асный. Так что... не медлите, сэр.
   Я перевел взгляд на  алтарь.  Книга  в  латунном  переплете  выглядит
пугающе толстой. Справа и слева  горят  толстые  свечи,  наплывы  воска,
словно наледи возле колодца. Мощно пахнет благовониями, но это  слово  у
меня неизменно распадается на составляющие ?благо? и ?вонь?.
   - Надо ли сейчас?
   Тяжелая рука опустилась на плечо медленно, но тяжесть придавила  меня
к земле. На колени я опустился, можно сказать, поневоле. Пальцы, на моем
плече оставившие странно горячий след,  уже  исчезли,  а  кожа  вся  еще
чувствовала жар. Голос произнес над головой требовательно:
   - Разве ты не воин, сын мой?
   - Воин, - проговорил я. - Отец Дитрих, разве не вы сказали о  трудной
дороге? Если же выступать на рассвете... Хорош из  меня  будет  рубатель
нечисти, если ночь простою здесь на коленях! Еще бы и гороху подсыпали.
   Инквизитор сказал сурово:
   - Лучше потерять жизнь, чем душу.
   Я смолчал, ибо шуточку насчет гороха могут принять как руководство  к
действию. У церкви чувство юмора всегда было  на  точке  замерзания.  Он
повернулся уходить, уверенный, что я и так все знаю.
   Я взмолился вдогонку:
   - Отец Дитрих, но что  я  должен  делать?  Я  ж  не  очень...  осенен
благочестием, вы же сами знаете!..
   - Тебе надо укрепиться, сын мой, - ответил он строго. - Да, твоя душа
не весьма чиста... Местами смердит так, что небесам  гадко,  с  этим  уж
ничего не поделать... пока что. Но для успеха трудного пути надо,  чтобы
те свойства твоей души... ну, в которых еще  есть  свет,  окрепли  и  не
погасли. Укрепись! Подумай о себе, о людях, о  мире,  о  своем  месте  в
мире. В Морданте, к примеру, где музыка и пляски, чтобы человек  жил  не
Думая, в постоянном радостном веселье, аки скот... А  человек  потому  и
человек, что может скорбеть душой, а  не  только  телом.  Человек  может
плакать, а скот - нет. Слезы очищают, облагораживают, так что не стыдись
слез... Плакать не  умеют  только  скот  и  простолюдины.  И  еще  скот,
простолюдины и мордантцы ождую свободную минуту тратят на игры, веселье,
пляски, песни, похоть... Человеку же ладен день в неделю  для  раздумий:
правильно ли жил, как жить дальше, как  строить  жизнь...  Это  свойство
человека, сэр Ричард! Вот и подумай...
   Он ушел, а я остался в довольно глупой  позе  на  коленях.  В  пустом
храме. Идиотизм, конечно. Согласен, не  все  же  время  веселиться,  уже
прямо из себя выжимаем веселье по любому поводу, а серьезный  человек  -
уже подозрителен, но и мыслить именно на коленях - дурь. Мыслить лучше в
хорошем, удобном кресле, чтобы нигде ничего не давило, в правой  руке  -
чашечка с крепким горячим кофе, пусть прочищает мозги, в левой  -  пульт
от цифрового телеящика, новости  ничуть  не  мешают  мышлению,  а  то  и
придают новые повороты, добавляют нюансы и нюансики...
   Правда, новости часто прерываются рекламой, а  на  остальных  каналах
обычно туповатые шоу да рэперы, но наши мозги  натренированно  отсеивают
лишнее, выбирают... что они выбирают? черт, да мозги, строго по Павлову,
заранее  включают  предохранительное  торможение.  То  есть  вопят,  что
устали, надо отдохнуть от думанья, переключи-ка,  друг,  на  футбол  или
концерт...
   Ладно, эти люди в Зорре больше имеют времени для думанья, но  они  на
все его имеют больше. Вон в Морданте царит веселье... Они,  кстати,  мне
ближе, чем люди Зорра, это  уже  себе  говорил...  Даже  твердил.  Да  и
вообще, как  писал  Карнеги,  человек  с  улыбкой  нравится  всем.  А  у
мордантцев не просто приветливые улыбки, а вообще рты до ушей.
   А здесь все сковано догмами, правилами, суровыми  требованиями.  Всяк
зоррец живет только ?как надо? и никогда не оттягивается, не балдеет, не
расслабляется. Это как если бы пацан взялся качать железо,  и  качал  бы
его  все  свободное  время,  жертвуя   девочками,   выпивкой,   травкой,
дискотекой... Вот уже накачал себе  такие  мышцы,  что  Шварценеггер  от
зависти удавится, но все качает, все вздувает, все бьет и бьет  рекорды,
отказывая себе во всех радостях...
   Но жизнь коротка, на девочек и выпивку можно вообще опоздать, как  на
дискотеку!
   Внезапно странная мысль мелькнула, как  острая  искорка  падающего  в
ночи болида: а что, если у  этих  сумасшедших  другое  понятие  радости?
Одному идиоту радостно качаться... нет, такое не может быть радостно, но
хотя бы радостно смотреть на  себя  в  зеркало,  пройтись  по  пляжу,  а
другому придурку приятно  грызть  гранит  науки,  чтобы  в  уме  щелкать
интегралы шестого уровня, а потом ломать голову над новым суперчипом,  а
третий не ест, не спит, на баб не смотрит  -  ибо  тоже  увидел  радость
другого порядка... Скажем, как исполнить фугу Баха на компе...
   В зале совсем  темно,  через  окно  падает  широкий  луч  мертвенного
лунного света. На полу с астрономической неспешностью двигается  светлый
ромб, пылинки пляшут в полосе лунного света. Мне почудилось движение, по
коже прошел холодок, зашевелились волосы.
   В полумраке пробежало что-то мелкое, мохнатое.
   Если бы топало, как маленькая лошадка,  я  бы  погрешил  на  ежа,  но
существо двигалось совершенно  бесшумно.  Проходя  под  стеной  ближе  к
двери, существо задело боком освещенное место. Я задержал дыхание, чтобы
не ахнуть во все воронье горло.
   Существо напоминало медвежонка, даже игрушечного медвежонка, но когда
оглянулось на меня, я увидел почти человеческое лицо, разве что мелкое и
заросшее шерстью.
   И это в Зорре, мелькнула мысль. Мало того -  в  святой  церкви!  Рано
епископ объявил, что Зорр абсолютная твердыня  христианства,  что  здесь
нет ни малейшей тени язычества. Этот домовой... или что-то подобное явно
к строгому христианству не имеет никакого отношения.
   Вообще-то отец Дитрих, говоря о чистых и нечистых душах, сам забросил
зерно сомнения. Немалое зерно, так,  размером  с  тыкву.  Я  хоть  и  не
христианин, но я нахватанный, информация из меня так  и  прет,  я  знаю,
сколько  кирпичей  в  стенах  Московского  Кремля,  как  именно   Моника
пробралась в Белый дом, сколько ложных  крыльев  у  дрозофилы.  Все  эти
знания - простой мусор, вбитый рекламами и запавший в уши из  услышанных
радиопередач в метро, вот точно так же откуда-то помню,  что  основатель
самого христианства вовсе не Христос, а Павел. Эта он написал семнадцать
из двадцати четырех книг Нового Завета и является его автором, именно он
создал основные постулаты христианства: мол, Христос был не просто одним
из множества пророков, что шлялись тогда по  пыльным  дорогам,  а  Сыном
Божьим, что умер он за наши грехи, его страданиями  мы  все  спасены,  и
теперь давайте-ка начнем жить сначала, хорошо и честно.
   Так вот ?Павел? - просто ник, а был это Савл, который христиан  ловил
и распинал, бросал живьем зверям на жратву и вообще жил не  совсем  так,
как положено христианину. Но потом он призадумался о сути нового учения,
сам его принял, взял ник ?Павел? и под этим ником  создал  из  крохотной
еврейской  секты   мировую   религию.   И   церковь   сделал   он.   Сам
прекраснодушный и поэтичный Христос никогда бы не додумался  до  строгой
иерархии,  до  церковных  Уставов,  регламентации,  крестовых   походов,
сожжения ведьм...
   У  меня  на  миг  все  поплыло  перед  глазами,  потемнело.  Из  тьмы
оформилось злое лицо сильного,  решительного  человека,  как  бы  сейчас
сказали, явно выраженной  кавказской  национальности:  с  иссиня-черными
кудрявыми волосами, упавшими на плечи, выбритым до  синевы  подбородком,
крючковатым носом - словом, типичный запорожский  казак  или  турок,  он
взглянул на меня в упор темными как терн  глазами,  я  уловил  посланную
откуда-то мысль, что это и есть Павел, - создатель церкви и ее догматов.
И еще пришла одна жуткая мысль, которую безуспешно пытался вытолкать  из
черепа. Этот Павел до жути похож на того странника,  который  встретился
мне в заброшенном лесном домике.
   А почему нет, мелькнула другая мысль, очень здравая. Говорят же,  что
революции  задумывают  праведники  совершают   энтузиасты,   а   плодами
пользуются сволочи. Вон задумал же Ленин... или даже Томас Мор - куда уж
праведнее, его католическая церковь  даже  к  святым  причислила!  -  их
задумки воплотил Сталин, а пользовались всякие Брежневы да Горбачевы...
   Так что и вся огромная организация церкви есть  создание  рук...  или
воли... Врага...
   Я огромным усилием отодвинул эту мысль,  что  слишком  уж  с  большой
готовностью подминает все остальные, растворяет, изничтожает,  оставляет
только  себя,  как  непререкаемую  истину.  По  телу  прошла  дрожь,   я
постарался отогнать  привычное  состояние  быдла:  мол,  все  лажа,  все
брехня, политики - грязь, женщины - шлюхи, Матросов не бросался на дзот,
а Гастелло не швырял самолет на колонну бензовозов, так что и от меня не
требуйте подвигов, я вот трус и слабак, принимайте меня таким,  каков  я
есть, все мы такие, все - жвачное быдло, все - русская интеллигенция...
   Подышал несколько чаще, голова чуть прояснилась. Стало стыдно,  кожей
лица уловил струю свежего ночного  воздуха.  Возможно,  как  раз  сейчас
дьявол и подталкивает меня к этой крамольной мысли, что  вся  церковь  -
дело его рук. Чтобы я, значит, относился к церкви несколько иначе...
   А как я отношусь?
   Черт, да я никак не отношусь! Я не хочу к ней относиться!!!
   - Поздравляю, - послышался негромкий  голос.  В  нем  звучала  тонкая
ирония интеллигентного человека. - Уже сэр Ричард!.. Поздравляю, Дик. Ты
делаешь быстрые успехи.
   Из темноты вышел и остановился передо мной, заслонив алтарь с книгой,
высокий  человек  в  черном  плаще.  Я  поднял  глаза   на   его   умное
интеллигентное лицо.
   - Это я вас поздравляю, - ответил я учтиво. -  Как  это  вам  удалось
войти в святая святых? Он вскинул красиво изломанные брови:
   - Это в церковь, что ли? О Дик, знал бы ты, сколько  я  основал  этих
церквей! И сколько таких, где я сам  служу  мессы!  Но  это  пустяки.  Я
удивлен, увидев тебя здесь... и в такой странной позе. К тому  же  я  не
вижу за твоими плечами... ангелахранителя.
   Он выговорил это, как ругательство. И хотя я с ним вполне согласен, -
любая моя охрана без моего на то согласия вызывает душевный  протест,  а
хранитель превращается  в  охранника,  -  спросил  автоматически,  люблю
спорить:
   - А что странного?
   - Да такого человека не  то  что  в  церковь...  вообще  должны  были
утащить на костер!
   Я вспомнил колеблющихся инквизиторов, плечи мои зябко  передернулись,
я спросил на всякий случай:
   - Но нет и беса?
   Он сдержанно улыбнулся.
   - А его и не надо.
   - Почему?
   - Этого достаточно, - сообщил он. Видя мое недоумение, пояснил:
   - Достаточно, чтобы не было ангела.
   Я ощутил холодок, сказал настороженно:
   - Не совсем понял...
   Хотя уже понимал, только не  хотел  признаваться  даже  себе.  Дьявол
улыбнулся шире.
   - Кто не служит Свету, уже служит Тьме. Только если честно, Дик... ты
же сам знаешь, что Свет - это я. У меня даже  прозвище  -  Люцифер,  что
значит ?светоносный?. А церковь, увы, Тьма. Мракобесие. Но ты не  смотри
на меня так подозрительно, Дик, не смотри!.. Я не пришел тебя  искушать,
пугать или еще как-то на тебя воздействовать. Скажу честно,  я  не  буду
тебе мешать, даже когда ты что-то сделаешь вразрез с моими планами...  А
ты пока что ничего такого не  делаешь.  Понимаешь,  даже  Старик  скрепя
сердце признает свободу воли человека. Раньше не очень-то признавал, но,
озлившись и изгнав из райского сада, махнул рукой и сказал:  живите  как
хотите. Тем более свободу воли признаю и поощряю я. Я как  раз  и  строю
свою политику на свободе воли, на желаниях, чувствах, страстях... А  вот
тот консерватор все старается заковать в узкие  рамки  догм,  дисциплин,
норм... Вернее, не он сам, я ж сказал, он на все махнул, но все  еще  не
смирились толкователи и проповедники его учения: богословы,  священники,
отшельники, аскеты... Понимаешь?
   Я сказал осторожно:
   - По крайней мере, я понимаю, почему... гм... из моего мира.
   Он рассмеялся, потер руки.
   - Честно говоря, я никак не верил, что такое  удастся...  Нет,  я  не
сомневался в своих возможностях, но когда мы  с  Ним  заглянули  в  твою
душу... Там при Нем была свора ангелов, так они разбежались  с  воплями.
Ужаснулись, значит. Страшно смотреть в черные бездны... Но Он  посмотрел
и махнул так это вяло рукой. По-моему, даже не понял,  что  увидел.  Или
глазами стал слабоват.
   Он смеялся у потирал руки, на меня смотрел взглядом собственника.  Он
победил, молодой и сильный, а одряхлевший ,  Бог  уже,  видно,  допустил
ошибку. Не рассмотрел, что в моей душе для него нет  места  вовсе,  зато
Тьмой занято все.
   - И что же, - спросил я, - все, что я  делаю...  я  делаю  на  пользу
наступающей Тьме? Он кивнул. Глаза стали серьезными.
   - Да.
   Я подумал, спросил:
   - Но как же... я ведь помог привезти мощи  Тертуллиана...  Я  не  дал
заговорщикам сбросить короля с трона.
   Он развел руками.
   - Ты сам знаешь ответы. Загляни в  себя.  Не  хочешь?..  Это  в  тебе
остатки морали прошлых  эпох.  Нет,  не  твоей  эпохи,  а  времен  твоих
отцов-дедов. Ты делаешь то... что делаешь, но  пока  стыдишься  называть
это своими именами. Ничего, и этот предрассудок  уйдет  очень  скоро.  Я
могу тебе назвать пока только общий признак... все,  что  ты  делал,  ты
делал для себя, а не для  других.  А  это,  сам  понимаешь,  единственно
правильно и честно. И по отношению к себе, и по отношению к другим.
   Из меня вырвалось:
   - Ложь!
   - Хотя я - Отец Лжи, - сказал он мирно, - и прочее-прочее, как только
меня ни называют, но я не вру. Да, на тебя не действует магия...  потому
что ты родился в другом мире. На тебя действует другая магия, магия того
мира, неведомая здесь... Более того, даже я не могу  заглянуть  в  тебя,
увидеть твою суть. Единственное,  что  могу  сказать  наверняка:  Старик
крупно лопухнулся, не возражая против твоего  переноса!  Ты  -  из  того
мира, где я уже на белом коне. И принимаю парады! А мне под ноги бросают
трофеи... какие, сам назовешь, если подумаешь.
   - Но.... - сказал я, - а как же...
   Он тонко улыбнулся:
   - Это  я  запустил  в  обращение  прекрасный  лозунг,  который  сразу
прижился: книги имеют свою судьбу! Но это верно не только с книгами. Еще
больше - к человеку. Мало ли какую судьбу готовил вам Старик! Гениальное
творение начинает жить своей жизнью с момента сотворения. Я лишь помогаю
ему жить... правильно. Умно. Рационально. Ты против того, что надо  жить
по уму?
   Он смотрел странными мерцающими глазами. Я хотел отмолчаться,  но  он
ждал ответа. Я выдавил через силу:
   - Нет.
   - Спасибо, - сказал он просто, но с торжеством. На  его  месте  слабо
блеснул огонек, словно электрический разряд. Сатана  исчез,  словно  сам
себя выключил. Я снова видел  темный  алтарь,  наполовину  укоротившиеся
свечи, толстую книгу, от нее никакого свечения, никаких  признаков  Мощи
или Святости. Старая, потертая  книга,  которую  читали  многие,  читали
внимательно, вдумчиво, часто заламывая ?ослиные уши?.
   По уму, повторил я злобно.  Он  хочет,  чтобы  все  ,  жили  по  уму.
Свободно и раскованно. А церковники хотят  свободную  мысль  заковать  в
оковы догматов. Щаг вправо, шаг влево - попытка к  бегству.  Только  вот
такую прямую дорогу, товарищи, в светлое будущее всего  человечества,  в
царство Христа, царство свободы... грудью проложим себе...
   Хотя конечно, если  честно,  только  распоследняя  сволочь  или  бомж
отказывается от догматов, от веры. Пусть они  даже  ложные,  вроде  ?Все
люди равны?, ?Запад нас спасет?, ?Честность  -  лучшая  политика?,  ?Так
делать не принято?, но они ведут нас по  жизни,  а  без  них  мы  вообще
превратились бы в зверей. Или в скот. Без  веры  в  то,  что  надо  быть
честными, мы,  поступающие  нечестно,  скатились  бы  еще  ниже  простой
нечестности!
   Так что вера... вера необходима. Но при чем здесь  церковь?  Христос?
Нелепый рай на облаках и смехотворный ад в преисподней, где  зарождаются
вулканы? Да ни при чем, это для общего употребления, как уже дал  понять
инквизитор. Для чистых душ. А для тертых - можно приоткрыть занавес чуть
шире.
   Вера, к примеру, заставляет продвигаться  этих  людей  все  дальше  и
дальше на юг, покоряя, повергая, сжигая и разрушая чужие ценности, чужие
культуры, чужих богов и чужую религию. Не будь этой неистовой  веры,  то
сразу началось бы гамлетовское: а прав ли я, а надо  ли  завоевывать,  а
может быть, пусть меня завоюют и поставят, как им приятнее?
   Сатана говорил про ум, разум, намекал на прогресс,  науку,  но,  если
опять же честно... а мне самому это не нравится, я  из  числа  тех,  кто
любит побалдеть под пивко с доступными девочками, так вот если совсем уж
честно, то эта вера и догматы нужны и разуму, и  науке,  и  всему-всему,
что делает человек. Иначе он такого наделает...
   Как будто издали прозвучали голоса. Я с  трудом  повернул  занемевшую
шею.  Из  пристройки  выходили  два  священника.   Лицо   отца   Дитриха
побледнело, осунулось,  а  под  запавшими  еще  больше  глазами  повисли
набухшие неводы. Второй священник, отец Гарпаг, выглядел не  свежее.  От
них пахнуло крепким потом, словно только что пробежали пару миль. Или же
положили перед иконой пару тысяч земных поклонов.
   Окна загорелись оранжевым огнем. Утренние лучи солнца переломились  в
цветном стекле, упали на пол, коснулись  алтаря,  подползли  ко  мне.  Я
прищурился от брызнувшего в глаз солнечного зайчика, помотал головой.
   Отец Дитрих спросил встревоженно:
   - Сэр Ричард, как прошло?
   Второй священник принюхался, вздрогнул.
   - Отец Дитрих, - проговорил он дрожащим  голосом,  -  здесь  были  не
только соблазны... Пахнет смолой и серой! Но ведь это же... храм!..  Как
могла сюда проникнуть нечистая сила?
   Я смолчал, опять некстати  вспомнил  про  Павла,  основателя  церкви.
Простой, нетитулованной нечистой силе не войти, но уж святой Павел может
входить во все церкви мира. Нет, нельзя так думать, это уловки дьявола.
   - Как прошло? - повторил отец Дитрих. В его лице нарастало  выражение
страха. Я посмотрел ему в лицо, он вздрогнул и отшатнулся.
   Я попытался встать, но колени  не  слушались.  От  ледяного  пола  за
многочасовое стояние холод проник в мои кости, смял  суставы,  заморозил
межсуставную жидкость. Я пошатнулся, отец Дитрих подхватил меня,  сказал
в ухо громко и настойчиво:
   - Это все иллюзия!.. Враг стремится сокрушить твою веру!.. Верь!
   Я стиснул зубы, напрягся. Тело  затрещало,  за  часы  ночного  бдения
застыли не только  колени,  я  разгибался  с  таким  трудом,  что  кости
щелкали, будто непрестанно ломали поленья, а то и бревна. Но  я  все  же
встал, отец Дитрих отнял руки, я пошатывался на онемевших ногах,  но  не
падал.
   Отец Гарпаг спросил торопливо:
   - Что вам являлось? Какие видения мучили?
   Я сказал тихо:
   - У каждого свой ад.
   - Да-да, - торопливо согласился отец  Гарпаг.  -  Сэра  Будоргана,  к
примеру, мучили... просто истязали, не поверите ли, сценами обжорства  и
неумеренного  чревоугодия,  а  сэра  Штергла   -   видениями   роскошных
блудниц... В то время как сэру Бергу ничего не являлось, кроме  залитого
кровью трона и его брата с перерезанным горлом...
   Огненные муравьи пробежали по телу и пропали  удивительно  быстро.  Я
напряг мышцы, распустил, некоторая усталость, но в то же время ощущение,
что я успел поспать и отдохнуть.
   - У каждого свой ад, - повторил я. - Сейчас не до исповеди, отец.
   Отец Дитрих обошел меня со всех сторон, всмотрелся.  В  его  запавших
глазах страх попеременно сменялся на надежду, затем снова мелькал страх.
   - Я вижу, - сказал он негромко, -  что  у  тебя  был  тяжелый  бой...
пахнет не только смолой и серой, но и кровью.  Я  чую  запах  огня,  чую
пепел сгоревших городов и даже пылающей земли, хотя не понимаю, как  это
земля может гореть. Ты