но я чувствовал,  как
ему хочется поскорее миновать этот унизительный коридор, где стены -  из
выкрикивающих насмешки и оскорбления врагов. К тому же его явно угнетала
необходимость в повязке. Я видел, как еще  перед  выездом  из  ворот  он
пробовал снять ее, чтобы надеть шлем, но кровь потекла  сразу,  обильно.
Пришлось поверх тряпицы надеть шапку попросторнее,  он  явно  не  хотел,
чтобы враг злорадствовал, глядя на пятна крови, нанесенные его оружием.
   Из шатра вынесли и поставили на ярко освещенное место дорогое  кресло
с высокой резной спинкой. Сэр Гарольд остановился перед  креслом,  молча
ждал. Черные рыцари злобно хохотали, бросали  ядовитые  реплики.  Кто-то
швырнул огрызком яблока.
   Из шатра вышел неторопливо тучный человек  в  позолоченных  доспехах.
Роскошный шлем с пышным плюмажем  он  держал  на  локте  согнутой  руки.
Обрюзгшее лицо  было  преисполнено  самодовольства.  У  него,  как  и  у
Ланзерота,  был  вид  человека,  рожденного  повелевать,  приказывать  и
двигать целыми армиями.
   - А, сэр Гарольд, - сказал он громко. -  Давненько  мы  не  виделись!
Пожалуй, с битвы при Винглянде? Или с Кадунского поля? Оба раза я так  и
не смог вас догнать.
   Костяшки пальцев сэра Гарольда побелели. Толстяк это  заметил,  молча
сел в кресло, сказал уже официальным тоном:
   - Итак, я, король Горланда, Гиксии и ряда других земель,  перечислять
долго, по имени Карл Завоеватель, готов выслушать вас, сэр Гарольд. Если
не ошибаюсь, Круглый Щит? Как-нибудь расскажете на досуге, почему  такое
нелепое прозвище приличествующее разве что дикому степняку. Итак, с  чем
прибыли?
   Сэр Гарольд открыл и закрыл рот. Побагровел, я видел, как ему  трудно
выдавить слово, горячо сочувствовал, а толстую сволочь  в  кресле  готов
был  размазать  по  всему  лагерю.  Карл  откинулся  на  спинку  кресла,
развалился, руки удобно разложил на подлокотниках, пальцами  поглаживает
завитушки из меди. За его спиной торжествующие  рыцари,  весь  цвет  его
армии.  Они  пожирали  Гарольда  глазами,  перебрасывались  язвительными
шуточками, но так, чтобы он все слышал.
   - Да, - сказал, наконец,  сэр  Гарольд  мертвым  голосом,  -  у  меня
послание...
   Человек в кресле сказал резко:
   - Да знаю я, что у вас за послание! Разве не предрек великий  Кроган,
что я, Карл Завоеватель, въеду в вашу крепость на белом коне? И за  мной
будут мои отборные войска? Так что же вы противитесь неизбежному?
   Сэр Гарольд уронил голову. Я видел по  его  изменившемуся  лицу,  что
этот Кроган, какой-то великий прорицатель, не давал ложных предсказаний.
Похоже, они сбывались всегда. Это предсказание тоже было  явно  известно
всем. И в Зорре - тоже. Так что, еще  начиная  оборонять  город,  король
Зорра уже мучился, что делает бесполезное дело. Город  будет  взят...  И
только  верность  своему  народу  заставляла  защищать  королевство,   а
верность вассалов помогала продержаться так долго. В любом  случае,  они
отвлекли немалую часть сил на осаду города. Торну будет легче...
   - Вы противились нашей воле, - сказал Карл, - чересчур долго. Вы  это
знаете?
   - Мы защищаем свою землю, - ответил сэр Гарольд, - но сейчас мы не  в
состоянии  продолжать  сражения.  Вы  хотите  эту  крепость?  Мы  готовы
сдать...
   Карл возразил:
   - Дорогой сэр Гарольд, мы и без вашей готовности берем и крепость,  и
земли, и всех живущих на ней!
   Сэр Гарольд переступил с ноги  на  ногу,  я  видел,  как  он  страшно
побледнел,  а  глаза  на  миг  стали  невидящими,  потом  он   заговорил
деревянным, неживым голосом:
   - Вот об этом и речь. Мы готовы сдать крепость на условиях, что  всем
можно будет разойтись по домам. Как горожанам, так и солдатам.
   Рыцари грозно зашумели, кто-то бросил угрожающе, что старый вояка  не
в том положении, чтобы выдвигать условия, но король Карл властно  поднял
руку. Голоса смолкли.
   - Я разумный человек, - сказал он. -  А  ваше  предложение  -  та  же
капитуляция. Только выраженная в других словах. Какая  разница,  сделаем
мы это по требованию сэра Гарольда или по своему желанию? Мы  все  равно
не собирались казнить или как-то иначе наказывать жителей. Да  и  воинов
тоже. Нам нужен этот город живой, а не в руинах. Хорошо, сэр Гарольд! Мы
принимаем ваше условие. Все,  кто  сложит  оружие,  могут  разойтись  по
домам. Пусть все сразу же начинают заниматься своим делом:  булочники  -
печь булки, сапожники - тачать  сапоги.  Мы  не  хотим,  чтобы  в  нашем
городе, а теперь это наш город, начался голод. Вы удовлетворены?
   Я заметил одну странность: король Карл ни разу не  сказал:  "Я".  Для
меня естественно, если бы он говорил:
   "Я не собирался казнить...", "Мне нужен  этот  город...",  "...сделаю
я...", но он везде говорит "мы". Какая-то форма военной демократии?
   Сэр Гарольд самую  малость  наклонил  голову.  Я  видел,  что  не  от
высокомерия, просто боится потерять сознание.
   - Удовлетворен.
   - Сколько вам потребуется времени?
   Сэр Гарольд покачнулся, приложил ладонь к виску.
   - Сутки, - выдавил он хриплым голосом.
   - Почему так долго?
   - Надо оповестить всех. Я не хочу, чтобы кто-то встретил вас с  мечом
в руке лишь потому, что не услыхал о сдаче.
   Рыцари зашумели, похваляясь, что погонят это быдло мечами, не вынимая
их из ножен. Карл снова вскинул ладонь, прерывая похвальбу.
   - Да будет так, - сказал он властно. - Со следующим  восходом  солнца
ворота должны быть открыты.
   Сэр Гарольд поклонился, отступил на шаг, повернулся и пошел к  выходу
из лагеря, где пришлось оставить коня и оружие. Похоже, он понимал,  что
последнее слово правильнее оставить за  Карлом,  который  присвоил  себе
чересчур громкий титул Завоевателя. Мелкие люди  всегда  чувствуют  свое
превосходство, если последнее слово за ними.
   Я хотел было сразу же взмыть повыше и  лететь  обратно  к  своим,  но
насторожила улыбочка Карла, которой он обменялся с  двумя  рыцарями.  За
сэром Гарольдом пошла хохочущая толпа, но вреда  причинить  не  посмеют,
слишком уж  жаждут  получить  наконец-то  гордый  Зорр.  Карл  поднялся,
поманил тех рыцарей, и все трое вошли в шатер.
   Поколебавшись, я попробовал проникнуть в щель, но мое призрачное тело
не в состоянии проскользнуть в замочную скважину. Остался слушать, но, к
счастью, полог резко распахнулся, высунулся  один  из  вельмож,  крикнул
резко:
   - Сэр Вагант! Проследите, чтобы никто не приближался к шатру.
   Он опустил ткань, но я был уже внутри шатра. На миг  почудилось,  что
попал в музей драгоценностей и редких вещей. От множества свечей  воздух
теплый и приторный, с привкусом мертвечины.  Карл  быстро  прохаживается
взад-вперед, обрюзгшее лицо  горит  нездоровым  румянцем.  Двое  рыцарей
стоят в почтительных и одновременно вольных  позах,  следят  за  королем
одними глазами, не поворачивая голов.
   Здесь, в шатре, король от надменного и неторопливого божка перетек  в
гибкого, хищного зверя, победно вскинул к куполу  стиснутые  кулаки.  На
лице его  расплылась  свирепая  радость.  Низкорослый  рыцарь  в  пышном
бархатном костюме с достоинством поклонился.
   - Ваше величество, осмелюсь спросить...
   - Спрашивай, - сказал Карл быстрым резким голосом.
   - А как... поступим на самом деле?
   - Как поступать надо, - ответил король свирепо, - так и поступим!  Мы
живем, руководствуясь разумом. Пришло новое время! И новые методы войны.
Мы хотим мира, а для этого надо, чтобы никто не смел  даже  помыслить  о
восстании, сопротивлении! В этом городе не  должно  остаться  ни  одного
живого человека. Даже собак  и  кошек  -  всех-всех!  В  наших  деревнях
достаточно плодится народу, чтобы заселить и  этот  город.  Но  страшная
слава облетит всех. И враги, и союзники будут знать, что ждет  тех,  кто
дерзнет противиться нашей воле.
   Рыцарь поклонился еще угодливее.
   - На войне как на войне,  ваше  величество.  Король  остановился  так
внезапно, словно ударился о твердое силовое поле. Несмотря на  тучность,
он был преисполнен дикой первобытной силы, но голос оставался холодным и
деловитым.
   - Подумайте над тем, как это сделать. Если перебить их прямо в домах,
то задохнемся среди гниющих. трупов.  Вся  наша  армия  только  и  будет
делать, что копать ямы и бросать туда убитых, а я знаю,  как  начинаются
болезни, что уносят армии молодых сильных воинов, а вдобавок  опустошают
целые королевства!
   Он был на выходе, когда рыцари уже заговорили наперебой, предлагая то
вывести всех за город  на  праздник  примирения  и  отравить  разом,  то
напоить сонным зельем и сварить из  них  мыло  -  из  такого  количества
народа хватит на торговлю с соседним Мордантом...
   Жестокая улыбка тронула губы Карла. Не так уж  и  много  надо,  чтобы
даже те, кто недавно так цеплялся за рыцарские ценности, сейчас говорили
как потерявшие всякую честь разбойники.
   Я ощутил тень недовольства, что несколько меня удивило. Ведь  Карл  в
самом деле говорит правильно. Войну надлежит  выигрывать  с  наименьшими
потерями. А если  население  этого  города  вырезать,  то  другие  могут
сдаться без сопротивления. Сохранив как свои жизни, так и  жизни  солдат
Карла. Так бомбардировка Хиросимы спасла не  только  жизни  американских
солдат, но и жизни японцев,  которые  еще  долго  могли  бы  драться  до
последнего японского солдата.
   И все же я заставил себя взмыть вверх почти с закрытыми глазами,  там
есть щель, и со стиснутыми челюстями понесся обратно. Уже когда  огоньки
лагеря остались позади, открыл глаза, увидел, что  взял  немного  левее,
выровнял линию полета и дальше  несся,  как  ракета,  не  отклоняясь  от
курса.
   На востоке  заалела  розовая  полоска.  Сейчас  Лан-зерот  уже  будит
Рудольфа и Асмера, Бернард встал наверняка раньше... Только  бы  не  дал
разбудить меня, они же знают, чем я могу заниматься, только  бы  не  дал
разбудить...
   Я ощутил неладное. Ветер  свистел,  кожу  обжигало,  словно  морозом.
Только бы не проснулся и сам, подумал отчаянно, только бы...
   Сквозь мир ночи, звездного неба начало медленно  проступать  багровое
пятно. Я не сразу сообразил, что это свет  догорающего  костра,  я  лежу
лицом к багровым углям, это он светит сквозь  опущенные  веки,  поспешно
постарался  прогнать  это  зловещее  видение,  сосредоточился  на  ночи,
звездном небе и летел так в страшной чудовищной  раздвоенности:  я  лечу
свободно, быстрее любой птицы, и в то же время лежу, как  бревно,  перед
костром, ноги подогнул, в спину дует холодом, только бы продержаться еще
чуть и не открыть глаза...
   На темной земле проступила багровая точка.  Я  метнулся  к  ней,  как
сокол - сапсан, как пикирующий бомбардировщик. В мозг  внезапно  ударила
паника: а вдруг это чужой костер, я едва не замедлил падение, но затем в
сером рассвете углядел светлый верх повозки, спины волов, заложил вираж,
чтобы не протаранить, с  размаха  влетел  в  тело,  что  уже  двигалось,
пыталось натянуть на голову одеяло, поджимало колени вовсе к груди...
   Удар был таков, что я  подпрыгнул,  зубы  лязгнули.  Огляделся  дико.
Бернард стоял надо мной с тревогой на лице. Спросил быстро:
   - Дик? Дик? Ты кричал. Дик.
   Они все стояли надо мной, даже Ланзерот приподнялся с пня  и,  увидев
мой еще мутный взгляд, сел обратно  и  начал  тряпкой  вытирать  рукоять
меча. Тут же отшвырнул, стал водить по  лезвию  точильным  камнем.  Меня
передернуло от скрежещущих звуков. Чтобы  погубить  меня  в  полете  над
вражеским лагерем, ему достаточно  было  один  раз  вот  так  по  лезвию
камешком...
   - Ну что? - спросил Бернард жадно. Я приподнялся на локте.  Все  тело
трясется, голова дергается, как у  контуженого.  Асмер  сорвал  с  пояса
флягу, я  поперхнулся  крепким  вином.  Принцесса  тотчас  отодвинулась,
благовоспитанно села в сторонке, но я все  равно  чувствовал  аромат  ее
волос, запах ее тела.
   - Я видел, - вырвалось у меня. - Я видел... очень  много!  Засада  на
перевале... Отряды, что рыщут всюду, ищут нас... Волчья стая,  что  идет
по нашему следу, не  обращая  внимания  на  стада  оленей  по  дороге...
Странные монстры... Но, хуже всего, я побывал в вашем Зорре!
   - Почему хуже? - спросил Бернард быстро.
   - Как там? - вырвалось у Рудольфа.
   - Отец жив? - спросила принцесса жадно. Голос Ланзерота  прорезал  их
голоса, как железо режет тонкую кисею:
   - Что с обороной?
   - Отец жив, - ответил я, обращаясь к принцессе. -  Здоров,  насколько
могу судить... Но оборона... Они в отчаянии. Уже не  могут  держаться...
Только что сэр Гарольд, выполняя приказ короля, говорил с Карлом о сдаче
крепости. Договорились, что ворота откроют через двадцать четыре часа.
   Бернард с силой ударил кулаком по  камню.  Ланзе-рот  молчал,  только
костяшки пальцев на рукояти меча побелели да лицо  заострилось.  Рудольф
тихо, с отчаянием ругался, Асмер скривился, принцесса беззвучно плакала.
   - Отец... бедный мой отец...
   - Они надеются выйти из крепости  тайными  тропами,  -  сказал  я.  -
Говорят, есть шансы.
   - А потом?
   - Будут пробираться в Торн. Там еще сражаются. Говорят,  та  крепость
выдержит долгую осаду.
   Асмер быстро посмотрел на остальных, спросил неожиданно:
   - Что говорят о святых мощах?
   Я не понял, почему взгляды всех стали вдруг настороженными, колючими.
Только принцесса посмотрела смущенно, даже как будто виновато, и  отвела
взгляд В сторону.
   - О мощах не слышал, - признался я. - А что, должны были говорить?
   - Нет-нет, - сказал Асмер поспешно. - Это я так. Подумал, ждут ли еще
или уже забыли, что нас послали.
   Он говорил чересчур быстро, у меня снова осталось  ощущение,  что  он
врет. Да и остальные продолжают скрывать нечто важное.
   Ланзерот произнес серебряным голосом:
   - Подробнее о засаде на перевале.
   - Человек пятьдесят, - сообщил я. Рудольф фыркнул:
   - Всего-то?
   Остальные выглядели очень серьезными.
   - Двадцать из них с длинными луками, - объяснил я.  -  Не  знаю,  как
стреляют, но  вид  у  них...  страшноватый.  Древко  черное,  блестящее,
толщиной в руку. Я видел, как один натянул тетиву... Толщиной с палец!
   А стрелы такие,  что  даже  не  знаю...  То,  что  на  мне,  прошибут
насквозь, а чего стоят ваши, вы знаете лучше. Бернард сказал трезво:
   - Стрела, пущенная из черного лука, пробивает любые доспехи. Если  не
соскользнет. Доспехи делают выпуклыми вовсе не для красоты.  Но  если  в
тебя выстрелят пятеро, то  хоть  одна  найдет  местечко.  Нет,  напролом
переть глупо.
   - А как не напролом?
   - Надо искать. Ланзерот покачал головой.
   - Ты еще не понял? У нас всего двадцать четыре часа. Даже меньше.
   Я даже не сообразил, о чем он,  все  остальные  смотрели  на  него  с
изумлением. Рудольф сказал осторожно:
   - Ты хочешь сказать...
   Ланзерот указал глазами на меня,  Рудольф  тут  же  запнулся,  умолк.
Бернард прогудел:
   - Сэр Ланзерот сказал, что мы вправе сделать  рывок.  Получилось  или
нет, но теперь... да, теперь мы можем.
   Остальные переглядывались, их мрачные лица светлели. Отчаяние не ушло
из глаз, но какой-то малостью они подбодрились, чего я  не  понимал.  Но
то, что от меня что-то скрывают, скрывают очень серьезно.
   Ланзерот сказал решительно:
   - Все, запрягайте. Пойдем через Восточный перевал.
   Бернард нахмурился.
   - Там дорога ой-ой... Волы могут не  пройти.  Даже  если  все  бросим
оружие и ухватимся за колеса.
   Мне показалось, что Ланзерот подает  Бернарду  какой-то  знак  то  ли
бровью, то ли  глазами,  но  Бернард  не  реагировал,  остальные  угрюмо
молчали. Ланзерот наконец сказал с неудовольствием:
   - Не понимаете? Именно потому там и не поставят заслон.
   - Дик сообщил, что там заслон есть, - возразил Рудольф.
   - Разве то заслон? - бросил Ланзерот  резко  и  с  таким  презрением,
словно это относилось ко мне. - Там заслон так просто, на всякий случай.
У них людей девать некуда, вот и поставили. Мы их  собьем  легко.  Может
быть, удастся даже без шума, и тогда вкатим повозку уже без  драк.  Ведь
это последние заслоны?
   Все смотрели на меня, я кивнул.
   - Да. Если не ошибаюсь, дальше стены вашего стольного града. Но...
   - Что ты видел? - спросил Бернард быстро.
   - Плохое, - ответил я. - Город не  просто  в  осаде.  Перед  воротами
целый военный лагерь, но там, к  счастью,  люди.  Однако  в  лесу  отряд
странных людей с бледными лицами. Все неподвижные, как мертвецы. По реке
плавают даже не лодки, а целые корабли.
   Ланзерот спросил отрывисто:
   - В город не пробраться?
   - Не знаю, - ответил я независимо. - Сплошной цепи войск не  заметил,
здесь еще не знают позиционной войны. Или окопной...  Да  это  я  так...
заговариваюсь от усталости. Можно тайком пробраться  в  город,  особенно
ночью, можно тайком выскользнуть.  Но  как  пройти  с  шестеркой  волов,
повозкой - не представляю!
   Бернард и Ланзерот переглянулись. Мне снова показалось, что  от  меня
что-то скрывают. Я  наконец  сообразил,  что  эти  сумасшедшие  намерены
тащить тяжелую повозку через самый  жуткий  перевал,  какой  мне  только
приходилось видеть, я вскрикнул:
   - Не  понимаю,  как  мимо  башни?  Оттуда  сбросят  один-единственный
камень, и от всего отряда останется мокрое место!
   Бернард спросил быстро:
   - Какая башня? Тебе ничего не привиделось? Я огрызнулся:
   - Не больше, чем то дерево, за которым нашел меч!
   - Дерево? Ах да... А ну-ка, расскажи подробнее.
   - Башня, - объяснил я. - Самая обычная.  На  самом  верху.  Прямо  на
перевале. Там такая скала над перевалом, как нарочно: ровная площадка, а
на ней эта башня. Из хороших таких глыб, что  и  ста  тысячам  быков  не
сдвинуть. Нижние окна начинаются на высоте в три моих  роста!  Да  и  то
узкие, задница не пролезет. Миновать эту башню не получится!
   Ланзерот мрачнел, хмурился, а Бернард сказал озадаченно:
   - Раньше ее не было. Вот сволочи! Я ж говорил,  на  то  место  просто
напрашивается какой-нибудь наблюдательный пункт. А  эти  гады  отгрохали
почти крепость. Сколько, говоришь, там народу?
   - Не видел. Но человек десять поместится легко.
   - Десять, - сказал Бернард хмуро. - Десятерых я  и  сам  смету,  если
застану спящими. И связанными. Что  будем  делать,  Ланзерот?  Пойдем  в
обход?
   - Прямо, - отрубил Ланзерот.
   - Но как пройдем?
   - Не знаю, - огрызнулся Ланзерот. - Не рыцарское это  дело  -  знать!
Главное - ввязаться в схватку. А там посмотрим.
   У меня было тягостное ощущение  грядущей  неудачи.  Даже  катастрофы.
Волов запрягли, двинулись прямо, там ущелье, но не думаю, что протянется
долго. Здешние скалы по обе стороны выглядят дико. Невольно  подумалось,
что это остатки какого-то катаклизма. Возможно, метеорит  не  столкнулся
лоб в лоб, а догнал и врезался в поверхность, потому не  взорвался,  как
ядерная бомба в миллиард мегатонн, а разлетелся на куски...
   Камни в самом деле странноватые.  Я  всем  нутром  чуял  их  неземное
происхождение, но не увидел ни шахт, ни копален. Гномов,  как  и  людей,
интересуют только золото и железо  да  еще  драгоценные  камни,  а  мимо
кобальта, циркония, урана и разных трансуранидов пройдут равнодушно.
   Волы стонали, надсадно ревели, их худые  шеи  напрягались  в  усилии,
мышцы трещали. Я тоже  хватался  за  колеса,  помогал  бедным  животным.
Голова моя пригибалась при любом шорохе, треске. Я каждое мгновение ждал
нападения.
   Впереди Ланзерот поднял ладонь. Рудольф тут же  остановил  волов.  На
локте левой руки как будто сам собой возник щит, а правая  приподняла  в
готовности топор. Бернард пустил коня вперед вскачь. Я  видел,  как  они
переговорили, Бернард вернулся, кивнул Асмеру.
   - Мы с тобой попасем этих овец. Асмер улыбнулся, спросил шепотом:
   - Сэр Ланзерот не обидится, что и его зачислили в стадо?
   Бернард удивился:
   - Где ты видел, чтобы во главе стада шла овца? Со смешками отъехали в
конец нашей колонны, пока я пытался вспомнить, кто же  во  главе  стада:
баран или козел, почему-то казалось, что именно  коз