еносно,  как  и  появился.  Рихтер  стоял  с
распахнутыми, как блюдца, глазами и отвисшей челюстью. Я улыбнулся ему и
ушел в подземелья, deux ex machine наоборот. Похоже, теперь  фон  Рихтер
переведет меня из класса тупоголовых героев в разряд удачливых магов.
 
Часть III 
 
Глава 1 
 
   На кухне пеклось, жарилось варилось, тушилось. Процесс  приготовления
пищи, так это называется по-умному, длится десять минут, но это там, а в
мое нынешнее время это деяние занимает ровно три с половиной  часа,  так
утверждают специалисты. Я же, проходя через кухню и поводя  носом,  могу
подтвердить и добавить, что здесь этот процесс не утихает ни на  минуту,
разве что ночью передышка, но печи не успевают  остыть,  все  начинается
сначала: завтрак надо приготовить раньше, чем поднимутся  мужчины,  хлеб
испечь, то да се, все готовят из свежего, несчастные не знают  прелестей
перемороженного в холодильниках мяса...
   Девушка, пышная и крепенькая, как молодой  бычок,  низко  нагнувшись,
подкладывала в печь березовые поленьица. Я  остановился,  засмотревшись,
полюбоваться было чем, она как ощутила, разогнулась и повернулась в одно
быстрое движение, раскрасневшаяся, с блестящими глазами  и  ямочками  на
здоровом румяном лице. Низкий вырез на платье открывал  два  белоснежных
полушария, я не пожалел, что она сменила позу.
   - Ваша милость, желаете обед? Или что-нибудь еще?
   Улыбнулась приглашающе, я подумал, прислушался к себе, вроде бы  есть
еще не хочется, но, с другой стороны, надо есть, когда дают, а то больше
не предложат, согласился:
   - Давай. Только не в танцевальном зале. Что-нибудь попроще. И  кликни
Гунтера.
   Когда на столе появились широкие тарелки с мелко нарезанным мясом,  а
передо мной поставили жареного гуся, я объявил:
   - Зигфрид и Сигизмунд - остаетесь охранять замок. Гунтер - поедешь со
мной. Как проводник, толмач и все остальное. Пора  навестить  мои  села.
Массы должны знать своего вождя и отца народа. К тому же  выясним,  кого
взять на службу в замок. И на охрану. Еще надо  отыскать  умельцев,  что
будут делать луки.
   Зигфрид и Сигизмунд покривились, уже знают, что где я, там  и  драка,
словно драку ношу с собой, а любая драка - это шанс совершить подвиг,  с
другой  стороны,  не  так  обидно  остаться  вдвоем.  Гунтер  же  сказал
осторожно:
   - Но оружейник уже делает...
   - Он в руководстве, - прервал я. - Или на самой завершающей операции.
Производство луков надо на  конвейерную  основу!  Как  думаешь,  наберем
умельцев?
   Он пожал плечами.
   - Если у вашей милости есть чем платить... а у вас  есть,  то  народу
свободного много. Отберем самых лучших.
 
*** 
 
   Из конюшни выводили коней, Гунтер на всякий случай взял с собой  двух
воинов, непристойно-де такому сеньору, как Ричард Длинные Руки, выезжать
в сопровождении одного человека. Поморщившись, я все же одобрил, в  наше
тревожное время совсем не лишне  послать  одного  вперед,  а  другого  в
сторону, либо чтоб приотстал, да не подкрадутся сзади.
   У ворот целая толпа окружила  тушу  металлического  зверя,  несколько
человек лупят молотами, слышится торопливая ругань, заверения,  что  вот
уже подается, вон там намечается трещина, еще чуть-чуть  и  можно  будет
отдирать первую пластину, из чего же она сделана  такая  тонкая,  но  ни
одной царапины, как ни лупи...
   А на противоположной  стороне  двора,  под  стеной  церкви,  из  двух
огромных каменных блоков дикарщики уже выдолбили по каменному корыту. Из
туннельной дыры ворот,  поддерживая  под  руки,  двое  вывели  немолодую
женщину. Я  внимательнее  всмотрелся  в  нее,  сохранившую  следы  былой
красоты и несомненного величия, словно совсем недавно была королевой. Да
и сейчас идет гордо, хотя  лицо  измождено,  сама  высохла,  как  палка,
одежда на ней висит, а это ее, не с чужого плеча, видно,  однако  вместо
златого пояса, что должен бы опоясывать ее стан,  там  веревка,  простая
веревка...
   Пока я с недоумением смотрел на странную гостью, за  спиной  раздался
треск, грохот копыт  прогремел  сухо  и  часто.  Послышались  испуганные
крики. Мой конь выметнулся, как черный  вихрь,  быстрый,  стремительный,
словно перетекающий из одного состояния в другое, грива развевается  без
ветра,  словно  наэлектризованная,  острые  уши  торчком,  в   глазницах
плещется зловещее багровое  пламя.  Когда  оскалил  белые  хищные  зубы,
совсем не лошажьи, даже у меня по коже пробежала дрожь.
   Конь уткнулся  в  мое  плечо  мордой.  Ноздри  мягкие,  бархатные,  я
осторожно погладил их, не удержался, обнял умную голову и поцеловал.
   - Тебя здесь хорошо кормят?
   Конюх сказал торопливо:
   - Отборным зерном! Правда, потом...
   - Что?
   - Съел перегородку. Другие кони подняли шум, он ходит  по  конюшне  и
высматривает, кого бы обидеть...
   Я поцеловал коня в ноздри, сказал укоризненно:
   - Зачем же драться с конями? Чую, скоро  придется  с  людьми.  Или  с
драконами...
   Гунтер и воины уже вскочили  в  седла,  я  потрепал  коня  по  холке,
засмотрелся, как женщину, держа под руки, подвели  к  каменному  корыту.
Она осторожно переступила через край, ее поддерживают  так  же  бережно,
опустилась, села, а потом и легла  навзничь.  Тут  же  подали  небольшой
деревянный крест, скрестила руки на груди, крест зажат в пальцах, что-то
произнесла, я видел, как шевельнулись губы.
   Дюжие мужики с натугой взяли второе корыто, перевернули и, подняв  за
четыре угла, начали двигаться, как крабы,  бочком.  Когда  они  опустили
краями на первое корыто, я наконец сообразил, что это  гроб,  только  не
деревянный, а каменный.  Темнеют  просверленные  дырочки,  значит  -  не
задохнется. Мужики сходили за цепями,  снова  зазвенело  и  загрохотало,
этими цепями связывать бы Лаокоона или  Святогора,  но  мужики  с  самым
серьезным  видом  начали  опутывать  цепями  каменный  гроб.   Священник
суетился, как  квочка,  вздымал  книгу,  читал  молитву,  я  слышал  его
патетический голос, но не разбирал слов, все вокруг крестились  и  клали
поклоны.
   Гунтер смотрел с  мрачным  сочувствием,  я  хотел  спросить,  что  за
дурацкий ритуал, неужели на  спор,  как  Копперфильд,  разорвет  цепи  и
разнесет вдребезги каменный гроб, но оборвал себя на  полуслове,  многое
мне кажется дурацким, не фига со своим  комсомольским  уставом  лезть  в
масонский орден.
   - Поехали!
 
*** 
 
   Славно погуляли,  как-нибудь  расскажу,  мы  посетили  все  три  моих
деревни, одна из них даже село, но я пока не разобрался, какая именно, а
спрашивать не решился, это же урон моему имиджу.
   Право первой брачной ночи так и  не  использовал,  никак  свадьба  не
подворачивается.  Деликатно  выяснил  у  Гунтера,  не  думает  ли  народ
размножаться, мне солдаты нужны, а он брякнул, что в  деревнях  и  селах
свадьбы всегда играют осенью, когда соберут урожай, обмолотят и  ссыплют
зерно в закрома. Тогда делать уже не фига, вот и женятся от безделья...
   Погрустил чуть,  зато  Гунтер  набрал  двадцать  крепких  парней  для
службы, нанял четверых мастеровых для выделки луков. Пообещали  призвать
еще и некоего Джона Кленовые Руки, знаменитого умельца, чьи луки  всегда
нарасхват, он-де знает некие секреты, но никому не передаст...
   Вернулись поздно, солнце уже село, мы едва успели пересечь мост,  как
погасли  последние  облака.  Вместо  пурпурного  великолепия   на   небе
выгнулось темно-синее великолепие, звезды усыпали темный свод даже ярче,
чем  вчера,  небо  стало  глубже,  вогнутее,  я  отчетливо   видел   эту
опрокинутую гигантскую чашу и даже мог  представить,  как  тяжелые  края
хрустального небосвода лежат на твердой земле,  погрузившись  в  нее  на
десятки метров.
   За ужином Зигфрид и Сигизмунд рассказали, что за время  их  дежурства
ничего не произошло, разве что челядь осмелела, уже никто  не  прячется,
жизнь вошла в свое русло. Зверя все-таки сумели раззверить, оружейник от
счастья поет, такого прочного  металла  никогда  не  видел,  обещает  из
отодранных пластин сделать не меньше трех-четырех доспехов.
   - Отлично, - сказал я с облегчением. - А что у него внутри?
   Зигфрид пожал плечами, Сигизмунд перекрестился и сказал с жаром:
   - Пока еще не знаем!  Там  такое,  такое  под  железной  шкурой...  К
внутренностям еще не пробились.
   - Ладно, - сказал я вяло, - все одно не  заработает...  Малышка,  как
тебя, принеси еще вина! Только хорошего.
   Девушка сказала застенчиво:
   - Меня зовут Фрида, ваша милость. Сейчас принесу.
   Зигфрид, не удержавшись, шлепнул ее по высокому заду,  повернулся  ко
мне.
   - Новые луки, признаться, бьют сильнее... Сегодня сделали  первый,  я
испробовал. Клей еще не высох, но все равно, уже  бьет  дальше.  Хорошую
штуку вы придумали, сэр Ричард! А говорите, что не искушены  в  воинском
деле...
   Я таинственно улыбнулся, Фрида принесла большой  кувшин  с  вином,  я
поднялся из-за стола.
   - Продолжайте без меня. Устал чего-то... Да и завтра, чувствую,  день
тоже будет непростой.
 
*** 
 
   В покоях Галантлара я лег на его роскошное ложе, какое, к черту, его,
теперь мое, поставив меч с одной  стороны,  молот  прислонил  с  другой,
рукоятью вверх. Тело наливалось тяжестью, я уже начал себе представлять,
как придет Саня, я постараюсь сдержаться и не  сразу  грести  под  себя,
пусть расскажет что-то еще, перед глазами замелькали первые образы,  как
вдруг за окном  раздались  неистовый  вой,  свист,  лязг  и  скрежет.  Я
встрепенулся, меч моментально оказался в одной руке, молот в другой.
   За окном коротко полыхнуло огнем.  Свет  слабый,  но  в  полной  тьме
спичку можно увидеть за километр, мертвенно-голубоватый свет  потрепетал
на стене напротив, исчез, потом еще раз, уже слабее. Снова грохот,  рев,
лязг, тоже намного слабее.
   Я соскочил с постели, меч и молот в руках, голым подбежал к окну.  Во
дворе пусто, но здание церкви  охвачено  голубым  огнем.  Из  окон  бьет
холодное пламя, церковные врата распахнуты настежь... В груди  кольнуло:
по двору проскользнуло одно темное тельце, другое, третье, все вбегали в
церковь.  Не  люди,  люди  не  бегают  с  такой  скоростью,  да  еще  на
четвереньках...
   В коридоре прогремели шаги, дверь распахнулась, с мечом в руке влетел
бледный Сигизмунд.
   - Сэр Ричард! - выпалил он, запыхавшись. - Демоны  напали  на  святую
церковь!
   - Свят только господь, - поправил я наставительно, но в голове  сразу
же мелькнули длинной  вереницей  связки  слов,  как  "святые  реликвии",
"святые места", "святые речи". - Остальные так себе... Из-за чего?
   - Так бой же за ведьму! - прокричал он.  -  Позвольте  я  помогу  вам
облачиться в доспехи!
   - Зачем? В смысле идти в церковь? Вот так, ночью, ни  свет  ни  заря?
Погоди, расскажи подробнее. А то я видел краем глаза, но думал, что  это
что-то ритуальное...
   Он вздрогнул от нового дикого воя, глаза метнули  безумный  взгляд  в
распахнутое окно, быстро выпалил:
   - Там же ведьма!.. Ведьма из Беркли!.. Та самая!
   - Ага, - согласился я. - Та самая... Ух ты, та самая? Да быть того не
может... А теперь расскажи с толком и  расстановкой,  без  пономарьства,
чем она знаменита. Нет, ты сядь, успокойся. Попей воды... Эй, слуги!  Не
прикидывайтесь, что спите, этот вой мертвого поднимет. Я же  встал?  Мне
вина, сэру Сигизмунду... тоже вина, гулять, так гулять!
   Заспанный слуга внес кувшин и  два  кубка,  а  потом  по  собственной
инициативе притащил на серебряном блюде нарезанные ломти холодного мяса,
полголовки сыра. Расторопный малый, надо запомнить  его  имя.  Я  усадил
Сигизмунда за стол, придержал за плечи, чтобы не вскакивал, наконец юный
рыцарь, видя мою невозмутимость, перевел дыхание  и,  все  еще  округляя
глаза при каждом взрыве дьявольского хохота за окном и дикого  звериного
воя, сказал взволнованно:
   - Все знали эту богатую и знатную женщину, ибо была не просто  любима
всеми, но ей удавалось все, за что бралась. Вела роскошный образ  жизни,
ибо сколько бы ни тратила, денег  меньше  не  становилось.  Я  не  знаю,
сколько лет так длилось, но священник рассказывал, что неделю  назад  ее
ручной ворон, что умел говорить, закричал  нечеловеческим  голосом...  в
смысле невороньим, упал и околел.  Это  был  знак,  как  она  призналась
священнику, что срок договора с дьяволом истекает. Начали умирать все ее
родные и близкие, умерли все сыновья, а их  было  восьмеро,  умерли  две
дочери, все умирали страшно, все просили ее помочь,  спасти  их,  словно
догадывались... а может, им было сказано, что это она заложила их  жизни
за свою роскошь и долгую молодость...
   Свет за окном замигал, вой становился тише, но раздался  тонкий  звон
туго натянутой железной цепи. Не просто звон,  а  звон  лопнувшей  цепи.
Сигизмунд было вскочил, я усадил его властным жестом.
   - И что дальше?
   - Она покаялась, в  слезах  раскаялась  во  всех  своих  согрешениях,
просила спасти ее душу! И тогда  священник,  посоветовавшись  с  мудрыми
книгами, повелел обернуть ее воловьей кожей, положить в гроб  и  сковать
тот гроб тремя железными цепями. Вы это видели,  как  раз  тогда,  когда
садились на коней и ехали осматривать свои владения...  Черти  страшатся
железа, потому и железными... Это и проделали сегодня днем, ее уложили в
гроб, а гроб поставили стоймя в церкви. Священник обязался читать  мессу
сорок дней и сорок ночей...
   - Сорок суток, значит, - прервал я, - учись говорить короче. И что за
шум? Вот так ночью? Не могли с разборками подождать до утра?
   Он вскочил, взмолился:
   - Так черти же явились за ее душой! Осаждают святую церковь!  Неужели
не поможем священнику? Он же один бьется со всей оравой!
   Я нахмурился, подумал, покачал головой.
   - Это его профессия. Он знал, на что шел.
   - А что будем делать мы?
   - Ляжем спать, - решил я. - Утро вечера мудренее. Хотя при таком  вое
заснуть трудно... Правда, уже стало тише. Если бы я знал про эту ведьму,
велел бы сжечь прямо там, на месте. Виновата она,  а  почему  мы  должны
слушать это бесчинство?
   Он вскочил, глаза сияли надеждой.
   - Так пойдем прекратим?
   Я покачал головой.
   - Нет. Мы - рыцари, а не духовники. Иди отдыхай. Я утром  намереваюсь
изволить посетить последнюю деревушку,  сегодня  не  успел,  далековато,
придется выезжать ни свет ни заря. Надо отоспаться.
   Сигизмунд спросил с надеждой:
   - Меня возьмете, милорд?
   - А кто замок беречь будет?
   - Зигфрид, - ответил Сигизмунд решительно. - Он очень  опытный  воин!
Да и легче защищаться в крепости, чем  в  чистом  поле.  Если  вы,  сэр,
поедете в свои дальние владения, там могут быть неприятности. К тому  же
вас могут подстеречь родственники Генриха Гунландского. Я не  верю,  что
вам простили его смерть...
   Я подумал, кивнул.
   - Я тоже не верю. Ладно,  признаю,  тогда  сглупил.  Достаточно  было
просто выпороть. И хороший выкуп взять, а потом отдать  крестьянам,  как
возмещение. Это был бы неплохой урок... Ладно, я разве  говорил,  что  я
везде поступаю верно? Дурак, как и  все.  Уговорил,  поедешь  завтра  со
мной. А теперь иди спи.
   Осчастливленный, он убежал, чтобы успеть выспаться и вовремя  встать,
я еще раз подошел к окну, выглянул, но теперь свет едва  заметно  мерцал
из окон, церковные ворота никто не ломал, уже сломаны, а из самой церкви
шум и вой доносятся вполне терпимые.
   - Это не моя епархия, - сказал я себе настойчиво. - Не моя.  Не  моя!
Там священник, вот пусть и дерется. У него крест и вера, то и  другое  -
побольше, чем у меня.
   Лег и снова примостил меч и молот в прежнем положении. Перед  глазами
все еще нескончаемым потоком, как стая крыс, несутся эти темные существа
через выбитые двери в церковь, кровь шумит в жилах, стучит  в  виски.  Я
пытался дышать медленнее, но сердце  успокаиваться  не  желало,  бухало,
подбрасывало меня на ложе, гоняло кровь по большому  кругу,  по  малому,
сталкивало бурлящие потоки, я чувствовал гидравлические  удары,  наконец
озлился, вскочил, сна ни в одном глазу, быстро оделся, лапнул меч...
   - Постой, - сказал сам себе, - а что дальше? Пойдешь ночью по  замку?
А ты видел большую дурость?
   В раздражении походил взад-вперед, прислушался к затихающим крикам со
двора.  Да,  атака  закончилась,  идет  вялое  переругивание,  что   ли.
Неинтересно... А что интересно...
   - Как же я забыл, - вырвалось у меня.  Щелкнул  пальцами,  в  комнате
вспыхнул зловещий багровый свет, словно  прямо  здесь  заходит  огромное
солнце. В трех шагах обрисовалась массивная фигура,  похожая  то  ли  на
огромный рубин, то ли на раскаленный падением с неба гигантский железный
болид.
   Вся  поверхность  тела  демона  струится  чуть-чуть,  словно  по  ней
пробегает частая рябь, из-за этого не могу рассмотреть мелкие детали, да
и вообще он кажется чем-то вроде голографии, хотя есть ощущение огромной
массы, скапсулированной энергии. На миг  в  груди  повеяло  холодком,  а
вдруг взорвется, в нем же побольше, чем в термоядерной,  это  же  реликт
чертовой науки или магии, уже погубившей не одну эпоху...
   Я на всякий случай не двигался, сам с собой я не такой  храбрый,  как
при маге или Сигизмундере, как зовет его Зигфрид. Да и перед Зигфридом я
орел, как и перед другими,  они  же  видят  молодого  крепкого  паладина
огромного роста,  я  должен  соответствовать,  они  не  видят,  какой  я
внутри...
   Ну вызвал я  этого,  скажем,  демона.  Все  равно  как  если  бы  мой
прадедушка сумел включить мой компьютер. Ну и что? Даже более того,  как
если бы мой комп сумели включить Александр Невский или  Иван  Сусанин  -
без разницы.  Ну  и  смотрели  бы  на  скрин-сэйвер  или  бэкграунд,  не
представляя, что делать дальше. Хотя, конечно, они твердо бы знали,  что
это козни дьявола и надо с молитвой разнести все топором...
   Хотя я  уже  методом  интуиции  и  тыка  нащупал  функцию  управления
голосом. Нет, пока не управления, а вызова. Во всяком случае, простейшие
операции мог и прадедушка, начиная собственно с запуска  программ,  игр,
смены   слайдов,   наговаривания   текста,   сменившего    осточертевшее
набивание.... Так что Иван Сусанин, повозившись достаточно  долго  и  не
сломав  своими  крестьянскими  лапищами,   мог   бы   включить   функцию
распознавания голоса, а потом пошло бы легче, ибо  наверняка  что-нибудь
бормотал бы под нос, матерился, призывал бы богоматерь или посылал бы ее
туды в качель, и мой комп иногда что-то да делал бы...
   - Хорошо, - сказал я со вздохом. - Надеюсь, в тебя встроена защита от
дурака? В смысле, если что-то брякну не то, ты не  начнешь  крушить  все
подряд?.. А то теперь понимаю,  почему  так  популярны  эти  ужастики  о
големах... Не я первый, увы... Ты можешь быть  чем  угодно,  начиная  от
уборщика мусора... а мусор при любом обществе будет, и  чем  оно  круче,
тем и мусорные кучи выше... и кончая суперпупер чем-то... Так что  давай
слушай, выполняй...
   В течение двух часов я велел ему убирать мусор, готовить обед, выдать
мне тайны вселенной, нарисовать карты Зенера, упасть и отжаться,  спеть,
почесать мне спину, полевитировать,  прокопать  туннель  от  Лондона  до
Бомбея, поменять цвет, сказать  "А",  смотреть  мне  в  глаза,  скотина,
назвать фирму-изготовителя, распечатать мне инструкцию по управлению...
   Все это время он  стоял  неподвижно  и  следил  за  мной  немигающими
глазами. Возможно, это просто детская  игрушка,  а  то  и  вовсе  нечто,
созданное ребенком, что вообще ничего  не  умеет,  возможно,  это  очень
специализированный  дивайс,  который  может  сделать  или  даже  создать
чурц-пенкч, но не может уже чурц-пенкц. Я свой  комп  тоже  настроил  на
команды: "Мыло", "Аська", "Апдейт" и еще с полсотни подобных, кричу их с
порога, и, пока меняю обувь  в  прихожей,  комп  уже  проверит  почтовые
ящики, получит новости, скачает или докачает нужные проги, а пока быстро
поглощаю белки и калории на кухне,  этот  проц  даже  пропатчит  баги  в
софте. Моим пнем даже мама не может пользоваться, слов таких не зн