жество,  черт
возьми! - Егор...
   Лещ уже должен знать об  убийстве  журналиста  в  гостинице  "Золотой
колос", его информационные мальчики представляют собой  группу  быстрого
реагирования, этакий спецназ от журналистики.
   - Как зовут вашего друга?
   - Я говорила... Егор. Егор Самарин.
   Леш поднялся из-за стола, подошел  к  кровати,  присел  на  самый  ее
краешек и осторожно коснулся моей  здоровой  руки.  От  его  ладони  шло
успокаивающее тепло. Нет, он все-таки хорош, черт возьми!..
   - Ваш друг погиб. Его убили.
   - Там, в гостинице? Гостиница "Золотой колос".
   - Да.
   - Они говорили мне, что убили его... Говорили...
   - Кто - "они"?
   Соберись, Анна, будь точной, сейчас главное - Егор.
   - Егор всегда останавливался у меня, когда  приезжал  в  Москву.  Уже
много лет... А в этот раз он  позвонил  с  вокзала,  попросил,  чтобы  я
подъехала к гостинице к девяти утра. Он встретит меня в  вестибюле...  У
меня служба, я сказала, что у меня служба, я  не  могу  приехать,  давай
встретимся вечером. Он сказал, что вечером уже должен быть в поезде, что
у него  небольшое  дело  в  Москве.  Я  даже  посмеялась:  откуда  такие
конспиративные настроения. Если нужно,  я  могу  отпроситься  со  второй
половины дня. Но он настаивал на встрече... Нужно знать Егора.  Если  он
настаивает, значит, произошло что-то действительно важное...
   - И вы поехали?
   - Конечно. Я даже на работу позвонить не успела.
   - Он встретил вас?
   - Да. Я даже сначала не узнала его. Я никогда не видела Егора  таким.
Он вел  себя  довольно  развязно,  такой  себе  подгулявший  провинциал,
который ошалел от мегаполиса. На глазах у всего холла бесцеремонно  стал
целовать меня... Мы дружим много лет, я очень дорожу нашими отношениями.
Дорожила... Но никогда у нас не  было  и  намека  на  адюльтер.  Никаких
поползновений. Я ничего не понимала. Он  ткнулся  губами  мне  в  ухо  и
сказал: "Воспринимай все естественно, я потом тебе  объясню".  В  общем,
этот трагифарс продолжался несколько минут. Шлюшка и простак,  только  и
всего. Со стороны,  должно  быть,  это  выглядело  как  встреча  дешевых
любовников на час. Сейчас я это понимаю. Он даже позволил себе  ущипнуть
меня за задницу, - представляю, каких усилий это стоило  интеллигентному
Егору... И администратору ляпнул что-то вроде: "Эта  девочка  со  мной".
Хотя никто не просил его...
   Лещ поощрительно молчал. Я тоже замолчала, закрыла глаза и  приложила
руку к голове.
   - Отдохните. Не стоит продолжать, - я видела, каких трудов стоит Лещу
сказать это: он хотел знать все подробности немедленно.
   - Нет-нет, все в порядке. В лифте он попросил у меня прощения.
   - За сцену в вестибюле?
   - Нет. За нее, должно быть, тоже. Но не это главное.  Егор  удручающе
интеллигентен, - я судорожно вздохнула и снова поправила себя:
   - Был... Был. Не могу поверить в это... Он сказал, что не имел права,
не должен был втягивать меня в это дерьмо. Он так  и  сказал  -  "в  это
дерьмо". Но другого выхода у него нет. Человек, к которому он ехал и  на
встречу с которым надеялся... Его не было в Москве. Егор сказал, что  он
пробил все телефоны. А этот человек нужен ему немедленно.
   Леща действительно не было в Москве вчерашним утром, он  вернулся  из
короткой служебной командировки в Канаду только во второй половине  дня,
- здесь моя позиция была безупречна.
   - Похоже, этим человеком были вы.
   - Похоже.
   - В номере мы просидели час. Он даже толком и не разговаривал. Он  не
слышал меня. Еще бы, какие новости могут  быть  у  секретарши  маленькой
турфирмы.
   - Вы работаете в турфирме? - ненавязчиво спросил тертый калач Лещ.
   - Да. В "Круазетт". Лещ улыбнулся.
   - Да, я  вас  понимаю.  Чем  более  убогим  выглядит  заведение,  тем
претенциознее у него название. Я ненавижу  свою  работу,  но  это  кусок
хлеба. Егор всегда подшучивал надо  мной:  "С  твоей  головой,  с  твоим
характером работать в подобном месте - это просто извращение".  Он  даже
называл меня иногда: "Извращенка с набережной  Круазетт".  Егор...  -  я
снова отыграла смятение и боль.
   - Успокойтесь. Я все понимаю.
   - Нет, - я попыталась взглянуть на него больным глазом, резко открыла
его, только для того, чтобы из глаз брызнули  слезы.  -  Егор  был  моим
близким другом. Самым близким, хотя мы виделись с ним иногда только  раз
в год. Я и представить не могла, что этот  его  вчерашний  приезд  будет
последним.
   - Вы давно знакомы? Начинается!
   - Наверное, лет восемь. Мы познакомились на Медео. Потом были горы  -
Казахстан, Приэльбрусье, -  маленькая  группа  альпинистов-любителей,  у
каждого гильзы с именем и адресом, как у солдат, ракетница на  группу  с
зарядами для попавших в беду и погибших.  Большая  игра  в  добровольную
жизнь и  добровольную  смерть.  Девятнадцатилетнюю  девчонку  это  может
свести с ума. Егор спас меня во время лавины.  Он  согревал  меня  своим
телом двое суток. Вы можете представить себе?..
   - Да, - тихо сказал Лещ, хотя альпинизм никогда не входил в круг  его
душевных предпочтений, - да. Я могу себе представить.
   - И когда я увидела его в гостиничном номере...  У  меня  было  такое
чувство, что сейчас именно  я  должна...  Обязана  согревать  его  своим
телом... Вытаскивать из лавины. Столько  времени,  сколько  понадобится.
Егор сказал, что собрал совершенно сенсационные  материалы  по  какой-то
крупной афере с техникой, в подробности он  не  вдавался.  Что  замешана
Москва, кто-то из политической верхушки. Что этими  документами,  вполне
возможно, он подписал себе смертный приговор.
   Конечно, такие  люди  не  могли  не  импонировать  Лещу,  ему  всегда
нравились смертники, он от них с ума сходил.  Я  открыто  посмотрела  на
Леща:
   - Скажите только, они действительно стоят того, что из-за  них  погиб
человек?
   После недолгой паузы Лещ тихо сказал:
   - Да. Они этого стоят.
   Еще бы не стоили, милый Михаил Юрьевич, романтическая душа, почти что
Лермонтов, за такой компромат любой уважающий  себя  журналист  полжизни
отдаст, и ни одной строки не правды, и судьба  зарвавшегося  московского
монстра может быть решена в несколько дней!
   - Они этого стоят, - еще раз произнес Леш.
   - Егор сказал то же самое.  Он  ничего  не  боялся,  -  прости  меня,
маленький человек, хотя бы после смерти ты побыл героем, - он не боялся.
Он очень хотел, чтобы эти документы попали к вам.  Он  говорил,  что  вы
единственная не продажная компания в этой стране.
   - А вы как думаете?
   - Никак. Я не смотрю телевизор. Но это неважно. Я не поверила  в  его
слова о смертном приговоре... Наверное, потому, что не смотрю телевизор.
Егор сказал, что убивают и за  гораздо  меньший  компромат.  И  что  ему
важно, чтобы эти документы попали к вам. Что за ним  от  самого  вокзала
следили, хотя он и приписал это  разыгравшемуся  воображению,  но  стоит
подстраховаться. Ему сказали, что вы будете в Москве ближе к  вечеру.  И
он решил отдать  бумаги  мне.  И  если  что-нибудь  случится,  я  должна
передать их вам. Если не дождусь его у ресторана "Прага" в три часа дня.
Я сказала, что останусь с ним, что мы можем отправиться туда, где  много
людей, что ничего не случится. Он не слушал.
   Я замолчала.
   - Если вам тяжело говорить, можете не продолжать.
   - Нет-нет, все в порядке. Егор сказал, что документы  важнее.  И  что
пока они не переданы вам, его жизнь и жизнь людей, которые ему помогали,
в опасности. И моя тоже, если я сейчас возьму их. Он сказал:  ты  можешь
отказаться, я пойму.
   - Вы не отказались.
   - Я не отказалась. Мне плевать на то,  что  там  написано,  наверняка
ничего  нового,  еще  одна  грязь,  которая   и   так   всем   известна.
Коррумпированные чиновники, которые гребут миллиарды, - кого сейчас этим
удивишь? Одним выведенным на чистую воду подлецом больше, одним  меньше,
какая разница? Но  меня  попросил  об  этом  близкий  человек,  которому
угрожает смерть, разве я могла отказаться, если бы это хоть как-то могло
помочь ему?
   Что-то новое появилось во взгляде Леща, что-то похожее на  сдержанное
уважение. Иначе и быть не должно, работа на телевидении приучила  его  к
ненавязчивому пафосу изложения, красивые жесты всегда трогают его; люди,
подобные Михаилу Меньших, с готовностью оперируют  понятиями  "жизнь"  и
"смерть", это именно  их  образ  жизни.  Сейчас  нужно  чуть-чуть  сбить
планку, чтобы совсем не уйти в героизм.  Героизма  за  время,  прошедшее
после Приэльбрусья, у секретарши явно поубавилось, она  все-таки  слабая
женщина.
   В глазах моих стояли слезы. Они  аккуратно  скатывались  по  щекам  к
подбородку. Как бы извиняясь за них, я тихо сказала:
   - Вы обещали кофе.
   - Да. Простите. Я сейчас.
   Я видела, как он  заваривает  кофе,  полускрытый  стойкой  из  белого
дерева. Интересно,  кто  же  убирает  такую  прорву  квадратных  метров,
подумала я, все выглядит относительно чистым и ухоженным.
   ...Когда он вернулся к кровати, я пыталась встать.
   - Лежите, лежите, вам нельзя вставать. Голова кружится?
   - Есть немного.
   - Похоже, у вас сотрясение.
   Сотрясение - не то слово, Игнат  постарался  на  славу,  который  раз
помянула я инструктора.
   Лещ  снова  уложил  меня  в  постель  и  заботливо  накрыл   одеялом.
Устроившись на подушках и удобно уложив  раненую  руку,  я  взяла  чашку
кофе. Сделав несколько глотков, отставила ее и похвалила Леща:
   - Вы прекрасно завариваете кофе.
   - Я все делаю  прекрасно,  -  в  этой  фразе  не  было  и  намека  на
кокетство, только констатация. - А сейчас отдыхайте.
   Очень мило с его  стороны,  тем  более  сейчас,  когда  мое  сознание
плывет, покачивается, как лодка на волнах. А для того, чтобы  обработать
Леща, мне нужна ясная голова.
   Лещ еще не отошел от моей постели, когда раздался настойчивый  звонок
в дверь. Я вздрогнула.
   - Не волнуйтесь. Это Эдик. Врач.
   Эдик  оказался  несерьезным  молодым  человеком,  больше  похожим  на
бас-гитариста какой-нибудь продвинутой группы,  чем  на  врача:  длинный
неухоженный хайр (привет Анне  от  старых  системных  хиппи),  такая  же
неухоженная джинса, дешевые серьги в ушах, дешевые перстни на пальцах.
   - Врач? - с сомнением произнесла я.
   - Не обращайте внимания на внешность, - успокоил меня Лещ.  -  Лучший
хирург Москвы.
   - Именно, именно, - весело подтвердил лучший хирург. -  Меня  даже  в
Кремлевку звали, отказался, идиот. Ненавижу властей предержащих. Так  бы
и резал их скальпелем, невзирая на клятву Гиппократа. - Эдик прижал руки
к груди:
   - Пардон, пардон, ты не в счет, Лещарик! Тебя бы пришил мирно, ты  бы
у меня из наркоза не вышел. Самая милая смерть.
   - И на том спасибо.
   Эдик долго мыл  руки  -  гораздо  дольше,  чем  осматривал  рану.  Он
аккуратно снял бинты, наложенные с вечера Лещом, мимоходом похвалив  его
за профессиональную перевязку, и углубился в изучение ранения.
   - Что, в спину стреляли?
   - Получилось, что в плечо, - мягко поправила я Эдика; хороша была  бы
я сейчас, если бы Костя выстрелил как-то иначе!
   - Ненавижу оружие. Ненавижу всех этих наемничков! Так бы и  резал  их
скальпелем, невзирая на клятву Гиппократа. Но, в общем,  будем  считать,
что вам крупно повезло, девушка. Пуля навылет,  кость  не  задета,  мясо
заживет, будет лучше прежнего... Выше, ниже,  вправо,  влево,  -  вы  бы
здесь не лежали и не смотрели бы на меня такими прекрасными глазами.
   - Таким прекрасным глазом, - я улыбнулась. - Один,  к  сожалению,  не
видит.
   - Ну, это временное явление.
   - Когда ты только пострижешься, Эдинька, как тебя  только  начальство
терпит и пациенты не боятся? - не к месту спросил Лещ.
   - Меня все  обожают,  Лещарик,  ты  же  знаешь.  А  волосы  стричь  -
последнее дело. Вдруг не вырастут?
   - Волосы не зубы, вырастут, можешь не беспокоиться. Что с Анной?
   - Будем считать, что легко  отделалась,  -  сказал  Эдик,  заканчивая
осмотр и задав мне несколько вопросов о  самочувствии.  -  Значит,  так,
Лещарик. Сотрясение того, что есть в этой прекрасной  головке.  Пока  ее
трогать нельзя. Пусть полежит у  тебя  дня  четыре,  я  попозже  заскочу
осмотрю. Сейчас сделаю пару укольчиков общеукрепляющего  свойства,  -  и
постельный режим. Дальше будем думать.
   - Дальше буду думать я сама, - проявила  самостоятельность  маленькая
секретарша.
   - Ладно-ладно, за всех у  нас  тут  думает  Лещарик.  За  всю  страну
думает. Правда, Лещ?
   - Заткнись, - беззлобно сказал Лещ.
   - Тогда затыкаюсь и уношу ноги. - Он обратился ко мне:
   - Боюсь его, чертягу, до умопомрачения. Он даже на операционном столе
руководит...
   Эдик,  Эдик,  -  теперь  я  вспомнила,  откуда  знаю  это  имя:  Эдик
Перевозчиков, хирург, который спас Леща после первого  покушения,  когда
Лещ получил тяжелое ранение в живот.
   Эдик сделал мне укол, оставил несколько ампул  Лещу,  дал  ничего  не
значащие медицинские указания и исчез. Мы с Лещом снова остались вдвоем.
   Дня четыре - это даже больше, чем я  рассчитывала.  Врач  Эдик,  друг
Леща, стал моим союзником.
   После его молниеносного визита  с  нелепыми  репликами,  похожими  на
беззлобный  стеб,  было  очень  трудно  возвращаться  к  убитому   Егору
Самарину, даже Лещ чувствовал это. Кто-то из нас должен  преодолеть  эту
внезапно возникшую паузу.
   - Забавный человек, - сказала наконец я. - Он даже  похож  на  Егора.
Неуловимыми вещами, может быть, манерой  держаться...  Егор  тоже  любит
такие шуточки. Любил. Любил, любил, любил...
   -  Успокойтесь,  не  нужно,  -  Лещ  не  умел  утешать.  Колоссальная
ответственность, которая лежала на нем, не дала развиться этому чувству.
   - Все в порядке. Который час?
   - Семь. Семь утра.
   - Похоже, вы не спали всю ночь, - запоздало сказала я.
   - Я привык.
   - Я никогда не думала, что окажусь в такой ситуации... Егор отдал мне
эти бумаги и просто вытолкал из номера. Мы  договорились  встретиться  в
три у "Праги"...
   - Да. Вы говорили.
   - Я поехала домой. Позвонила на работу, сказала, что не выйду,  взяла
день...  Такое  допускается.  Дома  с  такой  миной  на   руках   сидеть
невозможно. Хорошо, что соседка оставила мне ключи, они с мужем уехали в
Эмираты на месяц. Я кормлю  их  кошку,  у  них  роскошный  перс,  полная
флегма... Сначала я решила оставить эти бумаги там, от греха подальше.
   - В вас пропал великий конспиратор, - улыбнулся одними глазами Лещ.
   - Если бы... Я решила поехать в центр, за  несколько  часов.  Я  ведь
отчаянная трусиха, - сказала я, хотя весь мой вид  и  все  мои  поступки
говорили об обратном. Лещ должен это оценить. - Я уже  закрывала  дверь,
когда появились они...
   Я снова прикрыла глаза и надолго замолчала. Лещ не торопил меня.
   - Их было трое. Сначала - трое. Потом двое ушли. После того...  После
того, как они били меня. Все втроем. Рука Леща нашла мою здоровую руку и
крепко сжала ее.
   - Они спрашивали о Егоре. Отпираться было  бесполезно,  скорее  всего
они следили за мной от самой гостиницы. Я сказала, что знаю его, что  он
мой  провинциальный  любовник,  что  мы  редко  видимся   и   только   с
определенными целями. Я говорила только это. Большего они не добились.
   -  Вы  отчаянная  женщина,  -  задумчиво  произнес  Лещ.  -  Вы  ведь
действительно ни при чем, вы могли отдать им бумаги.
   - Нет, - твердо сказала я. - Я ненавижу этих типов.  Я  ненавижу  эту
тупую силу. Вы должны понять...  Дело  было  уже  не  в  Егоре.  В  моем
собственном счете... Я очень быстро открываю счета. Я ненавижу  насилие.
Насилием из меня невозможно ничего выбить. И потом, неужели вы  думаете,
что они оставили бы меня в живых, даже если бы я отдала им бумаги? Вы же
знаете, сколько стоит любая информация.
   - А вы?
   - Предполагаю, - аккуратнее, Анна, дьявол - в деталях. Тебя не должно
заносить, ты не должна знать больше, чем знает секретарша турфирмы. - Вы
же сами сказали, что эти материалы стоят смерти любого человека. Егор не
стал бы вызывать меня, если бы  это  не  было  серьезно.  Он  -  человек
фантастической ответственности за близких.
   Здесь  я  попала  в  точку:  мифический  характер   Егора   Самарина,
сочиненный  мной  и  Костиком,  тесно  смыкался  с  реальным  характером
Меньших.
   - У него было несколько знакомых журналистов, здесь, в Москве, но  он
никому  не  доверял.  Он  считает  этот  город  самым  продажным.  Самым
продажным в стране, - с вызовом сказала я.
   - Он где-то прав, - Москва так и не сделалась для  Леща  родиной,  он
по-прежнему  в  глубине  души  оставался   туберкулезным   новосибирским
мальчиком.
   - Из разговора этих типов я  поняла,  что  Егора  убили,  но  никаких
документов не нашли. И  мне  они  не  верили.  Когда  они  устали  бить,
привязали меня веревкой к батарее. Кто-то из них просто забыл наручники.
Они ведь всегда пользуются наручниками, правда?.. Двое ушли  и  оставили
меня  с  третьим,  самым  отвратительным  типом:  он  переполовинил  мой
холодильник, а я только получила зарплату и набила его продуктами...  На
меня он почти не  обращал  внимания,  избитая  баба,  в  бессознательном
состоянии, привязанная к батарее, - она не может представлять угрозы.
   - Судя по всему, может, - задумчиво сказал Лещ.
   - Теперь я тоже так думаю. Я ведь старая альпинистка...
   - Не такая уж старая, - это похоже на комплимент, но лучше пропустить
его мимо ушей.
   - Я умею развязывать любые узлы. Вот и вчера я отвязалась, как только
пришла в себя. А это был очень сложный узел, уверяю вас. Они  взяли  мой
старый страховочный трос, который я теперь использую вместо веревки  для
белья. Видите, как низко я свалилась с гор... Этот тип сидел в комнате и
смотрел телевизор. Мой собственный телевизор, который и я-то никогда  не
смотрю. Я хотела уйти, выбраться из квартиры... Но в таком  состоянии...
Вы понимаете... Я что-то задела, кажется стиральную машинку, она стоит в
коридоре. В общем, он услышал шум, он все понял. Он загнал меня в кухню,
он думал, что легко со мной справится. Ну и напоролся. Я успела вытащить
нож, такие итальянские наборы ножей, очень дорогие,  их  дарили  нам  от
фирмы на прошлый Новый год, настоящие разделочные  ножи.  Я  успела  его
достать. Достать и спрятать. И когда этот тип  меня  выволок,  прямо  за
ворот, я ударила его в живот... Несколько раз. Я загнала  нож  по  самую
рукоять, - я снова надолго замолчала, - кажется, я там его  и  оставила.
Но он успел выстрелить в меня, когда я пыталась убежать. Я ведь убежала.
Я оставила его там, на полу, в кухне. Как вы думаете, он мертв? Я  убила
его? Я убила его, мне кажется, что убила. Я убила человека.
   - Они уничтожили вашего друга.
   - Да. Я убила человека.  Я  тогда  не  думала  об  этом...  Я  просто
выскочила из квартиры. Я забрала документы у  соседки.  Больше  всего  я
боялась, что сейчас вернутся  эти  двое...  Я  тогда  слабо  соображала.
Голова как в тумане.
   - Почему вы не позвонили в милицию? Почему я не позвонила в  милицию?
Резонный вопрос, Лещ, я ждала, когда ты его задашь.
   - В милицию? После того, как я убила человека? Я  ведь  его  убила...
Хотя... Я даже сняла трубку. Я хотела позвонить.
   - Это была необходимая самооборона.
   -  Необходимая  самооборона...  Умаешься  доказывать.  Вы  же  знаете
милицию. А может, эти люди и были из милиции, ни один из них не выглядел
как откровенный бандит. Вполне интеллигентные физиономии,  из  тех,  что
всегда уступают место в трамваях беременным женщинам... Но даже  если...
Что бы я им рассказала? О журналисте, привезшем  бумаги,  из-за  которых
его убили? Кому бы я отдала эти бумаги? Егор  сказал,  что  передать  их
можно только вам - из рук в руки...
   "Из рук в руки" - коммерческая газетенка, в которой работал последнее
время Егор Самарин: меняем, продаем запчасти от "ВАЗа", детскую  коляску
в хорошем состоянии, подержанную  стенку,  холодильник...  Как  вся  эта
сочиненная нами история далека от настоящего Егора Самарина и как близок
сейчас ко