- Слишком красивая, чтобы быть мудрой. Или наоборот?
   - Не знаю. Не хочу об этом думать.
   - Я могу как-то загладить вину?
   - Думаю, да. - Я положила ладонь на руку Леща, я сделала это впервые,
я вложила в этот жест максимум того, что можно вытянуть  из  горячих  от
предвкушения близкой ночи пальцев: ты же видишь. Лещ, я с тобой, я  хочу
быть с тобой, я хочу быть с тобой сегодня, я хочу  проснуться  рядом,  я
хочу проснуться в твоих руках, я  так  долго  искала,  я  так  долго  не
решалась, я так долго думала, я так боялась ошибиться, я так  ничего  не
боялась, что мне пришлось подгонять страх палкой, как шелудивую  собаку,
только он мог защитить меня от твоего обаяния, от привычки не  спать  по
ночам и самому готовить еду для собаки, я  только  одна  из  многих.  Но
теперь мне не нужен страх ни перед собой, ни перед тобой. Ты  взял  меня
за руку, а теперь я беру за руку тебя.
   Этой ночью я хочу быть с тобой.
   Лещ остановился и бросил руль. Я все еще не  выпускала  его  руки,  я
чувствовала, как она напряглась под моей  ладонью,  как  она  испугалась
что-то делать и чего-то не сделать. Хорошо, пусть будет так, первый  шаг
за тобой, но это должен быть маленький шаг, самое начало долгого пути. Я
наклонилась к Лещу и поцеловала его в твердую, гладко выбритую  щеку,  у
самых кончиков губ: я готова двинуться вперед, но оставляю себе пути для
отступления. Все будет зависеть от тебя, Лещ.
   Он понял это.
   Он лишь слегка повернул голову - легкое движение, почти ускользнувшее
от меня, - и его губы  накрыли  "мои.  Они  были  осторожными,  чересчур
осторожными. Но это не могло обмануть меня:  за  ненадежной  плотиной  я
почувствовала глухое и яростное ворочание страсти.  Нужно  лишь  немного
подождать, и мощный поток пробьет проржавевшие, истончившиеся от времени
шлюзы и снесет нас обоих - и меня и его.
   По мере того как губы Леща привыкали к моим губам, обживали  их,  как
обживают  еще   не   открытые   земли,   они   становились   все   более
требовательными: отвечай на мой поцелуй,  отвечай  же!..  Но  я  и  сама
хотела быть призванной к ответу. Я  поняла  это  слишком  поздно,  когда
больше неоткуда было ждать спасения. Крепость моих подленьких логических
построений выбросила белый флаг. И я не знала, чего сейчас во  мне  было
больше: памяти о всех поцелуях, на  которые  я  когда-то  отвечала,  или
памяти об этом, еще не закончившемся поцелуе. Боже  мой,  это  сладко  и
горько, от этого кружится голова, совсем  не  так,  как  при  сотрясении
мозга, мне есть с чем сравнить... И это болит, но  совсем  не  так,  как
раненая рука, мне есть с чем сравнить. Этого я еще не испытывала.  Зачем
я появилась в его доме так преступно,  волоча  за  собой  кровавый  след
смерти,  как  волочит  за   собой   облезшее   боа   подгулявшая   прима
провинциального театрика. Ведь все могло  быть  иначе,  и  мы  могли  бы
встретиться  при  любых  других  обстоятельствах...  При  любых   других
обстоятельствах в любой другой  жизни,  где  я  была  бы  не  связана  с
Лапицким, где я не связана была с Фигаро, Эриком, самой собой.  В  любой
другой жизни, свободной от двойного дна. В  любой  другой,  где  мне  не
пришлось бы менять душу и лицо. В любой другой, где от меня не требовали
бы принять сторону зла. А я не пошла бы на это добровольно,  я  была  бы
другой.
   Я была бы другой.
   Но он точно так же поцеловал  бы  меня,  потому  что  только  поцелуи
всегда  остаются  неизменными,  не  поддающимися  времени,  как  скелет,
свободный от остатков сгнившей плоти чувства.
   Скелет. Скелет в шкафу.
   Если бы Лещ  задержался  в  моих  губах  чуть  дольше,  хотя  бы  еще
несколько секунд, я  бы  осталась  в  них  навсегда,  мне  так  хотелось
остаться в них навсегда, обустроить там дом и варить кофе по  утрам.  Но
он не задержался.
   Наваждение прошло. Ты просто очень давно по-настоящему не целовалась,
Анна. Наверное, это было в прошлой жизни, но прошлая жизнь  не  в  счет.
Открывай все заново и учись справляться с собой,  иначе  ты  никогда  не
достигнешь того, чего хочешь достигнуть. А все поцелуи и вправду  похожи
друг на друга, задействованы одни и те же центры, как синхронно  сказали
бы Александр и Александра. А вот тайны у всех разные. Не стоит  забывать
об этом. Не стоит забывать, зачем ты сейчас сидишь в машине Леща.
   - Едем домой, - закрыв глаза, прошептала я.
   - Да, - Лещ так сорвал "Лендровер" с  места,  что  меня  откинуло  на
спинку сиденья.
   Тебе не терпится получить все и сразу, милый Лещарик. Не волнуйся, ты
все получишь. Ты это заслужил.
 
*** 
 
   ...Он не включал света: за стеклянной стеной была Москва -  напольный
ночник, миллионы свечей, воткнутые прямо  в  сердцевину  страсти,  этого
вполне хватит. У самой двери, наплевав  на  приковылявшего  старика,  мы
стали срывать друг с друга одежду.  Желание,  волнами  шедшее  от  Леща,
испугало меня, но только в самом  начале.  Я  снова  почувствовала,  что
теряю  контроль  над  собой.   Его   поцелуи   становились   все   более
настойчивыми, а руки на моем  теле  -  все  более  беспорядочными.  И  я
подчинилась, я позволила лепить из меня  образ  идеальной  возлюбленной.
Еще немного, и все  свершится,  все  получится  совсем  не  так,  как  я
предполагала, и никакие эротические выкладки двух Саш  не  помогут,  все
будет банально и прекрасно в своей банальности, нужно только  довериться
ему. Я готова. Я готова ему довериться...
   -  Идем...  Идем  в  постель,  -  задыхаясь,  сказала   я   и   вдруг
почувствовала, что хочу этого больше всего на свете, -  идем,  милый.  Я
хочу быть с тобой... Я хочу чувствовать тебя в себе.
   Может быть, это именно те слова, которые я  хотела  сказать  ему  еще
тогда, когда увидела его впервые в телефонной будке?.. Те слова, которые
все женщины говорят всем мужчинам?.. Те слова, которые все мужчины  ждут
от женщин?..
   Но, видимо, я выбрала не те слова.
   Руки Леща неожиданно разжались, и я, потеряв опору,  потеряв  защиту,
едва не упала. Лещ, цепляясь  безвольными  раскрытыми  ладонями  за  мое
платье, сполз на пол и уронил голову в колени. Во  всей  его  позе  было
такое страдание, что мне даже в голову не пришло обидеться, хотя  именно
сейчас я имела на это все основания. И я сделала то, что и  должна  была
сделать любая мудрая женщина на моем месте.
   - Что-то не так, милый?
   Он глухо молчал, и, чтобы не захлебнуться  в  этом  его  молчании,  я
вздохнула, набирая в легкие воздух.
   - Я что-то сделала не так?
   - Так, все так... Прости, прости меня, - он снова обнял меня и прижал
к  себе,  теперь  в  этом  не  было   всепоглощающей   страсти,   только
всепоглощающее отчаяние: он как будто искал у  меня  защиты,  -  прости,
пожалуйста.
   Я молчала. Я не знала, как реагировать на это.  Но  он  расценил  это
молчание по-своему.
   - Ненавижу себя. Ненавижу... Я знал, что придется  платить...  Но  не
знал, что плата будет такой высокой... Хочешь выпить?
   - Хочу быть с тобой, - упрямо сказала я. - Мне все равно,  что  будет
завтра. Но сегодня я хочу быть с тобой. Я  никогда  и  никому  этого  не
говорила.
   Он застонал и еще крепче прижал меня к себе, поджившее плечо  дало  о
себе знать.
   - Больно, -  сдерживаясь,  вздохнула  я.  И  непонятно,  к  чему  это
относилось: к ране или к нелепой ситуации у двери.
   Его как будто ударило током:
   - Прости меня... - Лещ принялся покрывать лихорадочными поцелуями мои
руки и платье.
   Пора  заканчивать  это  надругательство  над  плотью.   Я   осторожно
отстранила его лицо и выскользнула из объятий.
   - Куда ты? - Еще секунда, и отчаяние разнесет ему голову, как удачный
пистолетный выстрел. Наблюдать за этим невыносимо.
   - Принесу выпить. Ты же хотел выпить.
   - Боже мой, Боже мой. Я принесла вина и бокал.
   - А ты? - с надеждой спросил Лещ.
   - Я не хочу.
   И тогда он сжал хрупкое стекло  бокала  в  пальцах.  Оно  с  жалобным
писком треснуло. В пальцах Леща забилась струйка  крови.  Он  запрокинул
голову и махом выпил полбутылки. Чтобы чем-то занять себя, я  взяла  его
изрезанную ладонь и попыталась губами коснуться его крови, податливой  и
теплой на вид, совсем не похожей на высеченного из камня Леща.  Но  этот
невинный жест, не выражающий ничего, кроме робкой любви, вдруг  отбросил
его от меня. Он вырвал руку с такой поспешностью, что почти ударил  меня
по лицу.
   - Нет! Нет, только не это... Нет, нет, нет... Не трогай меня!
   - Хорошо, - я сжала виски пальцами.  -  Хорошо.  Что  происходит?  Ты
хочешь, чтобы я ушла?
   Его уже трясло мелкой дрожью. В любом другом случае, в  любой  другой
ситуации это выглядело бы смешно: огромный мужик, дрожащий как  осиновый
лист. Но сейчас мне было не до смеха:  я  не  могла  оторваться  от  его
побелевшего лица, от его лихорадочно горящих глаз, от  судорог,  которые
били его тело.
   - Я не хочу, чтобы ты ушла... Я не могу тебя задерживать, я  понимаю.
Если ты  уйдешь,  ты  будешь  права.  Но,  если  ты  уйдешь,  все  будет
бессмысленным... Все потеряет для меня всякую цену.
   - Объясни, что происходит. Только и всего. Объясни, и я пойму.  Я  же
умная девочка.
   - Умная девочка. Красивая девочка. Самая лучшая девочка.  Никого  нет
лучше тебя... Никого я не хотел так, как тебя... Боже мой, что за пошлые
слова... Не так, все не так. Никто мне не был нужен  так,  как  ты...  Я
никогда и никому этого не говорил. Ты первая, кому я это говорю.
   - Так в чем же дело? Я здесь, и я жду тебя.
   - Если ты узнаешь все... Ты уйдешь.
   - Ты плохо знаешь меня. - О, как ты  плохо  знаешь  меня.  Лещ!  Уйти
сейчас, когда я уже приоткрыла двери в твою душу, в твою тайну,  что,  в
общем-то, одно и то же?! Нет, я никуда не уйду... - Я никуда не уйду.  Я
хочу остаться с тобой. Я хочу быть с тобой...
   Боже мой, неужели это я, неужели это с моих губ  слетают  эти  полные
страсти слова? Чуть заглушаемые дыханием,  но  все  же  такие  понятные,
способные соблазнить кого угодно,  способные  взломать  любые  запоры  и
любые двери. Почему я произношу их  так  легко?  Потому  что  ничего  не
чувствую к этому человеку, который  сделал  все,  чтобы  я  чувствовала?
Неужели во мне  не  осталось  ничего  человеческого,  даже  сострадания?
Неужели Костя так вычистил,  так  вылизал  мою  и  без  того  стерильную
душу?.. Актриса, актриса, ты всего лишь жалкая актриса, которой покойный
Эрик дарил розы по  пятницам  за  удачное  исполнение  главных  ролей  в
гиньоле...
   - Все еще можно исправить, - несвязно говорил Лещ, обнимая меня одной
рукой и пряча далеко за спину другую, изрезанную стеклом. - Мне сказали,
что все будет в порядке... Нужно только подождать.
   - О чем ты говоришь?
   - Не сейчас. Я обязательно скажу тебе, ты мудрая, ты самая лучшая, ты
все поймешь. Но не сейчас, только не сейчас. Я скажу. Я не  хочу,  чтобы
это стояло между нами.
   - Ничто не может стоять между нами. Ничто и никогда не станет,  разве
что смерть. - Боже мой, пафос как в чахоточных любовных романах, я  даже
на секунду начинаю ненавидеть себя за этот пафос, не переигрывай, Анюта.
   Но Лещ не услышал его, он  вдруг  бесшабашно,  совсем  по-мальчишески
улыбнулся:
   - Ну, смерти не будет. Уже не будет. Ты подождешь меня?
   - Я подожду.
   - Ты даже не спрашиваешь - сколько.
   - Мне все равно сколько.
   - Родная моя... Я смогу дать тебе все.
   - Мне ничего не нужно. Ничего не нужно, кроме тебя. - Все  правильно,
Анюта, ты выбрала точную фразу, внезапно вспыхнувшее  чувство  оперирует
только этими категориями. - Неужели ты до сих пор не понял?
   - Я понял... Я все понял. Но тебе  лучше  сейчас  не  касаться  меня.
Иначе я с собой не справлюсь.
   - Не нужно с собой справляться.
   - Ты не понимаешь, - его лицо снова исказила мука.
   - Хорошо, пусть все будет так, как ты хочешь.
   Он наконец-то отпустил меня, поднялся и, снося по пути все выпирающие
составные части лос-анджелесского дизайна, побрел  в  ванную.  Я  так  и
осталась сидеть возле двери, хотя и понимала, что необходимо подняться и
привести в порядок  одежду:  сейчас  бессмысленно  строить  оскорбленную
невинность,  лучше   всего   подойдет   роль   безропотной   тупоголовой
всепрощающей наседки Сольвейг. Остается  надеяться,  что  мой  Пер  Гюнт
одумается  и  покинет  меня  ненадолго.  Что  я  не  только   не   успею
состариться, но и даже застегнуть бюстгальтер.
   Но бретельку от лифчика он все-таки порвал, горячий эстонский парень.
И ворот платья тоже.
   Я не чувствовала угрызений совести. В конце концов,  это  только  его
право - не спать со мной или спать со мной. Теперь  меня  устроит  любой
вариант, хотя и печально, что я так и  не  распробовала  Леща  на  вкус:
сегодня он оказался лещом холодного копчения, устоял,  не  поддался,  не
решился, хотя и очень хотел  не  устоять,  поддаться,  решиться,  я  это
видела. Я понимала, что дело не во мне: я была целомудренно-сексапильна,
а этот коктейль всегда нравится мужчинам, если они подкатывают к женщине
не  с  предложением  банального  пересыпа,   а   с   самыми   серьезными
намерениями. Все дело было в самом Леще. Ну  что  ж,  пришей  оторванную
бретельку,  распрощайся  с  безнадежно   испорченным   платьем   и   жди
объяснений. А они последуют. Лещ не может  не  понимать,  что  возникшая
между нами недоговоренность убьет только зародившееся чувство.
   А сейчас будь паинькой, не надувай губки и делай вид, что  ничего  не
произошло.
   ...Когда Лещ вышел из ванной,  я  уже  переоделась  в  его  рубаху  и
расстилала постель. Сегодня я не увижу в ней ни войны Алой и Белой  роз,
ни падения Порт-Артура, ни утра Стрелецкой казни. Но я знала главное:  я
проведу восхитительную ночь с тайной  Леща.  Мне  нужно  соблазнить  ее,
заставить раскрыться, заставить не бояться меня.
   Лещ снял поводок и тихонько свистнул Старику.
   - Ты надолго? -  независимо  спросила  я,  как  будто  не  было  этой
тягостной сцены у двери.
   - Выгуляю пса и вернусь, - почти семейная  идиллия,  подразумевающая:
"Не  жди  меня,  ложись  в  постельку,  девочка,  я  должен   о   многом
подумать..." Он вернулся только через три часа, на  самом  излете  ночи,
когда я уже устала ждать его. И нашел меня такой,  какой  и  должен  был
найти:  свернувшаяся  калачиком,  застигнутая  сном   врасплох   любимая
женщина. Сквозь  полуприкрытые  веки  я  видела,  как  он,  стараясь  не
производить лишнего шума, тяжело сел в кресло против кровати. Уж не  мои
ли сны ты хочешь подсмотреть, милый? Знай, я не вижу снов.
   Лещ в узких зеркалах моих  век  выглядел  несчастным,  подавленным  и
бесконечно  влюбленным.  Такого  можно  брать  голыми  руками,   никакой
интриги, никакой борьбы полов, ничего, что придает  любовным  отношениям
остроту непостоянства. Десять к одному,  что,  как  только  ему  надоест
глазеть на меня, он осторожно приблизятся к кровати,  к  моему  лицу,  к
моим губам и тихонько их поцелует. Можно делать ставки, господа!..
   Несколько раз я проваливалась в  полудрему,  а  Лещ  все  сторожил  и
сторожил мой чуткий сон. Наконец, не выдержав, он действительно  подошел
к кровати, опустился перед ней на колени  и  осторожно  обшарил  мягкими
губами мое лицо. Э-э, голубчик, а щетина-то у тебя уже  пробилась!  Если
ты хочешь, чтобы женщине было комфортно с тобой, брейся, пожалуйста,  на
ночь...
   - Который час, милый? - спросила я максимально сонным голосом.
   - Около шести. Спи, девочка, - Ты не ляжешь?
   - Нет, мне еще  нужно  поработать,  -  Лещ  погладил  меня  аккуратно
забинтованной рукой.
   Я поймала руку губами: теперь Лещ не отнял ее, а только покачал в ней
мое лицо, как в колыбели.
   - Сварить  тебе  кофе?  -  Боже  мой,  и  откуда  во  мне  эти  нотки
образцово-показательной домохозяйки, любительницы витых  свечей,  дикера
"Старый Таллин", макраме и дорогого мыла?
   - Не стоит, я сам. Спи. - Звучит очень убедительно, только ты  врешь,
Лещ. Даже если ты сейчас уткнешься в свои  бумаги,  все  равно  в  твоей
лохматой башке стаями будут бродить мысли о том, уйду ли  я  сегодня  от
тебя или нет. Что ж, пожалуй, тебя стоит подержать на коротком поводке.
   ...Лещ ушел очень рано. Он собирался тихо, даже кофейная  ложечка  ни
разу не звякнула о стенки чашки, даже замок дорогого портфеля ни разу не
щелкнул. Он собирался тихо, хотя и знал, что я не сплю. И я  знала,  что
он знает, - невинный обман, дающий выигрыш во времени; уточнение  правил
игры, в которую мы оба стали  играть  со  вчерашнего  вечера.  Я  встала
только тогда, когда за ним захлопнулась дверь. Семь часов. Через  четыре
часа я встречаюсь с Костей на Тверской. Еще есть время, чтобы привести в
порядок  бессонные,  измотанные  за  ночь  мысли:  у  меня   нет   четко
выстроенной версии, но, как бы ни обернулось  дело,  я  приду  к  своему
иезуиту не с пустыми руками.
 
*** 
 
   ...Мы сидели в летнем кафе и потягивали пиво. Пиво не нравилось  мне,
но сейчас именно оно как нельзя лучше  соответствовало  обстоятельствам:
женщина чуть моложе и мужчина чуть старше, случайно оказавшиеся за одним
столиком; ничего общего, кроме пепельницы, стоящей между нами. Я взяла к
пиву соленые орешки, а капитан копался  в  вяленой  рыбе.  Он  мастерски
разделывал сочащуюся жиром  янтарную  тушку,  раскладывая  ее  куски  на
ритуальные кучки: плавники, ребра, части хребта...
   Над рыбой вились осы, но капитан, казалось, не замечал их.
   - Прекрасно выглядишь, Анна,  -  капитан  впился  жесткими  зубами  в
спинку рыбы. - Краше прежнего. Увечья пошли тебе на пользу. Подлецу  все
к лицу. Клиент повержен в прах, бряцает доспехами и добивается оборки  с
кринолинов прекрасной дамы?
   - Что-то вроде того. На большее он пока не претендует, - самодовольно
произнесла я и выложила перед капитаном  дубликаты  ключей  от  квартиры
Леща.
   - Ты смотри, какой скромник. Кто бы мог подумать! А я думал,  вы  уже
трахаетесь так, что кровать развалили, - капитан не глядя сгреб ключи со
стола и сунул их себе в карман.
   - Не говори пошлостей.
   - Какое целомудрие! Не можешь выйти из роли? Или  влюбилась  в  этого
коня с яйцами, не приведи Господи?
   - Это очень породистый конь, так что приготовьте ему стойло  получше,
я проконсультирую. А ты ревнуешь, капитан?
   - Есть немного. Ну и как тебе в логове врага?
   - Дышится легко. Хотя квартира у него и закрывается как сейф. Так что
оцени мои мелкие услуги, капитан. Что с ампулами? Надеюсь, в них была не
аскорбиновая кислота?
   - Нет. И даже не пенициллин. Откуда ты их взяла?
   - Из мусорного ведра.
   - Он колется?
   - Через каждые три дня.
   - Забавная штука с этими ампулами.
   - Что ты имеешь в виду?
   - Химический состав. Все компоненты узнаваемы.  Но  их  комбинация...
Наши яппи из химлаборатории до сих пор чешут репы.
   -  Наберите  новых,  зачем  вам  бездари.  Пригласите   какого-нибудь
плешивого лауреата из Гарварда, он быстро разберется.
   - Вопросов пока больше, чем ответов.
   - Подкину вам еще один. Его секретарша.
   - А что его секретарша? Жалкая личность. Непонятно,  что  между  ними
общего,  кроме  конспектов  по   истории   журналистики   двадцатилетней
давности.
   - Она в него влюблена. Еще с университета.
   - Есть же еще вечные ценности, - задумчиво сказал капитан,  обсасывая
перышко плавника.
   - Влюблена - это не то слово. Она предана ему как собака.
   - У него уже есть собака. Кстати, как она тебе?
   - Секретарша?
   - Да нет, собака.
   - Милый песик. А секретарша из тех фанатичек, которые кончают с собой
на  могиле  кумиров.  Засовывают  дуло  пистолета  прямо  в  глотку,  не
испытывая при этом чувства тошноты.
   - Без лирических отступлений, пожалуйста.
   - Хорошо. Мне кажется, за ней нужно установить наблюдение.  Так,  для
очистки совести.
   - Чтобы она не засунула дуло пистолета себе в глотку?
   - Почти. Я могу ошибаться, но между ними существует некая связь.
   - Ты тоже, я смотрю, ревнуешь.
   - Это не та связь, о которой ты ду