догонять нас такой же  красный,  как  и  конь,  шар.  Если  бы  не
торчащие из-под шлема длинные красные волосы, не  красная  всклокоченная
борода, я все равно узнал  бы  Рудольфа,  только  у  него  красный  щит,
красные штаны и даже сапоги красные.
   Конь готов был мчаться дальше, но Рудольф остановил  его  подле  нас.
Рот распахнулся, Рудольф хотел что-то сказать или сострить,  но,  увидев
суровое лицо Бернарда, захлопнул рот с таким стуком,  что  конь  пряднул
ушами.
   Бернард покачал головой.
   - Что у вас за края... То-то ты весь странный. Я не  подлый  наемник,
Дик! А наемники, запомни, все подлые. Все. Не подлых  не  бывает.  Я  не
наемник, который дерется за плату, чтобы потом на отдых... Нет ни покоя,
ни отдыха тем, кто защищает родину, добро, имя господа. Мы  отдаем  себя
целиком, только так можно и надо.
   Рудольф зевнул, сказал с полнейшим равнодушием:
   - Бернард, оставь. Он не понимает.  Он  думает,  что  смысл  жизни  в
благополучии. А для мужчин это прозябание. Да и вообще для людей.  Ну  и
что, если мало кто из нас доживет до седых волос вообще? И что никто еще
не умер в постели от старости? Человек все равно умрет! Даже короли мрут
как мухи. Так не лучше ли прожить красиво?
   Я опустил глаза.  Мое  поколение,  которое  уже  выбрало  пепси,  это
прожить красиво понимает иначе.
   - Там Ланзерот подстрелил оленя, - сообщил Рудольф. -  Пока  подъедет
повозка, мы успеем освежевать!
   Еще сутки пути, а вечером Ланзерот едва ли не  впервые  обратился  ко
мне, хотя голос звучал все так же холодно и недружелюбно:
   - Все. Там  за  холмами  последнее  мирное  село,  куда  все  еще  не
дотянулись Черные силы. Но даже  здесь  ты  не  будешь  в  безопасности.
Бернард, везти дальше этого молодого простолюдина - гибель.
   Бернард кивнул:
   - Да, я ночью об этом уже думал. Оставим. Дик, ты слышал?
   Я ответил мертвым голосом:
   - Слышал.
   Принцесса сказала ласково:
   - Дик, я освобождаю тебя от присяги служить мне и  повиноваться  мне.
Ты свободен.
   Священник осенил меня крестным знамением. Глаза его так и  впились  в
меня. Ожидал, наверное, что закричу страшным голосом, меня охватит пламя
или превращусь в черта с рогами и длиннющим хвостом. Но хотя  ничего  не
случилось, острое лицо отца  Совна-рола  осталось  таким  же  злобным  и
подозрительным. Ты защитился какими-то заклятиями, говорил  его  взгляд,
но сила божья со мной, и я тебя, проклятое исчадие ада, все равно обращу
в прах!
   Солнце опускалось к горизонту, Ланзерот  выехал  вперед,  высматривал
место для ночлега. Я вертелся в седле, чувствуя странный зуд.  Очень  уж
узнаваемые холмы и овраги  тянулись  справа  и  слева.  Мучило  странное
ощущение, что когда-то я уже все это видел.  Сердце  стучало  все  чаще.
Бернард поглядел с сочувствием, буркнул: . -  Ты  будешь  жить  долго  и
счастливо. А это... это все забудется.
   Я ответил невпопад:
   - Сэр Бернард, если найду по дороге меч, мне  позволят  его  оставить
себе?
   Бернард двинул тяжелыми плечами.
   - Нет,  конечно...  Все,  что  найдет  простолюдин,  принадлежит  его
владельцу.
   Асмер быстро вставил тоном знатока:
   - Или хозяину земли, где нашел!
   Бернард кивнул, по крайней мере, я так истолковал это  едва  заметное
шевеление огромного котла на массивном теле.
   - Да, или владельцу...
   - Э-э-э! - раздалось сзади могучее. Рудольф ехал за  нами  следом,  а
еще дальше тащились волы  с  красной  в  лучах  заката  повозкой.  Глаза
Рудольфа были хитрые, он  захохотал  победно.  -  Законники!  А  у  Дика
случай-то особый!
   Бернард бухнул, как ударил обухом в толстое дерево с огромным дуплом:
   - Какой?
   - Догадайтесь с трех раз?
   Бернард задумался, Асмер же, более быстрый, вскричал обрадованно:
   - Ну, еще бы! Как я сразу не подумал? Рудольф, ты  не  такой  дубина,
как выглядишь. Дик уже свободен от клятвы служить принцессе, но  еще  не
принес клятвы другому господину! Так что все,  что  найдет  на  ничейной
земле, в самом деле станет его собственным.
   Я привстал в стременах, глаза жадно шарили по Долине. Сверкающие горы
все так же далеко,  слева  темный  лес,  вон  там  глубокий  овраг,  два
одиноких Дуба, огромная береза со сросшимися стволами...
   - А что ты надеешься найти? - спросил Бернард с легкой насмешкой.
   - Меч, - ответил я.