Я  исподтишка  рассматривала Грека, как  рассматривают
обреченное  животное  на кенийском  сафари,  перед  тем  как
пристрелить  его  и  содрать шкуру для паркета  в  гостиной.
Иллюзия свободы лишь подчеркивала неотвратимость развязки.
      - Сидит, бедняжка, - расчувствовался Влас, - и думает,
что Бога за бороду схватил. У него небось деловые встречи на
год вперед расписаны, как концерты у Ростроповича. А тут  мы
с нашими коррективами. Нет, я теперь Сирина понимаю...
     Я молчала. Я продолжала рассматривать Грека. В жизни он
оказался  гораздо интереснее, чем на фотографиях.  Ему  было
пятьдесят  или  около  того, и в его  лице  возраст  казался
соблазнительной  деталью, куда более  конкретной,  чем  цвет
глаз.  Я  еще не видела пожилых мужчин, которые так красиво,
так легко, так наплевательски старели. Нужно быть выше жизни
и  выше страстей, чтобы так стареть. Рой официантов во главе
с  толстым  метрдотелем  (и  почему  только  все  метрдотели
страдают избыточным весом?) вился вокруг, но он мало обращал
на это внимания. Гораздо больше его занимала музыка, слишком
хорошая,  чтобы быть навязчивой. "Должно быть, он  воспримет
свою  смерть  спокойно,  как еще одну  деловую  встречу",  -
подумала я. И стала ждать.
     Через полчаса Влас поднялся.
     - Я отолью, - сказал он с легкой тревогой в голосе.
      Нюх  у  него был действительно звериный. - Осторожней,
Ева! Будь паинькой, я не задержусь.
     У меня было две минуты.
      Как только Влас скрылся между столиками, я поднялась и
-  /`  "(+  al  к  Греку. Я шла ва-банк, эта хитрая,  хорошо
натасканная бестия могла запросто задержаться в тени  других
столиков  у входа и проследить за мной (во всяком случае,  я
поступила бы именно так), но другого выхода у меня не  было.
Конечно, у меня заготовлены сомнительные ходы к отступлению,
эту  стратегию я продумала еще дома, закрывшись  на  хлипкий
крючок  в  туалете; сейчас они не казались мне безусловными,
но  отступать было поздно, вперед и с песней, пусть все твои
убитые  ангелы-хранители поддержат  тебя.  В  лифчике  лежал
довольно примитивный план чердака; я тоже нарисовала  его  в
туалете - чертеж получился неровным, он повторил рельеф моих
трясущихся  от  страха  коленей и был  исполнен  на  носовом
платке, дань первому курсу и шпаргалкам по философии. Теперь
же  вопрос борьбы материализма и идеализма сводился к одному
-  поверит ли мне Грек, - и здесь я выступала идеалисткой, я
хотела сохранить себе жизнь за счет жизни другого человека.
      Невинный джаз располагал к таким же невинным, лишенным
страсти  танцам;  почему бы мне не  пригласить  Грека  -  во
всяком  случае,  это выглядело бы вполне естественно.  Нужно
только проскочить между Сциллой и Харибдой его цепных  псов-
телохранителей.
     - Разрешите, - твердо сказала я Греку, опустив вопрос и
оставив  только  невинное  прихотливое  утверждение,  больше
похожее на каприз дорогой проститутки.
      -  Я  не  танцую, девочка, - сказал Грек, но  все-таки
властно  и  успокаивающе махнул рукой своим  телохранителям,
упреждая   их  боевую  стойку:  ничего  страшного,   дамочка
подвыпила и жаждет продолжения банкета.
     - Я тоже не танцую, Игорь Викторович, - шепнула я, - во
всяком  случае,  у  меня получится не  лучше,  чем  у  ваших
доберманов, запамятовала их клички... Но это займет  полторы
минуты,  не  больше. Мне нужно сообщить вам  что-то  важное,
касающееся вашей безопасности.
      Он поднялся, явно заинтригованный, аккуратно поддержал
меня за локоть, галантный стареющий сукин сын.
      Пока  мы  шли к маленькой площадке перед  эстрадой,  я
сказала:
       -   Вас   должны  убить.  В  понедельник,  в   восемь
одиннадцать,  между  стоянкой и дверями  офиса,  там  у  вас
премиленькое   деревце.  Винтовка  с  оптическим   прицелом,
снайпера  вы увидите чуть позже за моим столиком. План,  где
он  будет  находиться, у меня в лифчике. Ну, смелее  кладите
руку мне на грудь, времени на преамбулы нет!
      Грек  деловито  и  осторожно  приобнял  меня  и  почти
незаметно вытащил платок. Он не задавал вопросов,  он  сразу
поверил  мне  - я поняла это по тому, как не изменилось  его
лицо.  Оно осталось непроницаемым, даже глаза, цвет  которых
нельзя было определить за давностью лет, ничего не выражали.
       -   На  вас  ведь  уже  покушались,  -  я  продолжала
демонстрировать свою осведомленность, - надеюсь, что  и  эта
попытка  будет  такой же успешной, как и  предыдущая.  И  не
стоит  сразу открывать ураганный огонь по обидчикам. Я  тоже
буду там.
     - Хорошо, - сказал он бесцветным низким голосом.
      -  Вы тоже хорошо танцуете, - отпустила комплимент  я,
понятия  не  имея, что значит "хорошо танцевать",  возможно,
это  и  есть  танцы  с  волками, -  и  спасибо  за  регтайм.
Проводите даму к столику.
      Он проводил меня и даже умудрился поцеловать руку -  я
так  и  не  поняла, к чему относился этот поцелуй:  к  моему
добровольному признанию или к финалу джазовой композиции.
      Я  села  за  столик.  Грек тоже угнездился  за  своим,
подозвал Официанта и что-то сказал ему.
     И почти тотчас же появился Влас.
     Он плюхнулся на место рядом со мной.
      -  Не  скучала?  -  спросил он, никакого  подтекста  в
голосе, святая простота.
      -  Напротив,  очень  содержательно  провела  время,  -
уклончиво  ответила  я. Если Влас следил  за  мной,  то  наш
короткий   танец   можно  будет  объяснить  профессиональным
интересом   орнитолога   к  еще   не   пойманной,   но   уже
окольцованной птице. Но я надеялась, что он не следил, мы  и
так    достаточно   проверили   друг   друга.   И   все-таки
предательский  пот выполз из своих нор и теперь  нежился  на
моих  висках. Я подперла голову ладонью и призывно взглянула
на Власа.
     - Что-нибудь заказать? - откликнулся он.
     - Пожалуй, не стоит.
     - Что, нравится жертва?
     - Милый старичок.
      -  Ну, до старости дожить мы ему не дадим. - Влас явно
выпендривался.
      -  Слушай, а в ранней юности ты не прыгал с моста ради
какой-нибудь девицы? - спросила его я.
     - Похоже, что прыгал?
      -  Похоже,  -  улыбнулась я. Пот  высыхал  сам  собой,
призрак  секундного страха забился в меланхоличные саксофоны
музыкантов. - Уж больно любишь пыль в глаза пускать.
      - Некоторые вещи нуждаются в ретуши, - сказал Влас,  -
так  что  это издержки профессии. Слушай, детка, здесь  есть
симпатичные  уголки.  И народу никого. Может,  бросим  этого
старпера и пойдем займемся более приятным делом?
     - Не валяй дурака, ты на работе.
      - Это не работа, это какие-то сверхурочные получаются.
А за сверхурочные нужно платить в двойном размере.
      -  Да  оставь ты эту дурацкую терминологию фотоателье.
Нельзя же так мелко плавать!
     - Знаешь, когда ты меня обольщала, ты была сговорчивей.
      -  Обольщала? Ну, это тоже издержки профессии, как  ты
любишь говорить.
     - Вот как! Значит, имитировать оргазм - это профессия?
     - Ну, скажем так: это основное место работы большинства
женщин,  -  смело  интерпретировала  я  газетные  публикации
сексологов.
      -  Бедняжки!  -  покачал головой Влас.  -  Ну  ничего.
Сегодня  я  их так оттрахаю в твоем лице, что им определенно
понравится.
      -  Вот только без садомазохизма, пожалуйста. Влас взял
,%-o  за  руку  и крепко сжал: я сморщилась,  и  губы  Власа
тотчас  же  повторили  мою гримасу -  на  секунду  проступил
оскал, заставивший меня вспомнить о беспечном убийце.
      -  Черт возьми, все время забываю, что ты - не простая
шлюха, - ласково сказал он, - далеко не простая. Ты ведь  не
такая простая, как мне хотелось бы...
      Кажется,  я чересчур зарвалась с этим своим менторским
тоном.  Интуиция  подсказывала мне, что сейчас  именно  Влас
должен быть хозяином положения, не следует дразнить его,  не
следует   подчинять   себе,  иначе   восстание   рабов   мне
обеспечено.  Он  может стать очень опасным, прежде  чем  сам
поймет это.
     - Где ты живешь в Москве? - Я сменила тему.
      -  А-а,  -  стыдливо сказал Влас, - на  Текстильщиках.
Дерьмо   район,  но  там  у  Сирина  вполне  законопослушная
жилплощадь.   Он  даже  квартплату  вовремя  платил,   очень
раздражался, когда пени шли.
      -  Ну  надо же! Ладно, можем идти, - решила я свернуть
мероприятие.
     - Что, уже насмотрелась? - Он имел в виду Грека.
      - Вполне. - Я осторожно скосила глаза на объект нашего
покушения.  Грек  был  молодцом, вел себя  смирно,  исправно
слушал свой монотонный джаз; он был так спокоен, что мне  на
секунду   показалось   -  уж  не   воспринял   ли   он   мое
предупреждение  как  мимолетный  послеобеденный  сон?  Может
быть,  я  была недостаточно убедительной, эдакая  девочка  в
вечернем    платье,   которой   достался    фант    "напугай
бизнесмена!".
     Но уже ничего нельзя было исправить.
      Когда мы покинули ресторан, нас никто не проводил даже
взглядом. Ленивые сфинксы-телохранители остались на  местах.
На  стоянке  перед "Паризианой" Влас задержал меня  -  он  с
любопытством рассматривал спортивный "Феррари".
      -  Ничего  машинка,  а?  -  обратился  он  ко  мне  за
поддержкой.  -  Интересно, сколько волчар нужно  отстрелить,
чтобы заработать на такой же?..
      ...Мой  нежный сумасшедший стал раздевать меня  уже  в
лифте, со входной дверью он справился так же быстро, как и с
крючками  на  платье, - и взял меня тут же, в  прихожей,  на
стертом  паркете:  возможно,  это  и  казалось  ему   верхом
страсти.
      -  По-моему, я в тебе серьезно увяз, - вполне искренне
сказал Влас, лежа без движения рядом со мной.
     - Тогда прикрой меня, - переводя дыхание, ответила я, -
холодно...  Что  за  безумие  заниматься  любовью  на  плохо
вымытом  полу... И посмотри, что ты сделал с  моим  вечерним
платьем! Ты же его порвал!
     - Ничего, с гонорара куплю тебе новое, - успокоил Влас,
-  будем считать, что это мой свадебный подарок. Так что  не
будь меркантильной стервой.
     - Ты делаешь мне предложение?
     - Если хочешь, наш брак может быть фиктивным.
      -  Тогда отнеси меня в комнату, и я уж точно поверю  в
то, что ты в меня влюбился...
      Он поднял меня на руки и отнес в комнату, на диван - в
этом  не было ничего надуманного, сплошная романтика, мягкие
фильтры эротической подделки после двенадцати ночи.
     ...Я лежала на диване, забросив руки за голову: ни дать
ни взять Даная в ожидании золотого дождя, театральная грымза
в  ожидании Годо; Влас, смешавшись с массовкой, расположился
на  заднем  плане. Он потягивал дешевое вино из  горлышка  и
пристально рассматривал меня.
     - О чем ты думаешь? - наконец лениво спросил Влас.
     - О понедельнике, - соврала я, - о вечере понедельника.
Когда  все будет кончено. Труп на асфальте, а то  и  два,  в
лучшем случае, - и адью, Питер!
     - Не очень-то тебе нравится этот заштатный городишко.
      -  Не очень, это верно. Юг Италии привлекает меня куда
больше.  -  Я  снова  поманила  Власа  Шенгенской  зоной   и
отсутствием  границ, где рукой подать до всех  столиц  мира;
сунула   кусок  сомнительного  сыра  в  наспех   сколоченную
мышеловку, наивная.
      - Всегда поражался женской логике, - пропел Влас, - ну
как  такое  может быть: она приманивает тебя югом Италии,  а
сама собирается свалить в Швецию на белом пароходе.
      Он вытащил из-за спины мой билет на паром и помахал им
в  воздухе.  Милое дело, мой герой-любовник оказался  мелким
карманником, старательной ищейкой.
      -  Тебе бы не людишек отстреливать, а мелочь тырить по
бабским ридикюлям, - резюмировала я. Впрочем, если бы билета
не  было  -  его  стоило  бы выдумать,  сейчас  мои  позиции
неожиданно  укрепились, я поняла это почти сразу: отложенная
(ради  него,  иначе  и интерпретировать нельзя!)  поездка  в
богоспасаемую  Швецию  -  аргумент  неоспоримый.  Пока  я  в
очередной  раз  пыталась поставить себя на место  Власа,  он
углубился в изучение билета.
     - Надо же, каюта "люкс" - и все после трудов праведных.
Кучеряво  живешь! Живность замочила - и на отдых  в  фиорды.
Чую, ты еще преподнесешь мне пару-тройку сюрпризов.
      -  Не  сомневайся. А на будущее учти - рыться в  чужих
вещах не есть хорошо.
      -  Ну,  ты тоже не ангел. Сама перетряхнула  всю  нашу
квартирку  и кокнула пожилого человека. Заметь,  из  его  же
пушки. Так что мы квиты.
     - А как же полное доверие?
     - Кто здесь говорит о доверии?
     - Я сплю с тобой, я наплевала на Швецию, разве этого не
достаточно?
      -  Как  раз  этого  недостаточно. Как  можно  доверять
женщине, с которой спишь?
     - Звучит божественно. У тебя, я смотрю, целая теория!
     - Именно теория. Я ее непременно разовью.
      - Ну, мы друг друга стоим. - Паром ушел двадцать минут
назад,  и  среди его пассажиров не было ни Алены,  ни  меня,
каюту   "люкс"   по   зрелом  размышлении  займет   прыщавая
стеснительная   родственница  старшего  помощника,   которую
потрахивают исподтишка свободные от вахты механики...
      - Я-то уж наверняка стою целого парома. На который ты,
*ab b(, уже опоздала. - Влас был рядом с кроватью.
     - Я не опоздала. Я не поехала.
      -  Тогда  я  сгоняю  за  пойлом,  чтобы  отметить  это
радостное  событие.  - Он взял меня за подбородок  жесткими,
как клещи, пальцами. - Очень хочется тебе поверить. Пока  ты
не  давала мне повода думать иначе. Так что не разочаровывай
меня, детка. И мы действительно уедем.
      Челюсть  заныла от его хватки, она почти сдалась,  она
готова  была  хрустнуть и сломаться, чертовы натренированные
руки,  теперь  я  не  сомневалась, что именно  они  выкинули
Веньку   из   окна:  "Счастливого  полета,   детка,   и   не
разочаровывай меня, умри с миром!"
     - Интересно, мы еще долго будем следить друг за другом?
- высвобождаясь от обручального кольца его пальцев, спросила
я, свободная, испуганная женщина.
     - Пока не расстанемся. Или не пришьем друг друга. У нас
ведь  это  всегда  здорово получается. Тебе  нравится  такая
перспектива?
      -  Звучит заманчиво. Скажи, Влас, ведь это ты  выкинул
девчонку из окна?
     - Я, не сомневайся. Со мной проходят не все шутки.
     - В чем ты хочешь меня уличить? Я же раскрыла карты...
      -  Туза-то в рукаве припрятала, я чую, чую, что что-то
здесь  не  так...  Но  до  истины еще  доберусь,  можешь  не
сомневаться.
     - Желаю удачи, Поцеловав меня, Влас ушел.
      "Ты права, ты права, - шептала я себе, - только так  и
нужно,  собаке  собачья  смерть".  Хотя  больше  всего  Влас
походил   на  жизнерадостного  щенка  ирландского   сеттера,
который  время  от времени вспоминает, что  ему  нужно  быть
сентиментально-жестоким... Я отправилась к сумке с  оружием,
глупо  не подстраховаться, когда имеешь дело с таким  типом,
его  утомленный  убийствами мозг уже  давно  водит  шашни  с
безумием.  Это  было  похоже на чужой  сон,  Сальвадор  Дали
подошел  бы для этого вполне. И его слоны с ногами насекомых
в центре полотна - чем не вариация на тему, - если прибавить
сюда еще и хоботок снайперской винтовки, похожий на жало.
      ...Так и есть! Черт, черт, черт... Влас выпотрошил все
обоймы, мне только оставалось разразиться причитаниями перед
бесполезной  грудой металла. Но по-настоящему  испугаться  и
пожалеть о прошедшем, сгинувшем лете, где все были  живы,  я
не успела: Влас вернулся.
      Он  принес  водки  для  себя  и  вина  для  дамы,  это
соответствовало  его  кодексу - дешевый  шик  самоуверенного
ирландского сеттера. И нашел меня на кровати - все в той  же
невинной позе: голые руки, заброшенные за голову.
      -  Ну!  За  белый пароход! Поверить не  могу,  что  ты
осталась  из-за  меня... , - Из-за  себя,  -  первый  раз  я
сказала ему правду.
      - Один черт. А Швеция, должно быть, хорошая страна. Не
продешевила, а?.. Ладно, за Стокгольм и Карлсона на крыше! -
провозгласил Влас, залпом выпил водку, занюхал моей  ладонью
и  подмигнул.  - А ведь мы тоже Карлсоны на крышах,  ты  как
думаешь?  Присели  на чердак, курок спустили,  и  головка  с
/+%g, как тыква... Вот где сказочка!
      -  Только  не  напивайся,  -  попросила  я,  рассеянно
поглаживая его волосы.
      Но  он напился. Я видела, как он хмелел: жесткие черты
его  лица  постепенно расплывались, одно лицо таило  в  себе
другое,  целую анфиладу лиц с потайными уголками и дверцами,
прекрасное место для цареубийства...
      - Слушай! - Влас близко придвинулся ко мне. - А может,
пошлем  на  хрен эту скучную заграничную жизнь и  останемся?
Мне   ведь   только   тебя  не  хватало,   а   теперь   штат
укомплектован.  Будем  постреливать в свое  удовольствие,  а
потом предаваться прелестям секса, чем не жизнь?
     - Да ты парень не промах!
      -  Ну  еще бы, вечный двоечник. Меня ведь все  долбали
кому  не  лень: ни хрена, мол, не делаешь, а если и делаешь,
то  в последнюю минуту... Ну, я и нашел себе работенку,  где
ценится только то, что ты сделал в последние пять минут.
     Я молчала.
     - Соглашайся, Ева, - искушал Влас, - это ведь не худший
вариант.  Ну  представь себе, ну будет  у  нас  какой-нибудь
вшивый домишко, будем сидеть на жопе ровно в кресле-качалке,
какаду  заведем, шляпы соломенные... Привыкнем друг к другу,
чего доброго, возбуждаться будем только от порнокассет и  то
по  воскресеньям перед Пасхой... Ты начнешь надевать на ночь
рубашку с рюшами, я пижаму в полоску, радости мало... А  так
-  сплошное кочевье, мы есть, и нас нет, только и  остается,
что  похлопать  крыльями  где-то  под  крышей.  Я  и  Сирина
ненавидел за эти его уплаченные квитанции за газ и  свет,  с
ума сойти или повеситься на подтяжках.
      Он  лег рядом со мной и прижался головой к моей  голой
податливой груди.
      - Не сходи с ума, Влас, - прошептала я его макушке,  -
ты же понимаешь, что вечно так продолжаться не может.
      - Это ты зря. Как раз вечность у нас и впереди. Пускай
потом Боженька разомнет глину и вылепит нас заново. А так  -
что есть, то есть. Этого у нас никто не отнимет.
      -  Ну,  статистику  ты  знаешь,  не  дурак.  Рано  или
поздно...
      -  Пристрелят  - и слава Богу. Зато пожили  всласть  и
всякой  твари с собой на тот свет прихватили за  компанию...
Пей, детка!
      Он все-таки напоил меня. Напоил только потому, что мне
самой  хотелось напиться; я не знала, что делать  с  Власом,
хотя  он  был ясен мне, как никто. Он мог только  заниматься
любовью  и  убивать,  иногда  с похмелья  под-,  меняя  одно
другим.  А может быть, это и было одним и тем же, во  всяком
случае,  об этом шептало терпкое вино, оно было в сговоре  с
безумными идеями Власа. Ну и черт с тобой, ты сам выбрал, на
какой  свет  лететь, потряхивая перепончатыми крыльями,  как
нетопырь...
      ...Я  проснулась среди ночи, мне действительно снились
летучие мыши с лицом Власа, они по-домашнему скалили  острые
зубы;  они  хотели моей крови и никак не могли добраться  до
кожи,  они  не знали, какая кожа - настоящая, я  и  сама  не
'-  +  ... Но проснулась оттого, что Влас неистово тряс меня
за плечо.
      -  Ну-ка  продирай глаза, сука! - Голос  выдавал  его,
мертвецки  пьяный  голос,  хотя бледное  лицо  было  пугающе
трезвым.  От  пергаментных ресниц (Боже мой,  какие  у  него
длинные ресницы, надо же!) шел шорох, он-то и проник  в  мой
сон. - Продирай, продирай, поговорим!
      То, что я увидела перед собой, мгновенно выветрило  из
головы  остатки  хмеля: мою переносицу в  упор  рассматривал
пистолет,  зажатый в руке Власа. Это не было ни  кокетством,
ни робким признанием в любви с первого взгляда. Он готов был
повести  меня  к  алтарю и совершить жертвоприношение.  Я  и
представить себе не могла, что пистолетное дуло  может  быть
таким убедительным.
      -  А теперь - по-быстрому, детка: что ты напела в  уши
Греку?!  Я  очень хочу услышать ваш разговор в лицах,  перед
тем как пристрелить тебя.
      Вот  и  все.  Я  не отрываясь смотрела