мне понадобятся
деньги, чтобы снять какой-нибудь угол...
   - Вы позволите вам помочь? - мягко сказал Кравчук и протянул мне  фигурку
из бумаги: это была довольно симпатичная кошка.
   "Вы позволите вам помочь?? Конечно же, позволю, куда я денусь?!.
   - Это было бы очень любезно... , Интересно, как это выглядит со  стороны,
я даже улыбнулась про себя абсурду ситуации:  вчера  этот  человек  приказал
убрать  меня,  и  я  осталась  жива  лишь  благодаря  жертвенности  Митяя...
Интересно, что бы было с нами, если бы Сеня оказался  чуть  менее  ловким?..
Должно быть, мы  попытались  бы  уехать,  затеряться,  исчезнуть  в  близкой
перспективе  какого-нибудь  иного  природного  ландшафта,   чем   не   финал
романтической драмы? Должно быть, я осталась бы с ним, во всяком случае, мне
бы очень хотелось остаться...
   Но ничего этого уже не будет.
   А человек, сидящий рядом со мной,  еще  вчера  приказал  убрать  меня.  А
сегодня мы мило беседуем под аккомпанемент Гайдна. Из симфонического полотна
постепенно  исчезает  звучание  инструментов,  музыканты  задувают  свечи  и
покидают сцену, и скоро останется последняя скрипка...
   Что ж, это выглядит очень символично, как  раз  в  духе  интеллектуальных
убийств, поселившихся на съемочной площадке Братны.
   Интересно только, чья скрипка в конце концов останется последней?..

***

   ...Мой несостоявшийся убийца Кравчук помог мне снять крошечную  квартирку
в Ясеневе.
   Наш разговор в машине на студийной стоянке был  единственным  прорывом  в
отношениях - с тех пор прошло десять дней, в  течение  которых  мы  виделись
лишь мельком, - я снова стала ассистенткой режиссера, одной  из  многих,  не
очень-то заслуживающей внимания. Изредка его взгляд все-таки выдергивал меня
из массовки - иногда он был откровенным, иногда -  завуалированным:  Кравчук
присматривался ко мне. Не исключено, что с течением времени  наши  отношения
будут видоизменяться: я любопытна ему, и чем черт не шутит... Возможно,  мне
даже удастся быть чем-то полезной Лапицкому. Каким бы безнравственным, ничем
не гнушающимся типом ни был Костя, сейчас  я  на  его  стороне...  Если  мне
удастся приблизиться к Кравчуку...
   Впрочем, так далеко я не заглядывала.
   Братны, также как  и  Кравчука,  я  видела  редко.  Он  впал  в  яростную
депрессию и, видимо, именно поэтому сделал группе колоссальные выплаты.  Это
были  фантастические  деньги  для  нищего   ?Мосфильма?.   Каждый,   включая
технический персонал, получил, в зависимости  от  должности,  от  десяти  до
двадцати тысяч.
   Все эти деньги планомерно спускались в студийном кафе,  где  наша  группа
почти в полном составе  заседала  с  утра  до  вечера.  Здесь  мы  составили
конкуренцию целой отаре безработных актеров, сшивающихся в  кафе  в  поисках
ролей для многочисленных милицейских  и  исторических  сериалов.  Иногда  им
фартило, и прямо от стопки водки они отлучались на съемки. Подвыпивший  дядя
Федор шутил по этому поводу: ?Запомни,  Ева,  все  актерские  ансамбли  всех
самых популярных сериалов  в  полном  составе  перекочевывают  на  экран  из
буфетов?.
   Муза сильно преувеличила насчет крыс, да и Кравчук  оказался  прав  -  из
группы почти никто  не  ушел,  за  исключением  слабонервного  режиссера  по
монтажу Тропинина. Тропинин проработал на  студии  много  лет,  помнил,  как
погиб актер Урбанский, и был исключительно суеверным человеком.
   Возможно, такой сплоченности группы  способствовала  неожиданно  и  щедро
выплаченная зарплата, но скорее всего все дело  было  в  Братны.  Никому  не
хотелось вылезать  из  той  атмосферы  веселого  безумия,  которая  окружала
режиссера. Оправившись от первого потрясения, вызванного убийством  Бергман,
все как-то незаметно истерично повеселели. Самой популярной игрой  в  группе
стала игра в поиски убийцы. Но для буфета она оказалась слишком серьезной, и
спустя некоторое время мы перекочевали в  маленькую,  отлично  оборудованную
музыкальную студию композитора Богомила Стоянова,  находящуюся  тут  же,  на
?Мосфильме?. Студия состояла из двух комнат и вполне могла  разместить  всех
желающих.
   С самого начала все выглядело вполне безобидно: до тех пор, пока не  были
утверждены правила. Из них следовало, что убийство не могло  быть  совершено
чужаком, пришлым человеком и что убийцу необходимо искать в самой  съемочной
группе. Каждый из участников этого  следственного  эксперимента  по  очереди
становился обвинителем и обвиняемым,  каждый  искал  мотив,  каждый  пытался
оправдаться. Пока игра  набирала  силу,  доказательства  вины  выглядели  уж
совсем нелепо и вызывали взрывы хохота: так, Вован Трапезников был обвинен в
убийстве старухи только потому, что продавал ей наркотики, а  ушлая  старуха
решила шантажировать его. Серега Волошко был уличен в нелюбви  к  снимаемому
объекту: все знали, что Волошко постоянно склочничал с Братны из-за ракурсов
и крупных планов и деспотичный Братны  заставлял  Серегу  искать  все  новые
комбинации светофильтров. Заочно обвинялись Ирэн, редко посещавшая сходки  в
музыкальной студии Стоянова, и Леночка Ганькевич, не  посещавшая  их  вовсе.
Ирэн инкриминировали утаенные от  следствия  сведения  о  зарубежных  счетах
старухи, которыми  гримерша,  став  близкой  родственницей  покойной,  могла
воспользоваться. С Леночкой Ганькевич оказалось и того проще:  все  знали  о
той любви, которую Леночка испытывала к Братны.  Слепое  убийство  на  почве
слепой ревности - чем не мотив? Руководствуясь тем же мотивом, Бергман могла
пришпилить и Музон.
   Еще проще дело обстояло с  героинщиком  Темой:  он  мог  расправиться  со
старухой  в  приступе  абстинентного   синдрома.   У   группы   осветителей,
возглавляемых Келли, тоже  могли  быть  свои  причины:  как  только  Бергман
появлялась на площадке, сразу же летели все  юпитеры  и  софиты  -  и  самым
удивительным было то, что так и было  в  действительности.  С  тех  пор  как
Братны утвердил Бергман  на  роль  и  она  начала  сниматься,  осветительная
техника выходила из строя регулярно.
   Дядю Федора обвинили  в  женоненавистничестве  и  геронтофобии  -  и  это
несказанно польстило  молодому  хакеру-интеллектуалу.  Актеры  проходили  по
одной и той же статье  обвинения:  Бергман  составляла  им  профессиональную
конкуренцию в работе и во влиянии на недосягаемого Братны.
   Из всей группы стопроцентное алиби  имела  только  я:  меня  не  было  на
площадке в день убийства, это признали все. Посему мне досталась роль  судьи
и по совместительству эксперта. Все это подкреплялось  изрядным  количеством
коньяка, водки, героина и анаши, которыми снабжал всех Вован Трапезников.
   Игра оказалась затягивающей: определив статьи обвинения, все  коллективно
принялись воссоздавать ту атмосферу, которая царила на площадке за несколько
минут до того, как погас свет. А также расположение всех фигур  на  доске  и
всех предметов в пространстве. Ничего хорошего из этого не  получилось:  все
интуитивно хотели находиться подальше от Бергман на венском стуле  в  момент
убийства. Потом пошли  нестыковки  со  временем:  Вован  утверждал,  что  на
распределительный шит он потратил не меньше семи-восьми минут,  в  то  время
как Садыков говорил о двух-трех: ?У тебя, Вован, как  у  всякого  наркомана,
совершенно извращенное представление  о  минутах,  равно  как  и  о  времени
вообще?. Но когда шофер Тема сказал, что он сидел у дверей  павильона  (Тема
действительно любил сидеть именно у дверей, в кресле-качалке,  унесенной  им
из реквизиторского  цеха.  Это  кресло  фигурировало  в  нескольких  фильмах
Михалкова) и за то время, что Вован и Садыков возились со светом,  никто  из
посторонних не входил и не выходил из павильона, все вдруг поняли, что  игра
становится серьезной.
   Муза  попыталась  смягчить  ситуацию,  обвинив  Тему  в   злоупотреблении
тяжелыми наркотиками: ?Как можно доверять показаниям человека, который сидит
на героине?? Все сделали вид, что согласились с ней, хотя и знали, что  Тема
говорит правду.
   Убийство совершил кто-то, кто был на площадке.
   Кто-то из своих.
   Это открытие лишь придало дополнительный стимул игре. Осознание того, что
в группе находится убийца,  что  он  и  сейчас  играет  вместе  со  всеми  в
обвинение и защиту, щекотало нервы и  делало  игру  опасной.  Теперь  никого
больше не устраивали смехотворные мотивы. Повод к убийству может  быть  либо
слишком серьезным, либо чересчур невинным,  и  в  обоих  случаях  его  очень
трудно определить.
   Неизвестно,  кто  первым   выдвинул   версию   о   неполной   психической
адекватности убийцы - кажется, Келли (да, это был  привыкший  к  витиеватому
изложению мыслей осветитель, все другие ограничились бы коротким,  но  емким
словом ?маньяк?). Это послужило толчком к анализу различных фобий вообще,  а
потом плотину прорвало: одуревшие от спиртного и наркотиков киношники  вдруг
начали  анализировать  свои  собственные  комплексы   и   свое   собственное
подсознание: на поверхность вытягивались неизжитые, еще  детские,  страхи  и
иногда постыдные тайны взрослой жизни.  Временами  все  это  напоминало  мне
сеансы психоанализа и выглядело довольно мрачно.
   Первым не выдержал исполнитель главной роли молоденький Володя  Чернышев:
в один из дней он просто не пришел в студию Богомила  и  автоматически  стал
одним из главных обвиняемых. Но дело было не в Чернышеве: меня  не  покидало
смутное чувство, что во всех этих утомительных, полубезумных, многочасовых и
многоходовых построениях проглядывает нечто похожее  на  истину;  как  будто
кто-то подсказывал  мне  правильный  ответ  с  задней  парты,  едва  заметно
артикулируя, вот только расслышать его я не могла.
   В какой-то  момент  все  вдруг  стали  серьезно  подозревать  и  серьезно
ненавидеть друг  друга.  Неизвестно,  как  далеко  бы  это  зашло,  если  бы
появившийся на студии Братны не объявил нам, что  новая  актриса  найдена  и
съемки фильма будут возобновлены.
   ...Братны все-таки удалось отстоять кино.
   Даже с его веселой гипнотической властью  над  людьми  сделать  это  было
непросто. Два происшествия в группе: одно исчезновение и одно убийство - это
был  явный  перебор.  Такого  никто  из  чиновников-старожилов   Госкино   и
припомнить не мог. Братны откровенно намекали на то,  что  у  него  чересчур
много недоброжелателей среди менее удачливых коллег по цеху,  и  особенно  в
Актерской гильдии. Разнузданное  поведение  Братны  на  пробах  не  осталось
безнаказанным: актеры  -  а  среди  них  было  много  популярных  персонажей
светской хроники, -  в  свое  время  так  унизительно  отвергнутые  Анджеем,
подняли шумиху в прессе. Впрочем, на первый взгляд  выглядело  это  довольно
опосредованно  и  вполне  невинно.  Так,  Ким  Сартаков  в  одном  из  своих
многочисленных интервью женским  журналам  заявил,  что  Братны  практически
профнепригоден, деспотичен и неумен и что  его  Золотая  пальмовая  ветвь  -
всего лишь легкое  недоразумение,  результат  сложных  закулисных  интриг  и
очередной поворот причудливой мировой киноконъюнктуры. Кроме того,  Сартаков
позволил себе усомниться в психическом здоровье Братны, и  растиражированный
образ режиссера-безумца пошел гулять по страницам прессы. В конце концов его
стали туманно обвинять в причастности к смерти одной актрисы и  исчезновению
другой: одна из скандальных публикаций о съемках фильма  так  и  называлась:
?Смерть в кино?. Ругать Братны стало хорошим тоном.
   "Мосфильм? стали осаждать журналисты,  жаждущие  взять  интервью.  Братны
откровенно посылал их, тогда писаки взялись за съемочную группу. Но так  же,
как  и  Братны,  группа  стойко  держала  оборону.  Прокололся   лишь   один
незадачливый шофер Тема, которого ушлый репортер бульварного издания  ?День:
скандалы  и  сенсации?  застал  ширяющимся  в  туалете.  Сразу  после  этого
?День...? разразился большой статьей о ?героиновом  оскале  нового  русского
кино?. Статья имела неожиданный резонанс - на  студию  нагрянули  сотрудники
региональной группы по борьбе с наркотиками и попытались произвести  шмон  в
офисе съемочной группы.
   Впрочем, эта история закончилась, так и не начавшись.
   Братны, используя свое магнетическое влияние на людей  как  таран,  успел
обаять всех: от руководителя группы до двух симпатичных овчарок,  специально
натасканных на поиск наркотиков.
   Следствие же по делу об убийстве Бергман продвигалось вяло, пока не зашло
в тупик совсем. Следователи все еще работали  на  студии,  несколько  раз  я
встречала в кафе ?рядового оперативника? Костю Лапицкого, но мы делали  вид,
что незнакомы. Но следовательский  пыл  носил  скорее  формальный  характер.
Никаких улик, кроме совершенно стерильной рукоятки орудия преступления. Само
же орудие было  изготовлено  кустарно,  а  не  фабричным  способом,  поэтому
проследить историю его возникновения не представлялось никакой  возможности.
Свидетельские  показания  были  путаными,  содержали  массу  противоречий  и
нестыковок. Но главным препятствием было отсутствие мотива. Убийство актрисы
не было выгодно никому. Некоторое время циркулировала фантастическая  версия
о  недоброжелателях  Братны,  которые  пытаются  сорвать  ему  съемки  таким
экстравагантным образом. Но недоброжелателей у Братны было через одного,  и,
если следовать логике этой версии, в круг подозреваемых можно  было  вовлечь
весь Союз кинематографистов России.
   Пилюлю подслащивал лишь отборочный комитет Каннского  фестиваля,  который
слал в Госкино факсы с подтверждением заинтересованности  в  участии  фильма
Братны в конкурсном показе.
   Скандал вокруг Братны  приобрел  затяжной  характер,  но  с  новой  силой
вспыхнул тогда, когда из Праги приехала вновь  утвержденная  исполнительница
главной роли - известная в  прошлом  актриса.  Совсем  недавно  ей  пришлось
пережить такую же газетную травлю, и именно поэтому она  уехала  работать  в
Чехию. В одном из серьезных чешских киножурналов она прочла  новый  сценарий
Братны и Новотоцкой. И именно поэтому послала факс  в  Москву.  Ей  хотелось
сыграть эту роль.
   Я знала историю этой актрисы. И я знала ее не  из  газет,  которые  могли
извратить все, что угодно.
   Я  поняла  это,  как  только  актриса  появилась  в  съемочной  группе  и
воспрявший духом, а потому особенно привлекательный Братны представил ее.
   Это была Марго.
   Та  самая  культовая  актриса,  которую  я  уже  видела  когда-то   из-за
полуприкрытой дверцы шкафа в одном из московских особняков. Я была знакома с
молодым актером, любившим ее. Вместе мы  участвовали  в  одной  из  операций
Кости  Лапицкого.  Тогда  ему  не  повезло,  тогда  ему  не  хватило  жалких
нескольких секунд, чтобы спастись, - именно потому,  что  он  слишком  любил
Марго. И был вынужден на ее глазах убить  человека,  которого  полюбила  она
сама.
   Та самая Марго... Ничуть не изменившаяся, с  тем  же  трагическим  сломом
бровей, с теми же тяжелыми  серебряными  перстнями  на  пальцах,  с  той  же
горькой складкой у рта. С теми же  властными  глазами,  с  той  же  седеющей
головой, - ей по-прежнему не приходит в голову закрашивать седину.  Когда  я
увидела ее первый раз, она показалась мне красивой. Теперь  же  я  нашла  ее
ослепительной.
   Та самая Марго.
   В день, когда убили Олега Куликова,  ей  было  сорок  девять.  Сейчас  ей
пятьдесят.
   Слишком молода для роли в  фильме  Братны,  меланхолично  подумала  я,  у
Анджея совсем крыша поехала. Невозможно играть увядание,  невозможно  играть
беспомощное ожидание смерти с таким полным  жизни,  таким  еще  не  прожитым
лицом. Ей ничего не будет стоить заставить  своего  партнера  влюбиться  без
памяти, вместо того чтобы  обворовывать  и  методично  изводить  ее,  -  ау,
Братны, как же твоя концепция?
   Та самая Марго.
   Почему именно она? Почему я все время встречаю людей, которых  уже  знала
когда-то, почему они появляются в моей нынешней жизни и напоминают обо  всех
прошлых жизнях сразу?
   Я пыталась найти ответ и так и не могла его найти. Когда-то давно, еще во
ВГИКе, Иван рассказал мне странную теорию о том, что все  знакомы  со  всеми
через пять человек. То есть - пятый, встреченный  тобой,  обязательно  знает
кое-что о тебе.
   Я тоже знала кое-что о Марго.
   Я знала это от Олега Куликова, молодого актера, который боготворил ее;  я
знала, что она  пережила  трагическую  любовь,  что  она  много  курит,  что
складывает свои серебряные перстни в пепельницы, чтобы их легче было  найти,
- это были его слова, и я хорошо запомнила  их...  Я  даже  могла  бы  нежно
шантажировать Марго этими только ей одной принадлежащими привычками. Я могла
бы многое порассказать ей о самом Олеге, о том, почему он  стал  убийцей,  и
это разрушило бы его образ ревнивого романтика.
   Бойтесь пятых по счету в своей жизни, тупо подумала  я,  вспомнив  сейчас
теорию Ивана. Не исключено, что  они  знают  о  вас  такое,  что  вам  самим
хотелось бы забыть.
   Я - самый идеальный вариант. Даже Лапицкий ничего не  знает  обо  мне  до
конца...
   Зачем Братны пригласил ее на роль? Или он тоже не устоял перед складкой у
губ и седеющими волосами?..
   - Знакомьтесь, это Марго, - представил Братны актрису. Раздались  громкие
хлопки и одобрительное посвистывание. Марго  знали  все  -  она  никогда  не
пребывала в забвении, как Бергман или Александрова,  она  была  еще  слишком
молода, чтобы быть забытой.
   А потом произошла совсем уж удивительная вещь -  все  мужчины  в  группе,
включая  шофера  Тему,  вечно  околачивающегося  в  гуще  творческой  массы,
почтительно поцеловали ей руку. Даже Володя Чернышев смотрел на нее глазами,
которыми он обычно смотрел только на Братны: смесь благоговения, преданности
и внезапно вспыхнувшей всепоглощающей  страсти.  И  даже  всегда  скептичная
гашишница Светик попросила у Марго автограф.
   - Идеальная женщина! - толстым басом прошептал стоящей рядом  Музе  Вован
Трапезников.
   - Угу!  -  мрачно  ответила  Муза,  недолюбливающая  Вована  за  открытую
пропаганду наркотиков и приснопамятный  ?героиновый  лубок?  -  Женщина  XXI
века. Только рост подкачал и голова не квадратная.
   -  Пошлая  ты  баба,  Музон.  -  Зато  пивной  подставкой   я   не   буду
никогда.....Вот и все, завтра съемки возобновятся, уже с  совершенно  другой
актрисой: Братны нельзя отказать в настойчивости, сейчас он пойдет напролом,
он снимет фильм, чего бы этого ему ни стоило.  Сейчас  же  к  его  извечному
фанатизму примешивался еще и азарт. Кто-то или что-то  противостоят  картине
самым  варварским  способом,  каждый  раз  убирая   ведущую   актрису.   Это
противостояние нужно сломить во что бы то ни стало. Возможно,  Братны  хотел
заслониться Марго, как шитом: она  была  слишком  известной,  слишком  яркой
фигурой в  кино.  Интересно,  как  сейчас  будут  выглядеть  взаимоотношения
персонажей? Внесет ли Братны коррективы или заставит  Марго  играть  по  уже
предложенным правилам?
   "ИЗМЕНИТЬ ПРАВИЛА - НЕ ЗНАЧИТ ИЗМЕНИТЬ ИГРУ?.
   Почему этот доморощенный дурацкий афоризм с сигаретной пачки не дает  мне
покоя? И дело даже не в том, кто его написал. Я могу никогда не узнать этого
или узнать слишком поздно. С чем связана ?игра?, что, если она не закончится
с окончанием съемок? Келли прав, убийства  совершал  человек,  подчиняющийся
только своей извращенной логике. Входит ли сам Братны в цепь его  логических
построений? Почему он так  упорно  сводит  счеты  именно  с  Братны?  Почему
убивают только его актрис? Может быть, все дело в сценарии?  Может  быть,  в
нем есть что-то такое, что провоцирует убийцу, толкает его на  бессмысленные
преступления?  Какая-нибудь   случайная   фраза,   произнесенная   героиней?
Какой-нибудь с виду безобидный поворот сюжета? Нужно внимательно  перечитать
сценарий еще раз, почему эта мысль до сих пор не приходила мне в  голову?  Я
даже почувствовала легкое покалывание в пальцах. Мне вдруг показалось, что я
ухватила тоненький конец ниточки, которая