очему?
   - Я сказала Анджею.
   - Об этом забудь. Анджей не в счет. Он  не  имеет  никакого  отношения  к
добропорядочным обывателям. Беспринципный сукин сын, который  за  свое  кино
кому угодно глотку  перегрызет,  выжжет  пол-?Мосфильма?  напалмом  и  будет
устраивать ежедневный Холокост, если этого потребует дерьмовый крупный  план
в финале. У этой безнравственной гниды свои причины  не  придавать  убийство
огласке. Меня интересует другое - какие причины у тебя. И  они  должны  быть
достаточно убедительными, чтобы я в них поверил.  И  ты  сама  должна  очень
постараться, чтобы быть нашим союзником... Ну!
   Я молчала. Этот бесцеремонный нахрап уж слишком напомнил мне незабвенного
Костю Лапицкого: должно быть, все отбросы спецслужб читали в детстве одни  и
те же потрепанные книжонки  и  одни  и  те  же  русифицированные  комиксы  в
журнале ?Мурзилка?.
   Кравчук, казалось, нисколько не озаботился моим молчанием.
   - Для начала покажи-ка документы. Все так же сохраняя молчание, я  ткнула
ему мой пропуск.
   - Брось! Эту картонку  я  сам  тебе  выписывал.  Обычная  практика  нашей
дерьмовой съемочной группы. А что-нибудь посущественнее?
   - Ничего посущественнее нет. У меня нет никаких документов.
   - Не носишь с собой, понятно.
   - У меня вообще нет документов. Кравчук не удивился и этому:
   - Вот как? В Москве - и без документов? Ты в федеральном розыске?
   - Что-то вроде того, - хитрить  с  ним  было  бесполезно,  но  это  могло
сыграть мне на руку: уж очень мне  не  нравился  допрос,  учиненный  ретивым
директором, - это и есть причина. Не хочу быть ни во что замешанной.
   - Я предполагал что-то подобное. Этот гений ни одного приличного человека
в свою съемочную группу не возьмет. У  него  такое  кредо,  видите  ли,  это
возбуждает его творческую потенцию... Не группа, а СИЗО какой-то. В кого  ни
ткни - все с грешками. В этом отношении Анджею можно доверять. Но тебе я все
равно не верю.
   - Напрасно, - спокойно сказала я, -  у  меня  нет  ни  малейшего  желания
сталкиваться с властями. Так что можете на меня положиться.
   - Не могу.  Уж  прости.  Нервы  у  тебя  железные,  не  спорю,  но  и  на
законченную суку ты тоже мало похожа.
   - А вы присмотритесь получше.
   - У меня еще будет время присмотреться, это я тебе обещаю твердо, - в его
голосе послышалась мягкая угроза, - значит,  если  будешь  держать  язык  за
зубами, ничего поганого с тобой не с-лучится. Как-нибудь  пообедаем  вместе,
ты не против?
   - Нет. Люблю грузинскую кухню.
   - Вот и отлично. Значит, договорились?
   - Да.
   - Если да - тогда идем. Мне до утра нужно массу дел утрясти.
   ...Через пятнадцать минут мы уже выходили с ?Мосфильма? я, Кравчук и Сеня
- звездный состав не изменился. Недалеко от  проходной  нас  ждала  одна  из
машин Кравчука: демократичный ?жигуль-девятка?. За рулем подремывал еще один
мальчик директора, примелькавшийся на съемочной площадке, - его имени  я  не
помнила. Кравчук постучал по лобовому стеклу, и мальчик открыл глаза.
   - Садись на  переднее  сиденье,  -  повелительно  сказал  мне  Кравчук  и
обратился к шоферу:
   - Иди-ка сюда, Митяй!
   Я послушно села в машину и принялась терпеливо ждать.  Кравчук  о  чем-то
долго разговаривал с шофером, тот кивал, искоса бросая на  меня  взгляды.  В
машине ненавязчиво парил астральный  лепет  Бориса  Гребенщикова.  Стареющий
мэтр, как всегда, лениво покусывал холку  Господа  Бога.  ?Сельские  леди  и
джентльмены?, удалось разобрать мне, несбыточная мечта англоманов, любителей
камина, домов в викторианском стиле и неразбавленного виски. Я откинулась на
сиденье и закрыла  глаза.  Сучка  Анна  Александрова,  которой  я  была  так
недавно, тезка убитой актрисы, все еще жила во мне. Иначе как  объяснить  то
ледяное спокойствие, с которым  я  слушала  безумные  разговоры  Кравчука  и
Братны? Произошло убийство, и Кравчук сделает все, чтобы  скрыть  его,  -  в
этом я не сомневалась... Но почему я участвую в этом?  Потому  что  не  хочу
провести остаток дней за решеткой?.. Ты не выполняешь своих обещаний.  Костя
Лапицкий! Ты обещал достать меня, так почему же тебя до сих пор нет? Приди и
убей, разве ты не видишь, что все преступления  совершаются  только  потому,
что я сильно подзадержалась на этом свете? Скажи,  скажи  мне,  что  это  не
правда... Или приди и убей меня, Костя,  милый...  Я  сама  не  в  состоянии
сделать это...
   - Вы с кем разговариваете? - спросил Митяй, плюхаясь на сиденье рядом.
   - Что? - Неужели я разговаривала вслух сама с собой?
   - Вы что-то говорили.
   - Нет... Просто песня симпатичная - ?Сельские леди и джентльмены?.
   - А-а... - Митяй повернул ключ зажигания, и машина заурчала. - Мне больше
ранний Гребень нравится. Но это дело вкуса... Что, поехали?
   - Да. На ?Пражскую?, пожалуйста. Митяй хмыкнул и тронул машину с места.
   - Не получится на ?Пражскую?.
   - Почему? - глупо спросила я.
   - Потому что сейчас едем на Якиманку. Там переночуете. Не знаю уж почему,
но шеф сказал. А слово шефа - закон. Так что извините.
   - Знаете... Вас Митя зовут?
   - Митяй.
   - Знаете, Митяй, я, пожалуй, сама доберусь. Я, конечно, ценю расположение
Андрея Юрьевича, но... Не стоит так обо мне беспокоиться.
   - Никакого беспокойства нет. Сейчас вы поедете со мной.
   - Я не понимаю...
   - Я тоже не в курсе, но лучше вам не дергаться. Чтобы  избежать  ненужных
эксцессов. - Что-то часто мне стали наступать на хвост  в  последнее  время.
Услышав в словах Митяя скрытую угрозу, я сочла за лучшее промолчать.
   Митяй вел машину по ночной  Москве,  я  сосредоточенно  смотрела  на  его
четкий, нагловатый профиль и предавалась безрадостным размышлениям: Кравчук,
похоже, взял с меня подписку о невыезде за пределы сферы  его  влияния.  Ход
довольно неглупый, если учесть, что я для  него  темная  лошадка.  Интересно
только, как далеко заходят  его  притязания  на  мою  жизнь?..  Может  быть,
слишком далеко? Эта  мысль  неожиданно  развеселила  меня.  Не  к  месту  ли
последнего упокоения везет меня этот милый молодой человек?..
   - А что там, на Якиманке?  -  невинным  голосом  монастырской  послушницы
спросила я.
   - Моя квартира.
   - А домашние не будут против? - Господи, что за дурацкий тон я выбрала?!
   - Да нет, я один живу. Две комнаты, все удобства. Не волнуйтесь.

***

   ...Квартиру Митяя можно было назвать квартирой  лишь  с  известной  долей
условности. Гораздо больше она напоминала маленький атлетический клуб: уже в
прихожей меня приветливо встретили оскалившиеся рамы тренажеров. Сходство  с
клубом усиливалось от стойкого  букета  запахов:  мужской  пот,  агрессивный
аромат какого-то терпкого одеколона, нежное дыхание хорошей кожи - то ли  от
множества курток на вешалке, то ли от пирамиды мячей в  углу:  бессмысленный
апофеоз физического здоровья.
   - Будете спать в большой комнате, - сразу взял быка за рога гостеприимный
Митяй, - там свежее белье, никто вас не побеспокоит.
   - Может быть, выпьем кофе перед сном?
   - Вполне. Только у меня кофе без  кофеина.  Конечно,  мальчик,  кофе  без
кофеина,  соевое  мясо,  непроросшие  зерна  пшеницы,  протеиновые  добавки,
никаких излишеств. Пить кофе без кофеина мне сразу расхотелось.
   - Ванная справа по коридору, дверь рядом - туалет, -  педантично  заметил
Митяй, - просьба не курить в постели. И вообще не курить.  Полотенце  я  вам
сейчас дам.
   - Тронута.
   Митяй деловито закрыл входную дверь на все замки и спрятал ключи в задний
карман джинсов.
   - Излишняя предосторожность, - тотчас же поддела я его,  -  я  никуда  не
собираюсь убегать. И даже не собираюсь спускаться  по  простыням  с  шестого
этажа. У вас ведь шестой этаж?
   Моя  проницательность  не  произвела  на   молодого   человека   никакого
впечатления.
   - Я делаю только то, что мне сказали, - кротко объяснил он.
   - Вы всегда делаете то, что вам скажут?
   - Всегда.
   - А вы знаете, что рекомендовал Черчилль? Сигара по утрам, коньяк в любое
время суток и никакого спорта - вот единственный залог долголетия.
   - А кто такой Черчилль? - невинно спросил Митяй, браво, мальчик,  один  -
ноль в твою пользу.
   - Ладно, давайте полотенце, - вздохнула я, - пойду смывать дневные грехи.
   Митяй  проводил  меня  в  вылизанную  до  блеска   ванную,   похожую   на
дисциплинированный морг Военно-медицинской академии. Мне сразу же захотелось
измазать зеркала зубной пастой и сдвинуть в угол резиновый  коврик,  лежащий
точно посередине кафельного пола  -  ни  сантиметром  дальше  от  стены,  ни
сантиметром ближе.
   - Этот халат прошу  не  надевать.  -  Митяй  кивнул  в  сторону  толстого
махрового халата нежно-кофейного цвета.
   - Что, вещичка вашей зазнобы?
   - Это моя вещичка. А я не люблю, когда трогают мои вещи.
   - Ничего, что я дышу в вашей квартире?
   - С этим еще как-то можно примириться.
   - Спасибо, что не ударили.
   Я вымылась, с наслаждением пнула коврик, и он улетел под ванну.
   ...И закурила сразу же, как только за мной закрылась дверь комнаты.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

   ...Митяй вез меня на студию, сохраняя гробовое молчание.
   С утра мы уже  успели  корректно  и  ненавязчиво  поругаться:  всю  ночь,
несмотря на предупреждение, я  беспрерывно  курила  в  его  стерильной,  как
неиспользованный презерватив, комнате. Я  возненавидела  ее  сразу  же,  как
только  вошла:  шведская  стенка,  милое  семейство  тренажеров   ?Кеттлер?,
растыканное по углам, баскетбольное кольцо, вбитое в стену, свора спортивных
кубков на полках. Из книг -  только  пособия  по  рукопашному  бою,  карате,
дзюдо, водному поло, просто поло, сквошу и теннису, волейболу и  прыжкам  на
батуте. Плюс ?Шахматная азбука для начинающих?,  широкий  спектр  интересов,
ничего  не   скажешь...   То   же   унылое   однообразие   творилось   и   в
видеокассетах: ?Лучшие игры НБА?, ?Лучшие игры НХЛ?, ?Лучшие игры чемпионата
мира по футболу?, ?Экстремальные виды спорта?, ?Кубок Англии по  конкуру?  и
прочие холодящие кровь фильмы ужасов.
   В комнате была только одна вещь, совершенно не  вяжущаяся  с  обстановкой
футбольной  раздевалки,  -  отлично  выполненная  копия  одной   из   гравюр
?Апокалипсиса? Альбрехта Дюрера, я хорошо знала ее еще по  лекциям  ?Истории
изобразительного искусства? во ВГИКе. Висевшая  на  стене  гравюра  не  была
заводской  штампованной  репродукцией,  слишком  тонкая  работа,  -  гравюру
прокатывали с настоящего листа.
   Странное соседство. Остается только пожать плечами, засилье тренажеров  -
это и есть Апокалипсис.
   Добросовестно растыкивая окурки по кубкам Митяя, я ворочалась  в  кровати
до  шести  утра,  пока  не  хлопнула   входная   дверь:   судя   по   всему,
дисциплинированный щенок Митяй отправился на пробежку.
   Мысль об убитой Александровой не оставляла меня ни  на  минуту.  Даже  не
столько о ней, сколько о том, что могло  послужить  причиной  убийства.  Она
была совершенно одинока (почему женщины, так  блистательно  начинающие  свою
карьеру, как правило, остаются одинокими?), у нее не было ни наследства,  ни
наследников - маленькая однокомнатная квартирка на окраине не в счет. Все ее
старые поклонники либо умерли, либо доживали свой век  в  доме  престарелых,
Кравчук прав - так не убивают, это не по  правилам  хорошего  тона,  если  в
убийстве вообще существует хороший тон. Но  если  и  были  какие-то  скрытые
причины - почему это сделали на студии, в гримерке, в которую в любой момент
может войти любой человек? Почему выбрано такое  странное  орудие  убийства?
Больше всего меня угнетало то, что я участвую в довольно грязной и  циничной
игре. Если Кравчук действительно решит выступить на стороне Братны и  скрыть
убийство - никто никогда не узнает правды.
   Никто и искать не будет: кому интересна актриса, вышедшая в  тираж  сорок
лет назад?
   От всех этих мыслей у меня разболелась голова. Как долго  меня  продержат
здесь, ведь я еще более уязвима, чем старуха. У той хотя  бы  есть  прошлое,
которое можно подтвердить любыми свидетельствами. У меня же нет ничего -  ни
прошлого, ни будущего, одно сомнительное настоящее. Даже  для  Серьги  я  не
более чем фантом; не более чем голос, с которым он  привык  разговаривать  в
кромешной темноте...
   Серьга.
   Только теперь я вспомнила о нем. Я не  приехала  ночевать,  я  вообще  не
появилась - впервые за  три  месяца,  что  прожила  у  него.  Надо  хотя  бы
позвонить.
   Я попыталась открыть дверь  в  коридор  (еще  сегодня  ночью  я  заметила
телефон в прихожей), но не тут-то  было:  отчаливший  на  утреннюю  пробежку
Митяй, оказывается, запер меня в комнате. Видимо, он  действительно  получил
жесткие инструкции на мой счет. Ну что ж, ничего нового. Меня уже запирали в
клетках разной конфигурации. Правда, теперь это выглядит почти фарсом.
   ...Хлопнула входная дверь  -  Митяй  вернулся.  Повадки  всех  спортивных
живчиков одинаковы:  сейчас  он  примет  контрастный  душ,  выльет  на  себя
полфлакона дорогого одеколона и угнездится  на  кухне  с  тарелкой  мюсли  и
чашкой кофе без кофеина...
   Сигареты кончились. Как всегда, не  вовремя.  Я  смяла  пустую  пачку  и,
прицелившись, бросила ее в баскетбольное кольцо (вот для чего оно необходимо
в этой комнатке с невысокими потолками, как мне не пришло в голову раньше!).
Если я попаду в него...
   Я не попала, но в момент броска дверь открылась и на  пороге  нарисовался
Митяй. Он был босиком, в одних трусах и  с  полотенцем  на  шее.  На  мокрых
темных волосах повисли капли воды. У него была  идеальная  безликая  фигура,
идеальный безликий загар (уж не солярий  ли  ты  посещаешь  в  свободное  от
разбойных нападений  время,  крошка?),  идеально  уложенный  безликий  член,
контуры которого просматривались достаточно ясно. Митяю и в голову не пришло
стесняться; можно только представить себе, как он меня  воспринимает:  седая
баба неопрятных лет, ровесница Ледового  побоища.  Смешно  стесняться  мумии
фараона Рамзеса Второго.
   Безлико-красивую  физиономию  Митяя  исказила  досадливая  гримаса:   эта
сволочь (я), несмотря на убедительные просьбы, прокурила его комнату, да еще
имела наглость гасить окурки в спортивных кубках.
   - Я же просил не курить! - сказал Митяй.
   - Да? Я что-то запамятовала. У  вас  хорошая  фигура.  Вы,  случайно,  не
работаете моделью в журнале для гомосексуалистов?
   - А кто такие гомосексуалисты? - невинно спросил Митяй,  браво,  мальчик,
два - ноль в твою пользу.
   - Долго объяснять, - я даже не нашлась что ответить, - какие у нас  планы
на сегодня?
   - Как обычно. К двум везу вас на студию.
   - И больше никаких инструкций на мой счет?
   - Больше никаких.
   - Завтрак входит в стоимость проживания?
   - Да, конечно.
   - Только договоримся сразу: никаких протеиновых добавок,  никаких  соевых
бифштексов, никакого кофе без кофеина. Я люблю натуральные продукты: яичница
с колбасой меня бы устроила. И хорошо заваренный кофе. Можно  ?Арабику?,  но
лучше ?Мокко?.
   Митяй сразу поскучнел.
   - Я могу выйти за сигаретами? - спросила  я,  решив  окончательно  добить
идеального спортсмена.
   - Нет.
   - Тогда купите мне две пачки ?Житана?. Белого.
   - Что еще?
   - Я могу сделать один звонок?
   - Нет.
   - А вы говорите, что больше не получали никаких инструкций на  мой  счет.
Между прочим, даже  подозреваемым  в  преступлениях  дается  право  на  один
телефонный звонок.
   - Мы не в Америке.
   - Да? А у меня такое ощущение, что мы в Чикаго  тридцатых  годов.  Только
там можно было безнаказанно заниматься киднеппингом.
   -  У  вас  устарелые  сведения  -  везде  можно  безнаказанно  заниматься
киднеппингом.  -  Идеально  скроенная  черепная  коробка  Митяя   наконец-то
проявила тягу к философским обобщениям. - Так что я пока вас закрою и  схожу
за сигаретами. Давайте деньги. Только этого не хватало!
   - У меня нет денег. Так что придется за счет вашей многоуважаемой  фирмы.
И оденьтесь, пожалуйста, не выходите на улицу в таком виде. Сейчас  все-таки
декабрь месяц!
   Митяй запоздало застеснялся и неловким жестом занавесил фасад полотенцем.
   - Можно, я хотя бы приму душ? - спросила я.
   - Тогда мне придется закрыть вас в ванной. Уж не взыщите.
   - Черт с вами, делайте что хотите. В сопровождении Митяя я отправилась  в
ванную, и он запер за мной дверь на щеколду.
   - Послушайте, Митяй, - сказала я через дверь, - можно задать вам вопрос?
   - Валяйте. - Он даже не удосужился открыть.
   - Откуда у вас Дюрер?
   - Что?
   - Откуда у вас эта гравюра, из ?Апокалипсиса??..
   - Это отец. Он увлекался графикой,  это  было  его  хобби.  У  него  даже
маленькая мастерская имелась и станок. Еще вопросы будут?
   - Нет. Не забудьте, ?Житан Блондз?.
   Оставшись одна, я посмотрела на себя в маленькое зеркало: все  правильно,
именно такой и должна быть реакция молодого цветущего человека на заезженную
седую клячу - мое лицо,  уставшее  от  крови,  брошенное  мной  на  произвол
судьбы, стремительно превращалось в посмертную маску:  оно  подготовилось  к
финалу гораздо более тщательно, чем я сама...
   Стоя под  струями  воды,  я  поймала  себя  на  мысли,  что  думаю  не  о
произошедшем    ночью    убийстве,     а     об     этом     самодостаточном
нарциссе-спортсменчике  Митяе:  хорошо  подготовленный  и   натасканный   на
провокационные штучки несостоявшийся агент спецслужб Анна  Александрова  все
еще жила во мне. Ее права на меня сегодняшнюю  были  гораздо  большими,  чем
права   давно   исчезнувшей   сценаристки   Мыши.   При    известной    доле
изобретательности можно попытаться если не перетянуть Митяя на свою сторону,
то, во всяком случае, нейтрализовать его. При условии, что в ближайшее время
я не последую за старой  актрисой,  -  от  Андрея  Юрьевича  Кравчука  можно
ожидать всего.
   Я не смогу доказать Кравчуку свою лояльность,  как  бы  ни  старалась,  я
всегда буду для него нежелательным свидетелем: меня нельзя проверить, потому
что меня не  существует  в  природе.  Невозможно  собрать  обо  мне  никаких
сведений, невозможно шантажировать меня при  помощи  каких  бы  то  ни  было
документов и материальных свидетельств. Мне можно верить только на слово, но
мое слово ничего не стоит.
   И моя жизнь ничего не стоит. Так же как и жизнь старой актрисы.  Кому  же
все-таки понадобилось убивать ее?..
   ...Митяй оказался не в меру заботливым парнем. Он спутал сигареты (вместо
белого принес синий ?Житан?), но к  сигаретам  приложил  маленький  презент,
купленный, очевидно, в ближайшей аптеке: антиникотиновый мундштук.
   - Вот,  возьмите,  специально  для  вас,  -  он  отдал  мне  мундштук  за
завтраком, - отличная вещь, задерживает смолы и вообще здоровье укрепляет.
   - Мне плевать на здоровье, - парировала я, - я курю очень много и  часто.
Если собираетесь держать меня здесь долго, стоит подумать о кондиционере.
   Играя на железных  нервах  Митяя,  я  действительно  курила  беспрерывно:
вперемешку с  яичницей  (он  разорился  и  на  яйца),  вперемешку  с  хорошо
прожаренными (канцерогенными!) гренками,  вперемешку  с  отлично  заваренным
кофе - как давно я не варила себе кофе!
   Аромат кофе забивал стерильный запах митяевской кухни, и  парнишка  начал
заметно нервничать. Бедный ты,  бедный,  даже  кофе  для  тебя  -  искушение
святого Иеронима в Халкидской пустыне, запретный плод. К концу  завтрака  мы
уже были врагами: хорошо вымытый педант-боевичок и опустившаяся  престарелая
бабенка. Это вполне устраивало меня: по незабытому (далеко не забытому,  как
оказалось!) опыту общения с Костей Лапицким и  его  людьми  из  спецслужб  я
знала, что в близкие отношения легче всего  прыгать  с  самой  нижней  точки
ненависти. Только ненависть является самым лучшим удобрением для любви.
   ...А теперь Митяй вез меня на студию, и я даже не представляла себе,  что
там меня ждет.

***

   ...Мы появились в  павильоне  незадолго  до  двух  часов  -  официального
времени начала съемки: почти вся групп