ем
пути. На пороге появился адвокат Альберт Бенедиктович, который держал  в
трясущихся руках  пожелтевший  лист  с  неровными  краями.  На  адвоката
невозможно было смотреть.
   Альберт Бенедиктович походил на медузу, выброшенную на берег.
   - Почему мне? Почемумнепочемумнепочемумне?! - завизжал  он  и  бросил
листок на стойку перед Мухой. - Почему мне это подсунули?! Почему именно
мне?!
   Филипп и Антон бросились к адвокату. Он сразу же обмяк и упал  им  на
руки. Вдвоем им удалось оттащить Альберта Бенедиктовича на кожаный диван
в углу кают-компании.  Пружины  под  адвокатом  жалобно  заскрипели,  и,
рухнув на диван, он снова стал причитать:
   - Почему мне подбросили эту бумажку?! На что они намекают? Я не  хочу
больше  участвовать  в  этом,  сделайте  что-нибудь,   хоть   что-нибудь
сделайте...
   Нейрохирург не стал дожидаться, пока Филипп принесет воды, и обрызгал
адвоката  минералкой,  которую  пил.  Это  возымело  действие:   Альберт
Бенедиктович перестал орать,  сбавил  обороты  и  вскоре  совсем  затих.
Сквозь всхлипы он попытался восстановить картину происшедшего:
   - Просыпаюсь, а  у  меня  на  столе  этот  чертов  листок,  придавлен
будильником... Я закрылся, никто не мог войти.  И  с  вечера  ничего  не
было, я поставил себе специально стакан воды  и  витамины...  Мне  нужно
пить витамины... А утром появилась эта... Появился этот...
   - Успокойтесь, Альберт Бенедиктович!
   - Прочтите, что там! Там что-то ужасное... Вы видели этот листок?  Он
сам по себе ужасный... О-о, я больше не могу здесь оставаться...
   Пока Антон пытался успокоить адвоката, все сгрудились вокруг  бумаги,
принесенной Альбертом Бенедиктовичем.
   - Похоже на листок из судового журнала, - сказал Муха.
   Это действительно был листок из судового журнала  -  неровно,  наспех
вырванный.  Пожелтевший  и  обветшавший,  почти  расходящийся  в  руках.
Чернила  на  нем  выцвели  и  потеряли  первоначальный  цвет,  но  текст
просматривался достаточно четко:  вполне  приличный,  хотя  и  несколько
отрывистый почерк. Записи были сделаны на английском языке.
   Это был листок из судового журнала ?Эскалибура? 1929 года.
   Несколько минут все внимательно рассматривали запись.
   - Дата сегодняшняя, - нервно хихикнул Муха. -  С  поправкой  на  год,
разумеется. Как он только сохранился в относительно приличном виде,  ума
не приложу...
   -  Да,  дата  сегодняшняя,  -  подтвердил  Филя.  -  Нужно  прочесть.
Толмач-то наш где?
   - Ему необходимо отлежаться, -  сказал  Антон.  -  После  сегодняшней
ночи. Я попросил, чтобы он не выходил никуда. У  него  Карпик,  так  что
скучать он не будет...
   - Нам тоже не дают соскучиться, - мрачно пошутил Филипп.  -  Черт,  у
меня совсем хреновый  английский.  Вывески  еще  могу  прочесть,  а  все
остальное...
   - Давай я. - Антон аккуратно взял листок в руки. - Все-таки  практика
докладов на конгрессах по нейрохирургии у меня имеется.
   - Ну, и какие новости? - спросил Муха, когда Антон внимательно изучил
листок.
   - Паршивые. - Антон помолчал. - Судя  по  записи,  сегодня  произошла
трагедия на охоте. Во время вечерней вылазки на тюленей сэр Алан Маршалл
был случайно убит выстрелом в висок.  Кем  из  охотников  была  выпущена
пуля, установить не удалось... Запись сделана капитаном Николасом О'Лири
двадцать шестого апреля в 22.00 по корабельному времени.
   Филипп посмотрел на часы:
   - Не произошла, а произойдет. Так будет точнее.
   Его обычно мягкий  голос  прозвучал  зловеще.  Этого  хватило,  чтобы
Альберт Бенедиктович снова впал в истерику.
   - Почему этот листок подбросили именно мне? Почему, почему, почему?
   - Успокойтесь.
   - Я ничего дурного не сделал, почему же его подбросили мне.
   - Послушайте, Альберт  Бенедиктович  -  Антон  попытался  воззвать  к
разуму адвоката - В конце концов, здесь написано, что несчастный случай.
   - Несчастный случай, хорошенькое дело!
   - Здесь написано, что несчастный случай произошел на охоте. На охоте.
Сегодня никто из нас охотиться не  собирается  и  вряд  ли  соберется  в
ближайшее время. Так что не стоит принимать это всерьез...
   - Не стоит принимать всерьез? А как эта бумаженция оказалась у меня в
каюте? В закрытой изнутри каюте? Вы можете объяснить?
   Антон набрал полные легкие воздуха, но:
   - Нет. Я не могу этого объяснить.
   - Что же мне делать? Что делать?! Что делать?!
   - Вот что. Давайте сделаем так. Сегодня вы переберетесь  к  нам.  Или
кто-нибудь из нас будет все время с вами. Это выход. Вы как считаете?
   Адвокат затих. Впервые за все время пребывания в кают-компании на его
лице появилось осмысленное выражение. Видно было, что  он  ухватился  за
эту мысль, как утопающий хватается за соломинку.
   - Я согласен, - сказал наконец он - Только можно попросить вас.
   - Да, конечно.
   - Чтобы не один человек, а хотя бы  двое...  Я  переберусь  к  вам  в
каюту, на время. Вы не будете возражать?
   - Конечно, нет.
   Адвокат уселся  на  диване  и  обвел  всех  присутствующих  взглядом.
Теперь, когда появилась ясная перспектива спасения,  он  даже  устыдился
своего не очень пристойного, почти бабьего поведения.
   - Вы не проводите меня к каюте? - мягко спросил он у Антона. - Я... Я
должен переодеться. Вспотел весь.
   - Это  точно,  -  констатировал  Муха,  позволивший  себе  брезгливую
улыбку.
   Адвокат  действительно  был  мокрым  как  мышь.  Темные  пятна   пота
расплывались под мышками и на коленях. На брюхе, которое уже не скрывала
расползшаяся рубашка, была видна взмокшая шерсть.
   - И как вы, роднуля, при вашей  храбрости  такой  опасной  работенкой
занимаетесь, а? - поинтересовался Муха. - Это  же  смерти  подобно.  Шаг
влево, шаг вправо, не так братка защитили - и ага?
   - Не ваше дело.
   - Конечно, не мое...
   Адвокат в сопровождении Антона покинул  кают-компанию.  Молчавший  до
этого Вадик грустно сказал:
   - Жаль, камеру не прихватил. Поснимаешь такие пенки  пару  дней  -  и
вполне можно претендовать на  звание  лучшего  хроникера  года.  Ты  что
думаешь по этому поводу, Ева?
   - Ничего.
   Наступивший  день  вступил  в  видимое  противоречие  со  всем,   что
происходило на ?Эскалибуре?. Мне вдруг захотелось  вырваться  из  душной
металлической клетки корпуса, подняться наверх, где  было  свежее  небо,
свежее море и свежие, незапятнанные льды. Возможно, их больше нет, а то,
что окружает корабль, всего лишь декорация,  кровавая  сцена,  покинутая
актерами в такой же апрельский день семьдесят лет назад... Как бы то  ни
было, море в иллюминаторе кают-компании  казалось  более  реальным,  чем
сам ?Эскалибур?, - и я не стала сопротивляться.
   Я поднимусь  на  палубу,  чтобы  убедиться,  что  все  мы  еще  живы.
Окончательно и бесповоротно  решив  это,  я  молча  пошла  к  выходу  из
кают-компании.
   - Ты куда? - крикнул Вадик мне вдогонку.
   - Подышать воздухом.
   - Будь осторожна.
   - Я знаю: ?Будь осторожна, следи за собой?.
   - И за всем остальным тоже, - напутствовал меня Вадик.
   - Хорошо...
   На шлюпочной палубе дул легкий ветерок. Он ласкал  мое  разгоряченное
лицо, трогал губы и волосы, - никто  еще  не  касался  меня  так  нежно.
Тюлени,  отделенные  от  ?Эскалибура?  пространством  льдов,   почему-то
молчали.
   Тихо.
   Очень тихо, как в  покинутой  костюмерной.  Не  гудят  даже  стальные
ванты.
   На секунду  мне  показалось,  что  если  я  сейчас  вытяну  руку,  то
обязательно упрусь  в  стенку  купола,  накрывшего  ?Эскалибур?.  Вполне
понятный жест: мы все под колпаком. Ни на  что  другое  рассчитывать  не
приходится.
   Я вытянула руку, ожидая  самого  худшего.  Но  ничего  не  произошло.
Окружающий меня пейзаж был совершенно реальным. Нужно взять себя в  руки
и постараться не сойти с ума. Насколько это вообще возможно...
   - Привет, - услышала я у себя за спиной чей-то дерзкий грудной голос.
   Клио, конечно же, Клио, даже оборачиваться не  надо.  Интересно,  что
заставило ее покинуть логово любви и выползти на палубу?..
   - Привет, - снова повторила Клио.
   - Привет. - Наконец-то я соизволила обернуться.
   Она стояла прямо передо  мной,  чудовищно  хорошенькая,  в  короткой,
всего лишь  по  талию,  меховой  куртке  с  широкими  плечами,  в  своих
знаменитых кожаных брюках и в очках, бесшабашно сдвинутых на лоб.
   - Шикарная погода, правда? - спросила она.
   - Самое время предаваться шикарной любви, - съязвила я.
   - Именно... Какие новости?
   - Пока все живы, - сказала я.
   - Надеюсь, скоро все разрешится, и мы благополучно вернемся.  Хотя...
Ты знаешь, мне не хочется возвращаться. Я с  удовольствием  осталась  бы
здесь на месячишко.
   - Не сомневаюсь.
   - Правда?
   Конечно, правда, Клио, можно только  представить  себе,  как  дымится
дубовая обшивка каюты, когда вы занимаетесь с ним любовью. Странно,  что
ты вообще вырвалась на свободу,  наверняка  он  потерял  бдительность  и
заснул, перевернувшись на живот...
   - А банкир,  я  смотрю,  притомился.  -  Мне  нравилось  дерзить  ей,
подумаешь, поп-звезда российского масштаба...
   - Заснул, - подтвердила она и посмотрела на меня с  удивлением.  -  А
как ты догадалась?
   - Иначе бы он тебя не выпустил...
   -  Думаю,  ты  тоже  когда-нибудь  испытывала  что-либо   подобное...
Правда?
   Испытывала ли я что-либо подобное... Смотря что под этим  понимать  -
любовь или влечение... Ни то ни другое счастья мне не принесло.
   - Только теоретически.
   Клио засмеялась и посмотрела на меня со снисходительной симпатией.
   - У тебя есть курево? - спросила она.
   - Трубка так и не нашлась?
   - Нет. Да и черт с ней... Валере это все не очень нравилось.  -  Ого,
вот как мы заговорили, если все будет продолжаться в тех же темпах  и  в
том же направлении, то через три дня ты с милой  улыбкой  откажешься  от
своей карьеры, от мулаток на бэк-вокале, от латиносов  на  подтанцовках,
от негров, филиппинцев и  соло-гитариста  народности  банту  заодно.  Вы
откажетесь от кровати  и  будете  предаваться  утехам  страсти  в  самых
экзотических  местах:  в  купе  скорых  поездов,  в  туалетах  самолетов
авиакомпании ?Люфтганза?, на вершине  Акрополя,  на  смотровой  площадке
Эйфелевой башни... Ничего не поделаешь, мир -  это  путешествие,  а  все
права на все путешествия принадлежат только страстным любовникам.
   - У меня только ?Житан?, - сказала я, выбивая сигарету из пачки.
   - Плевать. Давай ?Житан?.
   Мы закурили, стоя на палубе, ни дать ни взять две  близкие  подружки.
Внезапно навалившаяся страсть к Сокольникову максимально упростила Клио.
Вся ее  стервозная  манерность,  звездная  склочность,  вся  надменность
куда-то исчезли. На них просто не хватало времени  и  сил.  Оказывается,
Клио может быть милой простушкой, кто бы мог подумать...
   - Расскажи мне о ней, - попросила Клио.
   - О ком?
   - О его дочке.
   - Что я могу рассказать?
   - У вас ведь что-то типа нежной привязанности, как я понимаю.
   - Не знаю. Может быть.
   - Почему она выбрала тебя и возненавидела меня?
   - Потому что я не претендую на ее отца... Клио внимательно посмотрела
на меня:
   - А ты действительно не претендуешь на ее отца?
   - Действительно. На этот счет ты можешь быть спокойна.
   Клио  с  мягкой  иронией  посмотрела  на  меня:  и  вправду,  кто  бы
претендовал! С одной стороны - блестящая певица,  секс-символ  уходящего
века, с другой  -  сомнительная  дамочка  из  киношной  обслуги,  ничего
выдающегося, даже губы помадой не подкрашивает...
   - Я спокойна, - сказала Клио, еще раз утвердившись в своих правах  на
Сокольникова.
   - Вот и отлично. Тогда что тебя мучает?
   - Эта маленькая паршивка. Если я не  найду  с  ней  общий  язык,  нам
придется туго...  Чем  ее  можно  пронять?  Извини,  что  я  так  в  лоб
спрашиваю.
   - Ничем.
   - У меня нет шансов?
   - Шансы всегда есть... Она должна быть тебе интересна. И  она  должна
чувствовать это.
   - Мне она катастрофически неинтересна.
   - Да, такие вещи не сыграешь...
   - Может быть, отправить ее куда-нибудь? - Я с  укором  посмотрела  на
Клио. - Нет, я совсем не то имею в виду. Куда-нибудь  просто  отдохнуть,
развеяться...
   - Знаешь, мне  кажется,  что  ее  всю  жизнь  только  и  делали,  что
куда-нибудь отправляли. Ее не надо отправлять, с ней надо остаться.
   - Ты так ею прониклась, -  засмеялась  Клио.  -  Может  быть,  ты  ее
удочеришь?
   - Ей нужен отец, который бы любил ее по-настоящему.
   - Ну, не знаю... А о чем ты с ней обычно говоришь?
   - Обо всем.
   - Исчерпывающий ответ. Ладно, я попробую наладить с ней  отношения...
Тем более что она... - Клио не  договорила  и  засмеялась.  -  Ладно,  я
пойду. Ты отличная девка, я рада буду познакомиться с  тобой  поближе...
Спасибо за сигарету...
   Клио  легко  повернулась  на  каблуках  и   направилась   в   сторону
пассажирской  палубы.  Я  посмотрела  ей  вслед:  типичный  французистый
силуэт, такие бедра нравятся преуспевающим мужчинам.  В  заднем  кармане
штанов Клио торчал кончик конверта. Здесь уже разносят почту, надо же...
   ...Наступивший вечер пассажиры ?Эскалибура? встретили  в  бильярдной.
Несколько раз мужчины прочесывали ?Эскалибур? от бака до  юта,  они  все
еще не оставляли надежды найти пропавшего  Арсена  Лаккая.  Но  никто  в
точности не знал расположения всех основных служб судна, а схемы  самого
корабля не было.  Некоторые  люки  были  намертво  задраены,  оставались
открытыми только входы  на  палубу  для  экипажа  с  пустой  столовой  и
пекарней; на ходовой мостик, на две пассажирские  палубы  и  наверх,  на
шлюпочную палубу. И машинное отделение. Макс, который мог  бы  помочь  в
поисках, валялся в койке в своей каюте под присмотром Карпика.

***

   ...Филипп и Антон катали шары.  И,  чтобы  внушить  собравшимся  хоть
немного оптимизма, предложили устроить что-то вроде турнира  на  деньги.
На их предложение откликнулся  только  Витя  Мещеряков.  Как  оказалось,
клюшкой он орудовал намного лучше, чем кием, и потому в  первый  же  час
спустил пятьсот долларов. Плюнув на такое разорительное мероприятие,  он
отправился к себе в каюту спать, хотя еще не было и девяти вечера.
   С наступлением сумерек напряжение начало возрастать. День, при  свете
которого все выглядело нестрашным и почти комичным, закончился. Антон, в
отсутствие   Макса   считавший   себя   ответственным   за   пассажиров,
собственноручно задраил люки на кормовую и носовую палубы,  чтобы  ничто
извне не могло  проникнуть  на  ?Эскалибур?.  Тщетная  предосторожность,
думала я. Если зло и существует, то оно кроется не  снаружи,  а  внутри.
Может быть, в нас самих. От этих мыслей у меня разболелась голова,  даже
коньяк не помог, я продулась в бридж, которому на  скорую  руку  обучила
меня Аника, - и перестала быть для нее ценным партнером. Я уступила свое
место Распопову, и теперь они играли вчетвером: Аника,  ее  муж  Андрей,
Распопов и Борис Иванович.
   Распопов, лишившись своего антагониста, сразу же погрустнел,  потерял
лоск и больше не вспоминал брошенную на произвол судьбы область. Похоже,
они с Лаккаем составляли великолепную пару цирковых  клоунов:  рыжего  и
белого... Белый исчез. Или Лаккай был рыжим?
   Постоянно потеющий Альберт Бенедиктович ошивался  вокруг  бильярдного
стола, стараясь не отходить от Антона больше чем  на  полметра.  По  его
настоянию Антон закрыл три иллюминатора бильярдной еще и ?броняшками?  -
специальными железными герметическими заслонками.
   - Я  дичью  быть  не  собираюсь,  -  тряся  бородой,  заявил  Альберт
Бенедиктович. - А вдруг ?им? придет в голову в  иллюминатор  пульнуть...
Куда вы, Антон?
   - Мне нужно выйти, - сказал Антон, направляясь к двери.
   - Как это выйти... Вы же обещали... Скоро десять, а вы выйти решили!
   - Скажите  об  этом  моему  мочевому  пузырю,  -  бросил  нейрохирург
яростным шепотом, который был слышен в каждом уголке кают-компании.
   - Я с вами...
   - Не валяйте дурака. Оставайтесь со всеми... Филя за вами присмотрит.
   - Я вам доверяю...
   - Я приду через пять минут... - Антон махнул рукой и вышел.
   Адвокат засопел. Чтобы быть совсем уж уверенным в своей безопасности,
он весь вечер старался вообще не подходить к иллюминаторам  и,  если  бы
это было возможно, приковал бы себя наручниками либо к  Антону,  либо  к
Филе.  Все  это  вызывало  незлобивые  подначивания,  впрочем,  довольно
нервные. Около десяти, когда Антон был уже  на  месте  и  адвокат  снова
прилип к нему как  банный  лист  к  заднице,  к  Альберту  Бенедиктовичу
подплыл Муха и протянул ему поднос:
   - Меню, пожалуйста, дорогуша!
   На подносе лежал злополучный  листок  из  судового  журнала,  -  Муха
сохранил его. При виде листка Альберта Бенедиктовича передернуло, борода
немедленно задралась вверх, а лысина покрылась испариной.
   - Очень остроумно, молодой человек!
   -  А  нам  больше  ничего  не  остается  делать,  как  упражняться  в
остроумии. Вы не находите?
   - Я нахожу вас бестактным паршивцем.
   - Ну, вы тоже не в моем вкусе, роднуля, - сказал напоследок Муха,  но
от адвоката все-таки отвязался.
   До десяти вечера все напряженно молчали. Никто не верил в  написанное
на листке из старого судового журнала, и  все-таки,  все-таки...  Я  как
приклеенная следила за большими часами (вчера они тоже  остановились  на
двенадцати,  и  Муха  специально  подвел  их,  подтянув  гири  и  качнув
маятник). И  все  время  натыкалась  еще  на  чьи-то  взгляды.  Особенно
преуспел в этом Альберт Бенедиктович. Стараясь не отходить от  Антона  и
Фили далеко, он пожирал тусклый циферблат глазами.
   Еще никогда стрелки не ползли так медленно.
   Муху эта ситуация скорее забавляла:
   - Да вы так не переживайте, а то и вправду богу душу отдадите ровно в
десять. По причине апоплексического удара...
   Адвокат засопел, как стреноженный кабан, но ничего не ответил.
   Наконец часы  пробили  десять.  С  каждым  глухим  ударом  напряжение
нарастало, достигло пика на девятом ударе и сразу же  сошло  на  нет  на
десятом.
   Ничего не произошло.
   Альберт Бенедиктович ощупал себя и радостно засмеялся.
   -  Я-жив-я-жив-я-жив,  -  запричитал  он,  а  потом  исполнил  вокруг
бильярдного  стола  некое  подобие  сарабанды.  -  Я  жив,  слава   тебе
господи... Фу-у, ну и натерпелся! В жизни ничего подобного не испытывал.
Приеду - обязательно все это  запишу...  Теперь-то  я  точно  знаю,  что
чувствует приговоренный к смерти...
   -  Вот  видите,  Альберт  Бенедиктович,  наше  путешествие  оказалось
полезным, кто будет отрицать, что опасность бодрит и держит  организм  в
постоянном напряжении. Разве кто-нибудь будет это отрицать? Незабываемые
впечатления, правда? - снова вылез Вадик. Пожалуй,  сторонников  у  него
прибавилось.
   - Хорошо, - хмуро сказал губернатор Распопов, только что пасанувший с
двумя трефами. - Тогда где все-таки Лаккай? Никто нам так и не  объяснил
его исчезновение. А между тем прошли почти сутки...
   -  Да  вы,  я  смотрю,  скучаете  без  него,  Николай   Иванович,   -
проницательно заметил  вернувшийся  к  жизни  адвокат.  -  Я  думаю,  со
временем все выяснится.
   - Но этот матрос...
   - Этому матросу нельзя доверять. Ведь нет никаких свидетелей.  А  все
эти байки о сверхъестественных силах оставьте на  его  совести...  Нужно
подождать.
   - Сколько? - вполне серьезно спросил Распопов.
   - Даже в розыск  так  быстро  не  объявляют,  Николай  Иванович...  -
блеснул Альберт Бенедиктович своими профессиональными знаниями.
   - Да, - подтвердил Вадик. - Всему свое время!
   Пожелтевшая страничка из судового журнала казалась теперь всего  лишь
жалкой  бумажкой,  наваждение  рассеялось,  и  окончательно   осмелевший
адвокат протянул за ней пухлую руку:
   - Если вы не возражаете, я оставлю  ее  у  себя...  Как  трофей,  так
сказать. Как осколок снаряда, который чуть меня не укокошил...
   - Берите, берите, Альберт Бенедиктович, - сразу же согласился Муха. -
И давайте выпьем по повод