ем  даже  есть  какая-то
магическая мощь, не знаю.  Я  отыскал  его  еще  в  молодости,  на  краю
вулкана.
   - Это ценный дар, - сказал я смятенно. - Я ничего не могу взамен...
   - Вы принесли защиту Кернелю, -  сказал  Астальф.  -  Теперь  я  могу
продолжать свои благочестивые изыскания, конечно же - во славу церкви...
Идите же!
   - Иду-иду, - ответил я. - Вы подкрадывайтесь к  нему  помедленнее!  И
колпак снимите, а то спугнете...

Глава 36

   От Астальфа вышел с сумбуром в  голове,  мысли  гудят,  как  пчелы  в
период спаривания. Или они не спариваются? Это странное окно, еще  более
странные зеркала, удивительный янтарь... Не так уж и далеко  я  вломился
на Юг, а столько явных признаков некогда могучей цивилизации!.. Могучей,
непонятной, жутковатой...
   В городе настолько пусто, что я, завидев впереди  каменную  лестницу,
ведущую на вершину городской  стены,  взбежал  наверх,  и  сразу  в  уши
ввинтился назойливо ликующий  шум:  в  лагере  заргов  уже  полыхают  не
костры, а подожженные шатры, шалаши, сломанные телеги, в  то  время  как
исправные рачительные хозяева тащат в свои дворы. Из распахнутых настежь
ворот Кернеля в сторону лагеря заргов  несется  толпа  женщин  и  детей.
Навстречу двигаются  тяжело  нагруженные  трофеями  их  мужья.  Судя  по
развевающимся  знаменам,  герцог  Веллингберг  разбил   деморализованное
войско врага, захватил лагерь и сейчас там вершит  суд  и  расправу  над
пленниками.
   Я  тупо  шел  по  широкой  стене,  поглядывал  вниз,   высота   равна
десятиэтажному дому, но все же оставлять вот так без  единого  защитника
рискованно...
   Мое тело вздрогнуло раньше, чем я сообразил, что  увидел.  Рука  сама
прыгнула к лицу протереть глаза, стукнуть себя по лбу. В полумиле отсюда
отчетливо виден остов сооружения,  которое  я  прежде  всего  назвал  бы
кораблем. Парусным кораблем. Каравеллой,  фрегатом  или  клипером  -  не
знаю, в кораблях, ни ухом ни рылом, может быть триремой  или  октаремой,
но корпус как будто вырезан одним  великаном-мастером  из  одного  куска
дерева, тщательно выглажен наждачком и бархаткой, покрыт лаком, а  потом
для красоты водружен на вершину горы.
   Вспомнил сообщение нашего радио о сухогрузе, что потерпел  катастрофу
у  Мадагаскара.  Зато  команда,   пьянствующая   во   Владивостоке,   не
пострадала... Ощущение такое, что вода стремительно опускалась,  команда
этого не заметила, а когда корабль застрял, было уже  поздно.  Наверное,
морякам пришлось превратиться в  альпинистов.  Хотя,  кто  знает,  может
быть, кто-то остался там, принял смерть на борту.  Капитан,  к  примеру,
что считает долгом чести утонуть с кораблем.
   За моей спиной послышались шаги. Из укрытия вышел хорошо  вооруженный
воин, ветеран, в прекрасных доспехах. Отсалютовал, сказал с сожалением:
   - И вас не взяли на славную битву?.. Я в обиде на герцога. Хоть он  и
объяснял, что крепость охранять доверяет только лучшим, но...
   - Он поступил правильно, - сказал я.  -  Должны  же  молодые  учиться
побеждать. А самое лучшее - напасть самим.  Да  еще  на  того,  что  пал
духом. Да еще после такого вещего сна!
   Он прищурился.
   - И вы слыхали про сон?
   - Конечно.
   - Думаю, - сообщил он заговорщически, -  все  про  этот  сон  слышали
перед боем. Наш отец-настоятель  очень  хорошо  разбирается  в  воинском
искусстве. До того,  как  ушел  в  монастырь,  он  водил  войска  самого
великого Гентеля... Не слыхали?
   - Нет, - ответил я. - А что вы знаете  о  здешних  лекарях?  Я  очень
тревожусь за жизнь моего соратника.
   Он замялся на короткое время.
   - У нас хорошие лекари. Очень. Сами видите, у них есть на ком учиться
врачевать раны. Самые разные... Но ваш друг  искалечен  очень  сильно...
Лекари делают все, что могут... Они не говорят, что он  умрет.  Уже  это
утешает. Ваш друг принял неслыханные муки.
   - Да, - сказал я с горечью. -  Да.  Этот  дурак  остался  задерживать
погоню, чтобы я мог ускользнуть...
   Воин бросил на меня короткий взгляд.
   - Я вижу, как вы ускользнули. На вас очень свежие шрамы,  вы  знаете?
Лекарь у нас  опытный.  Он  сказал,  что  эти  раны  вам  нанесли  всего
три-четыре дня назад.
   Я сказал уклончиво:
   - Но ведь вы, паладины, умеете заживлять раны?
   - Нас немного, - ответил он суховато. Но я  вижу,  вас  заинтересовал
тот корабль?
   - Да, - ответил я живо. - Что это?
   К моему удивлению, он пожал плечами.
   - Откуда мы знаем?
   - Но вы... хоть бы пробовали там побывать?
   Он изумился:
   - Вы шутите?.. Туда человеку не взобраться. А если начинать  вырубать
в отвесной скале ступеньки, то наши предки не успели  бы  выстроить  эту
стену. А потом мы  сотни  лет  защищаем  крепость!..  Этот  корабль  так
примелькался, что уже не замечаем.
   - А как... долго он здесь? Я имею в виду, что о нем известно вообще?
   Голос его стал холодноват:
   - Сэр Ричард, этот корабль выстроен, как вы  уже  заметили,  явно  до
потопа. Потому и оказался здесь, на  вершинах.  Но  это  не  тот  святой
ковчег, на котором наш прародитель Ной привез зверей и свою семью.  Есть
легенды, что и другие народы пытались спастись...  Кто  на  вырванных  с
корнем деревьях, кто на плотах, кто и  на  кораблях.  О  них  ничего  не
известно, но я сомневаюсь, что  потонули  все.  Иначе  откуда  на  земле
столько всякой нечисти?
   Я смотрел на корабль жадными глазами. Корпус, будь из  дерева,  давно
бы превратился в труху. Будь на  месте  этого  корабля  наш  линкор  или
атомная подводная лодка - уже осыпались  бы  горкой  ржавчины.  Но  этот
корабль практически цел... По крайней мере, корпус цел. А значит,  можно
надеяться, что и внутри хоть что-то из такого же материала.  К  примеру,
квантовые компьютеры. Или термоядерная установка в чемоданчике. Или хотя
бы автомат Калашникова...
   Надо задержаться, решил я твердо. Хоть на пару дней. Я могу  побывать
на этом корабле! Еще не знаю как,  но  побываю.  То  ли  молот  ухитрюсь
забросить, а к нему веревку... нет, молот не доброшу, высоко. Но  что-то
придумаю. Заодно и загадочное окно в башне Астальфа,  и  его  же  дивные
зеркала, принцип действия которых я вроде бы смутно угадываю...
   Снизу долетел слабый крик:
   - Сэр Ричард!.. Сэр Ричард!
   Со стороны  двора  маленькая  черная  фигурка  в  сутане  размахивала
руками. Лицо обращено вверх, я видел бледное худое лицо, запавшие глаза.
Монах прокричал:
   - Отец-настоятель просит вас к нему срочно!.. Очень важно!
   - Бегу! - крикнул я. Воину кивнул:
   - Вернусь, договорим о корабле. Если  не  побоитесь,  возьму  вас  на
борт. Проверим, что там.
   Он сказал с жадным испугом, но глаза заблестели:
   - А вдруг взлетит?
   - Тогда полетим, - пообещал я твердо. И добавил, чтобы успокоить:
   - Я управляю такими кораблями с закрытыми глазами!
   Монах нетерпеливо пританцовывал, нос стал лиловым  от  холода.  Такие
аскеты очень быстро замерзают, подкожного жирка-то тю-тю.
   - Я проведу вас, - сказал он.
   Под сводами монастыря я сразу замедлил шаг.  Исполинский  зал  уходил
вдаль, терялся в синеватом тумане,  но  я  засмотрелся  на  удивительные
колонны, что поддерживают свод. Они уходят  стройными  рядами  в  ту  же
синюю даль, высокие, массивные и...  очень  знакомые.  По  сути,  больше
всего напоминают гигантские сверла, что вырастают из пола и упираются  в
потолок.
   Конечно,  сверла  изобрели  не  в  наше  индустриальное  время,   ими
пользовались во времена Архимеда, однако вот так  в  архитектуре,  гм...
Для этого в самом деле надо было перепробовать дорический, ионический  и
коринфский, а потом всякие барокко, соцреализм, авангардизм и что-нибудь
еще постмодернистское, чтобы наткнуться на такое решение.
   Странно, у этого исполинского зала не оказалось стен. Это всего  лишь
навес, чудовищно огромный, прекрасный, искусно построенный, но -  навес.
Ветер свободно гуляет под  его  сводами.  Или  же  стены  разнесены  так
далеко, что просто теряются в полумраке.
   - Кто строил такое чудо? - прошептал, но прежде, чем  договорил,  уже
знал ответ. Монах ответил честно:
   - Этого вам никто не скажет. Мы пришли, когда все здесь  было  таким.
Вернее, люди пришли.  Какие  существа  все  это  строили?..  Есть  много
легенд, но не пристало служителю господа повторять их.
   - Да, конечно, - согласился я. - Не пристало.
   Отец-настоятель  повернулся  на  топот,  мы  вбежали  в  его   личное
помещение, как два коня, даже засапались похоже. Глаза  настоятеля  были
печальны.
   - Сэр Ричард, - сказал он без предисловий. - Я  говорил  с  лекарями.
Жизнь вашего доблестного друга на  волоске.  Но  в  бреду  он  постоянно
говорит о своей жене... Мы пришли к выводу, что там, в  Зорре,  решится,
жить ему или умереть. А здесь он умрет.  Жизнь  вытекает  из  него,  как
песок между пальцев. Мы не можем ее удержать.
   Я бросил невольный взгляд  на  высокую  стену,  за  которой  всего  в
километре дивный корабль давних времен. Возможно, на термоядерной  тяге.
Или на расщеплении кварков.
   - Мне надо везти его в Зорр?
   Настоятель развел руками.
   -  Это  вам  решать.  Ваше  появление  здесь  вызвало  толки.  Кто-то
связывает его с нечистой силой, ибо  никто  еще  не  прыгал  через  нашу
стену, что почти упирается в небо. Но это значит,  что  ваш  конь  может
бежать очень быстро. Вот только двух человек нести непросто даже  такому
коню...
   - Все узнаем, - прошептал я. - Все для  нас  впервые...  Как  и  сама
жизнь. Пошлите человека, пусть седлают моего коня. Я  выеду  немедленно.
Только как везти Гендельсона, его же растрясет...
   - Здесь он умрет, - повторил настоятель. - Жизнь уходит по капле,  но
уходит.
   Монах сказал тихо, почтительно, ибо вмешивается в разговор людей выше
ранга, чем его сан:
   - В дороге он может и не умереть. Но здесь умрет даже в постели.
   Из ворот монастыря медленно, со свечами в руках выходили люди. Все  в
плащах до земли, со смиренно  склоненными  головами,  но  холодные  лучи
солнца блистали на металлических шлемах, на острие копий, что все несли,
нацелив их в небо. Я передернул плечами от  внезапной  зябкости.  Что-то
противоестественное в этом смиренном движении, ведь это самые  яростные,
неукротимые, гневные... а сейчас двигаются со склоненными выями!
   Или в этом и есть суть христианства, набросить узду  на  буйный  дух?
Взнуздать, заставить скакать в том направлении, куда нужно,  а  не  куда
хочется?
   Черный Вихрь красиво вытанцовывал на площади, но конюхи страшились  к
нему подойти, взять за повод, тем более  -  седлать.  Единственное,  что
распахнули ворота конюшни,  чтобы  не  выбил  копытами,  вынесли  следом
седло, попону, мешок с едой и принадлежностями для долгой дороги.
   Я торопливо накрыл попоной, бросил сверху седло и затягивал подпруги,
когда торжественно протрубили трубы.
   Из замка вышла сопровождаемая свитой  ослепительно  красивая  молодая
женщина. Это была, как я понял, настоящая принцесса: даже волосы на  лбу
прижимает широкий золотой обруч с красивым узорным зубцом, где  сверкает
желтый камень. Пышные золотые волосы крупными локонами падают на  плечи,
лицо гордое, но без надменности или  высокомерия,  тонкая  шея,  ключицы
выступают под чистой кожей, пышное платье открыто спереди, голые  плечи,
платье каким-то  непонятным  образом  держится  на  предплечьях.  Тонкая
золотая цепочка, небольшой темный камень в виде медальона...
   Платье пышное, изысканное, расшитое золотыми нитями и вообще золотом.
Здесь вообще все в золоте, и  сама  принцесса  выглядит  золотой,  с  ее
золотистой чистой кожей, золотыми волосами и  даже  платьем  золотистого
света.
   В довершение всего свет падал какой-то золотистый, теплый, домашний и
одновременно  торжественный.  Она  взглянула  на  меня,  и  я  утонул  в
коричневой сетчатке ее крупных глаз.
   Красивый, молодой рыцарь подал ей лук, чересчур большой для ее роста.
Она держала его с усилием, сама улыбнулась своей слабости.
   - Сэр Ричард, - сказала она чистым, светлым голосом,  от  которого  у
меня запело в душе, - вы принесли моему Кернелю не просто благую  весть.
Вы принесли... спасение!
   - Это заслуга сэра Гендельсона, - сказал я. Она наклонила  голову,  в
глазах появилась глубокая грусть.
   - Мы скорбим о его увечье,  -  сказала  она  тихо.  -  И  потому  тот
подарок,  который,  возможно,  предназначался  бы  ему,  мы   по   праву
предлагаем вам. Вы сумеете им воспользоваться!
   Я  опустился  на  одно  колено,  принял   лук   и   коснулся   губами
отполированного  дерева...  если  это  дерево.  Лук   издали   показался
выкованным из золота, но когда взял в руки, он оказался не тяжелее моего
гоночного велосипеда, а тот весь из особо прочного алюминия с  добавками
крепче любой стали. Лук размером в половину моего роста состоит из  двух
абсолютно одинаковых половинок, а посредине очень удобная для  ладони  и
пальцев рукоять, такая же рифленая, как у дорогого рыцарского меча.
   Обе половинки украшены барельефами, дивными  цветами,  завитушками  и
фигурками  животных.  Высочайшее  мастерство  можно  отнести   за   счет
пещерного гения, но вот сам дизайн лука... нет, я могу отличить  продукт
гениального одиночки от продукта высокой культуры вообще. Форма  лука  и
его отделка молча орут о  работе  гигантского  научно-исследовательского
института по формам и поверхностям, где трудятся  тысячи  высококлассных
топологов. Конечно, они трудились пусть не  над  самим  этим  луком,  но
чувствуется дух тысячелетнего дизайнерства...
   - Что это за лук? - спросил я. - Достоин ли я?
   Толпа глазела на лук, на меня, снова на лук. Принцесса ответила ясным
голосом, красивым и звенящим настолько, что его услышали, наверное, даже
часовые на стенах:
   - Это лук... Арианта! Долгие века он хранился в здешней оружейной, но
ни один человек не мог его натянуть... ибо на его владельце должны  быть
доспехи Арианта.
   Я встал,  попробовал  натянуть  тетиву,  это  получилось  легко,  лук
согнулся, а когда я отпустил тетиву, она загудела так громко и  страшно,
что у многих слетели шляпы.  Пролетавшие  над  нами  птицы  закричали  и
рухнули замертво в толпу.
   - Да, - сказала принцесса, - на вас, сэр Ричард, в самом деле доспехи
великого героя.
   Я снова поклонился.
   - Спасибо, ваше высочество. Поклон вельможному королю. Я  расскажу  в
Зорре о вашей щедрости...
   Из дома лекаря бережно несли Гендельсона. Его уже  одели,  укутали  в
одеяла. Общими усилиями устраивали на  коне,  привязывали,  подкладывали
подушечки.
   Я вставил ногу в стремя, с грустью смотрел на жалкий тюк.  Совсем  не
так вернется Гендельсон в Зорр, как выезжал... Принцесса улыбнулась  мне
милостиво, ушла. Я посмотрел вслед, и внезапно, без  всякой  связи,  как
показалось,  промелькнула  тревожная  мысль,  что  все  мои   предыдущие
построения  были  ошибочными.  Насчет  соблазнения  голыми  бабами   или
множества спасенных.
   Не мог Азазель так просто и так прямо в лоб. Скорее,  здесь  не  одна
ловушка - насчет голых баб-с, но и вторая  -  насчет  спасенных  -  тоже
ложная. Я разгадал одну и -  успокоился.  Вот  даже  разгадал  другую  -
возликовал, что такой вот хитрый, самого  дьявола  перехитрил!  Но  этот
величайший  из  гроссмейстеров   придумал   нечто   такое,   что   я   и
приблизительно не могу представить, где ждет беда.
   В  животе  возникла  тревожная   пустота.   Инстинктивно   захотелось
согнуться,  закрыть  уязвимое  место  локтями  и  всем   телом.   Вообще
свернуться клубком и подтянуть колени к животу.
   Я заставил себя распрямить спину, голова прямо, лицо бесстрастное,  а
нижнюю челюсть слегка подвыпятил.  Выглядит,  признаюсь,  вызывающе,  но
зато и обязывает держаться, держаться, держаться.
   - Прощайте! - сказал я звучным ланселотьим голосом. - Я расскажу всем
о вашем беспримерном подвиге!
   Гендельсон в забытьи, не очнулся, когда Черный Вихрь пошел к воротам.
Их распахнули, стражи что-то кричали. Я отпустил повод, копыта застучали
громче, потом стук превратился  в  мелкую  барабанную  дробь,  она  тоже
истончилась, ушла за пределы слышимости.
   Я наклонился над мешком с  Гендельсоном,  закрывая  телом  да  и  сам
прячась от шквального встречного ветра. Сзади жутко завывало, это  ветер
ощупывает мешок с моими волшебными мечами.
   Встречный ураган достиг такой силы, что  я  зажмурился,  плотно  сжал
губы, терпел рев ветра, визг, непонятный треск, сопротивлялся чудовищным
пальцам, что пытались сорвать с седла...
   А  потом  ураган  перешел  в  простую  бурю,  что  стихала  с  каждым
мгновением. Я осторожно приоткрыл глаза.  Мы  несемся  по  равнине,  под
копытами просто серая мерцающая поверхность, да и самих копыт не  видно,
а далекая цепочка гор заметно двигается, уходит назад.
   На горизонте возникли высокие стены. Я вскрикнул, вот он Зорр, что за
чудо мой Черный Вихрь, но с какой скоростью несся... и все еще  несется,
если уже начинает замедлять бег?
   Над Зорром мне почудилось черное мерцающее облако. Для стражей  ворот
я появился чересчур неожиданно, но с ворот и башен сразу  же  закричали,
узнав меня. Решетка дрогнула, с  металлическим  звоном  и  лязгом  пошла
вверх. Я успел увидеть, что белые стены Зорра словно  бы  потемнели,  по
ним идет тот странный колышущийся блеск, какой бывает при  отражении  на
стены бликов на воде. Вскинул голову, ахнул. Небо застилают тучи летучих
мышей! Огромные, как собаки, и мелкие,  не  крупнее  мышей-полевок,  они
носятся  и  носятся  над  городом,  словно  не  решаясь  сесть,  но  уже
высматривая для себя места, норы, щели.
   В голове словно лопнули сосуды и залили  глаза  кровью.  Все,  что  я
продумывал от  имени  дьявола,  оказалось  ложным.  Я  не  разгадал  его
ловушек, не разгадал! И даже сейчас не имею представления.
   Мы не останавливались до главной  площади  перед  замком.  Из  широко
распахнутых ворот  навстречу  выходила  нескончаемая  вереница  людей  в
черных плащах до земли. Капюшоны надвинуты на  глаза,  в  руках  горящие
свечи.  Летучие  мыши  стремительно  бросались  вниз,  вот-вот  вцепятся
когтистыми лапами в лицо,  взмахами  крыльев  пытались  загасить  слабые
огоньки, а люди бережно прикрывали свечи ладонями.
   Процессия тянулась  через  площадь  к  костелу.  Я  направил  коня  в
распахнутые врата замка, закричал громко:
   - Лекаря!.. Лекаря!.. Как можно быстрее!
   На внутреннем дворе народ расступился, ко мне ринулся молодой  рыцарь
с развевающимися, как у девушки, золотыми волосами.
   - Ваша милость! - закричал он счастливо. - Я все выполнил!
   Я  соскочил  с  коня,  бережно  снял  безвольное  тело   Гендельсона.
Сигизмунд умолк, подхватил  с  другой  стороны.  Еще  несколько  человек
подбежали, протянули  руки.  Заплакала  женщина,  увидев  обезображенное
лицо. Кто-то начал длинно и злобно ругаться, проклиная рыцарей Тьмы.
   - К лекарю! - закричал я злобно. - Он жив!
   Толкая и мешая друг другу, его понесли на руках в сторону башни,  где
обитает королевский лекарь. Я шел  рядом,  поддерживая  свисающую  руку.
Обрубок правой руки почернел, распух, от него смердящий запах, сравнимый
только с тем, что падает с неба.
   Мы гурьбой вдвинулись  в  узкие  двери,  навстречу  бежал  человек  в
накинутом на голое тело халате. Он  ахнул,  узнав  Гендельсона,  вельмож
такого ранга знают все. Когда Гендельсона занесли, я сказал лекарю:
   - Глупо такое говорить... но сделай все! Немногие смогли бы так...
   Лекарь быстро открывал горшочки, кувшинчики. По комнате потек  слабый
запах лекарств. Гендельсона освободили от одежды, положили на  стол.  По
всему телу чернело сожженное до углей мясо. Лекарь начал  покрывать  его
вязким желе, похожим на вишневый клей. Я ощутил сильный  запах,  немного
резковатый, но бодрящий, прочищающий голову, как запах нашатыря.
   Лекарь прислушался к сердцу, помощники подали большой медный горшок с
плотно притертой  крышкой.  Оттуда  вырвалось  лиловое  облако.  Пятерня
лекаря нырнула туда, я смотрел, как