одна щель. Гора тоже стареет, обрастает морщинами.
   Тепло пошло по  телу.  Я  ощутил  ту  легкость,  что  позволяет...  и
поспешно выпрыгнул, не стал даже рассматривать свое  материальное  тело,
довольно жалкое зрелище, понесся  в  сторону  развалин,  что  совсем  не
развалины.
   Я успел, когда Варнар шел через темный двор с горящим факелом в одной
руке и кастрюлькой с тлеющими углями в другой. Под действием движущегося
воздуха угли из пепельных  становились  багровыми,  а  стоило  ему  чуть
взмахнуть кастрюлькой, как багровость сразу же  переходила  в  пурпурный
цвет, по граням суматошно носились оранжевые и желтые искры.
   За Варнаром в двух шагах двигался черный рыцарь. Во внутреннем  дворе
свет падал из узких окон, смешивался с призрачным лунным. Они  пересекли
площадку  по  диагонали,  на  той  стороне  виднелась   дверь,   глубоко
утопленная в камне.
   Варнар   долго   гремел   большими   ключами.   Металлическая   дверь
распахнулась с неприятным скрежещущим звуком. Я держался за их  спинами,
даже вошел наполовину в камень, хотя  ощущение  было  неприятное,  будто
сразу отсидел всю ту половину тела.
   Рыцарь оглядывался нетерпеливо, даже  задрал  голову  и  посмотрел  в
звездное небо.  Там  изредка  проносились  широкие  черные  тени.  Когда
неведомый зверь пролетал между нами и  луной,  через  двор  стремительно
проскальзывала легкая тень.
   - Быстрее, - сказал он нетерпеливо. - Чего застрял?
   - Готово, ваша светлость, - донесся голос Варнара. - Спускайтесь,  но
здесь ступеньки ветхие... Поосторожнее.
   - Все обветшало, - буркнул рыцарь, -  но  все  восстановим.  Заставим
этих тупых тварей приносить пользу!
   Я пронесся  по  этому  ходу,  дальше  дорогу  перегораживает  толстая
железная дверь.  Я  протиснулся  сквозь  нее,  снова  ощутив  неприятное
ощущение  во  всем  нереальном  теле,  вывалился  в  темноту.  Полную  и
абсолютную темноту подземелья. Слышно было  тяжелое  учащенное  дыхание.
Слабый стон.
   Пока я парил, умоляя глаза привыкнуть к слабому свету, -  а  как  они
могут привыкнуть, когда его нет, в полной темноте  даже  совы  абсолютно
ничего  не  видят,  -  загремело  со   стороны   железной   двери,   она
распахнулась, ворвался свет факела, что показался мне слепяще ярким.
   Пока рыцарь и Варнар спускались по каменным ступеням, я  рассматривал
Гендельсона. Он сидел у стены, голый, под ним только холодные, как  лед,
каменные плиты пола. Руки растянуты в стороны и прикованы к стене, а  на
ногах тяжелые кандалы. За это время он исхудал еще  больше,  даже  я  не
назвал бы его больше толстой свиньей, как  изощрялся  Варнар.  На  теле,
кроме  кровавых  ссадин,  чернеют  отметины,  где  прижигали  железом  и
факелом. На боках распухшие раны с запекшейся кровью.
   Рыцарь остановился перед Гендельсоном.
   - Ты, червь, - сказал он свирепо, -  надумал?..  Если  назовешь  свою
шлюху Деву Марию тем именем, что она заслуживает, то будешь жить.  Более
того, я обещаю тебе, что дам коня, дам свободу!
   Гендельсон открыл глаза. Белки глаз были  красные,  воспаленные.  Мне
показалось, что он почти не видит  палача,  но  после  паузы  Гендельсон
прошептал:
   - Припади к ее стопам... Она милосердна... Припади и умоляй  простить
тебя, в твоей гордыне и высокомерии... в твоих неразумных словах...
   Рыцарь вскипел, оглянулся на Варнара. Тот опустил кастрюльку на  пол,
вытащил из-за пояса клещи. Рыцарь сказал люто:
   - Ты даже не представляешь, что тебя ждет!.. Сейчас тебе выжгут глаз.
Начисто. Понял?.. Завтра я приду снова. В  это  же  время.  Варнар  тебе
отрубит руку... Ощути!.. Послезавтра мы придем снова. Тебе отрубят ногу.
Как тебе такое?.. Но и одноглазым, одноруким и  одноногим  ты  пробудешь
недолго. На четвертую ночь мы придем к тебе и выжжем второй глаз.  Потом
отрубим вторую руку. Потом - ногу. Затем вырвем язык, а тебя - живого! -
выбросим во двор, чтобы ты подыхал долго и мучительно. Ты все понял?
   Мне показалось, что я  видел,  как  побледнел  Гендельсон,  хотя  его
измученное распухшее от побоев лицо и так было неузнаваемо.
   -  Несчастный  грешник,  -  проговорил  Гендельсон  тихо,  -  ты   не
ведаешь... ты не ведаешь...
   Рыцарь кивнул Варнару. Тот поворошил клещами  среди  углей,  выхватил
один и поднес к лицу Гендельсона.  Рыцарь  опустился  на  колени,  грубо
ухватил голову пленника в ладони в боевых рукавицах, крепко сжал.
   - Смотри, дурак, - прошипел он, - смотри!..  Это  последнее,  что  ты
видишь. Но ты еще успеешь спасти шкуру... только скажи то, что я жду.
   Гендельсон прошептал:
   - Что шкура... была  бы  душа  цела...  Да  будь  благословенна  Дева
Мария... Да святится имя Твое, Любимая...
   Варнар поднес горящий уголь к глазу Гендельсона. Тот в ужасе  выкатил
глазное яблоко, пытался дернуть головой, но рыцарь держал, как в тисках.
Варнар с силой прижал пурпурный уголь к глазу. Гендельсон дико закричал,
забил ногами по каменному полу, но  голову  ему  рыцарь  держал  крепко.
Тесное помещение заполнилось запахом горящего мяса.
   Потом  Гендельсон  затих,  Варнар   отнял   клещи.   Половина   угля,
отломившись,  застряла  в  глазнице.  Варнар  достал  шило  и  аккуратно
выковырял  крупные  куски.  Рыцарь  встал,  отряхнулся.  Лицо  его  было
угрюмое, злое. Варнар отыскал в другом углу ведро с водой,  до  которого
измученный жаждой Гендельсон не мог дотянуться, с размаху  выплеснул  на
пленника.
   Гендельсон застонал, с усилием открыл один глаз. Вместо другого зияла
пустая глазница с запекшейся от сильного жара кровью.  Рука  Гендельсона
дернулась, словно он хотел проверить, что  у  него  с  лицом,  зазвенела
цепь.
   - Дурак, - сказал рыцарь веско. - А ты  мог  бы  спасти  глаз...  Вот
теперь и подумай!.. Завтра потеряешь руку. Послезавтра - ногу.  А  потом
все по второму кругу. А глаза - не зубы. Как  и  руки  или  ноги.  Зубов
много, а глаз всего два.
   Он  захохотал,  повернулся,  плащ  его  описал  за  спиной   красивый
полукруг,  вышел.  Варнар  взял  факел  из  расщелины,  я   слышал   его
бормотание, двинулся вслед за хозяином. Дверь захлопнулась, мы  остались
в  полной  темноте.  Гендельсон,  оставшись  один,  начал   всхлипывать,
бормотать что-то под нос. Потом слабым  голосом  начал  читать  молитву,
часто прерываемую плачем.
   Стыд  и  ярость  до  того  разъедали   меня,   что   стены   начинали
расплываться, я уже видел сквозь всю  громаду  каменной  башни  звездное
небо, далекую щель, в которую я забился, свое скорченное в забытьи тело.
Глава 33

   Я очнулся, вздрагивая, как будто меня трясла  гигантская  рука.  Тело
дрожало, зубы стучали, я обхватывал себя  руками,  но  мои  пальцы  были
такие же ледяные, как и все тело. Мешок с моими мечами рядом,  но  когда
попытался подтащить поближе, решил даже, что  он  примерз.  Когда  же  я
попытался встать, понял, что мешок с мечами не примерз,  это  я  ослабел
настолько, что уже не в силах сдвинуть его с места.
   Застонал, пальцы вцепились в камни,  кое-как  воздел  себя  на  ноги.
Стены шатаются, сдвигаются, грозя раздавить меня в лепешку.  Я  заставил
себя двигаться к  светлому  пролому,  где  солнце,  свет,  тепло.  Стены
пытались помешать, ускользали из-под пальцев, но с каждым шагом выход из
пещеры расширялся, расширялся...
   По глазам больно ударил свет. Я шагнул  наружу,  вскрикнул.  Холодный
ветер пронизал, как острыми длинными иглами.  В  лицо  плеснуло  горстью
колючего злого снега. Перед глазами плыло,  я  старался  держать  голову
ровно, хотя, конечно, лучше бы лечь, тогда кровь пойдет в мозг. Но  лечь
- это... для кого-то лечь -  расслабиться,  для  меня  лечь  -  услышать
отсчет рефери над головой: ?... восемь... девять...?.
   Издали послышался окрик. Зрение немного  очистилось,  как  из  тумана
вынырнули гигантские фигуры. Мне почудилось, что приближаются люди-горы.
Их разукрашенные лица  расплывались,  колыхались,  словно  отражения  на
воде. В голове звон, я старался  не  упасть,  рука  пошарила  на  поясе,
пальцы нащупали молот, но рукоять выскальзывала. Я с ужасом ощутил,  что
не в состоянии даже снять его с петли.
   Они  подошли  вплотную,   это   оказались   обычные   зарги,   жуткие
отвратительные хари, все ниже меня ростом, но их с десяток,  а  за  ними
еще и еще...
   Один со смехом ударил меня в лицо.  Я  захлебнулся  кровью,  упал  на
колени. Раны на боку разошлись, кровь потекла теплая, в голове появилась
пугающая   легкость.   Они   смеялись   громче,    я    почти    потерял
чувствительность, только чувствовал, как  меня  со  всех  сторон  пинают
ногами, а я корчусь на снегу...  Из  легких,  словно  из  продырявленных
мехов, воздух выходил со свистом, обжигал горло.
   - Это тот, - прогремел в  ушах  голос,  подобный  грому,  -  которого
господин велел... Что это у него?
   Пинки прекратились. Я чувствовал,  как  меня  перевернули  на  спину.
Сильные руки разорвали на груди рубашку.  За  шею  больно  рванули:  это
сорвали кожаный мешочек с талисманом. Второй болезненный  рывок,  голову
едва не оторвали, другой  голос  потоньше  донесся,  как  через  плотное
одеяло:
   - А это что за амулет?
   И чей-то возбужденный голос:
   - Это же сокровище  сокровищ!..  Откуда  он  у  такого...  Теперь  мы
богаты!
   - Мы?.. А ты при чем?
   Сквозь грохот камнепада в голове донесся  приближающийся  грохот.  Из
кровавого тумана вынырнул  конь,  меня  ударило  горячим  и  твердым,  я
невольно ухватился за нечто жесткое, режущее мне пальцы.  Меня  потащило
по камням, затем по ровной земле.
   За спиной слышались крики, вдогонку полетели стрелы. Две-три с  силой
ударились о черный бок могучего зверя, но отскочили с неприятным вжиком.
Конь с разбега втащил меня  в  снег,  я  заскользил,  как  бревно,  конь
проволок меня еще сотню шагов и остановился.
   Я разжал пальцы, на них отпечатались зубцы  стремени.  Конь  наклонил
голову и обнюхивал меня. Черный рог едва не  проткнул  мою  грудь,  я  с
трудом отодвинулся, ухватился  за  черную  блестящую  гриву.  Он  поднял
голову и воздел меня на ноги.
   Красные, как горящие угли, глаза смотрели на меня с ожиданием.
   - Мой Черный Вихрь... - прошептал я в великом  изумлении.  -  Как  ты
сумел...
   Слова застряли в моем горле, уздечка оборвана. А я помню, что на  нем
за уздечка... Но на седле приторочены мои доспехи, меч, а в мешке позади
седла, как я боялся даже мечтать, шлем, браслеты!  Ноздри  раздулись,  я
уловил аромат свежеиспеченного хлеба, жареного мяса.
   Едва развязал мешок, посыпались браслеты,  выкатился  шлем  и  больно
ударил по ноге. Даже не раздумывая над странностями, кто все это положил
в мешок, над этим поломаю голову потом, я надел на руки браслеты Арианта
и... в голове сразу стало яснее. Я надел шлем, в теле ощутилась  прежняя
сила. Я торопливо надел доспехи и  сразу  перестал  чувствовать  режущую
боль в боку, а все раны перестали ныть.
   Я поставил ногу в стремя, оттолкнулся и едва  не  перепрыгнул  через,
коня, настолько во всем теле заиграла  злая  мощь.  Конь  с  готовностью
ржанул и, повернув голову, посмотрел на меня требовательным взглядом.
   - Черный Вихрь, - пробормотал я, - я не знаю, как ты одолел  все  эти
леса, горы и реки... но ты нашел меня!..
   Он в нетерпении переступил с ноги на ногу.
   - Мы вернемся, - пообещал я, - и я тебе дам отдыхать...  сколько  сам
скажешь. Но сейчас нам кое-что нужно свершить.
   В нашу сторону неслись крики.  Рассвирепевшие  зарги  бежали  в  нашу
сторону с дикими воплями. Я метнул молот, выхватил  меч  и  пустил  коня
вскачь. Меч засвистел, я рубил  направо  и  налево,  а  когда  уцелевшие
бросились бежать, я догнал и мстительно зарубил всех до единого.
   Черный Вихрь  хрипел  и  свирепо  раздувал  ноздри.  Я  посмотрел  по
сторонам, впереди из пещеры, где  я  прятался,  вышли  четверо.  Один  с
торжеством нес мешок с моими мечами.
   - Щас, - сказал я мстительно. - Для вас добывал!
   И хотя не добывал, а мечи сами упали в руки, правда,  неизвестно,  на
каких условиях, я заорал, моя рука  привычно  метнула  молот,  а  Черный
Вихрь понесся, как все сметающая  на  пути  горная  лавина.  Я  рубил  и
крушил, они тоже рубили  и  бросали  дротики,  но  удары  натыкались  на
несокрушимую броню, дротики отскакивали, а мой  меч  проходил  через  их
тела, как будто они из густого тумана.
   Я соскочил, заглянул в мешок, все  ли  на  месте,  приторочил  позади
седла. Черный Вихрь внимательно следил за приготовлениями, от  пурпурных
глаз шел, казалось, рубиновый свет.
   - Погоди, - сказал я, - еще не все...
   Я обыскал тела зарубленных, у одного нашел сокровище сокровищ, а  еще
у одного - талисман, который надо в Кернель. На всякий случай  сорвал  с
их  шей  амулеты,  бросил  в  мешок.  Черный  Вихрь   следил   за   мной
одобрительно.
   - Все, - сказал я и  вскочил  в  седло.  Рука  нащупала  талисман  за
пазухой. - Можно ехать...
   Черный Вихрь с готовностью пошел в галоп, с  каждым  прыжком  набирая
скорость. Ветер ударил мне в лицо. Я пригнулся, прячась за  его  гривой,
что охватила меня, как струящееся силовое  поле.  По  бокам  засвистело,
ветер превратился в ураган.
   Дверь  с  грохотом  обрушилась  вовнутрь.  Я  впрыгнул  в  помещение,
заполненное чадом от горящего мяса,  где  плотными  слоями  плавал  дым.
Внизу застыли в изумлении трое широкоплечих мужчин,  а  четвертый  начал
подниматься со стула.
   Я соскочил со ступеней, первый не успел схватиться за  топор,  я  его
развалил надвое, как  спелый  арбуз.  Двое  не  были  трусами,  ринулась
навстречу, закрывшись щитами и выставив мечи.  Двумя  ударами  я  разбил
щиты и поразил обоих насмерть.
   Рыцарь взревел:
   - Ты кто?
   - Ангел господень, - ответил я страшным голосом.  -  А  ты,  мразь  и
пепел, срань болотная...
   Он,  сперва  оторопевший  от  моих  слов,  побелевший,   вздохнул   с
облегчением, ангелы так не разговаривают, ринулся  на  меня  с  поднятым
мечом. Я подставил щит, он нанес по нему три тяжелых удара, что  разбили
бы любой другой в щепки.
   Глаза его округлились.
   - Ты еще не поверил, - сказал я люто, - так убедись...
   Я взмахнул мечом. Лезвие отсекло ему руку в локте. Меч  с  половинкой
руки упал на пол. Рыцарь закричал, глаза смотрели на меня с ужасом,  его
доспехи оказались не прочнее листа бумаги. Я взмахнул мечом снова.  Рука
со щитом упала на пол, а он стоял  передо  мной  с  жалкими  культяпками
вместо рук.
   - Еще не убедился? - сказал я.  -  Тогда  получи!  Третьим  ударом  я
срубил ему обе ноги в коленях. Он рухнул на спину, рот его  раскрылся  в
беззвучном крике. Я  выдернул  из  щели  факел,  прижег  огнем  обрубки,
останавливая кровь.
   - Ну как? - сказал я свирепо. - Теперь видишь, что я и есть  Карающий
Ангел, сволочь?.. Поживи таким, что ты задумал для другого!.. А потом  я
придумаю, чем тебя, гада...
   С  едкой  горечью  в  сердце  подошел  к  столу.  Изуродованное  тело
Гендельсона, как  распластанная  рыба,  заняло  все  столешницу.  Пустая
глазница зияет, подобно входу в глубокую  темную  пещеру.  В  надбровной
дуге  обнажилась  кость,  а  остатки  красного  мяса  свисают   красными
сосульками. Другой глаз закрыт, культяпка правой руки лежит на груди.
   - Прости, - проговорил я со стеснением в сердце.  -  Я  не  мог  даже
представить, что в тебе силы и твердости больше, чем  в  тысяче  рыцарей
Зорра... И уж больше, чем во мне...
   Я положил руку ему на лоб, надо уходить, а как прощаться, не  знаю...
под пальцами ощутилось тепло. То ли он только что умер и  еще  не  успел
застыть... Я поспешно приложил ухо к груди. Едва  слышно  и  с  большими
перерывами что-то робко  тукает,  словно  слабенький  цыпленок  пытается
клевать непосильно огромные для него зерна.
   - Господи, - взмолился я, - только не дай ему умереть!..  Вот  сейчас
это совсем уже дурь...
   Я схватил его на руки, не очень-то он и похудел, страшно представить,
сколько же весил вначале, вынес в коридор и примостил на  седле.  Черный
Вихрь следил за моими руками внимательно, а потом посмотрел  на  меня  с
немым вопросом в глазах.
   - Надо, - ответил я. - Теперь, как ветер... в Кернель!
   Он несся даже быстрее вихря, никто не успевал ухватиться  за  оружие.
Мы пронеслись напрямик через  весь  второй  лагерь,  что  перед  руинами
восточного города,  сшибали  с  ног,  опрокидывали,  разбивали  копытами
черепа и грудные клетки. Я боялся метнуть молот, вдруг не догонит, а меч
в моей руке так никого и не задел. Хотя пару раз руку  сильно  тряхнуло,
но я не уверен, что зарги, а не стропила шатров. Тело Гендельсона лежало
передо мной, свесившись руками и головой  на  одну  сторону,  ногами  на
другую. Я держал его одной рукой, но когда оно начало сползать  вниз,  я
торопливо убрал бесполезный меч и ухватился обеими руками.
   Зарево увидел издали, а когда Кернель показался в  поле  зрения,  над
ним снова полыхал огонь. Драконы уже улетали, но по всей  длинной  стене
поднималась  черная  кишащая  масса.  На  вершине  стены  цепочкой  люди
отталкивают длинными шестами приставные лестницы.
   Основной удар, как я увидел сразу, нацелен в ворота. Туда устремились
едва не сотни людей с одним-единственным бревном в руках, но это  бревно
было огромное, длинное, так что его могли ухватить сотни  рук,  а  торец
окован железом.
   На них, на бегущих, со стен сыпались стрелы, камни. Многие падали, но
другие подхватывали бревно, не давая его уронить, все неслись  в  едином
порыве, затем - страшный удар в ворота.  Их  отшвырнуло,  но  бревно  не
выронили, а, раскачивая под хриплый вой, начали мерно бить в ворота.
   - Спасай, - взмолился я Черному Вихрю. - Ты же как-то промчался  сюда
так быстро?.. Мне нужно в крепость!.. Но я не могу сейчас драться...
   Он повернул длинную аристократическую голову, в его полыхающих глазах
был укор. Я ответил умоляющим взором. Он вздохнул, помчался, ветер начал
бить в лицо сильнее. Я ухватил  одной  рукой  тело  Гендельсона,  другой
обнял Черного Вихря за шею, копыта стучали все чаще.
   Мы ворвались во вражеский лагерь. Черный Вихрь  разметывал  все,  что
попадалось  на  пути,  своим  непостижимо  плотным  телом,  а  потом  мы
понеслись через ряды воинов. Это напоминало, как если бы он мчался через
густую траву...
   Копыта стучали все чаще, а крики становились тоньше и  тоньше.  Затем
барабанная дробь  копыт  оборвалась.  Меня  вжало  в  седло.  Гендельсон
застонал, изо рта потекла кровь. Ветер рвал ноздри, выворачивал веки.  Я
успел увидеть, как стремительно надвигается крепостная стена с десятками
людей. Одни неутомимо отпихивают лестницы, что  всего  лишь  отвлекающий
маневр, другие стреляют торопливо,  уже  не  прицельно,  враг  наступает
тесной массой...
   Я застыл в смертном страхе, ожидая страшного удара в стену, но  снизу
уже быстро летели навстречу каменные  плиты  двора.  Послышались  крики,
люди разбегались. Копыта ударились о камни, выбив четыре  снопа  длинных
шипящих искр. За спиной послышались треск, яростные крики, звон железа.
   Ворота рухнули, а зарги, бросив бревно,  лезли  в  пролом.  Защитники
рубились  отважно,  но,  попирая  раздробленные  врата,  вперед  ломился
трехметровый гигант в рогатом  шлеме.  Защитники  пробовали  закрываться
щитами, он разбивал  их  огромным  топором  с  такой  легкостью,  словно
скорлупы лесных орехов. Его рубили мечами, в него с силой били  копьями,
но лезвия соскальзывали с выпуклых доспехов, не оставляя следа, копья со
звоном отпрыгивали.
   Он упорно пер вперед, озверевший,  опьяненный  победами.  Я  поспешно
сорвал с пояса молот, швырнул. Гигант как раз  заносил  меч  для  нового
страшного удара. Молот ударил его в переносицу,  вмял  забрало.  Во  все
стороны брызнули красно-черные  струи.  Он  покачнулся  и  завалился  на
спину, придавив грузным телом не меньше десятка соратников.
   Защитники замка заорали победно. Я повернулся в седле, меня  со  всех
сторон окружило острие копий. Я закричал:
   - Есть здесь лекарь?.. Лекар