долгих вылазок в Швейцарские Альпы.
   Внутренности не лучше, их можно даже не комментировать: потертые джинсики
и свитерок с барского плеча Серьги Каныгина. И голое тельце  под  свитерком,
милый чистенький мальчик, тебе даже в голову не придет до него добраться...
   - Я знаю одно милое местечко...
   - Распивочная у Курского вокзала? - Это  было  уже  слишком.  Откровенный
вызов в память об уехавшей в Лиссабон противозачаточной  пилюле  с  дипломом
спортивного массажиста.
   - Зачем же так? Это ресторан  с  хорошей  кухней.  Его  держит  один  мой
близкий приятель.
   - Автомобилист? - прищурившись, спросил Митяй, он, оказывается, ничего не
забывает, ценное качество.
   - В некотором роде. Ты согласен? - Я была уверена, что он не согласится.
   Но он согласился. Сегодняшний день продолжает преподносить мне  сюрпризы,
очень мило с его стороны.
   - Ты переоденешься? - осторожно спросил Митяй.
   - Это очень демократическое место. Никаких смокингов не нужно.
   - Хорошо. Я  буду  готов  через  пятнадцать  минут...Спустя  час  мы  уже
подъезжали к ?Попугаю Флоберу?. За несколько кварталов  до  ресторана  Митяй
начал беспокоиться.
   - А как называется этот кабачок? - аккуратно спросил он.
   - Знаешь, у меня очень плохая память на названия. Визуально помню, а  вот
со всем остальным туговато. Сейчас свернешь налево, и выйдем прямо на цель.
   ...Парковка  перед  ?Попугаем  Флобером?  была  отдана  на  откуп  крутым
иномаркам. Вполне приличная ?девятка? Митяя выглядела здесь инородным телом,
бедной телятницей из совхоза, приехавшей в город к своим дальним  зажиточным
родственникам.
   Не доезжая до парковки, Митяй остановился, бросил руль  и  повернулся  ко
мне: ноздри его раздувались.
   - Так и знал, что ты меня подставишь! - прошипел он.  -  Говорил  же  сто
раз, не стоит доверять такой бабе, как ты!
   - А в Чем, собственно, проблема, милый?
   - Это кабак моего шефа.
   - Ну и что?
   - А то, что есть такое понятие - субординация.
   - Что ты говоришь! Это когда дворня должна сидеть в людской  и  жрать  за
печкой картофельные очистки? И дальше гардероба - ни-ни?
   - Ты просто дура! При чем  здесь  картофельные  очистки?  При  чем  здесь
гардероб? Просто в этот кабак мы не ходим.
   - Именно в этот?
   - Да.
   - Отчего же? Было письменное  распоряжение?  Циркуляр?  Вас  выстроили  и
перед строем зачитали приказ?
   Митяй растерялся. Он не мог сказать мне ничего вразумительного.
   - Ну, нет, конечно. Просто это не принято, и все.
   - А ты знаешь, что все, что не запрещено, - разрешено? Меня пригласил сам
Кравчук, и ты это слышал. Меня пригласил он, а  я  приглашаю  тебя.  Или  ты
находишь это противоестественным? Конечно,  есть  такая  вещь,  как  дешевое
холуйство...
   - Ладно, только ты иди вперед.
   - А ты? Зайдешь пописать в ближайшую подворотню?
   - А я посмотрю, как тебя  вышвырнут  отсюда.  Это  доставит  мне  большое
удовольствие.
   ...В роскошном холле ?Попугая Флобера?  меня  встретил  швейцар  с  лицом
бойца отряда специального назначения, прошедшего все горячие точки,  включая
Абхазию и Приднестровье. Должно быть,  и  сейчас  при  желании  у  него  под
униформой можно легко обнаружить установку ?Град?.
   Швейцар критически осмотрел мой затрапезный наряд:
   - Чего надо?
   - Метрдотеля, - лаконично ответила я.
   - А Папу Римского? Топай отсюда.
   - Тогда к метрдотелю добавьте еще и книгу жалоб.
   - Чего-чего?
   - Не думаю, что Андрей Юрьевич останется доволен тем, как  принимают  его
гостей.
   Имя Кравчука произвело магическое впечатление на швейцара. Он моментально
исчез и появился спустя  несколько  минут  уже  с  метрдотелем,  тем  самым,
которого я уже видела, - скромный резидент под  дипломатическим  прикрытием,
наш человек в Гаване, вышедший в отставку Джеймс Бонд.
   - Слушаю вас, - обратился ко мне Джеймс Бонд.
   - Вы не узнаете меня? Я как-то обедала у вас с Андреем Юрьевичем...
   - Да-да, конечно. Прошу  вас.  -  Ни  один  мускул  не  дрогнул  на  лица
метрдотеля, именно с такой физиономией и нужно вербовать  нечистых  на  руку
специалистов  по  стратегической  оборонной  инициативе.   Кравчук   отлично
вышколил своих людей, нужно отдать ему должное.
   - Одну минутку.
   Я вернулась к машине.
   - Ну что? - заинтересованно спросил Митяй.
   - Путь свободен.
   - Сошло с рук?
   - Мне все всегда сходит с рук. Идем, нас ждут. Всю ответственность я беру
на себя.
   ...Сказав, что в ?Попугае Флобере? царят демократические нравы, я  сильно
погрешила против истины. Это был элитный кабак, где  по  вечерам  собиралась
дорогая публика. Холеные грузины, давно отошедшие от  продажи  мандаринов  и
перескочившие на шоу-бизнес; молодые банкиры с лицами профессоров математики
из Беркли; нефтяные царьки из северных  провинций,  страдающие  зудом  траты
денег. Несколько легко узнаваемых телевизионных морд  в  обществе  таких  же
узнаваемых супермоделей, похожих на изысканные торшеры; жены и  любовницы  в
декольте и бриллиантах, с открытыми спинами  и  голыми  руками,  все,  через
одну, женщины-вамп и рафинированные стервы. И никакого кафешантана,  никакой
развязной попсы, только струнный оркестр с неизменными Гайдном и Альбинони.
   Что ж, очень изысканно. Чин чинарем.
   - Ничего, что он без галстука? - кивнув на Митяя, спросила  я  у  Джеймса
Бонда.
   Митяй залился краской (бедный  мальчик!),  а  метрдотель  только  хмыкнул
(старая закалка!).
   - Ваш столик. Прошу. Сейчас подадут вино. - Он любезно отодвинул  тяжелый
стул, и я тотчас же угнездилась на нем. - Меню, пожалуйста.
   - Спасибо. Садись, милый, - цыкнула я на Митяя, с лица  которого  еще  не
сошел смущенный румянец.
   - Мать твою, мы выглядим как идиоты, - прошипел он, как только метрдотель
нас покинул.
   - Отчего же?
   -  Посмотри  на  себя.  Ты  как  будто  со  строек  народного   хозяйства
приперлась. И я не лучше! - Здесь  Митяй  явно  преувеличивал:  он  выглядел
вполне сносно - отглаженные брючата, джемпер и свежая сорочка.
   - Тебя это смущает?
   - Откровенно говоря, да.
   - Да наплюй ты на все. Слушай музыку, пей вино и наслаждайся жизнью.
   - Вообще-то я не пью...
   - Ты хоть раз можешь отступить от своих правил?
   - Ну, хорошо, - нехотя согласился Митяй. И я подозревала, что  он  сделал
это только для того, чтобы избавиться от смущения.
   - Что ты будешь есть? - спросила я, углубившись в меню.
   - Не знаю... Мне все равно.
   - Вот, например, шашлык по-карски...
   - Я не ем мяса.
   - Извини, протертого молочного супа в меню нет. Ладно, не  злись,  сейчас
подыщу тебе компромиссный вариант.... Салат из кинзы и свежих помидоров тебя
устроит? И сулугуни?
   - Да.
   - Господи, какой же ты скучный человек!  Неужели  хотя  бы  раз  в  жизни
нельзя наплевать на правила? - Я откинулась на спинку и  поставила  ногу  на
стул.
   - Зато с тобой не соскучишься...  Ты  бы  еще  с  ботинками  на  скатерть
влезла, - укорил меня Митяй.
   - Еще не время, - туманно пообещала я. Я заказала  подошедшему  официанту
множество блюд с потешными и трудно произносимыми грузинскими  названиями  и
две бутылки ?Цинандали? - в память  о  первом  визите  в  ?Попугай  Флобер?.
Официант разлил вино, и, когда он удалился, я подняла бокал:
   - Хочу выпить за тебя, Митяй. Ты милый.
   - Не очень-то ты разнообразна в эпитетах.
   - Да нет, просто ничего, кроме этого, я в тебе не нахожу. Прости.
   - А я не нахожу в тебе даже этого.
   Боже мой, только сегодня утром я позволила жалкой мысли о том, что я хочу
его, уютно устроиться на груди. А еще вчера его тело, так безжалостно и  так
нежно касавшееся меня, казалось мне таким  привлекательным...  Он  не  будет
спать с тобой, а ты не будешь спать с ним. Это невозможно...
   Как жаль, что это невозможно. Я грустно посмотрела на Митяя и, не  говоря
ни слова, выпила вино.
   - Симпатичная музыка, - виновато сказал Митяй. Музыку можно было  назвать
какой угодно, только не симпатичной.
   - Это Дебюсси. ?Послеполуденный отдых фавна?. - Больше всего  я  боялась,
что Митяй спросит ?а кто такой Дебюсси??. Но  он  не  спросил,  и  мне  даже
захотелось поцеловать его за это.
   Еда была вкусной, а вино легким - легким и смущающим  душу  одновременно.
Под Дебюсси между нами начали  рушиться  все  барьеры,  Гайдн  ускорил  этот
процесс, а третья бутылка ?Цинандали?  довершила  дело.  Глаза  Митяя  снова
перестали быть уныло голубыми, в них появилась глубина и оттенки всех цветов
сразу. Спустя два часа я уже знала о нем  все.  Он  выговаривался  так,  как
будто никто и никогда до этого не давал ему шанса быть услышанным.
   - Черт его знает, почему я все это тебе  рассказываю,  -  иногда  пытался
оправдаться он.
   В его жизни не было ничего примечательного, это была  самая  обыкновенная
жизнь, не заполненная ни особыми привязанностями, ни  особой  любовью.  Даже
особой морали у него не было, только афоризмы в еженедельнике. Он  два  раза
ломал правую руку, три раза  ему  вправляли  вывихнутое  плечо;  он  перенес
сложную операцию на голеностопе и только  потому  не  стал  профессиональным
спортсменом. Все, что мучило  его,  ограничивалось  мениском  и  растяжением
связок. Ему нравился порядок  и  темное  белье,  ему  нравились  натуральные
блондинки с маленькой  грудью,  это  часто  не  совпадало,  потому  что  все
блондинки в его жизни носили пятый размер лифчика.
   - А Валентина? - не удержалась я.
   - Мне не хотелось бы обсуждать это с тобой.
   - Прости, пожалуйста...
   Интересно, чем такой парень мог привлечь Кравчука?
   И все же в Митяе было что-то такое, что по-настоящему волновало меня.  Не
голая же физиология, в самом деле!..
   Его отец был крупным  чиновником  в  Спорткомитете,  а  мать  одно  время
тренировала  юношескую  сборную  страны  по  спортивной  гимнастике.   Митяй
боготворил  их.  Но  тринадцать  лет  назад  они  погибли  в   автомобильной
катастрофе. На следующий  день  после  катастрофы  четырнадцатилетний  Митяй
возвращался в  Москву  из  пионерского  лагеря.  И  в  метро,  уткнувшись  в
газету ?Советский  спорт?,  которую  бегло  просматривал  сосед,  он  прочел
сообщение о гибели своих родителей.
   - Ты не представляешь, что это  такое...  Летний  день,  и  метро  битком
набито людьми, все сверкают потными подмышками и утираются платками размером
с наволочку. А рядом со мной сидит лысый хрен и читает ?Советский  спорт?...
Я до сих пор помню его ухо... И  родимое  пятно  на  щеке.  Я  просто  хотел
посмотреть, как сыграл ?Спартак?, а  увидел  эту  черную  рамку:  ?Вчера,  в
автомобильной  катастрофе  погибли...   Национальный   олимпийский   комитет
скорбит...? И потом - они. Ты знаешь, что это такое, узнать о смерти близких
из дурацкой газеты в метро? Когда невозможно  ни  закричать,  ни  заплакать,
только вцепиться в сиденье и думать, что у тебя еще переход с  ?Белорусской"
- кольцевой на ?Белорусскую" - радиальную... Ты знаешь,  что  это  такое?  Я
больше никогда не читал ?Советский спорт?, я вообще больше ничего не  читал.
Почти ничего... Как будто мог увидеть эту рамку еще раз...
   Я протянула руку и осторожно сжала ладонь Митяя.
   - Что ты... Все в порядке.
   Митяй и его старшая сестра разменяли огромную  четырехкомнатную  квартиру
родителей на Тверской-Ямской, и Митяю досталась Якиманка. И спортивные кубки
матери, в которые я стряхивала пепел. Прости меня, Митяй...
   - Пора уходить, - наконец сказала я.
   - Да, наверное. Спасибо за вечер.
   - Ну что ты...
   Когда официант принес  счет,  все  очарование  вечера  сошло  на  нет,  а
?Цинандали? мгновенно выветрилось из головы: в запредельном  кабаке  и  цены
были запредельными. Но я была готова к этому. Митяй  выдержал  ценовой  удар
спокойно, он вообще привык держать стойку.
   - Я заплачу, - сказал он.
   - Нет. Сюда мы приехали по моему приглашению. Так что плачу я.
   Митяй с сомнением посмотрел на меня: околачиваясь  на  студии,  в  группе
Кравчука, он не мог не знать, сколько я зарабатываю. Для того чтобы вот  так
посидеть с мальчиком в симпатичном кабаке пару-тройку часов, я  должна  была
бы горбатиться три месяца.
   - Интересно, чем? - наконец не выдержал он.
   - Момент.
   Пора  было  вспомнить  вылазки  в  навороченные   бутики   и   плебейские
универмаги.  Украденный  у  Братны  ?Паркер?  вселял  в  меня   уверенность.
Внимательно осмотрев внутренности ресторана, я наконец нашла то, что искала,
- разудалая компашка нуворишей, потные рожи, запотевшие  бутылки  с  водкой,
поросенок, фаршированный икрой.
   - Я сейчас приду.
   - Ты куда? - почуял неладное Митяй.
   - Сиди смирно. Экспроприация экспроприаторов.
   - Ты что задумала?.. - Но он уже не успел меня удержать.
   Я подошла к столу с компашкой, выбрала жертву и невинно попросила  у  нее
закурить. Жертва посмотрела на меня мутным глазом, но прикурить дала.  Через
пять минут я уже сидела за своим столиком и на глазах  у  изумленного  Митяя
потрошила бумажник: триста долларов и  распухшее  отделение  с  рублями.  От
неожиданности Митяй потерял дар речи.
   - Ты.., ты что это сделала?
   - Пошерстила буржуа. А что? - Я была абсолютно спокойна. - Не обеднеет.
   - Ты воровка?
   - Ага. Воровка на доверии.
   - На каком, к черту, доверии? Самая банальная карманница!
   - Хочешь позвать милицию? Или эту, как  ее,  -  я  щелкнула  пальцами,  -
секьюрити?
   - Ну, ты и!.. - однако возмущение Митяя куда-то испарилось. -  Ты  просто
меня поражаешь! И часто ты проделываешь такие штучки?
   - Не часто. Сегодня - специально  для  тебя.  Показательные  выступления.
Главное, чтобы тебя не стошнило от твоей же собственной  нравственности.  Ну
что, двинули?
   - Да, не стоит здесь задерживаться.
   - Очень милое портмоне, - я поднесла кошелек к глазам, -  тебе  такие  не
нравятся?
   - Спрячь, - сквозь зубы процедил Митяй, - что ты как цыганка  на  вещевом
рынке?
   - И кожа отличная, - не унималась я, - произведет большое впечатление  на
твою невесту. Ничего, что упоминаю всуе ее имя?
   - Расплачиваемся и уходим. - Он не злился, наоборот,  я  еще  никогда  не
видела его таким веселым.
   ...Возвращаясь к машине, мы  хохотали  до  упаду.  Я  беспечно  выбросила
бумажник с остатками денег в первую попавшуюся урну, чем удивила  Митяя  еще
больше.
   - Ты чего это?
   - Краденые деньги всегда жгут мне руки, мальчик. Я  беру  ровно  столько,
сколько мне необходимо. Как и всякое разумное животное.
   Он надолго замолк и посмотрел на меня так, как  будто  видел  впервые.  Я
взъерошила его волосы и поцеловала в щеку.
   - Поехали отсюда. Спать хочу.
   В машине Митяй долго и сосредоточенно молчал, прежде чем начать  со  мной
разговор.  Трогательное  единение  осталось  на  дне  бокалов  с   недопитым
?Цинандали?, беспричинное веселье  тоже  прошло,  все  становилось  на  свои
места.
   - Лихо это у тебя получилось. - Прелюдия не предвещала ничего хорошего.
   -  Лихо  получается,  когда  затаскиваешь  в  постель  красивую  женщину,
предназначенную вовсе не для тебя. Так сказал мне однажды один человек. -  Я
откинулась на спинку и закрыла глаза.
   Когда-то эту фразу произнес майор ФСБ Олег Мари-лов, погибший  на  стылом
декабрьском шоссе. Я бы могла погибнуть тогда  вместе  с  ним,  но  осталась
жива.
   Вот и теперь я жива, а рядом со мной сидит совсем другой мужчина...
   - А что с ним потом случилось? С этим человеком?
   - Он погиб.  -  Почему  простые  слова  звучат  так  мелодраматично:  ?он
погиб?, ?он спас мне жизнь?,  ?он  любил  меня?  -  почему  сейчас  все  это
вызывает неловкость, как будто  меня  уличили  в  чем-то,  как  будто  бы  я
воспользовалась чужой смертью для того, чтобы  возвыситься  самой:  вот  она
сидит, седая и не очень хорошо одетая, но в ее жизни что-то было.
   Черт возьми, в моей жизни действительно что-то было, но это не сюжет  для
необязательного разговора с Митяем.
   - Прости, - запоздало сказал он, - ты любила этого человека? Ты очень его
любила?
   Я так и знала! Я нравлюсь ему,  я  действительно  нравлюсь  ему,  но  как
примириться с моим свитером, с моим неухоженным  лицом,  со  всем  тем,  что
вызывает раздражение? У меня должно быть  что-то,  что  оправдывает  и  меня
самое, и интерес Митяя  ко  мне:  роковое  стечение  обстоятельств,  роковая
страсть или полтора года за кражу в колонии общего режима, например.
   - Нет, я не любила его. Просто это был знакомый человек. И все.
   Мне не хотелось больше разговаривать, оказывается, я хорошо  помню  Олега
Васильевича, я не забыла его лицо, как не забыла всех остальных лиц. Их  уже
нет. Они все давно мертвы.
   - Понятно. А ты вообще когда-нибудь кого-нибудь любила?
   - Почему ты об этом спрашиваешь?
   - Ну, ты же спрашиваешь у меня о Валентине.
   - Я только спросила, спишь ли ты с девушками, вот и все. А  на  остальное
мне плевать. Впрочем, мне и на это наплевать.
   - Ты очень  странный  человек.  Если  честно,  я  с  подобными  женщинами
сталкиваюсь впервые.
   - С проститутками-неудачницами? Митяй бросил руль:
   - Ну что ты за человек?! Все же было хорошо...
   - Что - хорошо?
   - Провели симпатичный вечер... Я думал... Господи, что  я  делаю  в  этой
машине, с этим человеком, что я вообще делаю, что я  собираюсь  делать?  Еще
несколько месяцев назад, когда была надежда, что люди Лапицкого найдут  меня
сразу, я ни о чем  не  беспокоилась.  Но  теперь...  Теперь  тоже  не  стоит
беспокоиться, вдруг сказала  я  себе;  обычный  для  глубокой  ночи  приступ
отчаяния прошел (хоть с этим  я  научилась  справляться).  В  конце  концов,
сейчас ты  сидишь  в  ?девятке?  в  качестве  подружки  ?шестерки?.  А  босс
?шестерки?  почтительно  целует  тебе  руку,  он,  должно  быть,   удачливый
респектабельный гангстер. И в крайнем случае его можно шантажировать...
   От этой мысли мне стало весело. Пора возвращаться к покинутому Митяю:
   - И что же ты думал?
   - Я думал... Мы лучше поймем друг друга.
   - Зачем?
   - Я же говорил. Ты ужасно мне интересна...
   - Только и всего? Я думала, ты предложишь мне что-то более оригинальное.
   - Я не могу предложить тебе ничего оригинального. Я сам неоригинален.
   Что правда, то правда, Митяй. И я снова коснулась его волос:
   - Это тебя не портит.
   - Я просто хочу понять, кто ты? - Он действительно старался понять - и не
мог.

***

   - ..Ну а теперь расскажи мне, кто я?
   - Ты? Ты воришка. Ты украла кошелек,  я  сам  это  видел...  Что  еще  ты
крадешь? Машины, мотороллеры,  побрякушки  в  Алмазном  фонде,  апельсины  с
лотка... Нужно проверить дом.  -  Он  смеется  и  целует  меня  в  грудь,  в
несколько шрамов под ключицами, оставшихся от той части жизни, которую я так
страстно хотела забыть.
   - Это неполный список. Может быть, придумаешь что-нибудь еще? - Я  смеюсь
и целую его в переносицу.
   - Я не знаю... Картины, премьер-министров,  фирменные  бокалы  в  кабаке,
кодовые замки...
   - Почему кодовые замки?
   - У нас в подъезде все время пропадают кодовые замки. Еще  можно  стянуть
миндальное пирожное в булочной и сожрать его, пока стоишь в очереди... Я сам
это проделывал в детстве.
   - Ты?!
   - Однажды меня поймали и оттягали за ухо.
   - И с тех пор...
   - С тех пор я берегу уши.
   - Ты поэт, кто бы мог подумать... Это мысли приходят тебе в голову, когда
ты бегаешь пятнадцать километров?
   - Нет, когда я отжимаюсь...
   - Я даже не представляю, что еще можно украсть...
   - Все. Украсть можно все. - Неужели это говорю  я?  Неужели  это  я  лежу
сейчас на ковре, едва застеленном смятой темной простынью, он  любит  темное
белье, он говорил мне об этом...
   - Да. Я могу себе это представить. Ты не уйдешь?
   - Куда же я пойду ночью? Главное, не заснуть с сигаретой, иначе  я  сожгу
твой дом.
   - Я не дам тебе заснуть...
   Он целует меня, и все начинается сначала. Мне кажется, что  я  знала  его
тело всегда, я как будто вернулась домой после двадцатилетнего отсутствия  и
нашла все ве