ющая женщина могла попасться в ловушку безумия?
   В комнату заглянул техник Садыков и, увидев Леночку, по-свойски подмигнул
ей и просемафорил тупым заросшим подбородком: ?Заболталась, старуха, пора  и
ноги позадирать слегонца?.
   - Жарко здесь у вас, - сказала Леночка  и  тотчас  же  скинула  дубленку,
оставшись в облегающем черном платье.
   - Да вроде не очень.
   - Где здесь у вас туалет?
   - Направо по коридору.
   Направо по коридору. Но ты пойдешь в другую сторону,  где  тебя  встретит
техник Садыков, только для того, чтобы тупо отодрать в пустой  детской,  где
через месяц-другой поставят кроватки для двухлетних девочек-близнецов, дочек
нефтяного магната. И забьют углы мягкими игрушками... Ты  будешь  заниматься
этим и  каждую  минуту,  каждую  секунду  знать,  что  совсем  рядом  совсем
равнодушный к тебе Братны снимает совсем ненужное тебе кино. А  мы  с  тобой
неплохо поговорили, ты ждала от меня каких-то  слов,  которые  я  так  и  не
сказала...
   Мне стало так тошно, что я взяла бутылку  ?Баккарди?  и  сделала  крупный
глоток. И  только  потом,  повернув  голову,  увидела  в  раскрытой  сумочке
Ганькевич краешек фотографии.
   Еще не достав ее, я знала, что это за фотография.
   И все-таки заставила себя вытащить фотографию из сумки.
   Марго.
   Я знала эти фотографии из серии ?Актеры  Советского  кино?.  Их  собирала
маленькая девочка в маленьком южном городе. Ей очень хотелось, чтобы  у  нее
были волосы артистки Анастасии Вертинской и  чтобы  артистка  Светлана  Тома
вышла замуж за актера Олега Видова. Она даже поместила их  вместе  на  одной
странице альбома.
   А вот фотографии Марго она так и не купила...
   - Роешься в чужих сумках? - услышала я голос Леночки и вздрогнула.
   - Иногда. Откуда у тебя эта фотография?
   - Из альбома. Я в детстве собирала актеров. А ты?
   - Зачем ты ее принесла? - Я сбилась на тон следователя  по  особо  важным
делам и тут же пожалела об этом.
   - А тебе какое дело? - тут же ощерилась  Леночка.  -  Хочу  взять  у  нее
автограф.
   - Верится с трудом.
   - У тебя есть свои предположения?
   - Кое-какие.
   Мы стояли друг против друга.
   - Какие же, интересно?
   - Не стоит этого делать.
   - Чего - этого? - с вызовом спросила Леночка.
   - Ты знаешь. - Я боялась произнести вслух то, что уже давно  сказала  про
себя.
   - Не знаю.
   - Знаешь. Он все равно снимет свое кино.
   - Посмотрим. - Леночка олицетворяла ледяное спокойствие.
   - Зачем ты принесла фотографию?
   - Я же сказала тебе. Хочу взять у нее автограф. Она шикарная сука, никуда
от этого не деться. Возьму автограф и успокоюсь на этом.
   - Неужели успокоишься? - иронически спросила я.
   - Я уже успокоилась. То, что я говорила тебе тогда, -  это  просто  ложь.
Сентиментальное вранье.
   В комнату снова заглянул Садыков. Теперь его заросший подбородок выглядел
еще более тупым, а глаза нездорово блестели. Должно быть, снова дернул косяк
у Вована Трапезникова.
   - Ленуся, прелесть моя! Мы тебя с  Темкой  ждем-ждем,  уже  и  наклычники
приготовили, а она здесь  прохлаждается.  Трубы  зовут.  Иерихонские,  между
прочим. И хорошо надраенные.
   - Уже иду. Пока, Ева. Рада была тебя увидеть.
   Леночка демонстративно вытащила у  меня  из  рук  фотографию,  подхватила
дубленку, сумку и ?Баккарди? и вышла.
   Я осталась стоять посреди комнаты -  карманная  воровка,  потрошительница
сумок, кладбище версий, отстойник чужих грехов.
   Она не убивала. Она не может убить. Она слишком  бесстыдна,  чтобы  убить
именно так, твердила я  себе.  Для  тихого  убийства  без  крови  необходимо
определенное целомудрие...
   Она не убивала. Нет. Она не убивала и не убьет.
   Нет, нет, нет...
   - Ты чего  орешь?  -  спросил  меня  просунувший  голову  в  дверь  Вован
Трапезников. - Готовишься к первой брачной ночи?
   - Хочешь ее со мной разделить? Заходи, поорем вместе.
   - Тебя Братны ищет. Нужно на студию сгонять зачем-то. Подойди,  а  то  он
уже в эпилептическую кому впал...
   - Да. Сейчас.
   Я вернулась на площадку и тут же получила затрещину от Братны.  Это  было
так неожиданно, что я даже не успела никак среагировать. Удар был несильным,
но обидным.
   - Где ты шляешься?! - спросил меня Братны.
   - Выходила покурить.
   - Сейчас  двинешь  на  студию,  нужно  срочно  набрать  десять  лбов  для
массовки. И смотри  на  рожи:  никаких  изуродованных  развитым  социализмом
пролетарских  ноздрей.  По  типажам  -  что-то  среднее  между   Феллини   и
Альмодоваром. Перепишешь адреса и телефоны. Завтра они должны быть с утра. С
восьми. Поняла?
   - Да. Мне нужно кое-что сказать тебе. Это по поводу Марго.
   - По поводу Марго я все знаю сам.
   - Возможно, ей тоже... Ей нужно быть осторожной.
   - Тоже впала в истерию? При ней телохранитель. Неужели  ты  думаешь,  что
все может повториться? - Братны понизил голос и отвел меня в сторону.
   - Я просто хотела предупредить, - пролепетала я. - Может быть,  стоило..,
стоило вообще подождать.
   - Чего? Пока некто, кто пакостит мне на площадке, впадет в зимнюю спячку?
Или выйдет на заслуженный отдых? Запомни: если я  ввязался,  то  никогда  не
буду менять правил игры.
   - Жаль. Изменить  правила  -  не  значит  изменить  игру.  Ты  ничего  не
потеряешь.
   Я вдруг увидела, как по лицу Братны пробежала тень, -  должно  быть,  это
было зеркальное отражение тени на моем лице, когда через секунду  я  поняла,
что я сказала.
   Я дословно повторила надпись на моей сигаретной пачке.  Надпись,  которую
прислал мне убийца. Теперь я была в этом уверена. Убийца, который так  и  не
справился со своим плохим почерком и отдал предпочтение печатным буквам...
   - Езжай на студию, - Братны уже взял себя в руки, - позвонишь мне оттуда.
   ...Я вернулась на ?Мосфильм? и еще полдня  занималась  массовкой.  Только
после четырех я поднялась в съемочную группу, где меня встретила Светик.
   - Тебе звонили, - томно сказала она, проигнорировав мое приветствие.
   - Кто? Братны?
   - Нет, Братны не  звонил.  Братны  теперь  не  до  звонков.  Там  телефон
записан.
   Оказалось, что звонил Серьга. Боже мой, наконец-то он меня вспомнил!..  Я
уселась в кресло и набрала номер. Серьга снял трубку сразу же.
   - Привет, - сказала я, - еще не развелся?
   - Привет, Ева. А я тут тебе названиваю. - Серьга пропустил мое  замечание
мимо ушей.
   - Ну, что такое?
   - Приглашаю тебя на Рождество.  Двадцать  пятого,  то  есть  послезавтра.
Будет  рождественский  гусь,  а  также  волшебные  свистки  ?Уйди-уйди?.   И
елочка...
   - Ты же язычник. Серьга, - несказанно удивилась я.
   - Вообше-то я разнузданный атеист, ты же знаешь, - скромно  напомнил  мне
Серьга о своих философских воззрениях, - креста на мне нет.
   - Тогда в чем дело?
   - Это Елик.., Елик ведь католичка.
   Час от часу не легче! Безбровая душка Елик, оказывается,  католичка,  как
же я раньше не догадалась, с таким личиком так естественно слушать  мессы  и
думать об умерщвлении плоти по средам и пятницам. А витражные  стекла  могут
отбросить свет на бледные щеки, похожие на жабры лосося... - Вот  как?  Что,
она и костел посещает?
   - Посещает. Меня тоже обещала свозить...  Конечно,  посещает.  Я  слушала
Серьгу и наблюдала, как Светик, совершенно не стесняясь меня, нюхает кокаин,
ритуально вибрируя ноздрями и приложив к одной из них наманикюренный  палец.
Боженька бы этого не одобрил. И  Дева  Мария.  Дева  Мария,  восседающая  на
троне. Дева Мария и единорог. Дева Мария как мать.
   - Так щто? Ты придешь?
   - Куда ж я денусь.
   - Значит, часам к десяти подгребай со  своим  парнем.  Посидим,  все  чин
чинарем... Вообще-то я соскучился страшно...
   - Врешь, Серьга. Но врешь эффектно. Привет пуделечку...
   Я положила трубку и уставилась на Светика.
   - Все в порядке? - спросила  она,  оторвавшись  от  быстро  тающей  горки
белого порошка.
   - В общем, да.
   - Знаешь, Ева, - Светик понизила голос и угрожающе хихикнула, - это  тебе
только кажется.
   - В смысле?
   - В том смысле, что ее убили. Опять.
   Сначала я даже не поняла, что пытается втолковать мне Светик.
   - Кого убили? - похолодела я, уже предчувствуя ответ.
   - Актрисулю погорелого театра.
   Именно это она сказала тогда, когда пришел факс из Праги, именно так  она
представила Марго широкой кинематографической общественности в  лице  шофера
Темы, меня и осветителей. А Келли поинтересовался, что у меня с  руками,  не
так часто встретишь внимательных людей... Я пыталась уйти от  надвигающегося
кошмара, спрятаться в  милых  раковинах  воспоминаний  с  острыми  краями...
Только бы не думать о том, что произошло. Ведь еще несколько часов  назад  я
говорила о Марго с Братны, я предупреждала его.  Ведь  еще  несколько  часов
назад я говорила с Леночкой и даже отхлебнула глоток из ее бутылки...
   "Он никогда не снимет свое кино?, - сказала она.
   Невозможно представить Братны, которому не дают снимать  кино.  Он  будет
снимать кино, чего бы это ему ни стоило. Он будет снимать  кино  или  умрет,
усохнет и умрет, как цветок без воды,  кажется,  так  она  сказала,  Леночка
Ганькевич, сидящая в ванне.
   - Теперь с нами никто не будет работать, -  хихикнув,  напомнила  о  себе
Светик. - Все  будут  только  пальцами  показывать,  вон  идет  режиссер,  у
которого не картина, а филиал городского кладбища. Правда, Ева?
   Правда,  конечно  же,  правда.  А  если  это  правда,  значит,   убийства
приобретают смысл. Значит, появляется мотив. Самый  обстоятельный  мотив  из
всех возможных. Убивают не актрис - убивают самого Братны.

***

   Но сейчас я не думала о Братны. Я думала о  Марго.  Ослепительной  Марго,
культовой Марго, незабытой Марго, Марго, складывающей кольца в пепельницы  и
покупающей машины мальчикам, которые ей нравятся. Я думала о Марго,  которую
всю жизнь любили самые разные мужчины, которую всю жизнь любили самые разные
кинокамеры. Я думала о Марго, которая десятилетиями владела сердцами  и  при
желании могла бы удержать в своем стойле и нефтяного  магната  с  его  двумя
дочками-близнецами,  и  малоизвестного,  но  перспективного  актера   Володю
Чернышева.
   Марго могла быть кем угодно, но только не поводом. Ее  можно  было  убить
самое по себе - из неразделенной любви, из неразделенной ненависти. Но убить
Марго, чтобы просто свести счеты с другим человеком, - это было унизительно.
   От всех этих мыслей у меня заныла голова. Кино, в котором мы все работали
и которое пожирало нас, как Уран пожирает своих детей, все равно  оставалось
игрой, каким бы серьезным ни было. Можно было отснять еще несколько  дублей,
можно было поменять ракурс, можно было по-другому выставить свет  и  сказать
после съемки: ?Всем спасибо? (Анджей почему-то всегда забывал это делать). И
эти убийства в какой-то момент оказались частью игры, их можно было вырезать
при монтаже, а остатки пленки бросить в корзину.
   Марго - совсем другое дело. Я  знала  Марго  задолго  до  того,  как  она
прислала факс из Праги. И только теперь поняла, только теперь  по-настоящему
осознала, что речь идет о самой реальной смерти. Только теперь я поняла, что
убийство становится  убийством  тогда,  когда  оно  не  просто  касается,  а
задевает тебя. В  противном  случае  -  это  всего  лишь  эпизод  из  сводки
криминальных новостей.
   Сегодняшнее убийство Марго задело меня по-настояшему.
   - Расстроилась? Я понимаю, - спокойно  сказала  Светик  и  уставилась  на
несколько крупиц кокаина перед собой. На лице ее явственно проступили  следы
тяжелой внутренней борьбы. - Нюхни, если хочешь. Полегчает.
   - Нет, спасибо.
   - Как знаешь. Я вообще два часа, как собираюсь отсюда слинять. С тех  пор
как узнала. Теперь-то уж точно никаких съемок не будет. Ты как думаешь?
   - Да. Никаких съемок не будет. Это ты точно заметила.
   - Хотела расчетец получить, пока их всех там обложили,  у  Полянского,  а
эта курва войлочная схйляла куда-то, не докричаться...
   Полянский и был тем самым нефтяным магнатом, который  предоставил  Братны
свой  новый  особняк  для  съемок.  Я  вспомнила  охранников,  доберманов  и
видеокамеры по периметру. Идеальные условия  для  проведения  расследования:
камеры  фиксировали  всех   входящих   и   всех   выходящих   из   особняка,
следовательно, зафиксировали и убийцу, кем бы  он  ни  был.  Им  хватит  ума
никого не выпускать с места проведения съемок  -  и  убийца  все  еще  может
находиться там...
   - С утра к ней кто-то из ментов забрел, уж не знаю, зачем.
   - К кому? - Я потеряла нить размышлений Светика.
   - Да к Регине. И все  -  ни  ответа,  ни  привета.  Регина  Мстиславовна,
?войлочная  курва?,  по  меткому  определению  Светика,  -  пятидесятилетняя
бухгалтерша группы, неухоженная, всегда  заспанная  женщина  в  кримпленовой
лоснящейся юбке и войлочных сапогах. Не примечательная ничем,  кроме  умения
множить в  уме  трехзначные  числа  на  четырехзначные.  Говорили,  что  она
последние десять лет работала на Кравчука  и  помогла  поднять  его  империю
общепита. Именно  Кравчук  привел  се  в  группу  и  представил  ?финансовым
гением?. Именно  она  с  сонным  лицом  отражала  натиск  жаждущих  получить
зарплату: ?Деньги еще не  переведены  на  счет,  нужно  подождать?,  ?Вы  же
знаете, наш банк пал жертвой августовского  кризиса,  делаю  все  возможное,
нужно подождать?, ?Закрываю баланс за квартал, нужно подождать?...
   - А какое отношение ко всему имеет Регина? - спросила я.
   - Ну, откуда же я знаю? Меня эта  сучка  интересует  только  в  контексте
бабок, которые я честно заработала.
   - Да, конечно...
   - Из-за этих дур-актрис все разваливается, а как все здорово  начиналось!
Сорвали праздник, именины  сердца...  Уже  за  одно  это  не  мешало  бы  их
грохнуть, сволочей!
   - Твои пожелания уже учтены.
   - Да. Придется теперь подыскивать другую работенку. Не такую непыльную.
   - Ну, групп много, подберешь себе подходящую.
   - Да ты с ума сошла! Кто же меня возьмет? Это ведь  только  душка  Братны
мог взять на телефоны отставную стриптизерку. Я, конечно, особым интеллектом
не изуродована, но кое-что пока соображаю.
   - Да, пожалуй. Я пойду.
   Но уйти - вот так, просто, - из комнаты, которая пропитана духом  Братны,
которая так поразила меня в мой первый приход  сюда?  Я  больше  никогда  не
услышу этот  запах  дорогой  кожи,  призрачных  наркотиков,  крепких  духов,
неизвестно кому принадлежащих; не  увижу  мягкий  ворс  ковров,  гобеленовые
шторы на окнах, вереницу кинематографических  наград.  Теперь  даже  они  не
могут спасти Братны...
   - Так ты уходишь? - нетерпеливо спросила Светик.
   - Да.
   - Ну, удачи тебе. - Голос Светика уже подталкивал меня к выходу.
   Оставаться  на  студии  дольше  не  было  смысла.  Как  не  было   смысла
возвращаться в особняк Полянского. Я была почти уверена, что третье убийство
- это из ряда вон,  это  откровенный  вызов.  Оно  получит  гораздо  больший
резонанс, чем убийство никому не  известной,  давно  забытой  актрисы  Фаины
Францевны Бергман. Марго была величиной, Марго была одной из  небожительниц,
а смерть обитателей Олимпа всегда  вызывает  переполох  на  земле.  Лапицкий
наверняка там. И он не выйдет  оттуда,  пока  не  выжмет  максимум  улик.  Я
прекрасно знала методы работы капитана. Он не будет  гнушаться  ничем,  если
понадобится,  он  применит  к  потенциальным  подозреваемым  третью  степень
устрашения, он вырвет из их  глотки  любые  показания.  И  сделает  это  без
свидетелей. Вернувшись в свою квартирку  в  Ясеневе,  я  сразу  же  включила
телевизор.  Если  убийство  Марго  -  безумная  правда,  о  ней  поторопятся
сообщить.   Сообщить   поторопились:   информация    об    убийстве    Марго
последовательно прошла по всем каналам, я увидела особняк, снятый  с  разных
точек и в разных ракурсах: только это могли сейчас предложить репортеры всем
жаждущим телезрителям. Вовнутрь не допускали никого, так же  как  никого  не
выпускали из особняка. Одному из ушлых корреспондентов (я  сразу  же  узнала
лысину Александра  Островского,  специалиста  по  маньякам)  повезло  больше
других: он сумел снять интервью со следователем,  неосмотрительно  выползшим
на крыльцо подышать сырым декабрьским воздухом. Ничего внятного  следователь
- молодой человек в очках с устрашающими линзами - не сказал.  Но  некоторые
детали все же прояснились: группа все еще находится в особняке, и  выпускать
их оттуда никто не собирается до выяснения обстоятельств дела.  Узнаю  тебя,
Костик Лапицкий, подумала я, наверняка ты применяешь  запрещенные  приемчики
психологического воздействия, рядом с которыми обычная пыточная ?ласточка? и
прочие  прелести  дознания  просто  меркнут.  Насмотревшись   репортажей   и
комментариев к ним до одурения, я села за телефон.  Умиротворенная  кокаином
Светик безропотно выдала мне  номера  съемочной  группы,  которые  я  начала
добросовестно пробивать: должен же откликнуться кто-то, кто расскажет мне  о
происходящем из первых рук. Телефоны одиноких волков  группы  либо  молчали,
либо  бубнили  механическими  голосами  автоответчиков.  Домочадцы  же  всех
остальных испуганно шептали нечто  невразумительное:  они  задерживаются  на
съемках; когда будут - неизвестно, скорее всего заказана еще и ночная смена.
   Ночная смена.
   Я вполне могла представить себе эту ночную смену: беспардонное  дожимание
свидетелей, некорректные очные  ставки,  наглые  провокации:  арсенал  Кости
Лапицкого отличается завидным разнообразием. Я  почти  не  сомневалась,  что
спустя несколько часов половина группы скажет, что это именно она убивала, а
другая половина радостно сообщит, что подавала инструменты убийце... Проведя
бессонную ночь и выслушав в утренних программах все то, что было в вечерних,
я отправилась в особняк Полянского.
   ...Едва приехав туда, я сразу же затерялась в толпе зевак. Многочисленные
поклонники Марго уже успели подсуетиться:  чугунная  ограда  особняка  перед
входом была завалена  цветами,  постоянно  гаснущими  на  декабрьском  ветру
свечами и портретами кинозвезды. Телевизионных групп уже не было, из чего  я
сделала вывод, что особняк пуст и первая стадия  расследования  закончилась.
Из обрывков случайно подслушанных разговоров удалось составить общую картину
сегодняшней ночи и раннего утра: съемочную группу отпустили  только  в  семь
утра, да и то не в полном составе.
   Братны  появился  около  восьми  в  сопровождении  нескольких  человек  в
штатском, посажен в машину и увезен: репортеров к нему так и  не  допустили.
Та же участь, видимо, постигла и Леночку  Ганькевич:  в  многочисленных,  но
отрывочных репликах она проходила под кодовым именем: ?еще какая-то  девушка
в дубленке?, ее тоже вроде повязали, а  это  что,  и  есть  убийца?  Что  вы
говорите! Вообще ходили слухи, что там был какой-то бешеный роман, надо  же,
а такая молоденькая, она вроде жена режиссера? То ли жена, то ли  постоянная
любовница, а он шашни с актрисой завел да еще старше себя, режиссеры  всегда
это делают, пользуются служебным положением, ни на что не смотрят,  сплошной
бардак. ?А она в наручниках была, не  знаете??  -  ?Что  же  вы  кровожадный
такой, мужчина, - обязательно наручники, вы еще скажите - в наморднике и под
дулом пистолета! Просто провели к машине, и все. Жуткая история...  У  этого
режиссера, говорят, на съемках еще  два  убийства  было  или  три...  Причем
убивали только женщин, мужчин не трогали. Как же она заставила себя втравить
в эту историю. Марго? Умная ведь  была  дама  и  актриса  хорошая!  Что  вы,
великая! Я в прошлом году был на ее творческом вечере... Эта девушка ни  при
чем, уверяю вас. А вот Марго, она была женой какого-то бизнесмена,  которого
еще раньше убили. Да не  женой,  а  любовницей...  Да  какая  разница?..  Не
скажите, большая, - жену как захотел, так увидел, а  любовницу  как  увидел,
так захотел, ха-ха... Это шутка такая, один мой приятель сочинил, когда  его
и жена, и любовница бросили. Вы