и крепко сжала ее. Лещ не ответил на пожатие, отошел
от кровати и поднял  Старика.  Спустя  несколько  секунд  дверь  за  ним
захлопнулась, и я осталась одна.
   Странно, но смерть Старика принесла мне некоторое облегчение:  я  так
до конца и не поняла его хорошего  расположения  ко  мне,  привязанность
собаки раздражала меня, как будто бы она знала  обо  мне  что-то  такое,
чего  не  знала  я  сама.  Отогнав  от  себя  эти  навязчивые  мысли,  я
вытянулась, забросила руки за голову и уже вполне  трезво  подумала:  ну
что ж, Лещ, будем рассматривать покойную псину как  неожиданный  подарок
судьбы, уж сейчас ты  точно  сломаешься.  У  тебя  такое  мягкое,  такое
хрупкое, такое нежное сердце, кто бы мог подумать! Ты сентиментален, как
член нацистской партии с тысяча девятьсот  тридцать  третьего  года,  ты
веришь в то, что  ставшие  над  твоей  лохматой  головой  звезды  что-то
значат, ты даже обрядил своего пса в  саван  из  очень  дорогого  пледа.
Достойный жест.
   А сейчас у тебя, Лещарик, есть только я.
   Я лениво смотрела на сразу же  ставшие  бесполезными  миски  Старика.
Должно быть, у Леща не хватит мужества сразу выбросить  их  на  помойку,
так они и будут кочевать с места на место, случайно находиться  в  самый
неподходящий момент и вызывать чувство  подзабытой  жалости.  А  вот  от
тебя, Анна, даже собственных мисок  не  останется,  у  тебя  нет  ничего
своего, есть только то, что внушил тебе Лапицкий,  внушил  Эрик,  внушил
шофер Виталик, внушил телохранитель Витек с простреленным плечом  и  его
гнусный хозяин Илья  Авраменко.  И  самое:  страшное,  что  ты,  подобно
сдохшей дворняге, уже привыкла есть из навязанных тебе мисок. И попробуй
сказать, что это тебе не нравится.
   Нравится,  нравится,  успокоила  я  себя.  Конечно,  нравится.  А  со
временем я вообще собираюсь  переходить  с  этих  рабских  пластмассовых
мисок на саксонский фарфор и богемское стекло.
   И никто меня не остановит.
   ...Я проснулась оттого, что Лещ, молча и отчаянно,  прижимал  меня  к
себе. Все его руки  были  перепачканы  землей,  от  которой  шел  острый
возбуждающий запах. Он был мертвецки пьян ("в  сиську",  как  сказал  бы
инструктор Игнат, "в три женских передка", как сказал бы шофер  Виталик,
"в гроба душу  мать  и  дочь  Монтесумы",  как  сказал  бы  сам  капитан
Лапицкий).
   Сейчас изгадит всю постель, вдруг с острой неприязнью подумала  я,  а
ведь тебе надо отвечать на его объятья, иначе упустишь  момент.  Даже  в
волосах Леша запутались комья земли. От него шел удушающий запах  псины,
напрасно я решила, что смерть облагородила несчастное  животное...  Сжав
зубы, я притянула голову Леща к себе и обвила руками его затылок.
   - Ну, успокойся, успокойся, милый...
   - Я в порядке, - выдохнул он. - Я похоронил его. За Кольцевой.
   - Успокойся. Я с тобой.
   - Ты никуда не уйдешь?
   - Никуда.
   - Даже если узнаешь то, о чем я хочу рассказать тебе?
   Тем более не уйду, голубчик, ты меня никакими  кнутами  не  выгонишь,
развязывай свой пьяный язык, заклинала я,  надо  же,  какой  симпатичный
случай подвернулся... Все-таки вы нарезались, ваше  благородие,  никогда
вас таким не видела. Но это даже на руку.
   - Ты хочешь что-то рассказать мне? - Я боялась,  я  все  еще  боялась
спугнуть удачу.
   - Да. Если я не скажу сейчас...
   - Я слушаю.
   - Еще осталась водка?
   - Кажется, да, - я молила Бога, чтобы водка  осталась.  -  Но,  может
быть, перенесем на утро? Ты в таком состоянии...
   - Я в нормальном состоянии. Просто... Просто если я сейчас не  скажу,
я не смогу сказать потом. Я хочу, чтобы ты знала обо мне все.  Чтобы  ты
верила мне.
   - Я верю. Я знаю о тебе все...
   - Нет, не все. Я болен, - он сжал мои руки еще крепче.
   - Надеюсь, не очень серьезно? - глупо сказала я. Вот  они,  ампулы  в
ванной!.. Он болен, но почему такая простая мысль не пришла мне в голову
раньше? Я даже тряхнула головой от досады.
   - Серьезно. Очень серьезно. Но сейчас у меня появился шанс.  Я  очень
на это надеюсь. Иначе все бессмысленно. Я был в Свазиленде.  Ты  знаешь,
где находится Свазиленд, девочка?
   Я понятия не имела, где находится Свазиленд.
   - Не знаю... Кажется, в Африке.
   - Да. Крошечный прыщ на юге Африки. Я сам организовал  для  себя  эту
сопливую служебную командировку, идиот, только потому, что мало  кто  из
русских бывал там. Тогда мне нравились  саванна  и  плантации  сахарного
тростника, как у Николаев Гильена, плевать,  что  это  на  другом  конце
земли. Тогда мне нравились негритянки... Нет, не то,  прости,  я  говорю
чушь, я полный кретин. Еще в университете у меня была знакомая  мулатка,
что-то вроде первой любви с большой натяжкой. Ее  звали  Наташа,  можешь
себе представить, Наташа, цветок международного  фестиваля,  феерическая
связь ее матери с каким-то делегатом из Ганы, Наташа  из  Замоскворечья.
Но она так пила водку и так  ругалась  матом,  что  я  даже  не  решился
переспать с ней. Я безумно хотел ее, когда она мелькала где-то на заднем
фоне, но  как  только  она  приближалась,  то  становилась  обыкновенной
московской халдой. Обыкновенной  московской  халдой,  только  цвет  кожи
другой... Что за хреновину я несу... Ты не должна слушать меня...
   - Я слушаю тебя, милый.
   - Но это быстро прошло. И точеная фигурка  быстро  прошла.  Она  была
младше на два курса, вышла замуж за парня с мехмата, родила двойню, и ее
страшно разбомбило, ничего не осталось от экзотического  цветка,  только
цвет кожи...
   Интересно, он будет рассказывать мне о каждом своем намеке на  связь?
Тогда мы не разгребемся и за двое суток...
   - И когда я  приехал  в  эту  чертову...  И  не  выговорить...  -  он
действительно не мог  выговорить,  количество  выпитого  давало  о  себе
знать. - Хрен повторишь... Мбабане... Так, что ли? Первое, что я сделал,
- я переспал с местной проституткой. Я никогда не спал с  проститутками.
Это был первый и последний раз... Это был первый и последний  раз.  Я  и
думать об этом забыл, ничего особенного, только мускатный запах, который
очень долго меня преследовал. Я и думать об этом  забыл,  прошла  прорва
времени...
   Только теперь до меня стал доходить  смысл  сказанного.  Он  был  так
банален, что я с трудом сдержалась, чтобы не рассмеяться. Кровь на руке,
которую он не дал мне даже рассмотреть, а теперь вот эта  гаденькая,  но
вполне  понятная  история-с  проституткой  из  города  с  непроизносимым
названием. Уж не тривиальным ли СПИДом  ты  болен,  гордый,  независимый
Лещ, гроза коррупционеров и  нечистых  на  руку  политических  деятелей,
владелец телеканала, с которым  нельзя  не  считаться,  великий  кормчий
своей  телекомпании,   кумир   провинциальных   журналистов   и   старых
крокодилиц-секретарш?..
   - Все как-то забылось, у любого мужика бывают такие  моменты,  им  не
стоит придавать значения. А потом началась эта хреновина со здоровьем. Я
не обращал внимания, старался не обращать...
   Еще бы, туберкулезного детства тебе вполне хватило на всю  оставшуюся
жизнь, и ненависти к любым болезням тоже. В гробу ты их видел,  Лещарик,
одного  усилия  воли  хватало,  чтобы  послать  их   трехэтажным   матом
новосибирской окраины...
   - А потом все рухнуло, - Лещ  держался  руками  за  мое  лицо,  чтобы
окончательно не свалиться в пропасть тягостных  воспоминаний.  Земля  на
его руках пахла так остро, так жирно, так удушливо, что я едва не теряла
сознание, но и оттолкнуть его не было сил. - Все всплыло в Югославии,  в
Вуковаре, когда меня свалил первый  приступ...  А  потом  это  ураганное
воспаление легких.
   Воспаление легких, как же иначе. Ну  вот  и  все.  Пасьянс  сложился.
Последним в стопке оказался трефовый король, страдающий саркомой Капоши.
   Давай, Лещарик, произнеси это слово, это название, - или  ты  хочешь,
чтобы я произнесла его вместо тебя? Конечно, это не благородная  чахотка
и не рафинированный порок сердца, и даже  не  полузабытая  инфлюэнца.  И
даже не амнезия, которая преследует меня с декабря. Но от СПИДа  умирали
и более значительные люди, чем ты. Так что на Судном дне ты окажешься  в
милой компании...
   - Я должен был умереть. Я  и  хотел  умереть.  Но  Марко,  мой  друг,
начальник полевого госпиталя, тогда шли боевые действия в  Хорватии,  ты
знаешь...
   Слышала краем уха, не отвлекайся на мелочи, Лещ.
   - ..он вытащил меня. Он провел интенсивный курс  антибиотиков.  А  до
этого сделал все анализы. У меня СПИД, Анна.
   Ему стоило большого  труда  произнести  это.  Но,  когда  слово  было
произнесено, он обмяк,  и  даже  пальцы  разжались.  Очень  кстати.  Но,
пересилив себя, я снова притянула его руки к себе.
   - Да. Я поняла.
   - Ты поняла? И что...
   - Ничего. Это ничего не меняет. - Игра почти сделана, теперь важно не
лажануться в финале.
   - Правда? Девочка...
   Я поощрительно поцеловала его  в  переносицу.  Только  так  и  должна
поступить верная, самоотверженная женщина, эталон  всех  самоотверженных
женщин, почти декабристка.
   - Но это еще не конец истории. Я вернулся в Москву... Мне  оставалось
не так много времени, но больше всего я боялся  не  смерти,  нет,  я  ее
перевидал. Больше всего я боялся, что кто-то узнает о болезни.  Компания
только  набирала   силу,   у   нее   было   много   конкурентов,   много
недоброжелателей, сотни  людей  верили  мне,  сотни  людей  готовы  были
сожрать меня с дерьмом. Я не имел права умереть, бросить дело... Но и  в
одиночку справиться было невозможно.
   - И тогда ты рассказал все Зое, - задумчиво произнесла я.
   Лещ потрясение смотрел на меня.
   - Да. Я рассказал все Зое. Откуда ты знаешь?
   - Ты же сам пригласил меня на должность психолога. Да и не надо  быть
психологом,  чтобы  понять,  что  между  вами  существует  что-то,   что
связывает крепче любой постели.
   -  Я  последний  подонок,  -  запоздало  покаялся  Лещ.  -  Я  просто
использовал ее. Я доверил ей свою тайну, заранее зная, что она умрет, но
никогда не оставит меня. Что, если бы она могла, она бы приняла  в  себя
эту болезнь. Только бы со мной было все в порядке.
   - Такая верность не может остаться неоцененной.
   - Да. Я никогда не любил ее, не мог полюбить. Не мог  полюбить,  даже
если бы хотел. В институте мы были близкими друзьями, два хороших парня.
Лыжи, спортзал по средам и пятницам, водка с кильками  по  воскресеньям,
не больше. Она объяснилась со мной только раз в жизни,  напившись  после
защиты диплома. Она сказала, что любит меня, что будет любить  меня  всю
жизнь.
   - А ты залудил ей что-то вроде:  "Я  тоже  люблю  тебя,  детка..."  И
поцеловал в узкий лоб мокрыми губами, ведь так?
   - Анна, Анна, я начинаю тебя бояться, - только  и  смог  сказать  Лещ
после долгой паузы. - Тогда я засмеялся, я действительно  поцеловал  ее,
но только в щеку, и сказал: "А я тебя, Зойка, просто обожаю!.."
   - И больше...
   - Больше ничего не было. За все двадцать  пять,  что  мы  знаем  друг
друга, она больше ни разу не потребовала моей любви. Ей достаточно  было
своей жертвенности. Когда я рассказал ей о... О своей болезни... Знаешь,
я предложил ей выйти замуж за меня. Я  никогда  и  никому  не  предлагал
выйти замуж.
   - Вот как? - Здесь Лещ не врал, он ни разу не  был  женат.  -  Смелое
предложение. И главное, своевременное.
   Черт, черт, я даже прикусила  губу:  ты  прокололась,  Анна,  что  за
цинизм и туповатая ирония, не  соответствующая  моменту?  Побереги  свои
шпильки для Лапицкого. Но Лещ, казалось,  не  заметил  злой  иронии,  он
отнес ее к ревности,  влюбленный  дурачок.  У  тебя  и  без  того  шансы
невелики, Лещарик, а теперь они и вовсе упали до нуля.
   - Ты не в счет. Ты - совсем другое... И  ты  не  поняла.  Я  ведь  не
предлагал ей спать с собой. Она была бы моей женой. Она бы ни в  чем  не
нуждалась. Но, если бы я подох, ее бы выкинули на улицу, ты понимаешь?
   Да уж, трудно не  понять,  страшная,  как  сама  смерть,  секретарша,
основной работой которой все эти годы было тихо обожать Леща.  Никто  из
современных богатеньких любителей сладкой  жизни  не  потерпит  рядом  с
собой  такую  уродину.  Если  она  осенит   своим   присутствием   любую
презентацию, то никакая тартинка, никакой бутерброд с икрой не полезут в
горло. А добряк Лещ имел неосторожность  предложить  ей  роль  фиктивной
женушки, чтобы хоть как-то отплатить за преданность. Это  выглядело  еще
муторнее, еще фальшивее, чем бриллиантовое кольцо на пальце у Зои...
   Лещ медленно трезвел. И по мере того как он  трезвел,  в  глазах  его
появлялось горькое  сожаление  оттого,  что  он  все-таки  не  выдержал,
сломался и все рассказал мне. Но отступать было некуда, мы  благополучно
перевалили кульминацию, и сейчас я ждала только развязки.
   - А потом случилась совершенно невероятная вещь. Зоя приехала ко мне.
Она никогда не приезжала ко мне домой, это табу, так решила она  сама...
Но один-единственный раз она изменила себе. Она приехала, чтобы сказать,
что можно все исправить. Что можно вылечиться. Что есть средство...
   - Уж не она ли сама создала его на своей малометражной кухне? - снова
подколола я Леща, понимая, что говорю совсем не то. Но  удержаться  было
невозможно.
   - У  тебя  нет  оснований  ненавидеть  ее,  -  Лещ  опять  все  понял
по-своему. - Ты -  это  другое...  А  тогда,  полтора  года  назад,  она
приехала ко мне и рассказала о своем брате, Владлене. У нее  есть  брат,
он врач, но занимается какими-то химическими исследованиями. Так вот, он
и его люди  разработали  уникальный  препарат,  не  имеющий  аналогов  в
мировой медицине.  Он  тормозит  воспалительные  процессы  в  пораженном
СПИДом организме. И в перспективе полностью излечивает. Я не поверил. Но
Зоя уговорила меня принять  небольшую  дозу.  Это  было  прошлой  зимой,
тринадцатого декабря, я хорошо запомнил дату... Я  вообще  очень  хорошо
запоминаю даты... Как раз было обострение. Я потерял десять килограммов,
не вылезал из ангин и неделю почти не вставал... Ты знаешь, что такое не
вставать с постели при моей профессии и при моем положении в компании?..
Так вот, она все-таки уговорила меня, хуже все равно не было бы.
   - И чудо произошло, - без тени иронии сказала я.
   - Да. Чудо произошло. Я почувствовал себя лучше, значительно лучше. Я
уже не надеялся на ремиссию... Но когда я  на  следующий  день  встал  с
постели... Я чуть с ума не сошел. Ведь подобные исследования тянули  как
минимум на Нобелевскую премию. Ты понимаешь? Я  передал  этому  Владлену
через Зою, что  готов  взять  на  себя  вопрос  полноценных  клинических
испытаний,  выйти  на  самый  верх,  у  меня  достаточно  большое  число
влиятельных друзей. Исследованиям могли бы придать  статус  национальной
программы. И мы имели бы приоритет в исследовании и лечении СПИДа...
   Господи, Лещ, что за пафос,  ты  все-таки  безнадежно  ушиблен  своим
дрянным телевидением...
   - Но Зоя... Зоя  сказала  мне...  Она  всегда  была  откровенна.  Она
сказала, что никакой  огласки  не  нужно.  Что  это  чисто  коммерческое
предприятие. Что  одна  ампула  препарата  стоит  около  тридцати  тысяч
долларов...
   Тридцать  тысяч  долларов!  Я  даже  присвистнула.   Тридцать   тысяч
долларов, в неделю нужно как минимум три ампулы. В результате  несложных
арифметических подсчетов получаем девяносто. Девяносто в неделю и триста
шестьдесят в месяц. Сумма  кругленькая,  это  тебе  не  с  понравившейся
телкой раздавить одноразовую бутылочку винца.., за пять кусков... А если
он принимает препарат полтора года? Господи,  даже  голова  кружится  от
такой суммы... Лещ, конечно, богатый человек, но и он не шейх  Брунея...
Или в силу братско-сестринской привязанности Лещу скостили часть суммы?
   Лещ как будто читал мои мысли.
   - За вторую ампулу мне пришлось  заплатить  вдвое  больше,  с  учетом
первой. Я передал деньги самому  Владлену.  Это  был  единственный  раз,
когда я увидел его. Потом мы общались только через Зою.
   - Почему? Ты даже не попытался стать другом своего спасителя? У  тебя
ведь все друзья - выдающиеся...  А  этот  парень,  наверное,  был  самым
выдающимся из всех.
   - Да, выдающимся... Он гений, Анна. Но, если бы я мог, я бы убил его.
   Звучит вполне искренне, час от часу не легче.
   - Своего спасителя? Звучит не очень-то благородно, ты не находишь?
   - Да... Да... Он сделал меня подонком. Он  сделал  меня  рабом  этого
своего средства. Он  связал  меня  этой  своей  коммерческой  тайной.  Я
подозреваю, что являюсь не единственным его клиентом. Я так и  не  смог,
не  сумел  предать  создание   альфафэтапротеина   огласке.   Это   было
единственное условие Владлена. Это - и еще деньги. Листок из тетрадки  в
клеточку с номером счета  в  одном  из  банков  в  Берне.  А  ведь  даже
упоминание  о  разработке  этого  препарата  могло  бы  стать  настоящей
сенсацией... Я уж молчу о гражданском долге.
   Гражданский долг ты оценил в тридцать тысяч за ампулу, ай да Лещарик!
   - Но у меня было единственное оправдание:  я  не  мог  бросить  дела.
Дела, в котором заключается смысл моей жизни. Я не  мог  бросить  людей,
которые доверились мне... Я уже объяснял тебе... - тут  Лещ  снова  стал
путаться в словах. -  Этот  Владлен.  Он  представляет  собой  редкостно
концентрированный  тип  подлеца.  Но  он  гениален.  И  его  изобретение
гениально. Я принимаю препарат полтора года. Весь курс был рассчитан  на
три. Но теперь появились обнадеживающие данные. Еще полгода - и  я  буду
полностью здоров. Ты понимаешь? Кончится этот кошмар.
   - Бедный мой... -  Это  прозвучало  формально  обтекаемо,  но  ничего
другого мне на ум не пришло, нужно тренироваться в реакциях, Анна, иначе
мозги, выпестованные  Лапицким,  вполне  могут  превратиться  в  гашеную
известь.
   - А когда он кончится, ты останешься со мной? - От напряжения на  лбу
Леща вздулись вены. Не так-то ты и красив, друг мой.
   - Да, - наконец сказала я.
   - Это просто сумасшествие какое-то, наваждение... Я  совсем  не  знаю
тебя... Но я хочу, чтобы ты осталась со мной навсегда.
   - Да, - не очень-то я разнообразна в ответах, но писчего  другого  он
сейчас не примет, измочаленный признаниями Лещ.
   ...Он успокоился только в моих объятьях  и  через  десять  минут  уже
спал: здоровая реакция здорового мужчины на сложившуюся ситуацию.
   Стоп-стоп, Анна, он не здоров, он болен. Лучшего подарка для  тебя  и
капитана и придумать невозможно. Пока он спит, у  тебя  есть  время  все
обдумать. Запах земли все еще мешал мне, и, чтобы избавиться от него,  я
молча высвободилась от объятий спящего, такого далекого от меня мужчины,
встала  и  подошла  к  широкой   панели   окна.   Москва   действительно
великолепна, жаль, что я не помню ее по прошлой жизни. Город, лежащий  у
ног, это выглядит почти  символично,  добро  пожаловать,  Анна!..  Стоит
все-таки подсчитать, сколько  же  денег  потратил  на  лечение  господин
Меньших. Но подсчитывать не хотелось, пусть лучше этим займутся  ретивые
аналитики Лапицкого. Что-то другое смутно беспокоило меня: что-то, что я
уже когда-то слышала  и  выбросила  в  чулан  задней  стенки  черепа  за
ненадобностью.  А  спустя  несколько   минут   я   уже   знала   причину
беспокойства: название препарата  -  альфафэтапротеин.  Я  слышала  его,
только вот где и когда? Оно было упомянуто вскользь и совсем не  связано
со мной.
   Мои размышления прервал телефонный звонок.  Я  поморщилась:  от  этих
звонков невозможно отделаться, другая  сторона  успеха  и  популярности,
ничего не поделаешь. Но будить Леща не  понадобилось,  он  и  сам  чутко
отреагировал на звонок. Взяв трубку, он притянул меня к себе и поцеловал
в затылок.
   - Доброе утро, ты чертовски хороша, -  прошептал  он  мне  и  тут  же
рявкнул в мембрану:
   - Нет, Костяпыч, это не тебе, и не надейся. Ну, что еще произошло?..
 
*** 
 
   Я старалась не прислушиваться к разговору, но  из  отрывистых  реплик
поняла,  что   случилось   что-то   непредвиденное,   что-то   т