Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
127 -
128 -
129 -
130 -
131 -
132 -
133 -
134 -
135 -
136 -
137 -
138 -
139 -
140 -
141 -
142 -
143 -
144 -
145 -
146 -
147 -
148 -
149 -
150 -
151 -
152 -
153 -
154 -
155 -
156 -
157 -
158 -
159 -
160 -
161 -
162 -
163 -
164 -
165 -
166 -
самым
преданным ее другом и утешителем в минуту очередного
любовного крушения.
Я до сих пор помнила самый яркий эпизод четвертого
курса - тогда, в разгар летней сессии, к Серьге приехали
родственники из деревни - дядька и два его сына. Все они,
как на подбор, были низкого роста ("метр десять в холке",
охарактеризовала их Алена), в кримпленовых с затяжками
костюмах и ярких коротких галстуках. Городская красота
Алены, которая была представлена подвыпившим Серьгой как
невеста, ее высокий рост произвели на родственников
гипнотическое впечатление. Они посматривали на нее с
боязливым восхищением и опаской, как смотрят на статую
Свободы вновь прибывшие в Америку иммигранты. Клюкнувшие
самогону двоюродные братья только крякали и одобрительно
пощелкивали языками, но заговорить с Аленой не решались.
Дядька же повел обстоятельный разговор о прелестях
деревенского климата и баньки по-черному, Алена с
удовольствием ему подыгрывала. Вечер закончился веселой
семейной дракой, пострадавшей стороной в которой оказался
дядька: оба сына и племянник выбили ему передний зуб.
Апофеозом же пребывания марийских родственников стал
культпоход в ГУМ, куда они отправились в сопровождении
Серьги, Алены и меня. В ГУМе недавно открылся магазин
"Карштадт", где бойко торговали одеждой на немецкие марки.
Отстояв дикую вспотевшую очередь, семья Каныгиных ворвалась
в магазин, прижимая к груди заскорузлые узелки и капроновые
сетки с покупками. Мы с Аленой держались поблизости, Серьга
вообще ушел в другой конец магазина - ему была невыносима
дядькина провинциальность. А с дядькой и каныгинскими
братанами происходило что-то из ряда вон выходящее: они
цокали языками, приговаривая "как дешево-то", и набирали в
корзинки все новые и новые вещи. Наконец сомлевший дядька
оказался перед кассой, ему обсчитали покупки, и он, радостно
c+k! oal, выложил свои трудовые российские рубли. На секунду
возникла паника: при чем здесь рубли, когда речь идет о
дойчмарках. Но марок у дядьки не было, и, я думаю, он даже
не подозревал об их существовании, равно как и о
существовании филиппинского песо, греческой драхмы и острова
Рапануи. Под ехидное улюлюканье толпы и презрительные
взгляды кассирш дядька Каныгин был о позором изгнан из
магазина, так до конца и не поняв, что же от него хотели. На
ценнике с пиджаком было ясно написано: "Пятьдесят" - так он
же и предлагал пятьдесят рублей!..
Серьга малодушно скрылся с места публичной порки
родного дяди, так что сопровождать семейку пришлось нам с
Аленой. Алена восприняла это как еще одно забавное
приключение, а по приезде в общагу мы нашли упившегося
Серьгу, который в очередной раз раскроил несчастную Аленину
дверь и благополучно заснул на коврике перед блоком.
С отъезжающим в родную Марий-Эл дядькой Серьга так и не
попрощался - и этого прекраснодушная Алена ему не простила:
она изгнала Серьгу из рядов почитателей, и только спустя
месяц покаявшийся Каныгин был допущен к телу. Это событие
было немедленно отмечено грандиозной пьянкой.
Мы с Иваном наблюдали эти безумные отношения на
протяжении нескольких лет, и неисправимый оптимист Иван
предсказывал им кровавую развязку в духе "Бесприданницы" -
"Так не доставайся же ты никому!".
Но все оказалось гораздо банальнее - Серьга защитил
диплом серией работ на тему финно-угорского эпоса "Калевала"
и неожиданно получил приглашение в Финляндию. Там он и
затерялся - я подозревала, только потому, чтобы избавиться
от своей пагубной, безнадежной, как герпес, страсти к Алене.
...И вот теперь он был всего лишь в нескольких метрах
от меня, ничуть не изменившийся - те же расчесанные на
прямой пробор длинные волосы а-ля Горький периода "Челкаша";
те же узковатые, поднятые к вискам, глаза. Тот же чуть
заостренный нос и куцая китайская растительность на
подбородке. И со спины Серьга по-прежнему выглядел
подростком.
Я шла за ним как привязанная, наши шаги дублировали
друг друга в гулком пустом коридоре. Наконец Серьга не
выдержал и обернулся. Я машинально улыбнулась ему, забыв о
своем новом лице: улыбка получилась приятельской, так
улыбаются давно потерянному и случайно обретенному другу.
Именно эта улыбка привела Серьгу в замешательство.
- Вы ко мне? - почесывая переносицу, спросил он.
Отступать было поздно, тем более что мне ужасно хотелось
прикоснуться к Серьге - он был частью моего прошлого. А все
остальные части моего прошлого были мертвы.
- Похоже, да, - жадно рассматривая Серьгу, сказала я.
- Слушаю. - Серьга буквально впился в меня глазами:
новое, но хорошо запоминающееся лицо, художник не может
этого не оценить.
- Вы случайно не Сергей Каныгин? - брякнула я.
- Случайно да, - ответил заинтригованный Серьга, а я
чуть не задохнулась от радости; это был его неистребимый
, `()a*() акцент, такая же предательская деталь, как и мое
южное мягкое "г" из прошлой жизни. Серьга же всегда смягчал
"ч", у него она звучала как "щ" - ничего не изменилось...
- А я - подруга Алены Гончаровой, - ляпнула я первое,
что пришло мне на ум, совершенно не задумываясь о
последствиях. Мгновенное воспоминание об Алене налетело, как
вихрь, и почти сбило Серьгу с ног. И в то же время я
заметила в самой глубине его узковатых марийских глаз
скрытую ревность. Вот и не верь после этого в вечную
любовь!..
- И что? - взял себя в руки Серьга. Вопрос не застал
меня врасплох.
- Вы меня не помните? - Это была явная провокация, и
Серьга поддался: никому не хочется быть уличенным в
склерозе. Он многозначительно замычал что-то неопределенное:
"М-м-гу.., м-м-да, гм-гм.., как же, как же..."
- Конечно! Вы...
- Ева! - помогла я Серьге. - Мы познакомились, когда
Алена уезжала в Америку.
Я работала наверняка - в начале пятого курса Алена
отправилась в Америку, чтобы писать там свой диплом о Марлен
Дитрих, хотя с тем же успехом можно было собрать все
материалы и в институтской библиотеке. Тогда же была
устроена грандиозная вечеринка, на которой Серьга предстал
во всем блеске своей языческой ярости - он отметелил двух
американцев из секты последователей Муна, шапочных знакомых
Алены. Досталось и дородной консерваторке, альтистке
Даниловой, потенциальной Алениной любовнице - ей Серьга
выдрал клок волос и сломал два ногтя на правой руке.
Впрочем, это был не первый и не последний клок волос в
матадорской карьере Каныгина.
Именно поэтому он взглянул на меня без всякой задней
мысли.
- Ну, и как там Алена?
- Процветает, - соврала я, испытывая жуткие муки.
- Замуж-то вышла? - мрачно спросил Серьга.
- Нет.
Серьга удовлетворенно крякнул - что и требовалось
доказать!
- А чем занимается?
- Тратит деньги. И просила передать вам привет, если
встречу.
- Передавайте!
Я быстро поцеловала его в голую мальчишескую щеку.
Серьга опешил:
- Это что?
- Это привет. Вообще-то я разыскиваю некоего Владимира
Туманова. Он здесь, во ВГИКе, преподает. Вы случайно его не
знаете? - Вопрос был риторическим, на втором курсе мелкий,
но злобный в состоянии алкогольного опьянения Серьга сломал
глыбообразному Туманову переносицу - только потому, что
Володька позволил себе ущипнуть Алену за зад.
- Как не знать! Знаю, знаю, - обрадовался Серьга, - мы
же с ним работаем вместе! Я в его вертепе главный
ec$.&-(*...
, Вот это было кстати! В ожидании Туманова мне нужно было
как можно больше узнать о нынешней жизни Володьки, и Серьга
подвернулся в масть - Божий промысел, ничего не скажешь!
- Может быть, составите протекцию? - невинным голосом
произнесла я. - Раз мы с вами так случайно встретились.
- Ну, если встретились... Меня, кстати, Сергеем зовут,
для близких Серьга, - отрекомендовался Серьга, - тьфу ты, вы
же знаете, совсем мозги поплыли!..
- Ну а я еще раз - Ева...
- Так вы Аленина подруга? - насторожился вдруг Серьга,
не ко времени вспомнив, видимо, о нестандартной сексуальной
ориентации Алены.
Я попыталась успокоить его, памятуя горький опыт
альтистки Даниловой.
- Только в общечеловеческом смысле. Мы работали с ней
вместе в рекламном агентстве, а теперь я перебралась в
Москву.
- Ну, это традиционный порок - перебираться в Москву. -
Серьгу буквально развезло от доброты. Я перестала быть для
него соперницей, теперь он был не прочь познакомиться со
мной поближе:
- Значит, сразу же решили брать быка за рога.
- Вроде того, Алена снабдила меня телефонами, Туманов
значится четвертым в списке.
- Хорошо, что не первым. А что ж она сама не приехала?
- Укатила в Швецию. А вы работаете во ВГИКе?
- Ну, работаю - громко сказано, - признался Серьга, -
так, подрабатываю. Вторым педагогом, также, как Володька.
Кстати, что ты сейчас делаешь?
- Ничего, - я развела руками, не упускать же такой
случай, - ровным счетом ничего.
- Если подождешь меня полчаса - можем с пользой
провести вечер. Если, конечно, московские дела тебя
интересуют, - и снова во взгляде Серьги не было никакой
задней мысли, - идет?
Идет, бежит, едет!..
Я ждала Серьгу в буфете, за остывшей бурдой, которую
оголтелые вгиковские буфетчицы, потеряв всякий стыд, гордо
именовали кофе. В буфете все так же продавали пастилу и
порционные салаты, и мне казалось, что сейчас в столовку
ворвутся все персонажи порванной вгиковской пленки - Иван,
Нимотси, Алена.
Но вместо них пришел Серьга в демократичной кож-
замовской куртке и шапчонке фасона "презерватив" - прошедшие
годы ничего с ним не сделали, хотя и старались. Мы помахали
друг другу, как старые знакомые, и спустя пять минут уже
были на остановке сорок восьмого троллейбуса.
...Серьга снимал квартиру на "Пражской" - это была та
же серая ветка метро, в противоположном конце которой
находилось Бибирево.
Дежа вю.
Я не могла отделаться от навязчивого ощущения, что все
это уже было со мной, и маленький Серьга так же придерживал
,%-o под локоть своей тонкой рукой. Он пристально
вглядывался в меня, но это была не тайная страсть мужчины,
которому хочется переспать с женщиной, - это была тайная
страсть художника, неожиданно нашедшего подходящую
натурщицу.
Мы вылезли из метро, потом долго тряслись в автобусе,
потом покупали вареную колбасу в универсаме - Серьге всегда
не хватало фантазии и широты души. И наконец оказались в
самом конце пути - у паршивого панельного дома, родного
брата моего бибиревского пристанища.
Он жил на последнем - девятом - этаже, так же как и я в
своей прошлой жизни. И точно так же не работал лифт - мы шли
наверх пешком, сопровождаемые невнятным каныгинским матом,
это было объяснимо: деревенская душа всегда воспринимает мир
не в вертикали, а в горизонтали.
Наконец и эта трудность была преодолена, и мы оказались
в маленькой однокомнатной квартире Серьги, которая служила
ему не только бивуаком, но и мастерской. В нос сразу же
шибанул свежий запах масляной краски, и я с трудом
протиснулась в узкую комнату, забитую прислоненными к стене
и развешанными картинами. Серьга по ходу пьесы подбирал
валяющиеся носки, трусы и грязные рубашки. Чтобы не смущать
- скорее себя, чем его, - я выскользнула в маленький, плохо
открывающийся комодный ящик, который лишь при наличии
изрядной доли воображения можно было назвать кухней.
В раковине подремывала немытая несколько дней посуда,
на столе стояли растворители и кисти в банках. И - картины,
эскизы, этюды, папки с набросками вдоль стен. Ничего не
скажешь, в творчестве Серьга был плодовит, как кролик.
Его живопись еще в институте не вызывала у меня никаких
эмоций, она была тяжеловатой, тусклой и маловыразительной,
зато в рисунке Серьге не было равных. Он был мастером
наброска, делал великолепные карандашные портреты - иногда
ему хватало двух-трехлиний, чтобы вскрыть характер человека,
как вскрывают консервную банку.
Оглянувшись на дверь, украшенную расколотым матовым
стеклом, я начала перебирать ближайшую папку - и тотчас же
присела на край табуретки, чтобы не упасть, - эта папка была
забита ВГИКом.
Нашим ВГИКом.
Солировала Алена - почти все наброски были посвящены
ей: Алена выходит из душа, Алена сидит на подоконнике, Алена
читает книгу, Алена с бутылкой водки, Алена зимняя, Алена
летняя, Алена в период тетеревиного токования, Алена в
период крушения любви... Каждый листок был обстоятельно
подписан - Серьге не давали покоя лавры не только художника,
но и очеркиста. Так, на наброске Алены в кресле-качалке я
прочла:
"Алена после просмотра фильма П. П. Пазолини "Сало, или
120 дней содома" сидит в качалке и рассуждает о мужиках, о
дерьме, о крайней плоти и о том, что нужно поставить чайник.
17 апреля 1990 года".
Среди Алениного бенефиса я нашла несколько листков с
набросками Ивана и красноречивыми подписями:
"Сценарист Иван только что набил морду негру Вонвасену
за то, что негр Вонвасен неодобрительно отозвался о политике
Советского Союза в странах Ближнего Востока. 9 декабря 1989
года". Рубероидный негр Вонвасен был однокурсником Серьги и
периодически спаивал половину общежития. Еще один набросок
гласил: "Сценарист Иван проиграл бутылку водки в споре с
негром Вонвасеном, у кого длиннее член, и теперь ругается
матом. 29 октября 1990 года".
Маленькая кухня плыла у меня перед глазами, жизнь по
капле скатывалась на пожелтевшие листки с изображением Ивана
- может быть, я действительно любила его, - во всяком
случае, моим единственным желанием было сейчас влезть в
рисунок и остаться там навсегда...
От этого опрометчивого шага меня спас Серьга - он
вовремя появился на кухне.
- Это Алена. Здорово похожа, - совладав с собой,
невинно сказала я, - у вас, должно быть, был фантастический
роман, судя по количеству рисунков.
- Вроде того, - уклонился от прямого ответа Серьга.
- А это кто? - указала я на Ивана, стараясь, чтобы
севший голос не выдал меня.
- Шикарный был парень. Помер.
- Значит, у негра Вонвасена член оказался длиннее? А
чем измеряли?
- Линейкой.
- В возбужденном состоянии?
- Ну! Ну что, - у Серьги это прозвучало как "що",
неистребимый марийский акцент, - поужинаем?
- Ты хозяин.
Хозяин смел банки с кистями на пол, протер пластиковый
стол рукавом рубахи и вывалил на его сомнительную
поверхность колбасу, недоеденную коробку шпрот из
холодильника, банку с огурцами и бутыль мутного марийского
самогона - изысканно, ничего не скажешь!
- Как принято, за знакомство, - застенчиво объяснил
появление бутыли Серьга, - если не возражаешь.
- Не возражаю, - отважно сказала я.
- Наш человек! - одобрил Серьга, вынул из мойки два
стакана и наполнил их.
- Руки помыть можно?
- Можно, если осторожно, - слегка удивился Серьга моей
беспричинной тяге к чистоте, - щас провожу и прочие удобства
отрекомендую.
...В ванной висел портрет Алены, написанный масляными
красками: поверхность портрета была испещрена длинными,
похожими на шрамы полосами.
- Пострадал от рук маньяка? - спросила я о портрете
Серьгу, который стоял тут же, держа в руках сомнительной
свежести вафельное полотенце.
- Типа да, - покаялся Серьга, - как напьюсь - начинаю
его ножом кромсать. А как протрезвею - с обратной стороны
холст заклеиваю. Так и живу. А Алена - сука.
- А она так не думает. Часто о тебе вспоминает, -
соврала я.
- Все равно - сука, - продолжал упрямиться Серьга, -
пошли самогон пить.
...Спустя сорок минут Серьга основательно наклюкался, а
я уже знала почти все, что хотела узнать, - положительно,
кто-то подыгрывал мне, клал тузы в обветшавшие рукава, метил
карты, вот только я не знала кто: Бог или Дьявол.
У Туманова, если верить рассказам Серьги, было
маленькое модельное агентство при каком-то навороченном
ночном клубе. Он занимался организацией сомнительных шоу -
"Мисс грудь", "Мисс таз", "Мисс ляжки" и прочая, прочая,
прочая. Серьга подвизался в агентстве художником, он же
занимался оформлением всех конкурсов. Каныгин вышел на
Володьку случайно: по приезде из Финляндии он несколько дней
гудел в Суриковском институте, где у него были друзья, - и
там наткнулся на Туманова, который тоже гудел, но по другому
поводу: его очередная любовница, искусствоведка, защитила
диплом. Памятуя о сломанной переносице, Туманов предложил
Серьге поработать у него, и Серьга согласился.
Мы перекочевали в комнату, поближе к любимому радио
Серьги - "Европа Плюс"; там же Серьга показал мне последние
работы - все то, чем занимался сейчас: оформление конкурсов,
наброски, эскизы. Я рассеянно перебирала рисунки,
наполненные незнакомыми мне длинноногими девицами, и вполуха
слушала остервеневшего от самогона Серьгу: сижу, как сыч, в
этой халупе, среди носков вонючих; Москва - дерьмо; работа -
дерьмо и дешевка; бабы - дерьмо, дешевки и потаскухи;
Туманов - дерьмо, дешевка, потаскуха и сутенер.
Сутенер - это было сильно сказано.
- В смысле - сутенер? - переспросила Серьгу я.
- Фигурально выражаясь. Не знаешь, что такое
консумация? Это когда берут наших баб и отправляют в разные
кабаки - голландские, бельгийские, греческие... На самом
деле - в Турцию, но это дело пятое. Так вот, Володька
комплектует этих стриптизерок, он на этом в свое время круто
поднялся, пока остальные ушами хлопали и с флагами по
Красной площади ходили - "запретим коммунистическую, едрена
мать, партию".
- Что ты говоришь!
- Только - ш-ш, - прижал палец к губам Серьга, он
стремительно пьянел, - теперь он на повышение пошел, девочек
для богатеньких буратин поставляет, тех, которые на "Мисс
грудь" корячатся. Остобрыдло все, сил нет.
- Ну и возвращайся к себе в Марий-Эл. Экологически
чистый самогон и никакой консумации.
- Да ты смеешься! Что я там буду делать? Для районной
администрации лозунги клепать? Или в драмтеатре пьесу
оформлять, "Алые паруса"?
- Это лучше, чем нелегально...
- Да ты что! Все легально. Модельное агентство есть,
очень даже ничего.
- Слушай, Серьга, мне действительно нужна работа, а я в
Москве никого не знаю. Может быть, поговоришь обо мне с
Тумановым, представишь как хорошую знакомую? - Я
пристроилась в опасной близости от Серьги. - Это было бы
c$.!-%%, по рекомендации сотрудника, главного художника...
- Возможно. Если... - Серьга протянул ко мне худую
руку.
Я сидела неподвижно и наблюдала, как пальцы Серьги
ощупывают мою голую шею.
- И ты такая же сука, - внезапно констатировал Серьга.
- Такая же сука, как и эта чертова Алена.
- Я бы не делала таких скоропалительных выводов.
- А что ж сидишь и не рыпаешься, когда я руками шарю? -
пьяно хихикнул Серьга.
- Ты пока не шаришь, - рассудительно заметила я. - А
будешь шарить - получишь по яйцам.
- Ой-ой-ой! Чем же это тебе яйца не угодили? Или тоже
по бабам прыгаешь, как и эта двустволка долбаная?
- Нет.
- Все вы одинаковые... И эта тварь питерская, всю душу
мне,