Власа  и  содрогнулась  -  этим  деловитым
казенным тоном народного заседателя я спрашивала о Веньке...
       -  Ну  да.  Сначала  вложили  ей  в  руку  пушку  для
отпечатков,  и  пушку  выкинули  вслед  за  девкой...  Сирии
выкинул,  -  вовремя  поправился Влас, почувствовав  в  моей
напрягшейся руке угрозу для себя. - Он потом страшно ругался
по этому поводу, он ненавидел грязную работу...
     - Одевайся, - я брезгливо искривила губы, - противно на
тебя смотреть.
      -  А  на  тебя  -  очень  даже  ничего,  -  ляпнул  он
комплимент, почувствовав относительную безопасность.
     - Что это за квартира?
      -  У  него их несколько, здесь, в Питере, и в  Москве,
a-(, %b на месяц, на два. Пока готовится к заказу.
     - А ты что же, сюда девок водишь?
     - Нет, клянусь, нет!..
     - А я как же?
      -  Ну...  Какая ты девка, ты же товарищ опер,  -  наша
беседа неожиданно, перетекла в интимно-добродушное русло,  -
хорошенький опер, оперативно делающий минет.
      Это  было  безмозглым хамским шантажом, и я  окоротила
зарвавшегося сопляка, помахав у него перед носом пистолетом.
      - Заткнись, иначе последуешь за своим другом, отцом  и
учителем.
      - Умолкаю. - Он слегка струсил, но только слегка. - Но
ты  позволишь  мне  упомянуть  о  твоем  волшебном  горле  в
письменном чистосердечном признании? И о том, что ты классно
трахаешься тоже?
     - Чистосердечное признание?
     - Ну да. Очень прошу оформить явку с повинной.
      -  Да ты просто фуфло, - с удовольствием сказала я,  -
мог бы для начала в отказку уйти, покобениться для приличия.
А так все сразу и сдал, даже неинтересно.
      -  А смысл? Вы же начнете мне ребра ломать, зубы драть
без  корней  по одному. А потом ногти вытяните  и  заставите
сожрать  на  ваших же глазах. А я с детства  боли  боюсь,  -
парировал он здраво, даже слишком здраво для провинциального
фотографа.  - И у меня, кстати, свои соображения  по  поводу
последнего  заказа. Могу поделиться. - Влас торговался,  как
продавец дынь на среднеазиатском базаре. - Нужно прошерстить
латышей, связанных с нефтью. Если здесь будут терминалы,  то
нефть  пройдет  мимо  них. Ищи, кому  выгодно,  еще  древние
римляне говорили. Ну что, ценная информация?
     Я молчала. Я обдумывала ситуацию.
      Влас  скорее всего действительно уверен, что я  какой-
нибудь  лихой  оперработник, одно из звеньев  длинной  цепи,
пятая  колонна  в  тылу  врага,  мужественно  ложащаяся  под
каждого  потенциального преступника,  -  эпопея  с  Джеймсом
Бондом  вполне  могла его испортить. Влас был сильнее  меня,
ему  ничего не стоило отобрать у меня пистолет -  но  он  не
сделал  этого.  Он боялся, что я выстрелю, труп  в  соседней
комнате  красноречиво свидетельствовал, что  со  мной  шутки
плохи.  А  если  даже  и не выстрелю - за  порогом  квартиры
вполне  мог  нарваться на крепких ребятишек из  какой-нибудь
местной  группы  захвата,  ясно.  Я  была  для  него  темной
лошадкой,  по крупу которой только сейчас стала  проявляться
масть - я знала об одном его московском деле, следовательно,
наша   встреча  не  случайна,  его  пасли,  ничего   другого
предположить  было невозможно, откуда ему знать  о  дурацких
случайностях, преследующих меня, как безжалостные  Парки.  И
пока он думал так - я была в относительной безопасности.  Но
Влас  так  ничего  и  не  сказал мне об  убийстве  Веньки  и
Нимотси,  он  не  знал главного, и я  была  там  же,  где  и
вначале.  Следовательно,  он  был  бесполезен,  он  оказался
шлаком,  отработанным материалом. Да, я ненавидела  его,  но
даже  в  память обо всех погибших не смогла бы  хладнокровно
убить,  разве  что защищаясь... В какой-то момент  мне  даже
'  e.b%+.al  во  исполнение долга  перед  Нимотси,  Венькой,
Фариком  и  Аленой, чтобы он попытался вырваться,  попытался
выбить  у  меня пистолет, - и тогда бы я выстрелила!  Но  он
сидел  и  жужжал. Он сам себе казался значительным  в  своих
рассуждениях  о мифических латышах - должно  быть,  из  него
получился  бы  отличный  классический  мент.  Преступники  и
служители  Фемиды  -  это  две стороны  одной  медали  -  им
нравится  шастать по нейтральной полосе пограничных ситуаций
и раздувать ноздри от запаха риска. И лишь такой фактор, как
нравственность, является той черточкой, которая меняет  плюс
на минус...
      Мне  плевать  было на нравственность,  она  требовала,
чтобы  я  убила этого криминального Нарцисса, -  а  как  раз
этого  я  сделать не могла... Но способ должен был  найтись,
найтись обязательно, как находятся забытые в ванной часы.  И
я  обязательно  найду его - это чувство  вдруг  обдало  меня
таким  жаром,  что  билет  на  вожделенный  паром  в  Швецию
оказался теперь лишь досадной помехой, ненужной деталью.
     Я остаюсь. Мне нужно остаться.
      Эта  мысль  пронзила  меня  своей  бесповоротностью  и
естественностью, а вслед за этим и решение,  такое  простое,
что я даже улыбнулась.
     Влас скорее почувствовал улыбку, чем увидел ее, - нюх у
него был звериный, - но интерпретировал ее по-своему:
      -  Вы  что, тоже эту версию разрабатываете? Видишь,  с
мозгами у меня все в порядке.
     - Со всем остальным тоже, - сказала я, решившись начать
новую  комбинацию. Я еще не знала, к чему она приведет,  но,
может быть, мне повезет, как везло до сих пор.
      - Лестно слышать. Мне тоже было хорошо с тобой Я бы  с
тобой не расстался.
     - Не расстанешься, - двусмысленно заверила я.
      -  Нет, правда. Ведь здорово же было, правда? - Он все
еще  оставался  мальчишкой, для которого секс  затмевал  все
остальное, а удачно проведенный акт стоил дороже выигранного
Бородино и проигранного Ватерлоо.
      -  Правда. - Неожиданно для него я бросила пистолет на
пол,  позволила  себе расслабиться и села  на  ковер  против
Власа.
      -  Не боишься, что отберу пушку и пристрелю тебя,  как
породистую сучку-медалистку? - спросил Влас.
      -  Нет.  Ты  ведь думаешь, что за дверью тебя  ожидают
дюжие ребятки. Ты ведь правда так думаешь?
     - Да.
     - Вот и славно.
     - Тебя случайно зовут не Мата Хари?
      -  Мата  Хари  была лишь завравшейся  самкой,  которая
запуталась  в своих любовниках. Я предпочитаю  не  врать,  и
меня действительно зовут Ева, если тебя это интересует. -  Я
подпустила интимной ностальгии по прошедшей ночи в голосе, я
совсем не жаждала его крови, и он должен был понять это.
     Он понял.
     - Что ты собираешься делать? - спросил он.
     - Еще не знаю, - искренне соврала я и, выдержав паузу:
     - Вернее, теперь не знаю.
       Я   сидела  на  ковре  во  фривольной  позе,  которая
предполагала  все, что угодно, но только  не  вышибленные  в
квартиру  двери,  не  наручники,  не  камуфляж,  не   черные
маски...   Мой   дурак  почувствовал,  что   неотразим.   Он
соскользнул с тахты и через секунду был уже рядом  со  мной.
Его  мягкие  губы  коснулись моих глаз:  на  большее  он  не
решился, он оставался почтительным, он все еще боялся - и  я
взяла инициативу на себя.
      Мы  упали  на пол, всего лишь в нескольких  метрах  от
разнесенной   в  клочья  головы  его  напарника;   ему,   по
неведению, еще нравились острые ощущения, и я готова была их
предоставить.
      И  пока  он  целовал меня, я осторожно нашарила  рукой
пистолет,  подтянула  его к себе -  позиция  показалась  мне
выгодной, теперь можно было раскрыть карты и сорвать банк.
      - Погоди, - прошептала я Власу, - давай решим сначала,
что делать с трупом.
      - Я думал, твои овчарки возьмут это на себя, - ответил
он, вес еще целуя меня.
     Я молниеносно ткнула пистолет ему в пах.
      -  А  теперь поговорим спокойно, - сказала я, - и  без
глупостей, иначе...
      Его  лицо замерло надо мной и превратилось в застывшую
маску.
      - Можешь не продолжать, - прохрипел он, - я знаю - что
иначе. Что еще тебе нужно?
     - Я не хочу тебя убивать.
     - Что-то непохоже... Ладно, слушаю тебя. Ты собираешься
меня   завербовать?  Тогда  не  нужно  прибегать  к   такому
инквизиторскому способу...
      -  Я  не  работаю на госструктуры. Я не имею  никакого
отношения  ни  к  ментам, ни тем более к  ФСБ.  Он  скрипнул
зубами и дернулся. Я взвела курок.
      - Я же сказала, поговорим спокойно. Я такой же вольный
стрелок, как и ты, и у меня тоже есть заказ. Мой заказ - это
вы.  Ты  должен поверить мне, иначе я отстрелю тебе яйца.  Я
успею это сделать, как ты думаешь?
      -  Я тебе не верю. - Он действительно не верил мне, но
сделать ничего не мог.
      - Помнишь летнее убийство в Москве? В квартире у этого
полудохлого наркомана вы не нашли то, что нужно было  найти.
-  Я  шла  ва-банк, другого выхода у меня не было, я  должна
была приручить оставшегося в живых фотографа-любителя. - А у
него  была  очень важная улика, которая может  отправить  за
решетку  лет  этак  на  десять очень  больших  людей.  Очень
больших. Кроме того, вы наследили...
      -  Ты  блефуешь, Сирии не мог наследить - Вас  видели,
когда  вы  уходили через крышу соседнего подъезда. Все  ведь
так  и  было,  правда?  Так вот, человек,  который  случайно
увидел  вас,  составил  очень точное описание  Сирина.  Тебя
тоже, но главное - Сирии. Найти его - дело техники. Если  не
сейчас, то через месяц. Рано или поздно на него бы вышли.  А
уж  он  потянул бы своего друга, того, кто звонил.  А  люди,
*.b.`k% сделали заказ, не могут так рисковать.
     Он недоверчиво смотрел на меня - сверху вниз.
     - Что-то ты много знаешь для простого исполнителя, тебе
не кажется?
      - Я не простой исполнитель, но это неважно. И потом, я
так же умею сопоставлять какие-то вещи - так же, как и ты, -
польстила я Власу. - Теперь ты мне веришь?
     - Тогда почему ты сразу не убила меня? - спросил Влас.
     - Действительно, почему? - Я провела пистолетом по низу
его  живота,  очень нежно. - Я не хочу тебя убивать,  потому
что  мне  хотелось бы пожить с тобой. Мне нравится,  как  ты
занимаешься любовью. - В этом я не соврала. - Ну,  как  тебе
этот аргумент?
      - Звучит вдохновляюще, но малоубедительно. - Он не был
дураком, этот парень, нужно отдать ему должное.
      - Хорошо, это один из аргументов, может быть, не самый
основной.  -  А  теперь  осторожно,  Ева,  если  ты   будешь
убедительна, если он поверит тебе, значит, ты можешь  играть
в  эти игры на равных с кем угодно. Только не зарывайся. - Я
решила  выйти  из игры. У меня есть достаточно денег,  чтобы
уехать.  Кругленькую сумму я получу за Сирина - этого  будет
вполне  достаточно, чтобы безбедно устроиться  где-нибудь  в
более подходящем для женщины климате. Но мне нужен компаньон
- вдвоем веселее и безопаснее, ты не находишь?
      -  Веселее - это уж точно, - хмыкнул Влас, -  с  тобой
просто обхохочешься. Жаль только, что Сирин этого не оценил.
     - Сирии получил свое. Ты тоже приговорен, как и каждый,
кто   занимается  нашим  бизнесом,  рано  или  поздно   тебе
прострелят  башку.  В  твоем случае - это  скорее  рано.  Не
забывай, ты тоже заказан. И если это сделаю не я, то сделает
кто-то другой, гораздо менее сентиментальный.
      Он  наконец-то  отлепился от  меня,  осторожно,  боясь
потревожить   чуткое   дуло  пистолета;   сел   и   взглянул
заинтересованно - но не как на женщину, а как на  возможного
очередного подельника.
     - И что ты предлагаешь?
      -  Мы уедем вдвоем, а для начала сложим капиталы.  Как
тебе такая мысль? Он задумался.
      - Я не знаю, кто ты. Зачем мне нужен кот в мешке, даже
если  это  породистый кот, который стоит кучу  денег...  Это
слишком  большой  риск.  А  вдруг  ты  шлепнешь  меня  после
очередной ночи любви - и тогда плакали мои денежки вместе  с
буйной головой.
      -  Я  тоже не знаю, кто ты. И тоже рискую.  С  тем  же
успехом и ты можешь перерезать мне горло - от уха до уха.
      -  Такое золотое горло - никогда, - он продолжил  свой
плотский,  полный намеков флирт на фоне еще не  окоченевшего
трупа.  -  Разве  что  поискать какой-нибудь  другой,  более
изысканный способ...
     - Видишь, мы с тобой в равной ситуации.
     - Почему я должен тебе верить?
      -  Потому что я верю тебе. - Я наконец-то решилась,  я
положила  пистолет  перед ним, искушая: так  кладут  коробок
спичек перед не в меру любопытными детьми..
      Он  молчал.  Он  не  потянулся за  оружием,  хотя  оно
соблазнительно поблескивало, и молчал.
      -  У меня есть друзья в Италии. В маленьком занюханном
городишке Реджоди-Калабрия. Это самый юг, Мессинский пролив,
там неплохо, и Средиземное море выглядит очень ничего...
      "Ну,  ты  и  гадина, - вылез Иван,  -  я  сколько  раз
рассказывал  тебе об этой дыре, куда всегда  хотел  попасть,
мне  нравились такие названия... Но это вовсе не значит, что
ты должна тянуть в местечко, которое я облюбовал для себя на
физической карте мира, всякую шваль".
      "Заткнись и не мешай, - первый раз пресекла я Ивана. -
Для вас же стараюсь..."
      "Не для меня, а для этого козлищи Нимотси... Но я тоже
хотел   бы   быть  пристреленным,  чтобы  за  меня  решились
отомстить. Благословляю, дитя мое, и отдаю тебе на откуп  юг
Италии..."
     - Звучит заманчиво, - протянул Влас.
      -  Они  нам  помогут. И потом, ты  именно  тот  мужик,
который мне нужен. Я имею в виду постель.
      Это  было сказано цинично, но убедило его больше,  чем
любой романтический треп. "Побольше цинизма, люди это любят"
- лишний раз убедилась я в правоте литературного афоризма.
      -  Я  согласен, - наконец решился он.  -  Когда  будем
паковать чемоданы?
      - Все будет зависеть от того, знаешь ли ты телефон, по
которому  должен звонить Сирин после заказа. Я имею  в  виду
этот последний заказ.
      Я  чувствовала,  как по спине ручьем  стекают  струйки
пота,  я была мокрой как мышь, последние десять минут дались
мне  нелегко; меня подташнивало от близости трупа, и  больше
всего  хотелось  с  бабским отчаянным  воплем  выскочить  из
квартиры:  это  было  опасное  чувство  -  заблудившийся   в
хитросплетениях   желудка  страх   вот-вот   найдет   выход,
прорвется наружу, как раненый, но сильный зверь, и  разрушит
хлипкие загоны моих логических построений... Усилием воли  я
сосредоточилась  на  Власе, который  пристально  разглядывал
меня  -  во  взгляде  сквозило уважение  и  что-то  еще:  он
отчаянно  пытался влезть в мою черепную коробку и, наверное,
сожалел,   что  ее  нельзя  вскрыть  таким  же   радикальным
способом, каким была вскрыта голова Сирина.
      -  А  если  я не знаю телефон - это что-то  меняет?  -
сказал Влас, осторожно подбирая слова.
      - В общем, ничего не меняет. Нам придется убрать этого
вашего  Грека и не получить за это ни копейки. Так  сказать,
благотворительная акция.
     - А зачем тогда вообще убивать, если уж мы решили выйти
из дела? Зачем лишний риск?
      -  Я хочу подстраховаться. Ты не против, чтобы мы были
соучастниками  не только в постели? Чувства имеют  тенденцию
быстрее  стариться  и умирать естественной  смертью,  а  вот
память   о  совместно  приведенном  в  исполнение  приговоре
остается  надолго. У нас будет лишний повод  держаться  друг
друга хотя бы первое время.
       Неужели  эти  дикие  вещи  произносила  я?  Но  самое
/  ` $.*a +l-.% заключалось в том, что я не придумала их,  я
просто  повторила  -  почти дословно  -  один  из  Венькиных
диалогов для нашего последнего сценария, забракованных  мною
в  силу их полного идиотизма и дешевой мелодраматичности.  В
этом сценарии тоже действовала фурия, которая пускала в  ход
свою  "беретту"  гораздо чаще, чем мозги. Пятнадцатизарядную
"беретту"  с  ее  убойной  силой предложил  нам  консультант
Фарик.  Венька убеждала меня в том, что именно "беретта",  а
также   подобные   фразы   будут  производить   неизгладимое
впечатление на пресыщенного обывателя, который одурел от цен
на десяток яиц. Тогда я высмеяла ее - оказалось, напрасно.
      -  Неплохо  придумано, удивляюсь твоей  железобетонной
выдержке,  -  оценил  Влас. Скорее  всего  он  придерживался
Венькиных взглядов на психологию серийных убийц.
      -  А  если  мы  получим  за это  бабки,  будет  вообще
великолепно, - подпустила я профессиональной алчности, - это
улучшит мое пищеварение. Так, может быть, ты знаешь телефон,
по которому нужно звонить после выполнения заказа?
       -  Похоже,  что  знаю.  Запоминай:  ледовое  побоище,
Фултонская речь Черчилля и еще, кажется, убийство Кеннеди.
     - Это еще что за дерьмо? - удивилась я.
      -  Лихо, правда? - возрадовался Влас. - А все  потому,
что  у  Сирина не было слепой памяти на цифры, это  был  его
единственный  недостаток.  Он  запоминал  их  опосредованно,
когда  выстраивал  логические цепочки.  Например,  восстание
Роберта Кета, тебе это ни о чем не говорит?
     - Совершенно ни о чем.
     - А между прочим, это первые цифры одного из телефонов.
Восстание  произошло  в  1549  году,  отбрасываем   единицу,
получается  549.  Я  специально интересовался,  у  него  был
справочник   для   подобных  вещей,   он   составлял   целые
комбинации.  Так  вот  - восстание Роберта  Кета,  Карибский
кризис  и,  допустим, казнь Марии Стюарт. Ну,  что  скажешь?
Здесь, между прочим, как раз семь цифр.
      С  Карибским кризисом я ошиблась на год,  в  память  о
многострадальной Марии Стюарт остался лишь пасьянс,  который
любил  раскладывать Нимотси, - при всем желании я  не  могла
составить цифр телефонного номера. О чем и сказала Власу.
     - Учись, пока я жив, - снисходительно ухмыльнулся Влас,
-  первые цифры ты знаешь: 549. Карибский кризис - это  1962
год.  Так  что получаем 549-62. Стюарт казнили в 1587  году.
Итого - 549-62-87. Ну, как?
     - Да ты энциклопедист! Что насчет последнего телефона?
     - А вот отгадай! - веселился просвещенный Влас. - Я уже
сказал  тебе:  ледовое побоище, фултонская речь  Черчилля  и
убийство Кеннеди.
      - Ладно, ладно, я тебе верю. Теперь нам нужно заняться
трупом.
     - В каком смысле? - Влас сразу помрачнел. - Завернуть в
ковер и вынести к мусорным бачкам?
      -  Ну, для начала его надо сфотографировать - ты  ведь
профессиональный  фотограф и можешь  сделать  все  в  лучшем
виде.    Мне   нужно   получать   деньги,   и   вещественное
доказательство и снимок в семейный альбом не помешают.  Ведь
Qирии  -  это  не  та  фигура, об  убийстве  которого  дадут
сообщение в вечерних новостях. Ты можешь сделать это крупным
планом,   -   сказала  я,  едва  сдерживая  тошноту,   -   и
художественно.
      -  Это я могу, - погонял желваки Влас, - ну, а ты  чем
займешься?
      -  Подотру  пальчики. Твои и мои заодно. Мы достаточно
здесь наследили. А мне не хотелось бы светиться в этом деле,
кое-кому известны мои шаловливые ручонки, - напустила  я  на
себя ложной многозначительности, памятуя старый тезис о том,
что женщина может быть интересна только своим прошлым.
      Это  сработало. Влас, ставший совсем ручным  и  охотно
подчинившийся, так же, как и я когда-то, приступил к работе.
      Так же легко я убедила Власа тотчас же проявить пленку
и  отпечатать фотографии - это была моя маленькая  хитрость,
мне  было необходимо запомнить весь технологический  процесс
печатания   фотографий,   о   котором   я   имела    смутное
представление.  Я не мешала Власу проявлять профессиональное
рвение,  я  только  старалась в точности запомнить  все  его
манипуляции с реактивами. Сначала я это делала исподтишка, а
потом   мне   в   голову  пришла  счастливая  мысль:   нужно
интересоваться   открыто,  это  польстит   профессиональному
самолюбию  моего  криминального фотографа. Я  даже  засунула
палец   в   рот   от  восхищения  -  эдакая  любопытствующая
целлулоидная Барби с мелким шрифтом на ценнике - "Сделано  в
Китае", упрощенная до максимума. И даже спросила у него что-
то нелепое, перепутав буквы в названии эмульсии - безмозгло-
мило  по-женски  перепутав, - и он  пустился  в  пространные
снисходительные