ил из укрытия, ибо дверь,  уже  вот  она,
надо успеть добежать, а то сзади снова раздался яростный крик...
   Я выскочил следом, морозный воздух опалил легкие. И... едва с разбегу
не столкнул Гендельсона в пропасть. Сзади загрохотала, опускаясь,  стена
ворот. Монастырь отгородился от нас, дерзких, сумевших пройти  насквозь,
зато впереди злобно ощерила пасть  трещина  в  каменистой  земле.  Снизу
поднимаются зловонные испарения, в их призрачных языках пламени я уловил
некий жуткий смысл, а Гендельсон вскричал в смертельной тоске.
   Мороз пронизал  мои  внутренности,  как  острое  копье.  Другой  край
пропасти такой же отвесный, метрах в  десяти,  но  в  двух  шагах  левее
мостом  между  двумя  краями  пропасти  служит...   скелет   гигантского
динозавра, то бишь  дракона.  Несчастный  был  убит,  что  ли,  как  раз
посредине, но он так огромен,  что  массивная  голова  и  передние  лапы
оказались на той стороне пропасти, а длинный хвост - на этой.
   Я нервно сглотнул слюну. Скорее, дракон  просто  брякнулся  и  подох.
Может быть, даже не убитый, такого убьешь,  а  от  старости.  А  трещина
появилась и расширилась потом, могут же здесь быть землетрясения?
   Гендельсон сказал дрожащим голосом:
   - Я не притронусь к этому нехристианскому чудовищу!
   - Я бы тоже, - ответил я, голос мой сел  на  два  тона,  -  но  давай
альтернативу...
   - Че... го?
   -  Другие  варианты,  -  поправился  я.  -   Вправо,   влево,   взад,
перелететь... Вы летать не пробовали, благородный барон?
   - Нет... вроде бы...
   - Сейчас самое время учиться, - сказал я. - Пока долетишь  до  дна...
все может случиться. Говорят, некоторые учатся быстро.
   - Люди благородного сословия не учатся наскоро, - ответил он сердито.
   Позвонки размером с кастрюли, с обеих сторон  массивные  дуги  ребер.
Между ними проскочит электричка. Насколько я помню из  школьного  курса,
позвонки скреплены межпозвоночной  тканью.  Попросту  хрящами,  что  уже
давно истлели. Кости, понятно, окаменевают или что-то с ними происходит,
как-то же доживают до нашего времени.
   - Надо идти, - сказал я.  -  Вон  сверкающие  горы!..  Совсем  рядом.
Наверное, одна из них - крепость Кернель.
   Он в страхе смотрел на скелет.
   - Я не смогу... Это богомерзко!
   - А вы пинайте это своей рыцарской ногой, а не целуйте!
   Гендельсон  хрипел,  всхлипывал,  постоянно  читал  молитву,   но   я
чувствовал по дергающимся позвонкам, что идет за мной. Не  смотри  вниз,
бормотал я себе, и, конечно же, смотрел. Не  хватайся  руками  за  ребра
позвонков, представь себе, что идешь по толстому бревну,  что  лежит  на
земле... и, конечно же, твердил себе, что это вот-вот рассыплется, а  мы
над ужасающей пропастью, пока долетишь до  дна  -  постареешь.  Мешок  с
мечами тянул меня в одну сторону, задница в другую, а при пустой  голове
это уравновешивало, я добрался до ужасающе дальнего конца пропасти почти
живым...
   Сзади был треск, я обвернулся и увидел, как мост с грохотом рушится в
бездну. А вместе с этими чудовищными позвонками падает вниз и  блестящая
надутая фигура.
   Гендельсон успел ухватиться обеими руками за край,  но  слабые  мышцы
удержат разве что на пару секунд... Я инстинктивно ухватил его за голову
и, едва не лопнув от натуги,  затащил  наверх.  Некоторое  время  лежали
рядом, отсапывались, переживали ужас, потом Гендельсон простонал:
   - Сэр Ричард... вы мне шею вывернули.
   Ага, подумал я, это как в басне Крылова, где батрак спас  хозяина  от
медведя. Что ж ты, гад, шкуру попортил, вычту из жалованья...
   Я перекатился на пузо, с трудом встал.
   - Сэр Гендельсон, Кернель рядом.
   Он застонал, кое-как воздел себя  на  задние  конечности.  Лицо  было
желтое, как воск для церковных свечей. Я потащился подальше от края, нас
от всего мира впереди все еще заслоняет гряда камней,  но  горы  Кернеля
вовсе рядом, рукой подать, осталось не больше двух-трех миль...
   Я  добрался  до  гребня,  начал  высовываться...   и   сразу   начала
открываться расположенная милях в трех отсюда отвесная стена хребта, что
вершинами ледяных сосулек уперлась в небо. Я мгновенно увидел изрезанные
ребра, гребни, куда с готовностью  забился  снег,  это  даже  не  горный
хребет, это поставленное стоймя плато с вкраплениями льда!..
   Так же разом я увидел прямо напротив меня, только  в  трех  милях  по
прямой, абсолютно ровную стену.  Чересчур  ровную.  Между  двумя  такими
сосульками-горами, почти неотличимая от них по цвету, она показалась мне
тоже  из  кристаллического  льда,  только  обтесанного  по  человеческим
законам, но в следующее мгновение я различил массивные глыбы  из  белого
камня. Между ними змеятся прослойки раствора, он  успел  показаться  мне
привычным цементом.
   Но в следующий миг я поднялся еще на  шаг,  и  кровь  превратилась  в
мелкие острые льдинки. В сердце больно закололо. Передо  мой  чуть  ниже
открылась долина. Вся  долина  стиснута  этими  двумя  хребтами.  И  вся
заполнена черными шатрами. Перед каждым горят  костры,  а  от  множества
конных и пеших воинов не видно земли. Ветерок  дохнул  в  нашу  сторону,
донесся тяжелый неумолчный гул сотен тысяч  голосов,  топот  ног,  скрип
телег и осадных машин, звяканье уздечек и звон оружия.
   Сильно пахнуло гнилым теплом, как из  гигантского  хлева.  За  спиной
тихонько охнул Гендельсон.
   - Мы... не успели!..
   - Вижу, - ответил я зло. Захотелось вмазать его молотом в лоб,  из-за
этой сволочи волоклись, как полудохлые черепахи. - Тех  мы  обогнали,  а
эти, наверное, тут уже не первую неделю.  Но  Кернель  еще,  похоже,  не
пал... Иначе бы не толклись здесь.
   - А вдруг, - проговорил он опасливо, - просто не  помещаются?  Мы  не
знаем, насколько Кернель велик...
   - Тогда бы расположились прямо под стенами, - сказал я. - А так разве
не видно?
   Гендельсон начал горячо и путано  молиться,  осенял  себя  и  далекий
Кернель крестным знамением.
   Слева  что-то  шелестнуло,  долетели  громкие   голоса.   По   насыпи
пробирались в сторону массы войск трое,  из  них  первые  два  несут  на
плечах забитых оленей.  Первый  вообще  сгибался  под  оленем-великаном,
огромные рога с  множеством  отростков  с  костяным  скрежетом  задевают
камни. Третий шел сзади, что-то рассказывал.
   Я затаился, пропустил мимо. Гендельсон  молился  шепотом,  чтобы  эти
исчадия  ада  не  заметили.  Стоит  им  крикнуть,  услышат  у  ближайших
костров...
   Я метнул молот, прыгнул  вдогонку  с  обнаженным  мечом.  Молот  снял
заднего, ударился в мою ладонь. Я с силой нанес  косой  удар  второму  в
поясницу. Меч вошел с потрясающей легкостью. Ноги  подогнулись,  охотник
завалился на бок.
   Первый охотник, заслышав звук падающих тел, сказал с натужным смехом:
   - Что, даже олененка вдвоем не дотащите?
   - Да, - ответил я, - тяжело...
   И,  выдернув  меч  из  рассеченного  позвоночника  его  соратника,  я
торопливо ударил по спине, стремясь рассечь хребет. Меч  скрежетнул,  но
перерубил кости. Охотник беззвучно повалился между  камней.  Я  негромко
крикнул Гендельсону:
   - Быстрее сюда!.. Надевайте его доспехи.
   Гендельсон подбежал пригибаясь, как под  артобстрелом,  посмотрел  на
разрубленные тела.
   - Я?.. Да ни за что!
   - И черт с вами, - ответил я грубо. - Пойду в Кернель без вас.
   - Талисман при мне, - напомнил Гендельсон.
   - Это я и скажу, - пообещал я.
   Оба убитые оказались мелковаты. К тому же меч рассек их кожаные  латы
на спине, я сумел подобрать только рогатый шлем, надо  лбом  изображение
ящерицы. Гендельсон молча наблюдал за мной злыми глазами, потом  снял  с
одного остатки плаща, сказал угрюмо:
   - Думаю, этого будет достаточно. Здесь есть герб.
   - Тогда и щит возьмите, - бросил я разочарованно. - Там тоже герб.
   Щит пришлось взять от первого, молот расплющил  ему  голову,  но  все
остальное уцелело. Гендельсон выбросил плащ с дырой от моего меча и снял
этот, целый. На спине во  всю  ширь  развернулось  изображение  дракона,
вставшего на задние лапы. На голове дракона корона, в руке черный меч  с
красной рукоятью, очень похожий на мой.
   - А теперь берем оленей, - сказал я. - Донесете, сэр Гендельсон?
   - Я всегда сам носил убитых мною оленей, - ответил он гордо.
   Хрен ты их убивал, подумал я зло. Разве  что  привязанных  к  дереву.
Этот громадина олень показался слоном, а не оленем, но я кое-как поднял,
поправил на плечах. Ноги оленя уперлись в мешок за моей спиной,  веревка
врезалась в мое плечо, как удавка. Гендельсон взвалил на плени олененка.
Я натужился и начал пробираться между камней.
   В спину догнало задушенное:
   - Сэр Ричард... прямо - ближе...
   - Да? - спросил я саркастически. - Там у костра уже ждут остальные...
из клана этого коронованного дракона. Вы уверены, что сойдете и харей?..
Впрочем, как я не подумал - вылитый зарг!
   Он смолк. Я тащился, проклиная все на свете, камни все не  кончаются,
ибо я тащусь  по  их  россыпи  не  поперек,  а  вдоль,  пока  не  отойду
достаточно далеко от места схватки.  Высмотрев  группу  с  расседланными
лошадьми,  свернул  туда.  Нам  давали  дорогу,   встречали   радостными
возгласами.
   Кони совсем рядом,  я  с  облегчением  сбросил  оленя  возле  костра.
Гендельсон еще тащился шагах в десяти.
   - Это подарок от нашего клана, - сказал я небрежно. - Наши ребята уже
набили оленей по два на каждого...
   У костра счастливо заорали.  Гендельсон  доволокся  на  подгибающихся
ногах и тоже свалил олененка поверх моего гиганта.  Его  плащ  окрасился
кровью оленя, но все равно сидевшие смотрели на  Гендельсона  с  великим
почтением. Мой рогатый шлем с ящерицей не вызвал такого преклонения, как
дракон с черным мечом.
   Я обернулся к Гендельсону:
   - Сэр, не лучше ли нам объехать войско на конях?
   Он  тяжело  дышал,  тупо  кивнул.  Я  сделал  знак  воину  с  конями,
распорядился:
   - Оседлай двух самых лучших. Их тебе вернут к вечеру. Даже раньше.
   Он поколебался,  но  взглянул  на  туши  оленей,  облизнулся,  что-то
крикнул. Подбежали еще  двое,  несли  седла,  попоны,  сбрую,  а  другие
вытащили длинные ножи и торопливо свежевали добычу.
   Я с великим облегчением закрепил мешок с мечами позади седла, вскочил
на своего коня. Гендельсон с третьей попытки поднялся в седло второго. Я
повернул коня и поехал некоторое время по лагерю, а когда  увидел  вдали
высокий шест со знаменем, изображающим черного дракона в короне с черным
мечом в лапах, резко свернул в сторону.
   Мы отдалились  от  лагеря  заргов  и,  увы,  от  врат  Кернеля,  зато
Гендельсон перестал трястись, хотя все также картинно хватался  за  меч.
Хуже другое - второй лагерь, почти такой же огромный, запирал  выход  из
долины. Костры и воины вокруг костров заполонили от одной отвесной стены
до другой. А за лагерем...
   Я остановил коня. Город, что за лагерем,  смутно  знаком.  Но  только
странно видеть здесь изысканные минареты, изящные  мечети,  облицованные
синей плиткой, от которой так и веет прохладой. Все-таки вокруг  суровый
мир европейского рыцарства... разве что предположить, что мавры когда-то
захватили эти земли, как было в Испании, Португалии и Франции, несколько
столетий так жили, случилось взаимное  проникновение  культур,  а  потом
Реконкиста,  так  вроде  бы  ее  называли...  словом,  арабов  оттеснили
обратно, с той поры в Испании такие изысканные дворцы, такие причудливые
восточные мотивы в архитектуре...
   Солнце изменило угол, вместо города я увидел руины.  Впечатленьице  -
словно обухом по голове. Я протер глаза, всмотрелся.
   Гендельсон сказал за спиной угрюмо:
   - Здесь был однажды великий город... Но жители прогневали господа.
   - То жители, - пробормотал я. - А город рушить зачем?
   - Город без людей умирает, - ответил он назидательно.
   А в самом деле, подумал я внезапно.  Что  если  город  и  есть  живое
существо, а его жители -  всего  лишь  мелкие  насекомые-симбионты,  что
поддерживают  его  жизнь?  Господь  бог  посыпал  людей  дустом,   чтобы
передохли, а без них и город начинает разрушаться...
   - Судя  по  городу,  -  сказал  я,  -  господь  бог  передушил  людей
давненько. Пару сотен лет, не меньше!
   - А пару тысяч лет - не изволите? - спросил Гендельсон.
   - Ого, - сказал я с уважением.  -  Тогда  господь  бог  поступил  еще
гуманно. По  отношению  к  городу,  естественно.  Наш  так  вообще  пару
населенных пунктов стер с лица земли огненным дождем и железным градом с
неба...
   Он посмотрел на меня подозрительно, нахмурился.
   - Ваш? - переспросил он. - Ваш господь бог?
   - Ну да, - подтвердил я. Наконец  сообразил,  в  чем  прокол,  сказал
поспешно:
   - Наш господь бог, что создал этот мир, землю и человецей... У нас, в
смысле, он и города... Наверное, архитектуру не одобрил.
   Гендельсон еще похмурил брови, процедил сквозь зубы:
   - Значит, в ваших землях греха было больше.
   - Но зато теперь там одни добродетели, - сказал я лицемерно.
   Он посмотрел на меня с сомнением, потом вздрогнул, посерьезнел, глаза
сузились. Я торопливо обернулся. Над лагерем заргов, что мы оставили  за
спиной, блистают огоньки, словно быстро гаснущие в ночи  уносимые  искры
костра.  Напряженный  слух  уловил  едва  слышный  ровный   гул.   Земля
отзывалась на стук тысяч копыт негромким, но неумолкающим стоном.
   - Они начали штурм! - выкрикнул  Гендельсон.  Лицо  его  побелело.  -
Кернель не пал, он держится!.. А мы все еще здесь...
   - Я не знаю, - сказал я трезво, - как он устоит.
   Он проследил за моим взглядом. Высоко в небе с  неспешностью  облаков
двигаются огромные  красные  драконы.  Пурпурные  крылья  месят  воздух,
чувствуется, что драконам  нелегко  нести  свои  грузные  тела.  Или  же
потому, что несут в своих бомбовых отсеках чересчур тяжелый груз.
   - И все равно Кернель стоит! - воскликнул Гендельсон снова. - Его еще
не взяли... Сэр Ричард, поторопимся!
   Я бросил последний взгляд на небо. Южная часть стала красной  от  тел
драконов. Они идут по небу тяжелые, грузные, на каждом всего  по  одному
человеку. Только наездники. Значит,  основной  удар  -  не  лучники  или
десант, а именно горючий газ или что там за напалм в желудках  драконов.
Ну, не желудках, там какие-то особые железы, я  не  химик,  мне  понятно
одно: драконы плюются огнем - драконов надо убивать.
   Поторопимся, сказал я мысленно. Кернель не взяли,  нас  не  взяли,  а
значит - возьму я. Вернусь и возьму. Возьму по праву, ибо право любви...
взаимной любви выше придуманных людьми законов  и  условностей.  Сегодня
они одни, завтра - другие.  А  любовь  одна.  Она  превыше  всего,  всех
законов, всех моралей. Она сама - Закон и Мораль.
   Гендельсон все дергался, ерзал в седле. Я убрал в мешок красный  меч,
вытащил и повесил за спину черный с красной  рукоятью.  Если  дракон  на
знамени заргов держит такой же, то это что-то может значить.  Во  всяком
случае, скоро пойму...
   - Здесь нам не пройти, - признал я зло. - Придется что-то придумывать
иное...
   - Что?
   Я не ответил, и понятно почему не ответил. Мы понеслись обратно,  мой
конь начал отставать, Гендельсон ухитрился и  здесь  выбрать  себе  коня
намного лучше. Его конь скачет ровно, хотя на Гендельсоне железа как  на
башенном кране. Я хлестал своего между ушей, бил  по  бокам,  трепал  по
шее, трогал шпорами и даже вонзал их ему под ребра, но он  двигался  все
той же вихляющей рысью, словно в дополнение к скверной походке обрел еще
и нечувствительность к боли.
   Гендельсон уже обогнул скалу, откуда  открывается  вид  на  несметное
войско.  Рука  его  властно  натянула  повод.  Конь  под   ним   еще   и
пританцовывает, зараза, готов бежать дальше. Белые равнины почернели  от
скопища заргов, даже шатры их военачальников абсолютно черные. Справа  и
слева горы, да не просто горы, а  почти  отвесные  стены  перегораживают
мир, зубьями  достигая  облаков.  Это  ж  какой  крюк  довелось  сделать
подлецам, чтобы попасть сюда. Сколько народу и коней погубили на  горных
перевалах! Их уж точно не  пропустили  через  анфиладу  залов  монастыря
древних богов...
   Я снова засмотрелся на проход  в  этой  стене.  Что  за  строители  -
непонятно, но перегородили проход стеной из такого же камня и чуть ли не
такой же толщины, как сами горы. Высокая, даже отсюда видно,  что-то  из
византийского или давидсасунского эпоса.  Там  всегда  такие  поражающие
воображение стены. Собственно, в тех сасунских краях камня до фига,  это
в наших лесных землях такие стены в диковинку... Даже отсюда, с  высоты,
не видно, что  там  за  стеной,  какие  дома,  дворцы,  храмы,  конюшни,
бараки...
   Гендельсон вскрикнул:
   - Кернель!
   Красные  драконы  проносились  над  Кернелем,  выдыхали  огонь.   Там
вспыхнули пожары, но, к моему - удивлению, то  один  дракон,  то  другой
вдруг начинал беспорядочно колотить крыльями,  падали,  нередко  задевая
других, а те тоже неуклюже рушились на  закрытый  стеной  город.  Другие
наездники  разредили  драконов,  держались  осторожнее,  драконы   огонь
старались выдыхать либо издалека, либо проносясь над самой стеной, чтобы
в случае неудачи упасть на эту сторону.
   Мы отчетливо видели черную  массу,  что  как  масса  муравьев  быстро
поползла по чистым стенам вверх. Там сверкали искры -  заходящее  солнце
играло на доспехах, мечах  и  топорах.  Гендельсон  вскрикнул  отчаянным
голосом:
   - Они влезают на стены!
   - Заткнитесь, - сказал я грубо.
   - Кернель... он гибнет на наших глазах!
   - Заткнитесь! - выкрикнул я в бешенстве.  Он  повернулся  ко  мне,  я
заорал:
   - Думаешь, мне нравится такое видеть?.. Но что, что ты предлагаешь?..
Помимо бабьих криков? И заламывания белых рук?
   Солнце скрылось  за  горами,  зарево  пожара  смешивалось  с  заревом
заката. Другого пути, как я понял, попасть в Кернель нет, кроме как либо
проломить там ворота, либо перелезть через стену, что тянется чуть ли не
на километр, где-то да отыщется слабое место...
   Тьма сгущалась быстро, как  обычно  приходит  ночь  высоко  в  горах.
Издали донеслись едва слышные звуки сигнальных рожков. Гендельсон  начал
торопливо креститься. Стены Кернеля очистились. Темная масса войск,  как
ртуть, двинулась прочь от них, но вопреки моим надеждам остановилась  за
пределами выстрелов из луков.
   Вспыхнули первые костры. Ночь сразу стала  темнее,  зажглись  звезды.
Из-за  гор  показалась  половинка  месяца,   залила   все   пространство
призрачным светом, посеребрила пики гор. Костры вспыхивали повсюду, куда
достигал взгляд по долине. Мне впервые за последние дни стало страшно  и
безнадежно. До этого я пер как лось, напористо и бездумно, ибо была цель
- достичь Кернеля. Но вот достиг. Вот он. Рукой подать.

Глава 31

   Мы отыскали достаточно широкую щель в скалах, Гендельсон спрятал  там
коней. Я собрал веток, барон изволил помогать с костром, но я две  трети
его веток забраковал: сырые, дадут дым, а  по  дыму  нас  отыщут.  Снова
собирали  все  щепочки,  сучки,  даже  сухую  траву.  Наконец  нагребли,
отогрелись и поджарили мясо на крохотном огне, огородив пламя камнями.
   Гендельсон остался греть озябшие руки, я потихоньку поднялся  наружу.
Полумесяц выбрался на  темное  небо  весь,  его  передвинуло  на  другую
сторону небосвода,  свет  падал  резкий,  контрастный.  Стена  и  ворота
выглядели даже четче, чем днем, когда яркий свет слепил,  сглаживал  все
щели и неровности. Сейчас стена очень походит на кремлевскую, с той лишь
разницей, что сложена из массивных глыб серого гранита. И,  похоже,  там
по верху, как по Китайской  стене,  могут  проехать  на  колеснице.  Что
важнее, там можно стоять не цепочкой по одному, а целыми отрядами.
   В серой стене, сейчас серебристой, зияли  каверны.  Не  щели,  однако
глубокие трещины, вмятины, черные от копоти пятна. Вся  стена  выглядела
бесконечно старой, дряхлой,  что  вот-вот  рассыплется  под  собственным
весом, стоит еще чуть расшатать в основании хотя бы камень...
   Костер догора