квартире  вспыхнула
столамповая люстра. Лезвие черного  меча  ударилось  над  самыми  нашими
головами о сверкающий радостными искрами светящийся меч.  Его  держал  в
обеих руках белый ангел с распахнутыми лебедиными крыльями.
   - Господи! - вскричал Гендельсон. - Ты услышал мои молитвы!
   Слезы текли по его жирным  трясущимся  щекам.  Черный  ангел  взревел
злобно, вскинул меч и обрушил на светлого. Тот парировал удар, хоть и  с
трудом. Черный перехватил меч обеими руками, нанес удар  снова.  Светлый
подставил сверкающее лезвие. Его руки  тряхнуло,  я  услышал  стон,  как
будто застонало само небо.
   Черный  захохотал,  начал  безостановочно  наносить  удары.   Светлый
парировал с трудом, его шатало, он  начал  задыхаться.  Черный  вскричал
победно:
   - Ты проиграл!
   - Еще... нет... - ответил светлый, задыхаясь.
   - Ты проиграл!.. Изначально!
   - Нет, - ответил светлый хрипло. Я увидел его полные отчаяния  глаза.
- Нет... бой еще...
   - Проиграл! - закричал страшно черный.  Лезвие  меча  с  такой  силой
обрушилось  на  светлого,  что  сверкающая  полоса   с   легким   звоном
переломилась. Черное железо ударило светлого в  грудь.  Тот  закричал  в
смертной муке. Из глаз ударили  снопы  огня,  нас  тряхнуло,  Гендельсон
жалобно кричал, ветер ударил снизу. Я чувствовал себя так, словно  лифт,
в котором еду, вдруг оборвался, ноги отрываются от пола...
   - Господи! - слышался рядом истошный крик. - Спаси и помоги!
   Внезапно в магическую капсулу ворвался злой холодный ветер. Он  снизу
задувал в штанины, вырвал из-под тугого пояса рубашку, задрал  кверху  и
колотил по лицу, стараясь накрыть с  головой.  Мелькнули  огромные  руки
светлого ангела. Он обхватил наш шар и падал вместе с ним. Черный  летел
сверху, я увидел его горящие торжеством глаза и занесенный  над  головой
меч.
   Снизу стремительно выросли темные вершины деревьев. На миг показались
пиками заснеженных гор, так ярко залиты серебряным  светом  луны,  затем
треск веток, сильный удар. Я покатился по склону,  ударился  о  твердое,
меня отшвырнуло, ударился снова. Цепкие клешни ухватили за бедра, больно
сжали.
   Прямо передо мной темная земля, значит - я вишу  мордой  книзу.  Если
повернуть голову, там залитый лунным светом лес. Редколесье, свет  легко
проходит до земли,  а  где  просвечивает  сквозь  ветви,  там  на  земле
расстелено призрачное кружево.  Клешни  не  совсем  клешни,  а  развилка
старого клена. Втиснуло с разгону так, что едва высвободился, оба ствола
с облегченным кряхтением сдвинулись на прежние места.
   Саднит плечо, гудит голова, во  рту  солоноватый  привкус.  Выплюнул,
слюна совсем темная. Правая рука немилосердно болит, от плеча  до  локтя
черная, то ли в крови, то ли грязь. Молот на поясе, нож тоже  уцелел,  а
меч я же оставил со всеми доспехами. Насколько помню, во  время  схватки
ангелов нас стремительно относило в сторону от маршрута. Кажется, на юг.
А если так, то не значит ли, что дьявол начал претворять  в  жизнь  свой
гроссмейстерский план?
   Постанывая  сквозь  зубы,  я  начал  карабкаться  вверх.  Глаза   уже
привыкли, хорошо различаю посеребренные стволы деревьев, темные кусты  с
блестящими поверху листьями. Вообще-то разумнее вниз, там  ручьи,  реки,
возле рек - люди,  но  инстинкт  или  человеческое  упрямство  заставили
переть по крутому склону вверх.  Сейчас  надо  определиться,  куда  меня
забросило, а потом  по  прямой  пробираться  в  Зорр.  Накаркал,  сказал
Лавинии, что обернусь за сутки... Никогда  нельзя  такое  брякать,  черт
услышит и тут же подгадит...
   - Лавиния, - прошептал я. - Никакие дьяволы меня  не  остановят!..  Я
иду, бегу, лечу. Жди... только дождись меня. Только дождись...
   Ноги скользили на косогоре, я задерживал дыхание. Настороженные,  как
у зверя,  уши  уловили  человеческий  голос.  Деревья  раздвинулись,  на
залитой лунным светом поляне железная фигура на коленях  громко  взахлеб
молится, то вскидывая залитое слезами лицо к закрытому  темными  кронами
небу, то роняя голову на грудь, а то и припадая к  земле,  что  с  таким
брюхом совсем непросто.
   - Ага, - сказал я, - ну ладно... Уцелел, железяка.
   Он резко обернулся, на  толстом  мясистом  лице  быстро  промелькнули
страх, изумление, даже облегчение, он сказал быстро:
   - Возблагодари господа, несчастный!
   Я удивился:
   - За что?
   - Несчастный, - сказал он возмущенно,  -  он  подарил  тебе  жизнь!..
Значит, тебе еще предстоит что-то сделать...
   В лунном свете лицо его бледнее, чем у вампира, но все равно выглядит
лучше меня. Хоть дорогой плащ изорвало в клочья,  зато  шлем  и  доспехи
сохранили жирное тело от ушибов и переломов. Доспехи,  которые  Терентон
требовал снять, как раз и спасли. С таким рыхлым телом  от  этой  жирной
свиньи осталась бы  только  раскатанная  лепешка.  Или  пятна  слизи  на
деревьях, камнях и по всему склону. Даже  меч  при  нем,  вон  на  земле
рядом, даже перевязь цела. Значит, сам снял, а то с таким грузом с колен
не встанет.
   Я сказал зло:
   - Я знаю, что мне делать. Поскорее понять,  где  я  рухнул...  и  как
можно быстрее вернуться обратно.
   Он вскрикнул:
   - А камень?
   - Это было поручено вам, сэр Гендельсон, - отрезал  я.  -  У  меня...
несколько другие дела. Да и не успеть в  далекий  теперь  Кернель...  до
прихода Карла.
   Он сказал возмущенно:
   - Да, но... вы все равно должны идти со мной!
   - Это уж фигу, - ответил я грубо. - Этого не было сказано.
   Я повернулся, смотреть на эту жирную рожу гадостно даже в лесу она не
потеряла своей надменности, а Гендельсон закричал испуганно:
   - Но... вы не можете вот так уйти!
   - Почему? - спросил я грубо. - Вам идти в Кернель, это... насколько я
понимаю... отсюда прямо на юг, а я иду обратно в Зорр.
   Он поднялся с колен, глаза его смерили меня с головы до ног. На  лицо
вернулось надменное тупое выражение богатого вельможи. Поднял перевязь с
мечом, пальцы неумело забросили  через  голову,  дома  явно  эту  свинью
одевает десяток слуг, выпрямился, голос из испуганного и дрожащего  стал
презрительным:
   - Что ж, идите, сэр Ричард. Отпускаю.
   - Спасибо, - ответил я саркастически. - Хотя я не  нуждаюсь  в  ваших
разрешениях.
   - Идите, - повторил он надменно. - Ая выполню свой долг перед Зорром.
   Я повернулся и пошел прочь. Когда обернулся, его  на  поляне  уже  не
было.  Между  деревьями  мелькнули  лохмотья  роскошного  плаща.  Звучно
хрустели на земле  ветки,  будто  по  ним  шагала  статуя  командора.  Я
понаблюдал чуть, еще  дважды  между  деревьями  показалась  тень,  затем
сопение утихло, удалился и растаял даже треск веток под грузным телом.
   - Чтоб ты сдох по дороге, - сказал я искренне. - Чтоб ты утоп в самом
грязном болоте, жирная скотина!

Глава 7

   Я прошел еще несколько шагов, но тревожное  чувство  разрасталось,  в
мозгу засела заноза, пока не сообразил, что же здесь не так. Ругнувшись,
я развернулся и почти побежал следом. Хотя свет сквозь кроны пробивается
сильный, но где деревья стоят плотно, там ть глаза выколи.  Я  натыкался
на острые сучья, больно уколол бок, там защемило, будто  ткнули  горячим
железом.
   Гендельсон ломился сквозь кусты,  как  тупой  лось,  хотя  в  стороне
чистые места для прохода. Ножны тяжелого меча беспощадно колотили его по
ногам. Он вздрогнул и даже вскрикнул, когда моя фигура появилась в  двух
шагах.
   - Куда прешь? - сказал я подозрительно. - К Карлу?
   Он дышал часто, лицо перепачкано, это слезы смешались с грязью, голос
вибрировал, как натянутая паутина:
   - По... почему?
   - В той стороне войска Карла, - сказал я грубо. - Ты  ж  сказал,  что
пойдешь в Кернель?
   - Ну, я и иду...
   - Кернель отсюда на юго-востоке! Он посмотрел на меня зло,  в  глазах
метнулся страх, ненависть и нечто еще, чему я не мог дать определение.
   - Но разве там не юго-восток?
   - Юг вон там! - заорал я. - Даже ребенок знает, где  юг,  где  север,
стоит посмотреть, с какой стороны на дереве мох!.. Вот деревья -  вот!..
И мох на каждом дереве!
   Он молча повернул и пошел в другую  сторону.  Теперь  на  юго-восток.
Ломился по-прежнему, как тупой лось, которому  в  лом  обойти  рядом  по
тропке. Я остался, Гендельсон исчез за деревьями, хруст веток  затих.  Я
повернулся в сторону севера - там Зорр, там Лавиния,  там  мое  счастье,
моя жизнь, мое все... сделал шаг, потом еще и еще.  Каждый  шаг  давался
все труднее, словно передо мной возникла плотная воздушная подушка.  Или
же воздух сгустился до плотности воды.
   Да какого черта я терзаюсь? Это ничтожество  в  своей  тупой  гордыне
прет в сторону Кернеля, как оно считает. Его сожрут дикие звери этой  же
ночью. А если чудом уцелеет, то все равно напорется на людей  Карла,  на
оборотней, его либо укусят змеи, либо утонет в болоте либо...  либо  еще
как-то, но он не переживет сегодняшнюю ночь, это точно...
   Деревья мелькали по обе стороны, я бежал сравнительно  легко,  правая
рука постепенно отошла,  я  уже  мог  сжимать  и  разжимать  пальцы.  Но
деревья,  как  сообразил  не  сразу,  мелькают  в  другую  сторону,  это
проснулась моя дурость, что-то накаркала в оба уха, наябедничала, и  вот
я...
   Впереди показалась уныло бредущая фигура. Человек брел, волоча  ноги.
Его раскачивало, он всхлипывал, что-то бормотал,  на  ходу  хватался  за
деревья, отталкивался и брел дальше.
   - Стой, дурак! - сказал я.
   Он испуганно обернулся. Рука дернулась не к мечу, а к лицу, словно  я
был волком, что прыгнул на его жирное горло.
   - Стой, - повторил я. - Самая  большая  дурость  -  идти  ночью.  Еще
дивно,  что  не  напоролся  на  волчью  стаю!..  Надо  развести  костер.
Переждать. Утром, когда по-настоящему рассветет, и двигаться.
   Его раскачивало все сильнее, по лицу сползали крупные мутные капли, а
на лбу с готовностью выступали новые и новые. Глаза посмотрели  на  меня
почти невидяще. Он вытер дрожащей ладонью лицо, что сделало его  похожим
на коммандос в джунглях Вьетнама, прошептал:
   - Костер?.. Я могу и без костра.
   Ноги подломились, он сполз по стволу  дерева  на  землю.  Дыхание  из
жирной груди вырывалось с хрипами, стонами, клекотом.
   - Без костра? - поинтересовался я все еще зло. - Такой храбрый?
   - Это... - ответил он едва слышно, - дело... слуг... ляди...
   Я хмыкнул:
   - Это дело мужчин!
   Он кое-как встал  на  колени  и  молился,  часто  крестясь,  даже  не
крестясь, а налагая на себя крестное знамение, а то и вовсе осеняя  себя
знаком животворящего и чудодейственного креста. Я фыркнул,  по  мне  все
эти биения лбом в землю оскорбляют  бога  больше,  чем  мое  откровенное
неприятие его власти. Неужели этим придуркам кажется, что  богу  приятно
быть владыкой рабов?
   Я собирал сухие щепки, мох, сдирал бересту, потом долго  искал  среди
камней подходящие, стукал ими один о другой, пробуя на предмет искр. Все
это время придурок тыкался жирной мордой в землю,  как  только  пузо  не
раздавит, осенял себя размашистыми взмахами и возглашал  хвалу  и  снова
хвалу, будто богу совсем  не  хрена  делать,  кроме  как  спасать  этого
свиноморда.
   Я начал  сооружать  щепки  и  бересту  шалашиком,  так  мы  делали  в
турпоходах и на вылазках, запоздало сообразил, что, по его мнению, я как
раз и веду себя каки его слуга, его челядин. Разозлился так, что едва не
въехал кулаком в жирную потную морду, снова захотелось  встать  и  уйти,
пусть это ничтожество само тащится в свой Кернель.
   Он наконец обернулся в мою сторону. Я думал предложит помощь,  однако
он проскрипел недовольно:
   - Сэр Ричард, вы не вознесли хвалу Всевышнему!
   - Ага, - буркнул я.
   - Это кощунственно...
   - Есть молитва делом, - отрезал я. - Она доходит еще быстрее! Кстати,
она богу куда приятнее.
   Он поморщился.
   - Неисповедима пути господа! И не вам о них судить.
   - Просто бог не лох, - ответил я  еще  злее.  Камни  стучали  один  о
другой, один раз я ухитрился стукнуть по пальцу, да еще  со  всей  дури,
там показалась темная кровь. - Бог правду видит...
   Он отвернулся и продолжал молиться еще  громче,  пугая  на  окрестных
деревьях птиц, белок и прочие спящие существа. Я зло  колотил  камнем  о
камень, искры летели частые, густые, но поджигать мох не  желали,  да  и
летят как-то криво, ни одна не попала в нужное место, заразы...
   Я пересел, стук камней разносился  по  всему  лесу.  Если  костер  не
разгорится до того, как нас услышат  волки...  или  медведи...  или  еще
какая-нибудь лесная зверюга...
   Из пучка мха, что лежит совсем в сторонке, показалась тонкая  белесая
струйка. Я поспешно перенес ее в приготовленную  кучу,  раздул  искорку,
обложил берестой, подул еще, нежно-нежно, ибо огонь как  любовь:  слабый
ветер раздувает в пламя, а сильный гасит...
   Гендельсон закончил молитву, как раз когда костер  полыхал  вовсю.  Я
подбросил сухих веток, на остальные сел, чтобы не простудить задницу.
   - Бог дал спасение, - сказал  он  значительно,  -  бог  дал  огонь  в
ночи....
   Я подул на разбитый в кровь палец. Хрен бы он дал, если бы я не лупил
столько. Бог дает тем, кто дерется за свое, а лодыри да убогие только  в
молитвах счастливы.
   - Надо понять, где мы, - сказал я. Он посмотрел по сторонам.
   - Мы в лесу, - сказал он важно.
   - Да? - спросил я. - Как же я не заметил... Значит, надо понять, куда
нас занесло. Пока они дрались,  черный  ангел  теснил  белого...  и  нас
вместе с ним куда-то на запад... По крайней мере мне так  чудилось.  Или
мерещилось,  не  уверен.  Все-таки,  наверное,  чудилось.   Но   куда-то
занесло...  Обидно,  мы  уже  были  почти  над  Кернелем!..  Или  в  его
окрестностях.
   Огонь красиво и зловеще подсвечивал металл снизу. После того как  был
потерян плащ и перья со шлема, неприкрытое железо  доспехов  блестит  во
всей мужественмой красе. Но сам Гендельсон выглядит,  как  толстая  элая
жаба в панцире.
   Я поглядывал на него  краем  глаза.  Странное  чувство  превосходства
закрадывалось в душу. Это его мир, но я, дитя асфальта, все  же  умею  и
могу больше. Конечно, я изнежен хорошей пищей, мягкой постелью,  но  все
равно я даже в диких условиях умею больше.
   Гендельсон привалился спиной к дереву. Тяжелы веки медленно сползали,
закрывая маленькие глазки. Он вздрагивал, старался выглядеть  бодро,  но
эти пол часа ходьбы по ночному  лесу,  похоже,  вычерпали  его  силы  до
самого дна.
   - Советую заснуть, - сказал я холодно.
   - Но... - прохрипел он, - нужна стража...
   -  Не  вам   же,   бла-а-а-гародному,   -   сказал   я,   -   еще   и
ура-а-а-ажденному, заботиться о таких мелочах.  Я  посижу,  посмотрю  за
огнем.
   - Но я...
   Он захрапел,  не  договорив.  Нижняя  челюсть  отвисла,  жирная  рожа
перекосилась. Толстые губы плямкнули,  дунули,  словно  сгонял  муху.  Я
некоторое  время  смотрел  с  отвращением,  в   воображении   пронеслись
вереницей картины, как засовываю в эти железные доспехи горящий  уголек,
мол, из костра им выстрелило или же из-за спины гаркну:  ?Беги!?,  чтобы
он сослепа сонный в костер...  либо  башкой  со  всей  дури  вон  в  тот
ствол...
   Когда подбрасывал сухие сучья, пламя  сразу  же  оживало,  освещенный
круг с усилием отодвигал тьму, как цепь омоновцев оттесняет разгневанных
демонстрантов, но там, в черноте лесного космоса, чудится  xpycт  веток,
осторожные шаги, иногда над головой шелестят невидимые крылья. А  может,
и не крылья, а просто ночной ветерок шевелит ветви.
   Тепло начало проникать в тело. Я ощутил, как расслабляются все мышцы,
тело расплывается, как у медузы, веки потяжелели. В темноте блеснули две
желтые точки, я не обратил внимания, потом точки  приблизились,  уже  не
точки, а желтые огоньки.  Похожи  на  волчьи  глаза,  только  покрупнее,
покрупнее...
   Дрожь  прошла  по  телу,  сон  выдуло,  как  под  лопастями   мощного
вентилятора.  Я  судорожно  пошарил  на  поясе,  молот   здесь,   только
передвинул вместе с поясом взад я хоть и не танцор вовсе, но мешает.
   Желтые глаза словно бы стали ярче. Дрожь пробежала по телу,  на  меня
смотрят  неотрывно,  злобно,  точным  прицеливающимся  взглядом.  Сердце
начало колотиться чаще, уже чуть не выпрыгивает. Гендельсон спит, мерзко
перекосив рожу, толстые губы скривились, блестит слюна.  Сейчас  потечет
целая река...
   Я осторожно снял с пояса молот. Рукоять сразу стала нагреваться.  Мне
почудилось, что молот даже  задвигался  от  удовольствия,  вот  щас  его
метнут, вот щас покажет свою силушку...
   - Жди, - сказал я тихо, - звери любого огня боятся... Не подойдут!
   Желтые глаза стали крупнее.  И...  самое  жуткое,  не  сводя  с  меня
немигающего взгляда, начали раздвигаться в стороны. Дрожа, я вскрикнул и
поспешно метнул  молот.  Глазами  держал  темное  место  как  раз  между
глазами, самое убойное место...
   Молот унесся с хлопаньем шумно взлетающей утки. В темноте  послышался
глухой удар, треск. Желтые  глаза  исчезли.  Сверху  посыпались  листья,
сорвался крупный сук и больно ударил по плечу. Потом там  же  в  темноте
раздался жуткий треск ломаемого дерева.
   Я застыл в ужасе, не зная, куда метнуться.  Шум  усиливался,  к  нему
добавился треск других деревьев, потом послышался тяжелый  удар,  словно
ночной  великан  ударил  по  земле  исполинской  дубиной.   Под   ногами
подпрыгнуло, и все затихло.
   Гендельсон проснулся, сидел бледный, мотал головой, на морде все  еще
сонная одурь.
   - Что?.. Где?.. Когда?
   - Не та передача, - огрызнулся я.
   - Что?
   - Сидите, ваша милость, - ответил  я  саркастически.  -  Посторожите,
чтобы никто костер не загасил. Без него нас и жабы забодают.
   - Жабы?
   - Да, жабы. Бывают - рогатые.
   Темнота  приняла  меня  только  на  миг,  через  пару   шагов   глаза
притерпелись к лунному свету. Я осторожно двинулся вперед - нож в  одной
руке, молот в другой, осталось только зубы выставить и рычать угрожающе,
чтоб боялись: человек идет, разбегайтесь!
   Еще три осторожных шага, передо мной свежесломанное дерево. Вот  след
от молота, вмяло так, что спрессовало древесину на глубину трех ладоней.
Дерево не выдержало такого... надпила, сломилось под собственным  весом.
Хорошо, не рухнуло в нашу  сторону,  хотя  могло  бы.  Наверное,  на  ту
сторону перетянули ветки.
   Я походил вокруг, присматриваясь, где же зверь, которого я так в лоб,
неужели промахнулся, этого быть  не  может,  ибо  молот,  как  ракета  с
самонаводящимся  устройством,  вильнет  за  целью,  если  та  скакнет  в
сторону, вбок или взад...
   Ноги мои застыли. Прямо из черноты  на  меня  смотрят  желтые  глаза.
Немигающие, беспощадные. Всего в двух-трех  шагах  -  я  даже  не  успею
замахнуться молотом. Я поспешно выставил перед собой нож,  да  напорется
зверюга на узкое лезвие сама... Холод  побежал  по  всему  телу.  Желтые
глаза следят за мной и с другой стороны. Они же и спереди. И сзади.
   Тело мое от ужаса превращалось в лед. Ближайшие  глаза  раздвинулись,
поползли  в  разные  стороны.  Притерпевшееся  к  слабому  свету  зрение
различило  серую  кору  массивного   дерева.   Два   светляка   медленно
расползались, явно  после  брачных  ритуалов.  Другие  еще  раздумывают,
кое-кто колупирует самку, их свет интенсивнее, чем у других...
   Ноги мои едва  не  подломились.  Я  всхлипнул,  кости  моего  скелета
превратились в желе. Я едва доковылял в полнейшем изнеможении до костра,
рухнул. На месте  морды  вельможи  была  бледная  маска,  свиные  глазки
раскрылись широко.
   - На вас лица нет, - сказал он тревожно. - Что там было?
   - Лесные великаны, - ответил я слабо.
   - Великаны... И что?
   - Треснулись лбами, - объяснил я. - Сослепу. Темно ведь... вы слышали
треск?
   - Да.
   - Хорошо слышали?
   - Я от него проснулся.
   - Вот так трещат их лбы, - объяснил  я.  -  Крепкая  слоновая  кость.
Наверное, тоже благородное сословие. Бароны,  не  иначе.  Да  вы  спите,
спите! Пока барин спит, холоп сторожит.
   Он блымкнул глазками настороженно, еще не  п