о подмигивали и настойчиво зазывали меня  в  свое
купе,  просчитывая  в  затуманенных от  водки  мозгах  вялый
вариант "лямур а-ля труа".
      Наплевав на радужные перспективы, я закрылась в  своем
чисто прибранном купе, сняла ботинки и вытянулась на полке.
     Вот и все. Питер кончился.
     Вот и все. Вот и все. Вот и все.
     Вот и все, шептали мне колеса, Питер кончился, а вместе
с  ним  кончилось и несколько жизней. Я подумала  об  Алене,
рассеянно  поплакала, вспомнив о своем так и не отправленном
письме.  А  ведь  я собиралась послать его на  адрес  Алены,
чтобы  сообщить, где искать и ее, и машину.  Собиралась,  но
так  и  не  отправила - все то, что произошло  после  смерти
Алены  и  Фарика, меня если не оправдывало, то  хоть  как-то
извиняло. На эти смерти наложились другие смерти - и все мои
благие  пожелания  пошли  прахом.  Конечно,  если  бы  я  не
встретила Власа и уехала бы в Швецию...
      И  сейчас же другая мысль пришла мне в голову -  такая
ясная,  что  я даже удивилась - почему она не посетила  меня
раньше.
     Паспорт.
     Паспорт, который сделала мне Алена.
      Ее  начнут искать. Ее уже начали искать. И  это  будет
серьезное  расследование, отец Алены не даст  покоя  ленивым
питерским  ищейкам ("А с прокурором города он в бане  моется
по  четвергам,  они  там  друг другу  спины  натирают..."  -
вспомнила я Аленины слова). Им ничего не стоит выяснить, что
за несколько дней до исчезновения Алена сделала паспорт кому-
то  из подруг. А в паспорт наклеена моя фотография. И я даже
не  знаю,  каким путем Алена добыла для меня этот  проклятый
паспорт.  Если все законно - а иначе и быть не могло,  -  то
этот факт обязательно всплывет...
      Но - странное дело - это не очень испугало меня. Тогда
-  поздним  летом и ранней осенью - у меня была единственная
цель: уехать из страны, уехать любым способом.
     Но сейчас я осталась.
      И  мне  было наплевать, найдут меня или нет, -  и  это
чувство целиком и полностью принадлежало Еве. Как и другое -
главное,  чтобы меня не нашли до тех пор, пока я  не  сделаю
того,  что  должна сделать. Иначе игра не стоит свеч  и  все
смерти были бессмысленны.
      Но если им не составит труда выйти на мой паспорт,  то
ровно такое количество затрат потребуется, чтобы установить,
что  Алена  Гончарова купила тур в Швецию на два лица.  Пока
они  будут  запрашивать Швецию, пока не  кончится  сам  тур,
беспокоиться о ней всерьез вряд ли кто станет...
      Сбивчивые  рассуждения утомили меня - в конце  концов,
почему  именно  я  должна  продумывать  ходы  других  людей?
Видимо,  сценарная  хватка неистребима, спасибо  мастерам  и
свет Ивану...
     "Пожалуйста, душа моя! - откликнулся Иван. - Только тут
ты путаешь. Такой фигне я тебя точно не учил!"
      Не  учил  так  не  учил, черт с  тобой...  Предоставим
каждому  делать то, что они должны делать. Как это - хозяину
- хозяиново, а псу - псово.
      Я  вытащила из рюкзака конверт с деньгами. В  конверте
лежала  тысяча долларов, как и было оговорено.  Значит,  мою
скромную  просьбу урезать гонорар за предательство Власа  он
посчитал не кокетством, а нравственной позицией, ай да Грек!
Сейчас  меня мало заботило, на какие средства я буду жить  в
Москве,  этом гигантском пылесосе, жадно всасывающем деньги.
Всяко  -  не  пропаду,  на  первое  время  хватит,  а  потом
присмотрю  себе  полулегальную работенку или  полулегального
мужичка. А возможно - все кончится еще до того, как иссякнет
тысяча.  Об этом я не думала, но паспорт с открытой визой  в
Швецию топить в туалете скорого поезда не собиралась.
      Впервые  за  несколько последних дней  я  оказалась  в
ситуации   относительного   покоя,   мне   не   нужно   было
просчитывать  линию поведения на ближайшие десять  минут,  я
могла    расслабиться   и   переключиться   на   обдумывание
стратегического  плана. Я положила  конверт  с  деньгами  на
столик,  там же пристроила два своих (теперь уже практически
бесполезных,   как   смутно   догадывалась)    паспорта    -
общегражданский  и  заграничный.  Потом  наступила   очередь
ключей, их у меня было две связки - от моей новой московской
квартиры  и  от  жизни  убитого мной  Сирина  -  эта  связка
интересовала меня куда больше.
       Затем   на   столик  был  выложен   паспорт   Сирина:
добропорядочный  человек,  ничего  не  скажешь.  И   паспорт
добропорядочный - такие внушают уверенность: он ни  разу  не
терялся,  исправно  терся в кармане  как  минимум  последние
двадцать   лет.  Края  дерматиновой  обложки  поистрепались,
первый  лист, из которого я узнала, что Сирина зовут Дрондин
Леонид Харлампиевич, был заляпан чем-то жирным.
      Леонид  Харлампиевич  родился в  1949  году  в  городе
Кишиневе, находился в разводе с гражданкой Филипповой  Верой
Борисовной,   детей   не   имел  и  постоянно   проживал   в
Текстильщиках.  Я положила на паспорт Сирина  ключи  от  его
квартиры  -  и  у меня созрело смутное желание  в  ближайшем
"`%,%-(  эту квартиру посетить: мысль о звонке таинственного
знакомого Сирина, который заставил обоих киллеров  пойти  на
никчемное плохо оплачиваемое убийство, гвоздем засела у меня
в голове. Если они близкие друзья - значит, можно попытаться
найти что-нибудь в записных книжках Сирина, в его вещах; что-
нибудь, что натолкнет меня на след.
     Вещи мертвых людей.
      Меня преследовали вещи мертвых людей. Венькин браслет,
сумочка  Алены,  паспорт  Сирина, фотографии  Власа...  Вещи
мертвых  людей  -  так  вполне мог  называться  какой-нибудь
немудреный  сценарий в Венькином стиле. Что-то подобное  мы,
кажется, обсуждали с ней у меня на кухне в Бибиреве,  одурев
от  сигарет  и  пива; чересчур экзистенциально  для  дешевой
подделки  -  парень  находит вещи другого  человека,  и  они
заставляют его прожить другую жизнь и приводят к смерти...
      "Ну  ты и сказала, мать! Прямо как в лужу пер...  ышки
воткнула! - вклинился Иван. - Это же Антониони чистой  воды,
"Профессия  -  репортер", не нужно было спать на  лекции  по
зарубежному кино".
     "Точно-точно, - добавил Нимотси. - Любая жизнь приводит
к  смерти, официально тебе заявляю. А как сюжет - тухловато.
Чем-то на тебя похоже..."
      Нет,  это не было похоже на меня. Я выкрала Еву не  из
гостиничного номера чужой жизни, я вытянула ее  из  небытия.
Евы никогда не существовало, ее родители не разводились,  ее
тетка  не  умирала от инфаркта, ее никогда  не  стригли  под
ноль,  чтобы лучше росли волосы, - Ева полностью  была  моим
порождением. Хотя - теперь я была склонна думать именно  так
- я сама стала ее порождением.
     Именно поэтому я сейчас ехала в Москву.
      Я достала лист бумаги и раскроила его - как и тогда, в
комнате Гулиных детей, - теперь колонки было две. В одну  из
них  я,  не  колеблясь,  занесла  Сирина.  Вторую  полностью
заполнила толстая задница Володеньки Туманова.
     Спустя полчаса моя схема выглядела так:
     Володенька Туманов (основной вариант)
     1. Пока живой.
      2. Должен был встретиться с Нимотси, но после звонка и
назначенной встречи Нимотси убивают. Кроме меня и  Туманова,
о том, что Нимотси в Москве, не знал никто.
      3. Нимотси звонил Туманову ночью или вечером накануне.
Я  ушла  в кино, записная книжка уже была у меня, и  встреча
была назначена.
      4. Искать нужно самого Туманова и через него выйти  на
следующий уровень.
     Сирии (страховочный вариант) 1. Уже мертвый.
      2.  Должен  был  убить  Нимотси после  звонка  некоего
человека - предположительно близкого друга.
     3. Если верить Власу - звонок был утром.
      4.  Искать  нужно  что-то, что было  в  прошлой  жизни
Сирина: фотографии, номера телефонов, записи.
      5.  Проверить ключи - к чему они могут подходить. Если
он так живо откликнулся на просьбу друга, то, возможно, были
и другие просьбы. Или сам Сирии как-то замешан в деле.
      Над  пятым  пунктом,  касающимся Сирина,  я  поставила
жирный   вопрос,   его   участие   в   деле   казалось   мне
маловероятным,  он  выполнил нехлопотное разовое  поручение,
только  и всего. Куда интереснее была роль Туманова - именно
Туманов предложил Нимотси этот сомнительный контракт. Он мог
и  не  знать о том, что происходило в Греции, но то, что  он
общается с людьми, которые знают, не вызывало у меня никаких
сомнений.
     Я отложила листок и задумалась.
      С  Сирином картина была ясна - тут уже никто не сможет
вмешаться.  Судя  по  всему, он  довольно  часто  уезжал  из
Москвы,  с  женой развелся десять лет назад, в квартире  жил
один,  если  верить  покойному  Власу.  Следовательно,   его
отсутствие ни у кого не может вызвать беспокойства.
      Совсем по-другому рисовались мне перспективы общения с
Тумановым.  Лежа  на  полке  и  прикрыв  глаза,  я  пыталась
систематизировать все, что знала о Туманове по ВГИКу.
      Некоторое  время,  до  появления  феерического  Ивана,
Нимотси  дружил  с Володькой. Впрочем, дружбой  с  Тумановым
могла  похвастаться добрая половина разношерстной вгиковской
тусовки  - он был со всеми и ни с кем одновременно. Володька
пил  как  лошадь, курил как паровоз, обожал красивых  баб  и
даже  одно  время  был  женат на Юленьке  Косикинои,  первой
вгиковской  женщине-вамп.  Они быстро  расстались,  Володька
объявил,  что  сделал  это только потому,  что  Юленька  для
жснщины-вамп  оказалась  недостаточно  стервозной,  а  он-де
обожает  стерв и кончает с ними в три раза интенсивнее.  Но,
по  агентурным данным Нимотси, Туманова бросила сама Юленька
-  и  бросила  только  потому, что он  вел  параллельно  еще
несколько  необязательных любовных связей: как и большинство
красивых  женщин,  Юленька знала толк в верности  и  измене.
Верхом  же  Володькиной глупости была интрижка с  изысканно-
уродливой  киноведкой  Кариной  Оганисян.  Спать  с  Кариной
считалось  пощечиной  общественному вкусу,  ее  некрасивость
была  такой  же  вызывающей,  как  и  красота  Юленьки.  Обе
статистки  терпеть не могли друг друга, Юленька не  простила
Туманову именно Карины, шумно развелась и...
     Стоп. Юленька Косикина.
      Я  вспоминала все то, что рассказывал мне Нимотси, все
то,  что прочла в его торопливых записях. Юленьки не было  в
живых, интересно, знает ли об этом Туманов?
      У меня не было его адреса, в бумажках Нимотси значился
только  телефон  и  номера машины. Красный  "Форд".  Чем  он
занимается  сейчас, я даже не представляла.  Одно  время  до
меня  доходили слухи о его сомнительных журнальных проектах,
о  ночных  клубах, где он пристраивался третьим и  четвертым
совладельцем,  -  только для того, чтобы  бесплатно  кормить
оголтелую  стаю  почитателей  его  таланта  и  почти  бабьих
купеческих  телес.  Туманов  был  типичным  тусовщиком,  эта
гнусная  порода, пестуемая ВГИКом, была мне хорошо известна.
Как  и то, что он подвизался в качестве второго педагога  на
одном из режиссерских курсов.
      Значит,  нужно  ехать  во ВГИК,  уточнить,  где  можно
выцепить  Туманова,  и  уже  тогда  действовать.  Я  еще  не
/`%$ab   "+o+   себе,  как  можно  вытянуть  информацию   из
Володьки, одно я знала точно - грубый нажим не пройдет.  Его
нельзя  поставить  в угол между холодильником  и  стиральной
машиной,  сунуть пушку (которой у меня, кстати, не  было)  и
заставить  говорить. Да, как и всякий сибарит, Володька  был
патологически труслив, но и так же патологически изворотлив.
Володьку  нельзя вспугнуть - если он что-то  заподозрит,  то
обязательно вывернется и настучит хозяевам. С Нимотси так  и
произошло. Значит, идти напролом себе дороже.
      Я  попыталась  поставить себя на место  Туманова:  ему
звонит  старый дружбан по институту, пристроенный на  работу
по  протекции,  и  требует встречи. Даже  если  обколовшийся
Нимотси  требовал от него денег - на встречу можно  было  бы
съездить   в   любом  случае,  это  совершенно  естественный
поступок.  Володька  назначает  встречу,  но  вместо   этого
Нимотси  убивают. Из этого следует, что рыло  у  Туманова  в
пухе и рыло это кто-то кормит и держит в строгости.
      Да,  Туманов  -  это  единственный  и  самый  реальный
вариант.
       Все  остальное  решалось  просто  -  зная  Володькину
слабость  к  красивым женщинам (а с некоторых  пор  я  легко
стала причислять себя к красивым женщинам), нужно сыграть на
этом, влезть к нему в постель, если уж сильно не повезет;  а
там будет видно...
     На этом я и остановилась.
      А  поезд  мчался  сквозь ночь, не останавливаясь.  Уже
давно  проехали Бологое, теперь Москва приближалась с каждой
минутой,  и  я не знала, какой она будет для меня  -  будет,
будет, будет...
       Я  так  и  заснула  под  стук  колес,  с  деньгами  и
документами на столике.
      А  утром  вышла  в коридор, поздоровалась  с  помятыми
соседями-комсомольцами,  лениво  выслушала  обычную   порцию
комплиментов и вернулась к себе в купе за рюкзаком.
      Еще  несколько минут - и поезд чихнет на Ленинградском
вокзале под нестареющее "Прощание славянки". Сидя в  купе  и
закрыв глаза, я собирала силы - они мне понадобятся.
     Наконец поезд остановился на перроне.
     Это была Москва.

                          ЧАСТЬ III

     ...Это была Москва с ее грязной разноплеменной площадью
трех  вокзалов,  и  все  было  как  и  всегда:  сомнительные
хачапури,  сомнительное  пиво, сомнительная  видеотехника  в
киосках.   Даже  вездесущие  цыгане  выглядели  сомнительно.
Настоящими  были  только  бомжи и  их  хрипловато-кокетливые
спутницы,  которых Иван в бытность своей  жизни  называл  не
иначе как "подружки на курьих ножках".
     И настоящей была я.
      Это  единственное, что я знала точно: настоящая  -  я.
Алена,  Фарик,  Сирии,  Влас, ужин с  Греком  под  двуличный
саксофон   -   весь  этот  стилизованный  питерский   кошмар
отодвинулся  на задний план, теперь он был отделен  от  меня
".a%,ln часами железнодорожных путей, заслонен стеной  дождя
изменчивой памяти - сработал инстинкт самосохранения.  Иначе
и  быть  не могло, моя бедная стриженая голова еще не готова
была хранить в себе этот груз.
      Я  смешалась с утренней толпой, которая внесла меня  в
метро,  не глядя, накупила ворох московских газет и, проехав
одну  остановку по кольцу, вышла на проспекте Мира. Проспект
был  задавлен  вечными пробками, я тихонько позлорадствовала
над  беднягами,  сидящими в крутых иномарках,  и  без  труда
нашла нужный дом.
      Сталинский  ампир, эпоха архитектурных  излишеств,  ну
конечно,   Грека   бы   оскорбила   панельная   халупа   для
сотрудников.
      Я  поднялась  на шестой этаж, сунула ключ  в  замочную
скважину и оказалась дома.
       -   Эй!  -  заорала  я,  как  только  дверь  за  мной
захлопнулась. - Эй! Есть здесь кто-нибудь?!
     Никого не было.
      Мой  голос прокатился по пустынным комнатам, он первый
увидел будущее жилище; теперь с ним предстояло познакомиться
и мне самой.
     Ничего себе! Да здравствует фирма, которая так искренне
заботится о своих сотрудниках!
     Квартира представляла собой запыленное кладбище бытовой
техники;  здесь  было все: компьютер, мирно прикорнувший  на
столе  у  окна  в большой комнате; видеодвойка,  музыкальный
центр.  В  маленьком  баре  стояли бутылки,  выдающие  самые
фантастические  вкусы временных постояльцев:  водка,  виски,
джин,   ополовиненное   мартини,   нарзан   для   язвенников
предпенсионного возраста и даже дорогой французский коньяк.
      Необжитость  комнат  была обманчива  -  то  и  дело  я
натыкалась  на  следы  человеческого пребывания:  забытую  в
спальне  пачку  презервативов, окурок окаменевшей  сигары  в
тяжелой малахитовой пепельнице, закатившуюся за ножку  стола
запонку, похожий на хвост селедки галстук - все эти форпосты
командированных холостяков.
      Я  переместилась  на  кухню,  чтобы  обнаружить  здесь
кухонный   комбайн,  микроволновку,  стиральную   машину   и
кондиционер,  встроенный  в  форточку.  Впрочем,  это   были
ненужные  предосторожности - окна квартиры  выходили  не  на
загаженный,  загазованный проспект,  а  в  тихий  подмерзший
дворик, обезображенный только детской площадкой в стиле а-ля
рюс:  наспех  срубленные избенки, символизирующие  горки,  и
несколько персонажей русского фольклора - Царевна-лягушка  с
обломанной стрелой и маньяческого вида Иван-дурак.
      "Видишь,  как полезно иногда стукануть на ближнего,  -
похвалил меня Иван. - Сразу же продвинутое гнездышко выдают.
И недалеко от центра".
      "Делай так всегда, - присоединился к Ивану Нимотси.  -
Глядишь, и на виллу в пригороде Лос-Анджелеса насобираешь!"
      Я открыла шкафы на кухне - никакой еды не было, только
в  дальнем углу лежала пачка инструкций ко всей этой мертвой
технике. Я слишком отвыкла быть одна и поэтому включила  все
сразу   -   музыкальный  центр,  телевизор,  холодильник   и
*.-$(f(.-%`.
      Мне  нравилась  эта  удобная безликая  унифицированная
квартира:  здесь  можно со вкусом пожить, запастись  едой  и
кассетами  из ближайшего видсопроката - и отключиться,  хотя
бы на пару дней.
      "Шалишь,  пары дней у тебя нет, но вот  сегодняшний  -
вполне".
     Так я и поступила. Спустилась в ближайший гастроном, по-
мужски  бестолково накупила порционной расфасованной  еды  и
полдня  провалялась  на диване, лениво почитывая  московскую
прессу.  Как  ни  странно, прочитанное меня  успокоило:  мой
случай, казавшийся апокалиптическим мне самой, оказался лишь
досадным  пресным  эпизодом в ряду других  преступлений,  от
которых стыла кровь в жилах, - расчлененка, побоище в ночном
клубе,   похищение   детей,   отрубленная   голова,   весело
улыбающаяся   дворникам   из   мусорного   бака,   труженики
невидимого   фронта  заказных  убийств,  расстрел   крупного
предпринимателя  и  его ни в чем не повинного  тойтерьера...
Газеты  писали  обо  всем, что хоть  как-то  могло  развлечь
пресыщенного   обывателя  и  погрозить   пальцем   голодному
бюджетному пролетарию: все твои проблемы - это полная  фигня
по  сравнению  с  концом света, который  маячит  у  тебя  за
окном...
      - "Именно! Не переворачивай страницу, дочитаю, - вылез
Иван.  -  Не  вовремя  я умер, точно!  Страна  не  дождалась
Вильяма своего Шекспира..."
       "Заткнулся  бы,  Вильям  наш  Шекспир,  -  огрызнулся
Нимотси.  -  Лучше бы у жертв спросили, каково  им...  Очень
неприятно, чтобы не сказать больше!"
      Очень  неприятно, чтобы не сказать больше...  Я  вдруг
подумала  о  том,  что должен был чувствовать  Нимотси,  что
должна  была  чувствовать Венька, когда  смерть  накрыла  их
своим неотвратимым, засиженным блохами крылом...
      Ты  должна  знать. Ты должна знать. Ведь у  тебя  есть
кассета,  где это запечатлено документально. Кассета  твоего
друга Нимотси, которую ты боишься посмотреть уже полгода. Но
тебе  придется это сделать - придется, как бы  ты  этого  ни
хотела.  Придется - хотя бы для того, чтобы  знать,  что  за
карты у тебя на руках. Кассета и записи могут быть тузами, а
могут  - случайно затесавшимися в колоду двойками. Но  знать
расклад ты должна обязательно.
     Но, даже решив это, я оттягивала момент, как оттягивала
момент  написания  еще  во ВГИКе -  первая  страница  всегда
оказывалась  самой сложной. Вот и сейчас - ты посмотришь,  и
дальше все пойдет как должно, нужно только не бояться.
       Оглушив   себя   коньяком,  я  легко  разобралась   с
видеодвойкой, сунула в нее кассету Нимотси и начала ждать.
      То,  что  я  увидела  через несколько  минут,  сначала
вызвало  чувство легкого разочарования - это  была  черновая
видеокассета,  ничем  не  примечательные  рабочие   моменты:
беспечные  голые  люди, расхаживающие перед  камерой;  поток
двусмысленностей,  которыми они  кололи  друг  друга,  чтобы
скрыть   смущение.  Обнаженные  модели  были   действительно
хороши, они что-то пили, покуривали длинные черные сигареты,
a($%+(  в креслах, со знанием дела рассматривая друг  дру