мелодраматической    крови    на
светло-коричневой ткани  платья,  никакого  намека  на  разыгравшуюся  здесь
трагедию.
   Вот и еще одно убийство,  а  я  так  надеялась,  что  избавилась  от  них
навсегда... Они преследуют меня, как стая волков замерзшего путника.  Именно
так: замерзшего.  Я  окоченела  от  всех  тех  убийств,  которые  видела  за
последний год: огнестрельное оружие, холодное оружие, выстрел  в  телефонной
трубке, снесенные черепа, развороченные головы, от которых  осталась  только
нижняя челюсть с не правильным прикусом... Убивала  я,  убивали  меня,  пора
смириться с этим. Но как  смириться  с  убийством  старой  женщины,  которой
воткнули нож в самое сердце, вяло перекачивающее кровь, -  в  опустевшую  от
времени сердечную сумку?..
   Из оцепенения меня вывел голос Анджея. Истерика  прошла,  он  смирился  с
произошедшим и теперь задумчиво смотрел на  труп.  Потом,  изогнувшись  всем
телом, потянулся вверх, к лампам над столиком,  и  повернул  их  под  другим
углом. Лампы были слишком высоко, кресло с трупом  перегораживало  проход  к
ним - клетчатая рубашка Анджея  выбилась  из  брюк,  и  я  увидела  плоский,
очаровательный, лишенный всякой растительности живот. А Анджей все поправлял
и  поправлял  лампы,  выбирая  нужный  ракурс.  Он   вполне   мог   работать
осветителем, рядовым осветителем со стажем и очаровательным плоским  брюшком
пресмыкающегося - скорее всего саламандры - лакомый кусочек для  ассистенток
и эпизодниц на излете карьеры, ничего не скажешь.
   - Отличный кадр, - медленно произнес он, - отличный кадр.
   Теперь рукоять под грудью у  актрисы  была  ярко  освещена,  стершаяся  и
старая, захватанная  множеством  пальцев,  вытертая  от  бездны  лет,  самый
прозаический инструмент сапожника в маленькой будочке на углу: нет, это было
мало похоже на нож: у ножей не бывает таких  неромантических  рукоятей...  И
почти полное отсутствие крови...
   Шило. Скорее всего - шило. Почему я подумала о шиле?
   - Отличный кадр, то, что  нужно  для  любого  финала,  -  снова  повторил
Братны, - жаль, что это не мое кино.
   Его мечтательный голос вдруг испугал меня больше, чем труп актрисы.
   - Что ты говоришь?
   - Если удачно выставить свет... Жаль, что это не мое кино... Бессмысленно
переписывать сценарий. Для такого финального кадра нужен совершенно новый. -
Еще секунда, и этот фанатик может впасть в безумный созерцательный транс.
   Я ударила его по щеке:
   - Опомнись! Мы здесь одни с трупом на руках! Приди в себя!  Ее  убили,  и
нужно что-то делать. Нужно звонить в милицию, черт возьми!!!
   Моя пощечина возымела действие. Анджей пришел в себя.
   - ?С трупом на руках? звучит несколько цинично, ты не  находишь?..  Могла
бы выбрать что-нибудь более подходящее моменту. Нам ко всем проблемам только
ментов здесь и не хватало...
   - Я звоню. Чем быстрее они приедут, тем будет лучше для нас для всех. Для
всех... Нужно проследить, чтобы никто не ушел с площадки.
   - Ты даже это знаешь? По-моему, ты работаешь ассистентом не в том кино, в
котором должна. Милицейский сериал подошел бы тебе больше.  -  Боже  мой,  у
него еще хватает сил на дешевые приколы!..
   Я обогнула кресло и взялась было за трубку стоящего на столике  телефона.
И тут же властная ладонь Братны перехватила мою руку:
   - Нет!
   - Что значит - ?нет?? Ты с ума  сошел,  мы  имеем  дело  не  с  сердечным
приступом, не с солнечным ударом на пляже в Пицунде. Ее убили.
   - Не трогай телефон. А вдруг там отпечатки  пальцев?  Вдруг  мы  с  тобой
изгадим все вещественные доказательства?
   - Хорошо. Но все равно нужно сообщить...
   - Подожди.
   - Подождать?
   - Ей уже ничем не поможешь, правда? Я хочу, чтобы мы  спокойно  обо  всем
поговорили.
   - Ты считаешь, что мы можем говорить спокойно, находясь в одной комнате с
заколотой неизвестно чем старой женщиной?
   - Да, я считаю, - он почти с нежностью посмотрел на меня, - я считаю, что
мы можем поговорить без излишних эмоций.  Все  равно  того,  что  произошло,
исправить нельзя.
   - Я...
   - Ты производишь впечатление человека, который в состоянии держать себя в
руках, - продолжил Анджей, рассматривая свои ногти. - Если в этой ситуации и
можно чему-то порадоваться, так это только тому,  что  ее  нашла  ты,  а  не
кто-нибудь  другой.  Не  эта  впечатлительная  истеричка  Ирэн,  например...
Говорят, что ее на слезу пробивает даже ?Бриллиантовая рука?.
   - Что ты несешь?..
   Я  во  все  глаза  смотрела  на  Анджея:  этот  человек  совсем  недавно,
какой-нибудь час назад,  стоял  на  коленях  перед  старой  актрисой:  более
сусальной парочки и придумать было невозможно.  Час  назад  он  был  так  же
искренен в своем обожании, как и теперь - в своем безразличии. Впрочем, нет,
безразличным он не был. Мертвая  актриса  раздражала  его,  как  неожиданное
препятствие, как прорвавший фурункул на шее.
   И все. И больше никаких проявлений: ни совершенно  естественного  в  этой
ситуации испуга, ни растерянности.
   - Ты просто дьявол какой-то...
   - Ты тоже не производишь впечатления Михаила Архангела и  покаявшейся  во
всех грехах Марии Магдалины. Я чую в тебе двойное дно, а чутье никогда  меня
не  обманывает.  И  это  твое  двойное  дно  выглядит  не  очень  аппетитно.
Интересно, что можно там найти, если хорошенько покопаться?
   - Если ты решил выяснить это - то сейчас не  самое  подходящее  время,  -
тихо произнесла я.
   - Отчего же? Самое подходящее, чтобы выяснить, на чьей ты стороне.
   Братны наконец-то оставил  в  покое  свои  ногти.  Теперь  он  пристально
смотрел мне в глаза: я уже видела этот  взгляд,  заставлявший  людей  делать
самые невероятные вещи. Но еще никогда он не смотрел так на меня. Его  глаза
завораживали, как глаза змеи, они меняли цвет, они становились то холодными,
то теплыми, они  распинали  меня  и  умело  водружали  терновый  венец;  они
умоляли, они назначали свидание в  пластиковом  ?Макдоналдсе?  (чизбургер  и
яблочный пирог за твой счет, закажи мне то же, что и  себе),  они  назначали
свидание  в  пластиковом  мешке  для  трупов.  Смесь  обожания   и   угрозы,
преступника и жертвы, ты все равно сделаешь то, что я хочу.
   - Я на твоей стороне. - Боже мой, неужели это я - я!  -  произнесла  это?
Произнесла на глазах, на остекленевших глазах у трупа, еще час назад бывшего
ведущей актрисой ведущего режиссера?..
   - Я знал. В конечном итоге все становятся на мою сторону,  -  он  грустно
взглянул на кресло, - кроме таких вот прискорбных случаев...
   - Что я должна делать? - Неужели  я  позволю  распоряжаться  собой  после
всего того, что произошло?
   Позволю, еще как позволю, это не потеющий лесоруб Костик Лапицкий  -  это
глава ордена иезуитов.
   - Сейчас ты пойдешь на площадку. Пойдешь, как будто ничего не  произошло.
Настоятельно попросишь не расходиться. Придумай какую угодно причину,  самую
невинную. У нас этих чертовых невинных причин хоть пруд пруди...  Сообразишь
что-нибудь по дороге. Я сам позвоню куда следует.
   - Это все?
   - Все. Ни слова о том, что произошло. Не нужно  волновать  людей,  ты  же
знаешь кинематографистов, очень нежный человеческий  материал,  просто  филе
какое-то. Ты любишь филе? Филе трески, а?
   - Что? - Его глаза немного ослабили хватку, и я перевела дух.
   - Иди. Ты все поняла. Иди.
   Только в коридоре я окончательно пришла в себя. Он не  так  уж  не  прав,
уговаривала я себя весь короткий отрезок пути до павильона.  Он  делает  то,
что сделал бы любой здравомыслящий человек на его  месте.  Нужно  попытаться
удержать в узде всю съемочную группу,  чтобы  не  создавать  лишних  проблем
следствию: чуть тепленьких киношников допросят, и...
   Что - и?
   Если существует убитая, значит, где-то должен существовать  и  убийца.  А
если где-то существует убийца  -  они  будут  шерстить  всех.  И  ты  первая
попадешь  под  этот  чес  заезжих  гастролеров-оперработников.  А  из   всех
документов у тебя есть только сляпанный на скорую  руку  студийный  пропуск:
именно  так  оформляются  на  работу  в  съемочной  группе  Братны...   Даже
фотографии нет. Только теперь я поняла, какой легкой мишенью могу оказаться:
сомнительная дамочка с сомнительным, ничем не подтвержденным прошлым. Уйдя в
ту ночь от капитана  Лапицкого,  отказавшись  выдать  чужую  жизнь  за  свою
собственную, я перестала существовать не только как Анна Александрова, но  и
как Ева. Но ведь и Ева придумана мной самой. Кто бы ни был Братны, он ошибся
ненамного: во мне не двойное, а тройное дно.
   Тогда я не  рассчитывала  на  долгую  жизнь,  а  быстрой  смерти  никакие
документы  не  нужны.  Могила  без  опознавательных   знаков   на   северной
оконечности любого из кладбищ - вот и все, что  она  заслуживает.  Но  конец
света неожиданно отказался отложенным,  чертов  капитан  Лапицкий  подставил
меня и на этот раз... Неужели  я  так  сильно  хочу  жить,  что  даже  не  в
состоянии подумать о чужой смерти?.. О чужой смерти, которая так близко?
   ...На съемочной площадке ничего  не  изменилось,  разве  что  прибавилось
народу. Волошко и Кузьмин возились со светофильтрами, гримерша Ирэн медленно
убивала дядю Федора печальным щебетаньем о последнем фильме  Вуди  Аллена  -
?Разбирая Гарри?. Ее отравляла мысль, что забытая в гримерке кассета все еще
не в ее руках. От этой мысли я похолодела: Ирэн ничего не стоит  отправиться
за ней прямо сейчас. И если  Анджей  не  закрыл  гримерку...  А  дядя  Федор
продолжал  смотреть  на  гримершу  остановившимися  глазами  снулой  рыбы  и
держался за тщедушное тельце юпитера. Наверняка дернул в перерыве косячок  у
Трапезникова,    Трапезников    мастер    подсовывать    неокрепшим    душам
психоделические презенты.
   Все были на месте - ассистенты, реквизиторы, осветители: режиссер  обожал
мастер-классы имени себя, замершая в благоговении, растущая изо дня  в  день
толпа фанатов вдохновляла его. Но кое-кого я все-таки недосчиталась: Леночки
Ганькевич, с позором изгнанной из кинематографического рая Анджея Братны.
   Обычная предсъемочная ленивая суета, никаких следов  волнения,  блаженное
неведение на лицах. Пройдет не так много времени, и от  этого  неведения  не
останется и следа.
   - Скоро вы там? - проявил сдержанное  неудовольствие  Серега  Волошко.  -
Бежит времечко-то, до конца смены не успеем...
   - Проблемы с актрисой. - Я не соврала, но и не сказала правды.
   Серега сморщился и посмотрел на меня с откровенной неприязнью - за  месяц
съемок он привык считать, что я являюсь самой уязвимой частью Братны  и  мне
можно высказать все то, что никогда не будет сказано деспотичному гению.
   - Вечно у вас... То хер короткий, то рубашка длинная... Говорил же, нужно
снимать двужильную молодежь. Или, на крайняк,  этих...  Чемпионов  всемирных
игр инвалидов. Что со старухой?
   -  Неважно  себя  чувствует.  -  Гипнотический  взгляд  Братны  все   еще
преследовал меня.
   - Неважно чувствует -  на  бойню.  Менструация  -  на  бойню.  Воспаление
придатков - на бойню. Плоскостопие  -  на  бойню.  Дальтонизм  -  на  бойню.
Триппер - в лепрозорий. С вами, бабами, нужно только так...
   - С кем же ты останешься? - Мне с трудом удалось поддержать  игривый  тон
Серега.
   - А куплю у Вована его ?Идеальную  женщину?  и  буду  любоваться  долгими
зимними вечерами.
   ...?Идеальная женщина?, или ?Женщина XXI века?, была  последним  шедевром
Вована Трапезникова,  исполненным  в  стиле  наивного  ?героинового  лубка?.
Огромная картина, полтора на два метра, во  всей  красе  воспроизвела  мечту
Трапезникова  о  подруге  жизни  каждого  мужчины:  в  центре  композиции  -
маленькая толстая женщина с квадратной головой, упирающейся прямо  в  пухлый
живот  мужчины  (в  отличие  от  собирательного  образа  модели,  в   слегка
утрированном мужике легко можно было признать самого Вована). На  квадратной
голове дамы стояла кружка с пивом, об нее же, как о  стойку  бара,  опирался
нарисованный Трапезников. А ?идеальная женщина? в это  время  делала  Вовану
самый банальный минет. Скабрезная картинка пользовалась  большим  успехом  у
мужчин и вызывала  ярость  женской  половины  группы.  Впечатлительная  Ирэн
проплакала  в  гримерке  половину  смены  и   в   качестве   разовой   акции
неповиновения отказалась  работать  с  Чернышевым,  никак  не  причастным  к
художествам Вована Трапезникова. Леночка Ганькевич грозилась собственноручно
сжечь ?Идеальную женщину? вместе с героиновыми запасами Вована, а провокатор
Братны  пообещал  Трапезникову  пристроить  срамное  полотнище  на   аукцион
?Кристи?... Идеальная женщина.
   Идеальная женщина, идеальное преступление... Интересно, можно ли  назвать
убийство  Александровой  идеальным?  И  кому  понадобилось  убивать   старую
актрису? Бессмысленное убийство, бессмысленнее и не  придумаешь.  И  с  этой
точки зрения оно идеально. Хотя бы потому, что не преследует никаких  целей.
Бессмысленность всегда идеальна... Да и если судить по  количеству  крови  -
это тоже приближенный  к  идеальному  вариант.  Никто  не  будет  испытывать
чувство дискомфорта, подтирая загустевшие лужи...  А  кто  вообще  подтирает
кровь за  убитыми?..  Почему  я  никогда  не  задумывалась  над  этим  -  я,
оставившая после себя столько мертвых тел... Вот только к этому  убийству  я
непричастна. Смогу ли я доказать это? Смогу ли я до конца в  него  поверить?
Ведь я не верю, я и сейчас в него не верю.
   Я рассматривала лица киношников так, как будто видела их первый раз, -  и
никогда еще они не казались мне такими милыми, такими обыкновенными,  такими
беззащитными. Ничего общего с гримеркой, в которой лежит мертвое тело.  А  с
чего я взяла, что должно быть что-то общее?
   Я так углубилась в свои мысли, что не заметила  появления  режиссера.  Он
был собой даже больше, чем обычно, он слишком старательно  играл  роль  себя
самого - раздраженного неожиданным стечением обстоятельств  великого  Анджея
Братны.
   - Сворачиваемся на  сегодня.  Нашей  приме  нездоровится,  -  объявил  он
сбившейся в кучу съемочной группе. - Завтра работаем в обычном режиме, смена
заказана с двух.
   - Мне помочь? - тотчас же вызвалась сердобольная Ирэн, и Анджей посмотрел
на нее почти с ненавистью.
   - Не стоит. Все не так страшно. Обыкновенное переутомление.
   - Бардак какой-то, - глядя в пространство, сказал  Серега  Волошко,  -  и
метро еще закрыто. Куда попремся-то, на ночь глядя?
   У  Сереги  был  отличный   новенький   ?Фольксваген-Пассат?,   еще   один
неоспоримый аргумент в брачных  играх.  До  того  как  Волошко  попутал  бес
связаться  с  Братны,  он  успел   поработать   оператором   на   нескольких
кинопроектах НТВ и сколотил неплохой капиталец.
   -  Тема  тебя  прихватит.  И  всех  остальных  тоже.  Тема,  единственный
водитель, не относящийся к мрачному клану  директора  группы  Кравчука,  был
нанят именно для этих целей: развозить съемочную группу после  ночных  смен.
После первого же рейса Тему последовательно увольняли все  автобусные  парки
Москвы:  он  имел  обыкновение  кардинально  менять  маршруты  общественного
транспорта. И переполненный автобус мог легко оказаться вместо подмосковного
Зеленограда в Шереметьеве-1, вместо Шаболовки  -  в  районе  Выхина,  вместо
проспекта Вернадского - на ?Войковской?. Тема славился страстью  к  героину,
обращением к пассажирам ?Вас приветствует ?Эйр Франс?. Ну  что,  ломанулись,
смертнички?!? и бесконечным наркотическим бредом за рулем своего ?Икаруса?.
   Тему привел в съемочную группу апостол героина Трапезников. В свое  время
Трапезников имел неосторожность сесть в его рейсовый автобус и  проследовать
с обдолбанным Темой и несчастными пассажирами от улицы  Павла  Корчагина  до
дачного поселка Поваровка. Возле Поваровки у Темы кончился бензин и начались
крупные неприятности, от которых его и спас всемогущий Братны.
   Тема, несомненно, являлся украшением группы, но его услугами пользовались
лишь немногие любители острых ощущений... А этих ощущений  сегодня  ночью  и
помимо Темы предостаточно.
   - Зачем ты всех отпускаешь? - шепотом спросила я.
   - Так нужно. Заткнись, умоляю тебя. Пусть они все линяют  отсюда,  и  как
можно быстрее.
   - Ты с ума сошел! Произошло убийство...
   - Если ты еще раз произнесешь это слово  вслух...  Ничего  не  произошло,
слышишь. Ни для кого ничего не произошло. Пока, во всяком случае...
   - Ты собираешься это скрыть?!
   - Нет, - поколебавшись, сказал Братны.
   - Ты... Ты сообщил об этом?
   - Сообщил. В некотором роде.
   - Что значит - ?в некотором роде??
   - Проводи всех и проследи, чтобы никто не остался. После этого  вернешься
в гримерку.
   - Я не хочу в этом участвовать.
   - Ты уже в этом участвуешь.
   Он, как всегда, был прав: я в этом участвую, будь все проклято.
   - Кассета, - одними губами прошептала я.
   - Какая кассета, о чем ты?
   - Ирэн забыла видеокассету в гримерке. ?Пурпурная роза Каира?.
   - Черт, черт, черт! - выругался  Братны.  -  Чертова  кукла...  Если  она
сейчас пойдет туда...
   Он схватился за голову и заскрипел зубами.
   - Бегу! Сделай все, как  я  просил,  Ева,  умоляю!.....Спустя  полчаса  в
павильоне   не   осталось   никого,   за   исключением   осветителя   Келли:
образцово-показательный работник все еще возился с кабелями.
   - А вы почему домой  не  идете?  -  приветливо  спросил  он.  -  Всех  же
отпустили.
   - Не рискую садиться в Темину колымагу.
   - Хотите, я провожу вас?
   Только этого не хватало! Этот простодушный тип может спутать все карты.
   - Нет-нет, спасибо. Я как-нибудь сама.
   - Надеюсь, с вашей актрисой ничего  серьезного  не  произошло?  -  Чертов
осветитель присел рядом и принялся за свой бесконечный соленый арахис.
   - Ничего серьезного. Легкое недомогание. Возраст, знаете ли...
   - Да, я знаю,  что  такое  возраст.  Ничего  отвратительнее  и  придумать
невозможно. Может быть, я все-таки провожу вас? - Я была готова убить милого
рохлю-осветителя, но ограничилась кислой улыбкой:
   - Не люблю провожатых.
   - У вас очень странная группа. Странная группа и  странная  картина...  Я
работал на нескольких, но ваша - самая  необычная.  Хотя  это  кино  мне  не
нравится. Современное кино, я хотел сказать. Но не  исключаю,  что  зрителей
будет поджидать парочка-другая приятных сюрпризов.
   Это уж точно. Пора прекращать ночные павильонные откровения.
   - Всего доброго, Келли, спасибо за компанию. Мне нравится болтать с вами.
Спокойной ночи.

***

   ...Дверь в гримерку оказалась закрытой.  И  никаких  причитаний,  никаких
воплей, оглашающих окрестности,  -  значит,  Анджей  успел  до  Ирэн,  слава
Богу... Страшно подумать, что было бы, если бы Ирэн увидела тело...
   Осмотревшись по сторонам, я тихонько поскреблась в нее и услышала  сквозь
двери приглушенный голос Анджея:
   - Кого несет?
   - Это я, Ева.
   Спустя мгновение я была  уже  внутри.  Братны  закрыл  за  мной  дверь  и
повернул ключ на два оборота. В комнате, кроме  меня,  его  и  трупа  старой
актрисы в кресле, оказался еще один  человек  -  директор  съемочной  группы
Кравчук. Только теперь я  вспомнила,  что  вальяжный  директор  в  недалеком
прошлом был  сотрудником  органов.  Анджею  невозможно  отказать  в  логике:
профессионал Кравчук - это именно то, что ему сейчас нужно. Кравчук  приехал
не так давно, следы от его ботинок на полу еще не успели просохнуть.  Братны
наверняка поднял его с постели, но, несмотря на четвертый час утра, Кравчук,
как всегда, выглядел  безупречно:  костюм,  свежая  рубашка,  фантастический
галстук,  созданный   только   для   променадов   в   оперу   на   юбилейное
представление ?Волшебной флейты?.
   - Не было здесь никакой кассеты, - укоризненно встретил  меня  Анджей,  -
наша чертова кукла гримерша опять все напутала. Забыла где-нибудь  в  другом
месте...
   - Это она нашла тело? - спросил обо мне в третьем лице Кравчук.
   - Да, - ответил за меня Братны.
   - Хреновая ситуация, - задумчиво произнес К