с емкости со спиртным и направился  к  выходу
из кают-компании. Сейчас нужно только под любым предлогом задержать Муху
и попытаться переговорить с ним. Я  приклеилась  к  стойке,  плеснула  в
стакан коньяку из открытой бутылки и позвала Муху, который тоже собрался
уходить вслед за стюардом.
   - Мухамеджан! Можно вас на минутку?
   Муха привычно осклабился, подошел к стойке, легко вспрыгнул на нее  и
уставился на сильно подвыпившую женщину:
   - Ну?
   - Хочу выпить с вами на брудершафт.
   - О! Это сопряжено с некоторыми трудностями.
   - Неужели?
   - Дело в том, что я не целуюсь с женщинами старше пятнадцати и моложе
шестидесяти. Это противно моему естеству.
   - Встречный вариант: на брудершафт, но без поцелуев.
   - Идет.
   - Что вы предпочитаете? Коньяк или вино?
   - Один черт.
   Мы сошлись на коньяке, чокнулись и выпили.
   - Зови меня Мухой. Впрочем, меня и так все уже давно зовут Мухой.
   - Как тебе корабельные мужички? - спросила я самым невинным  голосом,
на который только была способна.
   - Богатый выбор. - Муха цинично прищелкнул пальцами. - Просто цветник
у штаб-квартиры НАТО. А ты уже на кого-нибудь положила глаз?
   - Пока присматриваюсь. - Я застенчиво улыбнулась и сделала  еще  один
крупный глоток коньяка - А что ты посоветуешь?
   - Ну, не знаю... В  зависимости  от  того,  какой  тип  мужчины  тебе
нравится.
   - А тебе?
   - Тебя это интересует?
   - Просто хочу, чтобы мы играли на разных полях.  Не  перебегали  друг
другу дорогу.
   Муха  снисходительно  посмотрел  на  меня:  подвыпившая  девушка  под
тридцать; наверное, ее можно назвать симпатичной, даже  хорошенькой  при
определенном освещении; никакой  косметики,  никакого  намека  на  духи,
слишком много седины в волосах. Джинсы, бесформенный свитер,  скрывающий
все, что можно скрыть...
   - Ты думаешь, что мы сможем перебежать друг другу дорогу?
   - Нет, конечно же, нет. Ты вне конкуренции, мой  дорогой.  Но,  может
быть, для меня тоже что-нибудь найдется... Итак, твой тип мужчины.
   - Вообще-то я всеядный. Издержки  азиатского  воспитания,  недостаток
витаминов, бедный кишлачок возле Пахтаабада в  Сырдарьинской  области...
Тебе о чем-нибудь говорят эти романтические названия?
   - Совершенно ни о чем. Но для уроженца... Как ты сказал?
   - Пахтаабада, - терпеливо повторил Муха.
   - Для уроженца Пахтаабада ты неплохо говоришь по-русски.
   - Это мамочка. Моя мама русская, совершенно безумная женщина, бросила
родителей-профессоров в  Нижнем  Новгороде  и  поехала  за  папахеном  в
Узбекистан. У меня отличный папахен, почти  бай,  то  есть  председатель
исполкома нашего кишлачка. Средневековый узбекский деспот, ничего общего
с Абу-Рейха-ном Бируни. Так  что  маме  пришлось  обучать  меня  мировой
культуре, трясясь от страха за тандыром. Я же говорю, безумная  женщина.
И я тоже безумный.
   - У нас вообще корабль безумцев, - поддержала Муху я.
   А он не так уж глуп, этот  молоденький  узбек-полукровка.  Во  всяком
случае, не так глуп и поверхностен, как это может показаться  на  первый
взгляд. Я посмотрела на Муху с  симпатией.  Он  сейчас  же  уловил  это:
типично женская черта.
   - Не вздумай сказать, что тебе нравлюсь я.
   - Почему? - Я снова пьяненько хихикнула.
   - Потому что... Сама знаешь, почему.  Я  ведь  никогда  и  ничего  не
скрываю.
   -  Именно.  Ты  и  не  скрываешь,  что  ты   нагловатый,   маленький,
хорошенький альфонсик... Я права?
   - Конечно, права, - легко согласился Муха. - Но  и  альфонсики  нужны
для  поддержания  равновесия  в  природе.  Равновесия  и  гармонии.  Без
альфонсиков скучно, как без бабочек семейства птицекрылов.
   - Ого! Ты даже такие тонкости знаешь?
   - Еще бы! Я ведь полгода отучился на биологическом.
   - А почему только полгода?
   - Потому что соблазнил сына  ректора,  и  меня  выперли  из  универа.
Теперь вот подрабатываю в компьютерной фирме у патрона.  -  Муха  лукаво
посмотрел на меня. - Только предупреждаю, он  сразу  отпадает.  Это  моя
священная корова, учти.
   - И он позволяет тебе бегать на сторону?
   - Скажем так, он смотрит на  это  как  на  невинные  шалости.  Сквозь
пальцы.
   - А как насчет СПИДа?
   - Ни боже мой! Я - сторонник безопасного секса. Это высечено золотыми
буквами у меня на гениталиях.
   - Расскажи мне о нем. - Если уж я ввязалась в это дело, то почему  бы
не получить дополнительную информацию о Борисе Ивановиче?..
   - А что тебя интересует?
   - Только общие сведения.
   - Ты шпионка корпорации ?Майкрософт??
   - А что, похожа?
   - Бог его  знает,  на  кого  ты  похожа...  Ни  на  кого  и  на  всех
одновременно, - судя по всему,  выпитый  коньяк  успешно  развязал  Мухе
язык.  -  Боб...  Пардон,  Борис  Иванович,  -  он  человек  конкретный.
Специальность, знаешь ли, откладывает отпечаток...
   - Я понимаю, электроника, высокие технологии...
   - Вовсе нет. Он по первому образованию историк, специализировался  на
Германии... У него просто оказалась хорошая организаторская жилка...
   Я едва не уронила стакан с остатками  коньяка:  специализировался  на
Германии, только этого не  хватало.  Когда  я  прочла  папку  Митько,  я
подумала именно о Германии. Почему я так все  связала  с  этой  чертовой
Германией, почему я так уперлась в нее? Ведь все может  быть  не  так...
Совпадения, совпадения, целые цепи, целые горные хребты,  целые  Гималаи
совпадений... Они могут свести с ума кого угодно...
   - И как давно вы знакомы... В смысле, как давно вы живете вместе?
   - Подожди, тебя интересуют мужчины или гомосексуалисты?
   - А что, это две большие разницы?
   Муха добродушно засмеялся:
   - Попала, попала! Года три, наверное...
   Года три: я  судорожно  совершала  в  уме  простейшие  математические
действия и никак не могла получить правильный результат... Года три. Три
года. Так, ?года три? или ?три года?? В  конце  концов,  это  совершенно
разные вещи. Убийца перестал убивать три  года  назад.  Или  ?года  три?
назад? Нет, так не пойдет, его отличительной чертой была пунктуальность:
точно обозначенная дата, точно обозначенное время преступления. Три года
назад  цепочка  преступлений  прервалась  и  больше  не  возобновлялась.
Значит,  что-то  (или  кто-то)  примирил  его  с  собой.  Муха  способен
примирить с собой кого угодно. Интересно, сколько лет этому мальчику?
   - Сколько тебе лет, Муха? Или это тоже запретный вопрос?
   - Мне двадцать четыре, - кокетливо сказал Муха.
   - Двадцать четыре?  -  Я  сделала  удивленные  глаза:  впрочем,  даже
наигрывать не пришлось, я действительно была удивлена -  Муха  выглядел,
по крайней мере, лет на пять моложе.
   - Могу и паспорт показать. А что, выгляжу моложе? -  Беспечно-щенячий
вид был гордостью Мухи.
   - Намного моложе.
   - Есть такой грех...
   - Но мне нравятся... м-м... более зрелые мужчины.
   - Мне тоже.
   - С такими, знаешь ли... Можно, я скажу тебе одну маленькую  забавную
штучку?
   - Валяй!
   А теперь соберись, Ева. Все должно быть очень естественным, и ты сама
должна выглядеть естественно,  -  насколько  это  может  позволить  себе
надравшийся коньяка человек.
   - Мой первый мужчина был морячком...
   - Очень романтично. Именно поэтому ты здесь?
   - Нет... Но у него была шикарная татуировка. Она двигалась, когда  мы
занимались любовью... Это страшно меня возбуждало. Я и сейчас от этого с
ума схожу... От всех этих мужских татуировок.
   Муха внимательно посмотрел на меня и рассмеялся:
   - Слушай, тогда я знаю,  кто  тебе  нужен...  Совместишь  приятное  с
полезным... У кого-то я видел татуировочку... Только вот у кого?.. Черт,
и совсем недавно, точно. Я торчал в душе, и... Нет, не вспомнить...
   - Может быть, напряжешься?
   - Вот что, - Муха почесал переносицу. - Раз пошла такая пьянка,  могу
оказать тебе услугу. Мы же все-таки представители слабого пола и  должны
объединяться. Я вспомню у кого. Или в  крайнем  случае.  Слушай,  точно,
поторчу в душе ..
   - Не стоит так воспринимать мои слова, - едва дыша, сказала я.
   - Да нет, в этом нет  никаких  трудностей.  Мне  и  самому  интересно
поглазеть на обнаженные торсы...
   - Ты говорил, что Клио собиралась  петь,  -  перевела  я  разговор  в
другое русло.
   - Да. То есть не  собиралась,  а  уже  поет.  Шикарный  голос,  нужно
сказать...
   - Уже отошла от дневного происшествия?
   - Вполне. Бодра и весела.
   - Тогда, может быть, пойдем? Любопытно взглянуть.
   - Петь она будет для одного человека. Это ясно. Так что, если хочешь.
   Я допила свой коньяк и вдруг  неожиданно  для  себя,  так  же  как  и
Карпик, громко зевнула. И тут только поняла, как сильно  я  надралась  и
как сильно мне хочется спать.
   - Знаешь, я, пожалуй, пойду спать, - сказала я Мухе.  -  Эти  чертовы
тюлени меня утомили.

***

? В коридоре я встретила Макса. Интересно, что он делает на пассажирской палубе, вяло подумала я, ведь экипаж сюда не поднимается... Или я настолько готова, что перепутала этажи? Пардон, палубы...
   - Здравствуйте, Макс, - сказала я заплетающимся языком.  -  Рада  вас
видеть...
   - По-моему, вы  уже  не  в  состоянии  никого  видеть,  -  добродушно
улыбнулся он. - Идемте, я провожу вас до каюты.
   - Сделайте одолжение.
   - Какой у вас номер?
   - Не помню. - Я глупо хихикнула:
   - Я вам так покажу...
   Он подхватил меня под локоть и поволок  по  коридору.  Добравшись  до
каюты, я долго возилась с замком. Я возилась бы еще дольше, если бы Макс
не забрал у меня ключ и не открыл дверь. Доставив груз по назначению, он
еще раз улыбнулся мне и вышел.

   ...Что-то странное происходило со  мной:  веки  налились  свинцом,  а
глаза совершенно беспардонно слипались. Вот они, свежий воздух,  тюленья
кровь и брачные игры на палубе... С ума  сойти...  Муха  мне  поможет...
Поможет найти... Все должно разрешиться в ближайший день, и  за  убийцей
пришлют вертолет.
   Несколько минут я как потерянная бродила по  каюте.  И  только  потом
сообразила, что ищу футболку, в которой обычно спала. Кажется, я  сунула
ее в чемодан... Или мне это только кажется?..  Я  вывалила  на  пол  все
содержимое, нашла футболку, преодолевая сонливость, кое-как надела ее  и
рухнула на койку.
   И только потом поняла.
   Все вещи были на месте. Все.
   Вот только папки, которую я накануне  из  предосторожности  сунула  в
самый низ чемодана...
   Папки старпома Митько в чемодане не было...

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ОХОТА

   - Ева! Ева! Ну проснись же, Ева! - Голос шел издалека, он  как  будто
пробивался сквозь толщу льдов,  где  сидели  тюлени,  которых  мы  убили
только вчера... Только вчера - или две недели  назад?..  Почему  у  меня
такая тяжелая голова?
   - Ева! Проснись, ну пожалуйста!..
   Это голос Карпика... Но что здесь делает Карпик?
   Я с трудом разлепила веки и увидела перед собой девочку. Увидев,  что
я подаю признаки жизни, она с удвоенной энергией принялась  трясти  меня
за плечи.
   - Просыпайся! Ну!..
   - Прекрати меня трясти... Господи, голова разваливается.
   - Вставай! - требовательно сказала Карпик.
   - Черт возьми, что ты здесь делаешь? И вообще, как ты попала сюда?  Я
же закрыла дверь ... Или нет?
   - Нет.
   - Нельзя было так надираться... Который час, Карпик?
   - Двенадцать.
   Я села в кровати и беспомощно уставилась на Карлика:
   - Как - двенадцать? Я что, проспала завтрак?
   - Нет. - Карпик отошла к  умывальнику,  набрала  в  чашку  воды  и  с
видимым удовольствием плеснула ее мне в лицо.
   - Прекрати немедленно. - Я не успела увернуться, но вода помогла  мне
прийти в чувство. - Черт знает что, никогда в жизни так погано  себя  не
чувствовала. Сейчас день или ночь?
   - День. - Карпик  уже  собрала  мои  вещи,  которые  я  в  беспорядке
побросала на пол перед тем, как провалиться в сон. И теперь протянула их
мне.
   - Одевайся.
   Все еще плохо соображая, я  начала  машинально  натягивать  джинсы  и
свитер. И только теперь поняла, что кровать Вадика всю  ночь  оставалась
нетронутой. Интересно, где он ночевал?
   - Ты не видела Вадика? - спросила я.
   - Видела Он в бильярдной, дрыхнет на столе.
   - Черт, черт, черт... Все перепились, что ли?  Как  ты  сюда  попала,
Карпик?
   - Ты уже спрашивала. Я сказала, что дверь была открытой.
   - Проспала завтрак. Вот уж воистину, - не пей вина, Гертруда!
   - Ничего ты не проспала. Не было никакого завтрака.
   - То есть как эго - не было?
   Что-то новенькое в корабельном  расписании  ?Эскалибура?.  Интересно,
куда смотрит капитан с его культом дисциплины?
   - Не было завтрака, и никто ничего не объявлял по радио, -  терпеливо
объяснила мне Карпик.
   - Интересно, куда смотрит капитан?
   - Никуда. Капитана нет.
   - То есть как это - нет?
   - А вот так. Ни капитана, ни команды.
   - Что ты несешь?
   - Скорее приходи в себя, и пойдем. Сейчас сама убедишься.
   Какая-то  мысль   все   время   подспудно   мучила   меня,   какое-то
воспоминание, связанное со вчерашним вечером...
   Папка.
   Ну конечно же, папка с документами старпома. Накануне я  спрятала  ее
на самое дно  чемодана,  надежно  укрыла  вещами.  И  вот  вчера  ее  не
оказалось. По моему  позвоночнику  пробежал  холодок,  но  я  попыталась
успокоить себя, взять себя в руки. В конце концов, это может  выясниться
в любой момент. ?Без паники,  майор  Кардаш!?,  кажется,  так  назывался
тупой венгерский детектив из моего детства.  Карпик  торопила  меня,  и,
наскоро ополоснув лицо, я отправилась следом за ней.
   В коридоре было непривычно тихо. На корабле, даже если  он  стоит  на
якоре,  всегда  присутствует  множество  звуков,   они   отражаются   от
переборок, пола и подволоков, они несутся наперегонки, и в любой  момент
можно ощутить их нетерпеливое дыхание. Сейчас ?Эскалибур?  молчал.  Судя
по всему, Карпик знала, что делает.
   - Идем в рубку, - сказала она.
   Рубка, или  капитанский  мостик,  была  святая  святых  ?Эскалибура?.
Только один раз я поднималась туда вместе со всеми пассажирами,  в  день
отплытия. Тогда  нам  показали  все  основные  службы  корабля,  и  меня
поразило обилие приборов, способных оказать честь какому-нибудь ?Шаттлу?
многоразового использования. В  рубке  постоянно  несли  вахту  рулевые,
механики и кто-нибудь из командного состава.  Заходить  туда  пассажирам
запрещалось. Не сделали исключения даже для  Карпика,  чей  внешний  вид
призван был умилять поросшие шерстью морские сердца.
   - Ну в какую рубку, Карпик? Нас же туда не пустят.
   - А мы и не спросим. Не у кого спрашивать.
   - То есть как это ?не у кого??
   - Я же тебе полчаса уже говорю, что на корабле никого нет.
   - А мы с тобой?
   - Мы - не в счет. На корабле нет команды.
   - А куда же она делась? - глупо спросила я.
   - Откуда же я знаю?
   - Ничего не понимаю.
   Так, вяло препираясь, мы наконец-то добрались до рубки. Карпик прошла
вперед и смело толкнула дверь.
   Рубка действительно была пуста.
   Абсолютно пуста.
   Она была не только пустой, но и мертвой.  Приборы,  которые  работали
всегда, теперь были отключены, экраны  погашены,  а  из  всех  подручных
средств функционировали только внутренний телефон и селекторная связь.
   - Давай, - подтолкнула меня Карпик. - Вызови машинное отделение.
   - Как же я его вызову?
   - А вот, видишь, список телефонов, по  отсекам  и  службам.  Прямо  с
машинного и начинай.
   Голова все еще была тяжелой.  Скорее  поэтому,  машинально  повинуясь
девочке, чем по какой-то другой причине, я щелкнула  тумблером  и  сняла
трубку.
   - Что говорить? - спросила я у Карлика.
   - Скажи, что рубка вызывает центральный пост  управления,  -  сказала
Карпик, раздувая ноздри: видимо, эта ситуация безумно увлекала ее.
   - Рубка вызывает центральный пост управления, - послушно повторила  я
и затем добавила уже от себя:
   - Ответьте рубке!
   Никакого ответа. Ни шороха, ни  звука.  Холодный,  почти  космический
вакуум.
   - Ну? Что я  говорила!  -  Карпик  торжествовала.  -  Еще  что-нибудь
попробуем?
   - Давай! - Виски наконец-то отпустило, и ситуация стала занимать меня
по-настоящему.
   В течение ближайших трех минут мы  попытались  пробить  все  основные
службы корабля, и везде с тем же плачевным результатом. В  конце  концов
отозвалась только буфетная кают-компании.
   - Алло! - раздался на том конце провода чей-то сонный голос  -  Алло!
Говорите, вас не слышно!..
   Я облегченно вздохнула: наваждение кончилось,  и  все  становится  на
свои места.
   - Вот видишь! - подмигнула я Карпику. - А ты говорила, что на корабле
никого нет!
   - Я не говорила, что на корабле никого нет, - уточнила девочка.  -  Я
сказала только, что на корабле нет команды.
   - А кто же тогда со мной говорит? - поймала я Карпика.
   - А ты спроси.
   Я снова дунула в трубку:
   - Кто говорит7
   - Дед Пихто. - Голос в трубке звучал раздраженно,  а  потом  он  стал
глуше, послышался звон стекла: видимо, человек, который разговаривал  со
мной, что-то уронил. - Вот черт, надо же... Как башка гудит.
   Господи, как я его понимала!..
   - Ответьте рубке, - уже строже повторила я.
   - Чего орать-то! - Кокетливый голос с преобладающими в  нем  высокими
нотами и округлыми окончаниями показался мне знакомым.
   - Муха, это ты?!
   - Ну! А кто со мной говорит?
   - Это я, Ева...
   - Ева? Вот здорово! Играем в испорченный телефон, что ли? Ты где?
   - На капитанском мостике.
   - А что ты там делаешь? Нашла мужчину своей мечты?..
   - Муха, ты гам один?
   -  Я  не  бываю  один,  это  во-первых...  Во-вторых,  ищу,  чем   бы
опохмелиться. Здесь разгром, как после войны в Персидском  заливе,  куда
только экипаж смотрит? И жратвы никакой, а уже, между прочим, двенадцать
часов, если верить моим ?Картье?.
   - Экипажа больше нет. - сообщила  я  Мухе,  удивляясь  попутно  своей
невесть откуда взявшейся истерической веселости.
   - Как это - нет? А где он?
   - Не знаю... Мы здесь вдвоем с Карликом... Мы прозвонили все  службы,
нигде никого нет... Мы к тe6e спускаемся... Отбой.
   Я повесила трубку.
   - Ну, что? - нетерпеливо спросила у меня Карпик.
   - Во всяком случае, на корабле, кроме нас, есть еще Муха.
   Передо  мной,  за  стеклом  рубки,  лежало  море,  покрытое   льдами,
сверкающими на  солнце.  Ни  единого  следа  человеческого  присутствия,
никакой суеты, только величие и покой. Вчера льды  казались  всего  лишь
деталью пейзажа, рекламной экзотикой, необходимым дополнением к  стакану
коньяка, не больше. Теперь  они  доминировали  во  всем.  Казалось,  что
?Эскалибур?, покинутый экипажем, уткнулся в берег вечности.  Остановился
у начата времен. Или у их конца.
   Карпик возилась возле приборов, которые не подавали никаких признаков
жизни. Пропал экипаж, ни одна из многочисленных систем не работает.
   Что же все-таки происходит, в конце концов?!
   - Ну что, пойдем? - спросила я у Карлика. Дольше оставаться  в  рубке
не  имело  никакого  смысла.  Может  быть,  потом,  когда  хоть   что-то
выяснится...
   Карпик пристально посмотрела на меня и рассмеялась:
   - Ты похожа на енота, Ева!
   - Ну да, на енота, только наоборот. У него черные круги вокруг  глаз,
а у тебя белые.
   - Ничего не понимаю, о чем ты говоришь?
   -  Сейчас  я  что-нибудь  найду...  Какое-нибудь  зеркальце,   и   ты
посмотришь.
   Почему Карпику пришла в голову мысль искать такую невинную вещь,  как
зеркальце, в рубке, я никак не могла понять. И почему мое  лицо  вызвало
смех? Может быть, это всего лишь нервная  реакция  на  происходящее?  Но
почему тогда я сама не ощущаю  никакого  беспокойства,  никакой  паники?
Разве что легкое покалывание в висках.
   Никакого зеркальца Карпик не нашла, зато на свет божий  был  извлечен
вахтенный журнал. Последняя  запись  датировалась  полуночью,  когда  на
вахту заступили второй помощник Суздалев и рулевой матрос Хейно.  Ничего
особенного в записях не было: вахту  сдали  -  вахту  приняли.  Никакого
намека на происшедшее. Я вспомнила, что именно в рубке нахо