налогами, а  когда  выяснилось,  что  все
по-старому, то большинство тут же благополучно  забыло,  кто  на  троне:
Арнольд или Конрад. Конечно, в остатки свободного  времени,  когда  вы-.
падет собраться возле очага, Арнольду  перемоют  кости,  предполагая  то
неумение воевать, то трусость, то внезапное умопомешательство,  то  руку
Тьмы. Сколько я ни прислушивался, ни один не  предположил,  что  Арнольд
пожертвовал  собой,  только  бы  сохранить  их   жизни,   не   допустить
кровопролитных сражений.
   Дворовая челядь усердно выполняла приказы  Конрада.  Он  заменять  их
своими людьми не стал: больше наслаждения от власти, когда  прислуживают
те, кто прислуживал твоему заклятому противнику. Даже расположился в его
покоях, спал на ложе, где спал Арнольд, велел приводить себе тех женщин,
которым знакомо ложе изгнанного короля.
   Его сильнейший полководец Юбенгерд сперва деликатно, а  потом  сурово
намекал, что это чревато. Одна из них может воткнуть в него  отравленную
шпильку, но Конрад с великой беспечностью отмахивался.  Он  наслаждался,
наслаждался, упивался каждым мгновением.
   Даже самые робкие горожане перестали прятаться от солдат  Конрада,  а
потом уже на улицах появились  женщины,  послышался  женский  и  детский
смех. Налаживалась жизнь. Я видел, как один  солдат  Конрада  указал  на
прекрасную рощу, что почти примыкала к городской стене с запада.
   - Что это у вас за чудо?
   - Королевский парк, - ответил горожанин гордо. - Правда, красиво?
   - Очень, - признался солдат. - Я такой красоты еще не видел! И  какой
громадный...
   - Разве? - удивился горожанин. - Нам он кажется маленьким.
   - А сколько в нем?
   - Пять миль в длину и четыре в ширину...
   Солдат воскликнул:
   - Такой громадный? И вы его называете маленьким? У нашего короля парк
всего в милю, но все называют его громаднейшим!
   Горожанин помялся, поклонился, хотел отступить, но солдат ухватил его
за рукав, сказал с пьяной настойчивостью:
   - Не-е-ет, дружище, ты мне  расскажешь,  почему  парк  нашего  короля
считается громадным, а ваша громадина - крохотным!
   Горожанин помялся, говорить явно очень не хотелось, промямлил:
   - В парк нашего короля свободно ходит народ  за  хворостом.  Собирает
сено, целебные травы, березовый сок, мед...  Король  в  нем  охотится...
охотился на оленей, кабанов. Естественно, что народ считает  такой  парк
маленьким и хотел бы, чтобы он стал еще больше. А парк вашего  короля...
Я был однажды в Алемандрии,  и  сейчас  мурашки  бегут  по  коже,  когда
вспомню,  как  оказался  вблизи  того  парка.  Меня  чуть  не  затравили
собаками! В ваш парк запрещено входить не только простолюдинам, но  даже
знатным людям без особого позволения. Понятно, что  все  хотели  бы  это
опасное место сократить... Потому ваш парк называют... большим. Чересчур
большим.
   Сигизмунд потихоньку дернул меня за рукав и мы отошли в сторонку.  Он
поинтересовался вполголоса:
   - Что будем делать, ваша милость?
   - Ты будешь ждать., А я побываю пока во  дворце  Арнольда,  вдруг  да
узнаю, где он сейчас. А ты жди меня... сутки. Нет, лучше двое,  тут  все
очень неторопливые.
   Он округлил глаза.
   - А это не опасно?
   - Опасно, но ты не высовывайся. А места здесь пустынные.
   - Нет, вам не опасно... во дворец?
   - Справлюсь, - ответил я уверенно.
   Я соскочил с коня,  Сигизмунд  ухватил  повод.  Доспехи  я  стащил  с
великим облегчением, глубоко и жадно вздохнул,  какое  же  это  счастье.
Сигизмунд смотрел с непониманием.  Я  устыдился,  пошел  ломиться  через
кустарники, заглядывал под камни, топал,  поднимая  пыль.  Снова  кусты,
чертополох, заросли  жуткого  бурьяна,  настолько  высокого,  что  легко
скроют всадника на рослом коне, под ногами хрустят кости, место довольно
жутковатое...
   В нагромождении серых камней показалась неопрятная щель. Оттуда дурно
пахло, словно в  щель  заползло  крупное  животное,  издохло,  а  теперь
разлагается. Я представил, как придется ступать  по  гнилому  мясу,  что
кишит червями, содрогнулся, крикнул:
   - Сигизмунд!.. Отъедь, но не очень далеко, чтобы я  тебя  смог  потом
увидеть. Потом, через два дня!
   Он проломился на коне следом, в глазах беспокойство:
   - Но... куда вы, ваша милость?
   - Посмотрю дворец Арнольда, - ответил я.  -  Люблю  смотреть  дворцы.
Конечно, это не Вестминстер или Кремль, но по местным меркам...
   Под  камнем  чавкнуло,  на  сырой  земле  испуганно  замерли  белесые
многоножки, мокрицы, но тут же метнулись в разные стороны. Я протиснулся
в щель, идти пришлось, сильно согнувшись, едва ли не на четвереньках, но
дальше  ход  перестал  маскироваться  под  случайную  щель,  на   стенах
появились следы зубила.
   Я высек огнивом искру, зажег факел. Ход сделал еще два поворота, ушел
вниз, я рассмотрел даже ступеньки, но  дальше  ход  помчался  строгий  и
ровный, словно и под землей камень расчерчивали незримыми чернилами.
   Я двигался  по  меньшей  мере  час,  уже  начал  беспокоиться,  потом
тревожиться, затем впал в панику и начал думать,  не  вернуться  ли.  Уж
чересчур обнаглел, все здесь, видите ли, понятно. И тут,  как  спасение,
серая стена гранита сменилась такой же стеной,  но  сложенной  из  ровно
отесанных плит.
   Основание башни уходило вглубь еще ниже, но что там какие в  глубинах
тайны, я не стал  допытываться,  устремился  к  темному  проему,  дальше
широкие ступени наверх, подвал с мешками, еще одно подвальное помещение,
доверху заставленное бочками с вином, пришлось  вернуться,  долго  искал
тайный  ход,  отчаялся,  замерз  и  проголодался,  но   все-таки   мысль
средневековых архитекторов развивается в узких  рамках,  вот  оно,  вот,
слепой дурак, прямо перед тобой, два раза уже прошел мимо...
   Камень начал сдвигаться с жутким скрежетом. Я замер, потом решил, что
теперь точно попадусь, если замру, сдвинул камень до  отказа,  пролез  в
щель. За спиной глыба заскрипела и съехала на прежнее место. Ход в стене
привычно узок, двигаться можно только боком, как думовцу по коридору.
   Я и шел тихонько, стены в один каменный блок, а где  темнее  ниша,  я
тут же  начинал  искать  тайный  ход  или  дырку,  через  которую  можно
наблюдать и слушать. Все же обычно эти отверстия расположены так,  чтобы
с той стороны были повыше человеческого роста. Меньше шансов, что кто-то
обратит внимание на крохотную дырочку в гобелене  или  ковре  на  стене.
Впрочем, заметить их невозможно, достаточно дырочки  с  иголочное  ушко,
чтобы видеть весь зал.
   По залам дворца  Арнольда,  который  мало  чем  отличался  от  дворца
Шарлегайла, ходят  придворные,  видимо,  Конрада,  которых  я  при  всем
желании не отличил бы от придворных Арнольда. От суровых зоррян  отличил
бы, но зорряне - это зорряне. Еще с полчаса  полазил  по  тесным  ходам,
пока не сумел пробраться к тронному покою.
   К моему облегчению король Конрад был там, в кресле, вернее, на троне.
От него один за другим отходили рыцари,  лица  деловые,  король  говорит
быстро и Целительно,  голос  приподнятый  и  деловитый.  Но  когда  Ушел
последний из блистающих доспехами,  Конрад  явно  помрачнел,  повернулся
всем корпусом к единственно оставшемуся, низкорослому крепышу в  простой
неброской одежде, с короткими седыми волосами.
   - А теперь, - сказал он отрывисто, - Юбенгерд, давай о том, что  меня
интересует больше всего. Юбенгерд низко поклонился.
   - Мне можно было не выходить за стены двора, -  сказал  он,  -  чтобы
собрать вести о короле... простите, ваше величество, о беглом  Арнольде.
О нем говорят все. Стар и млад, женщины и  мужчины,  богатые  и  бедные,
наши люди и жители этой  захваченной  страны...  Ваше  величество,  если
говорить всю правду, очень многие его  прославляют.  Он  принес  великую
жертву, он пожертвовал собой, своим дворцом, богатствами,  троном,  даже
именем и славой предков.
   Конрад засопел,  нахмурился,  в  глазах  метнулась  хмельная  ярость.
Полководец поклонился еще ниже, сказал торопливо:
   - Но все больше раздается голосов людей, которые им недовольны.
   - Кто?
   - Прежде всего, это военачальники, которые мечтали  стяжать  славу  в
сражениях. Кроме того, герои, они всегда возвращаются с богатой  добычей
вне зависимости  от  того,  победа  была  или  поражение...  Эти  просто
называют коро... простите, Арнольда трусом. Надо прибавить еще тех,  кто
утверждает, что коро... простите...
   Конрад прервал нетерпеливо:
   - Называйте его королем! По крайней мере, буду помнить,  что  победил
короля, а не шайку разбойников.
   - Спасибо, ваше величество. Многие  утверждают,  что  король  Арнольд
просто трус, он спасал прежде всего собственную жизнь. Ведь  в  сражении
можно и погибнуть...
   Конрад фыркнул:
   - Ну, насколько я знаю, Арнольд  всегда  был  отважным  рыцарем.  Это
брехня.
   - Вы не знаете, - осторожно сказал Юбенгерд, - каким  король  Арнольд
стал в последние годы. Известно что  при  нем  день  и  ночь  находились
проповедники. Ну которые  насчет  подставь  и  левую,  если  врезали  по
правой...
   Конрад подумал, кивнул. По лицу было видно, что  ему  неприятна  сама
мысль, что доблестный Арнольд, извечный противник, вдруг  превратился  в
труса, умалив его победу, но, будучи политиком, сказал вслух:
   - Ладно, эту версию можно поддерживать. Трусов не уважают,  зато  нас
должны уважать и бояться. Что еще говорят?
   - Остальные... молчат.
   - Про Арнольда?
   - Они не знают, - объяснил Юбергерд, - что и думать.  Они  не  верят,
что король трус, но не понимают, почему король Арнольд  вдруг  отказался
от престола. Они просто выжидают.
   Конрад усмехнулся:
   - Осторожные. Но они правы. Я сам  не  понимаю,  почему  Арнольд  так
поступил. Что-нибудь известно, куда он исчез?
   - Ходят слухи, что ушел в горы. Прикажете проверить?
   Конрад отмахнулся.
   - Как? Слухи есть слухи, а горы здесь чудовищные. В нашем сыре меньше
дырок, чем в этих горах пещер. Всей  армии  искать  тысячу  лет.  Ладно,
оставим  Арнольда...  Скажи,  как  расквартировали  тяжелую  конницу?  Я
слышал, слишком далеко от реки...
   Я тихонько отошел от  дырочки.  Значит,  про  месторождение  Арнольда
здесь не знают.
   Сигизмунд ахнул, когда я выбрался  из  кустов.  От  рубашки  остались
клочья, царапины пламенели по моему телу. А так как в темноте я к ним не
притрагивался т0 кровь засохла живописными потеками. В довершение  всего
я весь в пыльных нитях паутины толщиной с веревку.
   - Сэр, у вас был бой!
   - Еще какой, - ответил я замученно. У меня в самом деле был не просто
бой, а целое сражение, правда - с самим собой,  когда  я  проходил  мимо
королевского пиршественного зала. Туда уже начали сносить  изысканные  и
не очень кушанья,  слуги  входили  и  выходили,  был  шанс  выскользнуть
потихоньку и что-то спереть лакомое, ибо от долгого карабканья  по  этим
катакомбам разыгрался не просто аппетит, а чудовищный голод.
   - Но вы победили, сэр?
   - Еще бы, - ответил я, - я такой... Как насчет поесть?
   - Сэр, тут прямо на меня  набежала  молоденькая  косуля...  При  всем
христианском смирении я не мог не прибить  дуру.  Все  равно  ее  сожрут
волки, такую неосторожную.
   - Очень верно, - одобрил я. - Мы тоже санитары леса. Пойдем, я  готов
жрать ее сырую.
   - Сэр, я там в низине, за  кустарником,  развел  костер.  В  ожидании
вашего возвращения решился разделать зверя, сейчас там жарится...
   - Так бежим скорее, - закричал я. - А то подгорит!
   Через час, оставив от косули одни  обглоданные  кости,  мы  лежали  в
кустах, сыто взрыгивали. В  животах  приятная  тяжесть,  по  всему  телу
растекается истома и дремота.
   - Придется расспрашивать народ, - решил я. - Как-нибудь не в  лоб,  а
бочком,  бочком...  Не  слишком  заинтересованно.  Бывших  его   псарей,
колесничих, сокольничих... Бывших баб, хотя бабы  его  вряд  ли  ушли  в
отставку. Кто-то да знает  любимые  места  Арнольда  помимо  спален  его
наложниц да библиотеки?
   - Как будем искать? - предложил Сигизмунд. - Я могу пойти  вон  в  те
села... оттуда явно  доставляли  во  дворец  зерно,  мясо,  а  вы,  ваша
милость, лучше вот в тот городок,  возле  него  -  во-о-о-он  видите?  -
виноградники. Там и  королевская  винодавильня  наверняка.  Если  где  и
знают, куда король мог уйти, то это, скорее всего, поставщики вина...
   - Н-ну, - сказал я с усилием, - идея ничего... Вообще-то я думал, гм,
что мы вдвоем, плечом к плечу, но в самом деле, почему не удвоить шансы?
Только к вечеру встретимся здесь же, понял?
   Он вскочил из положении лежа, даже железо не загремело.  Глаза  сияли
восторгом.
   - Спасибо! Спасибо, ваша милость!
   - Кушай на здоровье, - буркнул я.
   Пришлось встать, солнце за время моего путешествия по норам в  стенах
сдвинулось, мое железо  выползло  из  тени,  и  когда  я  притронулся  к
доспеху, то услышал шипение поджариваемого мяса, даже почуял запах, - на
кончиках пальцев наверняка вздуются волдыри.
   Сигизмунд уже был в седле, дождался,  пока  я  сыто  влезу  на  коня,
отсалютовал мне и пустил коня в долину. Явно боится, что передумаю, хотя
в  этот  момент  сытости  я  бы  доверил  ему  поспрашивать  и  в   этих
винодавильнях. Все равно вино здесь слишком простое хоть у королей, хоть
у простолюдинов. Как и сами короли на уровне колхозных бригадиров. Пусть
даже председателей колхоза.
   Я медленно выехал  из  зарослей,  конь  по  дороге  лениво  хватал  с
верхушек  орешника  самые  молоденькие  листочки,  свеженькие,   нежные.
Фыркнул, затряс головой, явно прижал губой пчелу или осу, что  обнаглела
до такой степени, что не убралась вовремя.
   Тропинка виляла без всякой причины, я все старался понять, ну  почему
не идти бы ей прямо, ведь нет же по бокам ни скал, ни огромных деревьев,
то ли у всех Здесь глаза кривые, то ли эти тропки разбойники протоптали,
чтобы, незаметнее подкрадываться, вот едешь не знаешь, что за  поворотом
всего в трех шагах...
   Я  услышал  стук  копыт  раньше,  чем   увидел   всадника.   Поспешно
выпрямился, сделал неподвижное  и  надменное  лицо,  здесь  это  признак
благородного происхождения. Вскоре  из-за  поворота  выехал  на  крупном
рыцарском коне человек в  доспехах,  в  правой  руке  длинное  рыцарское
копье, поводья держит левой, чтоб, значит,  сразу  в  бой,  если  страна
бросит вечный зов.
   Рыцарь был огромен. Сам конь был огромен, а рыцарь на  нем  выглядел,
как скала на скале. Или скала  на  горе.  Он  медленно  опустил  длинное
рыцарское копье, похожее на пушечный ствол штурмового  танка,  на  самом
конце зловеще заблестело тонкое  острие,  напоминающее  десантный  штык.
Театрально улыбнулся.
   - Вы готовы, сэр?
   - Всегда готов, - ответил я. - К труду и обороне.
   Он вскинул брови:
   - К труду? Странно изъясняетесь, сэр.
   - Труд облагораживает человека, - ответил я.
   - Но не  рыцаря,  -  ответил  он  высокомерно.  -  Вы  говорите,  как
простолюдин. Рыцарь вообще не говорит о труде и  обороне.  Он  нападает!
Назовите себя, сэр. Свой герб, звание, происхождение...
   - Щас, - ответил я. - Еще и справку о глистах принесу. Придурок. Я  ж
у тебя имени не спрашиваю? Мало ли тут чокнутых ездит?
   Пришпорив коня, он понесся навстречу. Это похоже было,  словно  несся
бронетранспортер. Копье  показалось  мне  чересчур  огромным,  а  острие
целилось мне одновременно во все точки тела.  Я  пустил  коня  навстречу
рысью. Это не совсем красиво, но мне можно, у нас другие нормы  красоты,
а такой же по размерам мужик, но с цепями и  серьгой  в  ухе,  в  черной
кожанке на ?Харлее?, у нас смотрится куда круче.
   Рыцарь налетел, как тайфун ?Маня?. Мы сшиблись с  грохотом,  что  был
слышен за мили.  С  деревьев  взлетели  перепуганные  вороны,  а  хомяки
забились поглубже в норы и  дрожали  там,  прижимая  к  себе  детенышей,
ждали, пока небесная гроза закончится.
   Копья переломились. Рыцарь выхватил меч,  я  со  злорадством  потащил
свой. Некоторое время мы кружили друг вокруг друга, выбирая  позицию.  У
рыцаря на щите был вздыбленный лев с короной, и  когда  я  нанес  первый
удар, глубокая царапина отделила корону от кудрявой львиной головы.
   - Лев без короны, - прокричал я с веселой злостью. - А скоро потеряет
и голову!
   - Сэр, - прокричал рыцарь, - сперва голову потеряете  вы!..  А  также
меч, коня и собственное имя!
   - А вот хрен тебе, - ответил я.
   Меч  в  моей  руке  блеснул  красиво  и  остро.  Щит  в  руке  рыцаря
содрогнулся, со звоном лопнула металлическая  окантовка,  а  на  толстой
доске пролегла канавка. Я захохотал и начал рубить быстро и нещадно, как
если бы кто-то на вечеринке попросил меня пошинковать капусту.
   Рыцарь защищался довольно умело.  Прикрываясь  щитом,  он  подбирался
ближе, я чересчур увлекся, сильный удар в голову отозвался острой  болью
в зубах. Во рту стало солоно, я ухитрился прикусить  язык.  В  ярости  я
обрушил град ударов, снова голову тряхнуло, затем острая боль в руке,  я
увидел кровь на локте. Там железная пластина лопнула, словно  деревяшка,
чужое лезвие пропороло даже кольчугу и достало сквозь рубашку кожу.
   - Ах ты ж, гад... - прокричал я, - ну теперь ты меня разозлил...
   Левой  рукой  я  отбросил  щит  и  ухватил  молот.  Это  было   очень
рискованно, ведь мы в ближнем бою, но я чувствовал отчаяние и  могильный
вкус поражения. В прорези шлема глаза рыцаря расширились в удивлении, не
понял странный маневр, что дало мне шанс замахнуться, но он  молниеносно
двинул меня слева Щитом в голову, а правой обрушил меч.  Я  инстинктивно
попытался закрыться, жутко лязгнуло, взвизгнуло, рука онемела до  плеча,
а молот выдернуло, как полного сома из вялой  руки  влюбленного  рыбака.
Молот  на  землю.  Всадник,  впрочем,   похоже,   был   раздосадован   и
разочарован: его удар должен был раскроить  меня  до  пояса,  но  лезвие
столкнулось  с  металлической  болванкой  молота,   и,   судя   по   его
исказившемуся лицу его руку тоже парализовало до плеча, но лучше  бы  до
пальцев ног...
   Я судорожно сжимал колени, давая команду коню попятиться,  но  боевой
конь знал, что битва должна длиться до тех пор, пока кто-то  остается  в
седле. Слабый удар моего меча всадник отбил половинкой щита с легкостью,
а от его страшного удара у меня  в  глазах  вспыхнули  искры,  в  черепе
зазвенели колокола. Я ощутил резкую боль в  висках,  в  правом  плече  и
вообще во всем теле.
   Небо и земля поменялись местами. Я летел бесконечно долго, а потом  в
этом жутком ущелье ударился о каменистое Дно с такой силой, что выдохнул
воздух до последней молекулы. С трудом  набрал  в  грудь  новую  порцию,
выдохнул и снова набрал. В глазах немного очистилось. Я лежу  на  земле,
распластанный, как рыба на  столе  домохозяйки,  всадник  шагах  в  пяти
удерживает коня, что старается укусить или лягнуть моего ветерана  боев,
потом рыцарь довольно легко слез и с  мечом  в  руке  поспешил  ко  мне.
Изрубленный щит на бегу брезгливо стряхнул с  локтя,  мне  стало  дурно,
когда я увидел его блестящие доспехи без единой царапины.
   Я поднялся, шагнул в бой, промахнулся, бронированный кулак  ударил  в
мой затылок, как таран. Я рухнул вниз лицом, в голове  звенело,  во  рту
снова стало горячо и солоно. Перевернувшись,  я  попробовал  встать,  но
такой же бронированный сапог ударил в живот. Дыхание вылетело из меня со
всхлипом и соплями. Боль была острой, режущей, я вскрикнул, услышал, как
рыцарь злобно расхохотался. Я согнулся, попробовал встать, однако он шел
за мной, сильный ударом сапога почти подбросил меня в воздух.
   Я шлепнулся на землю, как старая больная жаба. Пальцы  мои  оказались
совсем близко от рукояти моего о меча. Из последних сил я перекатился на
бок, ухватил меч и с трудом поднялся.
   Рыцарь стоял с мечом, ждал. Я понял, что он  успел  бы  не  дать  мне
поднять меч, но слишком уверен в своей победе, слишком.
   - Готов? - спросил он свирепо. - Тогда умри с мечом в руке!
   Он сделал красивый выпад, я  умело  парировал...  как  я  думал,